я над головой, чем может испугать ее небо - зеркало пустоты?

- Смерть! - кричит она, еле различимо в визге моторов. - Убивай!

Эскадрильи проходят прямо над бегущей земляной пехотой, даже не пытаясь
снова набрать высоту, как стальная волна, командование по радио отдает
приказ о следующем маневре, но они не знают, там, далеко, за лесами, что
все летчики в кабинах уже мертвы, и стальная волна со смертельным,
отчаянным криком свистящего металла врезается в землю за Наташиной спиной,
покрывая весь горизонт сплошной стеной огня, так что даже сама Наташа
удивленно разевает глаза, вцепившись руками в обод кабины и вывернувшись
против движения машины.

- Ну и силу же дал ты мне, отец! - восторженным шепотом произносит она. -
Как велика сила твоя!

А вот и они, я вижу их впереди, золотые хлеба, они идут навстречу, как
волны, ветер гонит их в колени мне, едва можно удержаться на ногах, что ты
шепчешь, солнышко мое, перебирая губами сладкими воздух на исходе лета, на
исходе бытия, вот они, бескрайние хлеба, просторы нашей Родины, теперь ты
понимаешь, да? Теперь ты поймешь меня, я уверен, знаю, сколько ужаса
пришлось тебе пережить, знаю, как часто надежда оставляла тебя одну, знаю,
как глубокая дождливая ночь показывала тебе свое свирепое лицо, бледное
лицо современной гарпии, покрытое косметикой смертельного обольщения, но
скоро все будет позади, все будет позади, ничто не сможет уже остановить
тебя на твоем пути, который ты прошла, который тебе суждено было пройти.
Сейчас все раскроется перед тобой, и ты поймешь, что искала не ключ, а
дверь, а ключ есть ты сама, ты сама - вещь бесценная, видишь - огонь в
небе, ты думаешь, это солнце, нет, солнце никогда уже не встанет больше для
тебя, вместо этого оно возьмет тебя к себе, смотри и смейся, ты победила!

Ты видишь, как ветер окунается в колосья, и они разбегаются в стороны,
подобно отарам овец, ты видишь дерево посреди полей, одинокое дерево,
растущее вечно, ты видишь, как над полями падает звезда, стремительной
дугой опускается в золотые воды, это не звезда, нет, ты знаешь теперь, что
это, вот, он идет навстречу тебе, горя пламенем всего мира, он становится
все больше, приближаясь, огненный титан, живой Юрий Гагарин, человек из
сна, из нечеловеческой мечты.

- Я - будущее, - говорит он. И голос его ужасен. - Я огненной звездой упал
в родные хлеба, чтобы последнее дыхание жизни своей подарить им, подарить
тебе, всем детям Родины. Я сделал вас памятью, чтобы вы вечно помнили обо
мне, и тогда я вечно буду жить посредством вас, и не умру.

Наташа плачет от счастья, не вытирая своих потеплевших слез. Машина
останавливается, потому что Анна Мотыгина от огненного света не видит
больше дороги. Из пробоины в кузове, сделанной осколками бомбы, выбирается
Люба и по грудь окунается в хлеба. Жмурясь, она закрывает глаза ладошкой,
чтобы можно было хоть как-то смотреть на огненного великана.

- Ты - Бог? - спрашивает она его.

- Я - человек, - говорит он. - Я - человек, который похоронил Бога. Я -
человек, который перешагнул бездну. Наступит время - и все люди пойдут за
мной, нескончаемым потоком, мертвые и живые. Когда-то я умер, но теперь я -
будущее. Будущее - это Моя Великая Смерть!

Наташа окончательно выбирается из кабины грузовика, сильный ветер хватает
на ней платье. Задрав голову вверх, она смотрит на Гагарина, в лице
которого, известном любому из нас, не умолкая, восстает к небу светлое
пламя.

- Отец! - вскрикивает она, вздрагивая о рыданий. - Отец! - и начинает
бежать к нему, рассекая на бегу руками жгучие колосья.

Люба бросается за ней. Она догоняет ее где-то на полпути, хватает за руку,
и они вместе останавливаются, глядя вверх. Гагарин беззвучно смеется, стоя
над ними, ветер развевает ткань его штанов и русые волосы. Все вокруг, и
дерево впереди, и бескрайние хлеба, и темные фигуры мертвецов, по пояс
застывшие в них, и злобно, низко рычащие танки, выезжающие со стороны
города, заливает расплавленный золотой свет.

- Что же теперь будет? - дрожа, шепчет Люба, глядя в катастрофически
просветленные Наташины глаза.

- Мы умрем, - отвечает Наташа, нежно улыбаясь ей. - Нас не будет, нас не
будет больше никогда.

- Так должно быть? - спрашивает Люба, чувствуя, как слезы выступают у нее
на глазах. Она делает шаг и прижимается к Наташе, целуя ее в мягкое, мокрое
от счастливого плача лицо.

Все вокруг них охватывает пламя. Оно пронизывает их насквозь, и они дико
кричат, когда их отрывает от земли, чтобы швырнуть ввысь. Обнявшись и
безудержно кружась, они летят против притяжения земли, раз и навсегда
вырвавшись из его оков.

- Нам не нужно было никуда идти! - тонко, до ушной рези, кричит Наташа,
теряя туфельки с ног и провожая счастливым взглядом их полет в огненную
бездну. - Я была ключ, ты была дверь!



   Илья Масодов
   Мрак твоих глаз

1. Кошачье сердце.

Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был
ей ключ от кладязя бездны.

Откр. 9.1

Соня сидит на скамеечке перед парадным, сложив на коленях свои детские руки
и смотрит прямо перед собой в темноту кустов. Не то чтобы она видит нечто
невидимое обычному человеку, да и не то чтобы она мечтает о чЈм-то, большом
и холодном как угольный айсберг, Соне чужды мечтания, потому что она не
верит в наступление будущего. Справа от неЈ возвышается тЈмный
прямоугольник шестнадцатиэтажного дома, запятнаный жЈлтыми окнами, дома, в
котором прошло еЈ мрачное детство, полное одиночества и слЈз. ЕЈ детство,
ах, какой ужас встаЈт теперь с его дна.

Соня не может жить. Сон не приходит больше к ней, чтобы успокоить еЈ
исколотое холодом сердце, опустить окостеневшие как у куклы веки,
растворить хотя бы часть времени в тЈплом забытьи летних вечеров тихого
деревенского яблоневого сада. Бессонница Сони - это огромный звЈздный
вихрь, начинающийся из еЈ груди и превращающий еЈ из человека в космический
элемент, котрому отдых не нужен. Путь Сони ведЈт в прошлое, и ноги еЈ редко
касаются земли.

Соня поднимает руки с колен, подносит их к лицу и расправляет свои белые
волосы, глядясь в зеркало усыпанного звЈздами осеннего неба. Ноги Сони,
покрытые начиная от середины бЈдер только чЈрными чулками, леденит
безжалостный ветер. Они плотно прижаты друг к другу, наверное в целях
равномерного распределения холода и энтропии. Через открытое окно, где
погашен свет, играет радио.

Деревянная дверь парадного, на которой написано куском белого кирпича
полустЈршееся имя СВЕТА+ кажется вовсе не приспособленной для открывания, а
сделанной просто для вида возможности выйти или войти. ЕЈ обшарпанные края
вросли пробившимися из-под краски занозами в косяк, ручка давно уничтожена,
и на уровне человеческого лица в двойной фанере пробита неправильной формы
дыра, видимо кошки, птицы или другие целеустремлЈнные звери процарапали
сквозь фальшивое место себе настоящую дорогу.

Мимо Сони медленно проезжает машина, обливая кусты лимонной кровью фар. Она
останавливается у соседнего дома и гаснет. Никто не выходит из еЈ
отшлифованного ледяным ветром корпуса, голова водителя спокойно опускается
на руль. Соня встаЈт со своего места и движется вдоль кустов по линии,
близкой к евклидовой прямой, асфальт неприятно колет сквозь чулочную ткань
еЈ ступни, лишЈнные туфель, так что Соня жалеет о непрошедшем дожде.

ЕЈ икры мелькают над вечерним тротуаром, освещЈнном причудливыми лицами
люстр, она минует второе окно, останавливается и смотрит в пустое зажжЈнное
окно, словно увидев на чистой штукатуреной стене чьей-то кухни чудовищную
муху. Под вещественным углом примерно в 30 градусов к стене дома бежит
серая кошка, из тех, чей цвет специально подобран для жизни каменных дворов
и ржавых карнизов, охоты за мышиными привидениями в лабиринтах подвалов и
экспозиционной гармонии с густыми летними закатами просторных крыш.

С того места, где сейчас стоит Соня, видно дерево, растущее по ту сторону
дома, полуоблетевший каштан, помнящий ещЈ то время, когда не было около
него бетонного ужаса, а был поросший бурьянами холм и несколько сельских
домиков, еле видных за сплетением ветвей разросшихся вишен. В каштане этом
находится два дупла, одно почти у самого корня, в котором мальчишки
сониного детства разжигали огонь и взрывали пистоны, второе на метр выше
человеческого роста, где Соня прятала когда-то куклу, найденную ею в
песочнике, замаскировав листвой еЈ голубые глаза, но свет этих глаз проник
сквозь листву и неизвестный вор увлЈк сонино сокровище в тЈмную глубину
чужих подъездов, где пахло старыми книгами и жареным мясом и где
встречались странные люди, не жившие вместе с Соней общей жизнью.

Соня достаЈт из кармана маленький гребешок и медленно расчЈсывает свои
белые волосы, не думая спешить. Из-за угла дома появляется молодая пара,
девушка ведЈт перед собой коляску, толстая смоляная коса снабжена красным
фонариком, освещающим еЈ вечерний путь. Ветер лепит к лицу выбившиеся из
причЈски тонкие пряди, глаз не видно, мужчина строг и сдержан. Они
сворачивают на улицу, полную шумящих тополей, по стволам которых вихрь
уносит вверх стаи бесцветных существ, так непохожих на людей. Соня медленно
расчЈсывает свои белые волосы, и ветер делает еЈ труд бесконечным, сплетая
их вновь. Между Соней и ветром чувствуется взаимосвязь, наверное потому,
что они оба пришельцы из другого времени.

Завершая свой бесплодный труд, Соня засовывает гребешок обратно в карман и
продолжает движение вдоль линии кустов, достигает угла дома и видит другой
дом, тЈмный и недостроенный, из которого торчит подъЈмный кран, похожий на
тень чего-то страшного, и по которому ходят люди в строительных шлемах и
движутся лучи прожекторов. Перед входом дома торчат из земли бетонные
балки, как колонны античного храма, и погрязший в грязь самосвал косо
освещает фарами необлицованную стену перед собой. Соня думает сначала о
странных глазах машин, источающих свет вместо того чтобы его улавливать,
потом о душах нерождЈнных людей, обитающих в засыпанных осколками кирпича и
строительным мусором комнатах, и наконец о выжженных бетонной пылью и
алкогольной пургой сатанинских лицах строителей, мужчин в жЈлтых шлемах и
женщин в выцветших косынках, которые, не зная никакого архитектурного плана
и нужного количества кирпича, возводят по ночам огромные строения
человеческой памяти из космической материи снов. Подобно вампирам, медленно
движутся они по стрелам подъЈмных кранов, выкрикивая что-то на непонятном
матерном языке мЈртвых, их строительство не имеет конца и растЈт как
вавилонская злокачественная башня, силясь достичь холодного шЈлка облаков.

По щиколотки проваливаясь в сырую грязь, Соня входит в огромные ржавые
ворота и оказывается на песочной площади, разъезженной колЈсами самосвалов,
у подножий бетонных столбов, пронизанных ржавыми прутьями, которыми магия
мЈртвых скрепляет вещество бетона. На краю площади, на песочной насыпи
пылает куча пропитанной мазутом стекловаты, напоминающая почерневший труп
носорога. Соню накрывает тень передвигаемого краном по воздуху штабеля
белых плит, и она, задрав голову, что есть силы кричит наверх. ЕЈ голос как
подобное вписывается в скрежет крановых цепей и металлических тросов о края
бетонных плит, прожекторных креплений, напрягаемых бешеной силой ветра. Он
летит в квадратные глазницы незастеклЈнных окон, и зодчие своих смертей
видят призрак чайки, несомой ветром в глубину восставшего из земли камня,
большую глубины звЈздного неба над головой. Лавина пронзительных криков
раздаЈтся в ответ, лица искажаются болью, которую не измерить живым, куски
кирпича и острые мастерки, отравленные строительным раствором, летят сверху
в Соню, взрывы песка окружают еЈ. Соня убирает волосы с виска и в это место
сразу попадает четверть кирпича, разломанного руками четырнадцатого Христа
- Христа строителей и углекопов. Соня падает назад, раскинув руки, и
галактические реки ускоряют своЈ течение, омывая лицо еЈ ледяной водой,
прозрачные рыбы, наполненные взвешенными крупицами света, целуют еЈ в голое
тело, и все сорок восемь направлений ветров, из которых людям известны
только четыре, открываются перед ней, и она видит ответ на свой вопрос.

Она видит геометрическое поле, покрытое чЈрным мрамором, огромное как
пустой аэродром, и посредине его четырЈхгранную пирамиду из чЈрного стекла,
в гранях которой высечены ступени, и двенадцать прекрасных комсомолок,
стоящих в симметрично правильных местах, с факелами, заплетЈнными косами и
комсомольскими значками на чЈрных платьях до колен, и лес из зеркальных
антрацитовых деревьев, и падающий между стволами снег, усыпающий волосы
бесчисленных рядов пионеров, отдающих вечных салют, и три чЈрных озера, с
поверхности которых поднимается гробовой туман, и чЈрную башню между ними,
отражающуюся в зеркальной глади концентрированного в кромешную подземную
жидкость солнечного огня, и само солнце, висящее посередине чЈрного
звЈздного неба, горящее языками пламени по краям, но не дающее света земле.

Она слышит гром подземных поездов, несущихся в непроницаемой тьме, закрытой
почвой от глаз, где вибрирует скрежечущая поступь цехов, перерабатывающих
известь в соль, камень в хлеб, дерево в человеческую плоть. Она угадывает
спрятанный в тверди простор, полный вишнЈвых садов, белых куполов и
цветущих полей, недоступных органам зрения, потому что свет сразу гаснет в
таинственном прохладном пространстве их бытия, она угадывает след того,
кого ищет, потусторонний взгляд его сощуренных глаз, и еЈ вновь охватывает
испепеляющее желание увидеть его лицо.

Строители зарывают Соню с левой стороны здания, если стать спиной к
главному входу, под дном ямы, открытой для постановки следующей бетонной
сваи для фундамента будущей пристройки. Своим девственным детским трупом
Соня должна укрепить сооружение и освятить избранное место, в соответствии
с древним обычаем строителей и углекопов, в чьих преступлениях
непосвящЈнные обычно обвиняли евреев. Один из прорабов хочет изуродовать
лицо девочки мастерком, в целях большей конспирации, однако, рассудив, что
вряд ли кто сыщет, да и личико до того погниЈт, закапывают так, а одна из
строительниц, у которой тоже дети, даже подстилает Соне старый изорванный
строительный ватник, использовавшийся для отпугивания ворон от котлов с
варящейся смолой, и поворачивает голову Сони в сторону восхода солнца, не
из религиозных соображений, а чтобы песок в нос на нападал, впрочем кровь
никто отирать не стал, а крановщик, лица которого было не разобрать под
шапкой, просто плюЈт в Соню, целясь в лицо, но не попадает и зло ругается,
потому что девочку уже зарывают.

Работа на стройке останавливается около двух часов ночи, около получаса
после этого строители палят прикрученную к свае проволокой живую кошку и
пьют желтоватую мутную жидкость из трЈхлитровой банки, разливая еЈ в
металлические кружки, рассказывают разные истории, курят и едят колбасу.
Потом они расходятся по вагончикам, где занимаются очень грубым групповым
сексом, мучая своих женщин, которых намного меньше, чем мужчин. В это
время, находящееся за пределами восприятия человека, потому что он тогда
либо ещЈ спит, либо уже умер, Соня выбирается из песочной ямы и моет лицо в
луже, образовавшейся на неровности бетонного куска. Она снимает грязные
чулки и вытирает ими руки и ноги, смачивая чулки водой. Она смывает кровь с
лица и размачивает волосы, налипшие на рассечЈнный висок. Сидя на бетоне,
она вытряхивает песок из волос и выплЈвывает его изо рта. Соня не чувствует
злости и невнимательно слушает удары в железные стенки вагонов и блаженный
плач натЈртых пенисами пьяных баб.

Выбросив скомканные чулки в банку из-под краски, Соня упирает локти в
колени, а щЈки в ладони и думает о перерастании настоящего в прошлое и о
таинственном желании Бога, обозначенном в приснившейся ей вечной книге
буквой Ъ. Она представляет себе Бога в его древесной форме, которая кажется
ей особенно страшной и тревожной. Геометрически Бог не имеет главного
направления, потому что растЈт из ниоткуда в никуда. Презирая вездесущесть,
что зиждется лишь на человеческом понимании, Соня локализует Бога перед
собой и наделяет его чертами огромного оборотня, повелевающего ветром и
дождЈм. Смертность Бога не подлежит сомнению, и в будущем он давно уже
умер, но в прошлом, созданном им как ловушка для живых существ, от него не
спастись. Соня понимала, как неведомая сила гонит к еЈ непроходимой стене
творения, где сам Бог и те, которые управляют им, разотрут еЈ живое тело в
кровавый жир с волосами.

Куча стекловаты на строительной площадке медленно гаснет и ветер уносит
слабый вонючий дымок в темноту расстилающихся в бесконечность ночных полей.
Соня спрыгивает с плиты, босиком подходит к сгоревшей кошке, прикрученной к
свае и греет заиндевевшие ступни в тепловатой золе. ЗвЈзды дрожат от ветра,
как Јлочные игрушки, и на крыше дома лежит сделанная из сухого белого камня
луна.

С острой ржавой железкой Соня входит в тЈмный вагончик, внутри которого
спят крупные пахнущие потом люди, раскинувшие руки с толстыми от
непрерывной работы с бетоном пальцами, видит в треугольнике прожекторного
света небритое мужское лицо с раскрытым сипящим во сне ртом, заполняющее
собой световое пятно и от того кажущееся ещЈ больше, обеими руками
поднимает железо и с силой бьЈт спящего человека в глаз. Мужчина дЈргается
всем телом, скрипит ногами по койке и двигает головой, выворачивая шею, рот
его надсадно хрипит, в то время как Соня с мякотным звуком по кругу
поворачивает в его глазу своЈ орудие, и чернильная кровь, выдавливаемая ею
из головы, стекает пузырясь по лицу человека в темноту. Когда Соня
понимает, что мужчина уже умер, она вытаскивает испачканную мозгом железку
из головы и приседает на корточки перед вторым мужчиной, спящим в сидячей
позе возле стены, штаны его расстЈгнуты и из ширинки высовывается толстый
сосископодобный член. Мужчина храпит и стонет во сне, вероятно ему
продолжают сниться одинаковые школьницы, играющие в полутЈмной квартире с
цветами и другими предметами умершей природы, когда Соня приставляет к его
глазу ржавое острие и со свистящим придыханием вводит его внутрь. Туловище
мужчины сразу сильно подаЈтся вперЈд, словно он стремиться к подставленному
телу женщины, вскакивает на ноги, отбросив Соню к койке и вырвав силой
одеревеневшей, как у крупной рогатой скотины, шеей из еЈ рук железку,
бросается к противоположной стене вагончика и, ударившись о неЈ, кренится
набок, растворяет дверь плечом и вываливается на короткую лестницу,
опущенную в бездну земли.

Не заботясь больше о его судьбе, Соня находит у стола топор для рубки
колбасы и, используя его вместо железки, убивает полупробудившуюся молодую
женщину с красивым и жадным лицом, пытающуюся слепо защитить мозолистыми
руками вхолостую оплодотворЈнный мертвецами живот, в то время как Соня бьЈт
еЈ просто по голове и убивает со второго раза. Усевшись на женское тело
верхом, Соня прокусывает женщине шею и медленно сосЈт струящуюся толчками
кровь, припав к живительному трупу животом и грудью, и так, сося, засыпает
и тонет во сне лицом в огромные жидкие цветы, наполненные неземными
красками райских садов.

ЕщЈ затемно она просыпается и покидает своЈ железное дупло, ступая вместо
лестницы прямо по загромоздившему ступеньки трупу, лицо которого щекой
утыкается в грязь. ВсЈ вокруг спит, объятое неподвижностью, и тяжЈлое время
медленно погружается в свой бездонный омут, и луна, наслаждаясь
одиночеством, повернула к земле своЈ ужасное заднее лицо. Соня входит в
надостроенный дом и, узнавая каждую ступень и каждый брошенный строителями
предмет, поднимается на верхний этаж. Внутри дома совершенно темно, свет
прожекторов не проникает сюда, и плечо Сони касается иногда колкой и
обжигающей шерсти ползающих по стенам невидимых зверей. Где-то в
приближающейся чЈрной высоте льЈтся вода, это звЈзды просачиваются сквозь
границу божьей власти и ускользают к вечности. Комнаты последнего этажа не
имеют п