ал  граф,
несколько озадаченный. - И вы все  это  говорите  мне  при  телохранителях
принца?
   - Но мне же некогда. А Расси теперь напал  на  след.  Правда,  я  и  не
заикалась о восстании, я терпеть не могу  якобинцев.  Подумайте  над  всем
этим и после спектакля скажите, что мне делать.
   - Я и сейчас могу это сказать. Вам надо влюбить  в  себя  принца...  Но
только, умоляю, не увлекайтесь этой игрой!
   Герцогиню позвали на сцену; она убежала.
   Несколько дней спустя герцогиня получила по  почте  длинное  и  нелепое
письмо, подписанное именем ее бывшей горничной, - эта  женщина  просила  у
нее место дворцовой служительницы, но герцогиня  сразу  же  по  почерку  и
слогу увидела, что письмо написано кем-то другим. Когда она развернула это
послание, чтобы прочесть вторую страницу,  к  ее  ногам  упал  чудотворный
образок мадонны, завернутый в пожелтевший листок  какой-то  книги.  Бросив
взгляд на образок, герцогиня пробежала несколько строк печатного листка, и
глаза ее заблестели. Вот что она прочла:

   "Трибун брал только сто франков в месяц; остальное  употребили  на  то,
чтоб возгорелся священный огонь в душах, но лед эгоизма  сковал  их.  Лиса
напала на мой слеп, поэтому я не мог проститься с обожаемым  существом.  Я
сказал себе: "Она не любит республики, а она настолько выше  меня  умом  и
очарованием  красоты.  Да   и   как   учредить   республику,   когда   нет
республиканцев?  Не  заблуждался  ли  я?  Полгода  я   буду   бродить   по
американским городкам, буду изучать их  под  микроскопом  и  тогда  увижу,
должен ли еще любить единственную вашу соперницу в моем сердце.
   Если вы получите это письмо, баронесса, и ничей кощунственный взгляд не
прочтет  его  раньше  вас,  прикажите  сломать  один  из  молодых  ясеней,
посаженных  в  двадцати  шагах  от  того  места,  где  я  дерзнул  впервые
заговорить с вами. Тогда  я  велю  зарыть  в  саду  шкатулку  под  большим
самшитом, на который вы в  счастливое  для  меня  время  однажды  обратили
внимание, а в этой шкатулке вы найдете то, из-за чего возводят клевету  на
людей моих убеждений.
   Я осмелился написать лишь потому, что лиса напала  на  мой  след,  и  я
трепещу за участь обожаемого, дивного создания.
   К самшиту надо прийти через две недели".

   "У него в распоряжении типография,  -  подумала  герцогиня.  -  Значит,
скоро мы получим томик сонетов. Бог знает, какими именами он наградит меня
в них!"
   Из  кокетства  герцогиня  решила  произвести  опыт:  целую  неделю  она
"хворала",  и  двор  лишился   прелестных   вечеров.   Принцесса,   втайне
возмущавшаяся всем, что ей приходилось делать  из  страха  перед  сыном  с
самых первых дней вдовьего траура, провела эту неделю в монастыре, где был
похоронен ее супруг. А у принца из-за недельного перерыва  в  развлечениях
остались бесконечные, тоскливые часы досуга, что сильно подорвало  влияние
министра юстиции. Эрнесто V понял, какая скука ждет  его,  если  герцогиня
покинет двор или только  перестанет  расточать  в  нем  радость.  Наконец,
вечера возобновились, и принц выказывал все  больше  интереса  к  комедиям
dell'arte. Ему очень хотелось взять роль, но он не смел признаться в  этом
честолюбивом желании. Однажды он, густо краснея, сказал герцогине:
   - А почему бы и мне не попытаться сыграть?
   - Мы все к услугам вашего высочества. Соизвольте приказать,  и  я  велю
составить план новой комедии;  самые  яркие  сцены  вы,  ваше  высочество,
будете играть со мною, а так  как  на  первых  порах  все  актеры  немного
смущаются, я буду вам  подсказывать  реплики,  -  только  соблаговолите  с
некоторым вниманием смотреть на меня, ваше высочество.
   Все было устроено удивительно ловко. Принц отличался  застенчивостью  и
стыдился ее. Старания герцогини, чтобы он не страдал  от  этой  врожденной
робости, произвели на молодого самодержца глубокое впечатление.
   В день его дебюта спектакль начался на полчаса  раньше  обычного,  и  в
салоне было только восемь - десять пожилых дам,  когда  гостей  пригласили
перейти в зрительный зал. Эти особы совсем не  внушали  принцу  страха;  к
тому же они прошли в Мюнхене истинно монархическую выучку и  не  скупились
на аплодисменты.  Воспользовавшись  своей  властью  статс-дамы,  герцогиня
заперла на ключ ту дверь, через которую входили  в  зал  придворные  чины.
Принц,  обладавший  литературным  слогом  и  привлекательной   внешностью,
прекрасно провел первые сцены; он очень успешно подавал реплики, читая  их
в  глазах  герцогини  или  повторяя  слова,   которые   она   подсказывала
вполголоса. В ту минуту, когда немногочисленные зрители  аплодировали  изо
всех сил, по  знаку  герцогини  открыли  главный  вход,  и  зал  мгновенно
наполнился придворными прелестницами, которые нашли, что  у  принца  очень
выигрышная  наружность,   очень   оживленный   вид,   и   тоже   принялись
аплодировать; принц покраснел от удовольствия. Он играл роль возлюбленного
герцогини. Вскоре ей уже не приходилось подсказывать ему, - напротив,  она
старалась сокращать сцены: он говорил о любви с таким восторженным  пылом,
что нередко смущал свою  партнершу,  растягивая  реплики  минут  на  пять.
Герцогиня уже не была так блистательно хороша, как  год  назад;  заточение
Фабрицио и еще более - дни, проведенные с ним на Лаго-Маджоре, его угрюмое
безмолвие на десять лет состарили чаровницу Джину. Черты ее стали резче, в
них теперь больше сквозило ума, но меньше обаяния молодости. Лишь  изредка
они выражали юную жизнерадостность; но со сцены благодаря румянам и другим
прикрасам,  которые  театральное   искусство   дозволяет   актрисам,   она
по-прежнему казалась первой красавицей при дворе. Страстные тирады  принца
привлекли внимание придворных; в этот вечер все говорили:  "Вот  и  Бальби
нового царствования". Граф внутренне негодовал. После спектакля  герцогиня
сказала принцу перед всем двором:
   - Ваше высочество, вы играете слишком хорошо;  пожалуй,  пойдут  толки,
что вы увлеклись женщиной тридцати восьми лет, а это может помешать  моему
браку с графом. Больше я не буду играть с вашим высочеством,  если  только
вы не дадите обещания говорить со мною,  как  с  любой  особой  почтенного
возраста, - например, с маркизой Раверси.
   Пьесу ставили три раза; принц обезумел от счастья; но  однажды  вечером
все заметили, что у него очень озабоченный вид.
   - Готова поручиться, что Расси строит  какие-то  козни  против  нас,  -
сказала принцессе ее старшая статс-дама. - Советую вам,  ваше  высочество,
назначить на  завтра  спектакль.  Принц  будет  играть  плохо  и  от  горя
проговорится.
   Принц действительно сыграл очень плохо, его едва было слышно, он комкал
все свои реплики. В конце первого акта он чуть не  расплакался.  Герцогиня
была около него, но холодная, безучастная. Очутившись на минуту наедине  с
нею в артистическом фойе, он подбежал к двери и запер ее.
   - Мне ни за что не сыграть второй и третий акты, - сказал  он.  -  А  я
вовсе не  хочу,  чтобы  мне  аплодировали  из  угодливости.  Аплодисменты,
которыми награждали меня сегодня, терзали мне  сердце.  Дайте  совет,  как
быть!
   - Я выйду на авансцену, сделаю глубокий реверанс ее высочеству,  другой
реверанс - публике и, как  настоящий  директор  труппы,  объявлю,  что  по
внезапной болезни актера, исполняющего роль Лелно, спектакль отменяется  и
будет дан небольшой концерт. Граф Руска  и  девица  Гизольфи  с  восторгом
покажут перед столь блестящим обществом свои жиденькие голоса.
   Принц с жаром поцеловал руку герцогини.
   - Ах, зачем вы не мужчина! - сказал он.  -  Вы  дали  бы  мне  разумный
совет. Расси только что положил мне на письменный стол сто восемьдесят два
показания против возможных убийц моего отца. А кроме  показаний,  там  еще
лежит обвинительный акт в двести с лишним страниц. Мне надо  прочесть  эту
кипу бумаг, да еще я дал слово ничего не говорить графу.  Все  это  прямой
дорогой ведет к казням: Расси уже настаивает, чтобы  я  приказал  схватить
Ферранте Палла, а я так восхищаюсь этим великим поэтом; он  скрывается  во
Франции, около Антиб, под фамилией Понсе.
   - С того дня как  вы  повесите  какого-нибудь  либерала,  правительство
будет связано с Расси железными цепями, а ему только этого и  надо;  но  с
того же дня вам, ваше высочество, уже нельзя будет за два часа до прогулки
объявить о ней вслух. Я ничего не скажу  ни  графу,  ни  принцессе,  какой
вырвался у вас крик боли, но ведь я принесла  присягу  не  иметь  тайн  от
принцессы... Я буду счастлива, если вы сами соблаговолите  сообщить  вашей
матушке то, что нечаянно сказали мне.
   Эта мысль отвлекла монарха от удручающих, горьких чувств провалившегося
актера.
   - Ну хорошо. Пожалуйста, предупредите матушку. Я  пройду  сейчас  в  ее
большой кабинет.
   Принц выбежал из-за кулис в соседний салон и сердито  отослал  главного
камергера и дежурного адъютанта, последовавших за ним. Принцесса, со своей
стороны, внезапно покинула спектакль. Проводив ее  до  большого  кабинета,
старшая статс-дама сделала  глубокий  реверанс  и  оставила  мать  и  сына
наедине.  Нетрудно  вообразить,  какое  волнение  охватило  весь  двор,  -
подобные события делают придворный мирок весьма забавным. Час спустя принц
отворил дверь кабинета и позвал герцогиню. Принцесса  заливалась  слезами,
принц переменился в лице.
   "Слабые люди, - думала герцогиня. - Они рассержены и не знают,  на-кого
бы излить свой гнев".
   Сначала мать и сын наперебой сообщали герцогине всякие подробности. Она
отвечала сдержанно и чрезвычайно уклончиво. Целых два часа три актера этой
убийственно скучной сцены оставались в тех ролях, какие мы сейчас описали.
Принц сам отправился за двумя огромными портфелями, которые Расси  положил
на его письменный стол. Выйдя из кабинета принцессы, он обнаружил,  что  в
салоне его дожидается весь двор.
   - Уходите, оставьте меня в покое! - крикнул он весьма резким тоном,  до
сих пор совершенно несвойственным ему.
   Принц не желал, чтобы видели, как он понесет портфели: монарх ничего не
должен нести сам. Придворные  мгновенно  исчезли.  На  обратном  пути  ему
попались только лакеи, тушившие свечи; он гневным окриком выгнал и  лакеев
и дежурного  адъютанта,  беднягу  Фонтана,  от  избытка  усердия  имевшего
бестактность остаться.
   - Нынче вечером все как будто сговорились вывести меня из  терпения,  -
угрюмо сказал он герцогине, вернувшись в кабинет.
   Он считал ее очень умной женщиной и злился, что  она  упорно,  с  явной
нарочитостью, не высказывает никакого мнения. А  герцогиня  твердо  решила
ничего не говорить, пока ее _прямо не попросят_  высказаться.  Прошло  еще
добрых полчаса, и, наконец, принц, поступившись своим самолюбием,  решился
сказать:
   - Но, сударыня, почему же вы молчите?
   - Моя обязанность служить принцессе и как можно скорее забывать то, что
говорится при мне.
   - Прекрасно, сударыня, - сказал принц,  заливаясь  румянцем.  -  Я  вам
приказываю высказать свое мнение.
   - Преступления карают, для  того  чтобы  они  не  повторялись.  Был  ли
покойный  принц  отравлен?  Весьма  сомнительно.  Был   ли   он   отравлен
якобинцами? Расси очень  хочется  доказать  это,  ибо  тогда  он  навсегда
останется необходимым орудием для вашего высочества. Но в таком случае уже
с самого начала  вашего  царствования  вы  можете  ждать  немало  вечеров,
подобных нынешнему. Все ваши подданные говорят - и это истинная правда,  -
что у вас доброе сердце; до тех пор  пока  вы  не  повесите  какого-нибудь
либерала, ваша репутация не изменится и уж, конечно, никому  на  мысль  не
придет отравить вас.
   - Вывод совершенно ясен! - раздраженно воскликнула принцесса. -  Вы  не
желаете, чтобы убийцы моего мужа понесли наказание.
   - Очевидно, ваше высочество, меня соединяют с ними узы нежной дружбы.
   По глазам принца герцогиня видела,  что  он  убежден  в  ее  готовности
сообща с принцессой продиктовать ему план поведения. Но  тут  между  двумя
женщинами  последовал  довольно  быстрый  обмен  колкостями,  после   чего
герцогиня заявила, что больше не скажет ни слова.  Она  выполнила  бы  это
намерение, однако принц, после долгого спора с матерью, снова  потребовал,
чтобы она высказала свое мнение.
   - Клянусь, ваше высочество, что не сделаю этого.
   - Полноте, перестаньте ребячиться! - воскликнул принц.
   - Прошу  вас  высказаться,  герцогиня,  -  сказала  принцесса  с  видом
оскорбленного достоинства.
   - Умоляю, ваше высочество, избавьте меня от этого. Государь, - добавила
герцогиня, повернувшись к принцу, - вы превосходно читаете  по-французски.
Чтобы успокоить волнение умов, не соблаговолите ли вы прочесть _нам_ басню
Лафонтена?
   Принцесса сочла это "_нам_" большой  дерзостью,  но  явно  удивилась  и
заинтересовалась, когда ее старшая статс-дама совершенно спокойно  открыла
книжный шкаф, достала оттуда томик лафонтеновских басен, полистала его  и,
подавая принцу, сказала:
   - Ваше высочество, умоляю, прочтите вслух вот эту басню. Но только всю,
_до конца_.


   САДОВНИК И ЕГО СЕНЬОР

   Один любитель-садовод
   В деревне жил - скорее как крестьянин,
   Чем горожанин:
   Имел он славный сад и огород,
   А рядом - маленькое поле.
   Живую изгородь он насадил кругом,
   А в огороде том
   Редиска, лук, салат росли на воле.
   Чтоб подарить Марго букет в день именин,
   Он посадил цветов, - рос у него жасмин...
   Но вдруг пришла нежданная досада:
   Проворный заяц на беду
   Повадился гулять в его саду.
   "С проклятым зайцем нету слада! -
   Стал жаловаться он владельцу этих мест -
   Сеньору важному. - Он дочиста все съест!
   Никак, не справлюсь с негодяем:
   Все нипочем ему: и камни и силки...
   Не заяц - а колдун!" - "Колдун? Вот пустяки!
   Да будь он хоть сам черт - а мы его поймаем!"
   "Когда?" - "Да завтра же! Откладывать к чему?"
   И с самого утра явились все к нему.
   "Сперва позавтракать - а там и за работу!
   Каков-то вкус твоих цыплят?"

   Покончив с завтраком, охотники шумят,
   Торопятся начать охоту:
   Рога и трубы, шум и звон...
   Хозяин прямо оглушен.
   Промчались... Огород в великом беспорядке:
   Разрыт и вытоптан - прощайте, гряды, грядки,
   Прощай, капуста и порей,
   Прощай, из овощей
   Похлебка!
   Хозяин молвит робко:
   "Забава барская, а мне-то каково?"
   Никто не слушает его:
   Собаки, егеря и слуги
   За час один таких тут натворили бед,
   Что не наделали б в сто лет
   Все зайцы той округи!

   Вы, мелкие князьки! Деритесь меж собой:
   Расчет на королей - верх глупости людской!
   К своей войне вы их не привлекайте,
   И главное - в свои владенья не пускайте.


   За чтением последовало долгое молчание. Принц нервно шагал по кабинету,
собственноручно поставив книгу на прежнее ее место в шкафу.
   - Ну что же, сударыня, соизволите вы, наконец, высказаться? -  спросила
принцесса.
   - Конечно, нет, ваше высочество. Ничего  не  скажу,  пока  государь  не
назначит меня министром. Если я выражу свое мнение,  я,  пожалуй,  потеряю
звание старшей статс-дамы.
   Вновь молчание на добрых четверть часа. И  тут  принцессе  вспомнилось,
какую роль играла некогда Мария Медичи, мать Людовика XIII, - в  последнее
время по распоряжению старшей  статс-дамы  придворная  лектриса  ежедневно
читала  вслух  превосходный  труд  Базена  "История  Людовика   XIII".   И
принцесса,  хоть  и  была  очень  разгневана,  подумала,   что   герцогиня
преспокойно  может  уехать  из  Пармы,  а  тогда   Расси,   внушавший   ей
непреодолимый страх, получит полную возможность разыгрывать роль Ришелье и
добьется, чтобы сын изгнал мать. В эту минуту она отдала бы все на  свете,
лишь бы чем-нибудь унизить старшую статс-даму, но не смела это сделать.  С
натянутой улыбкой она встала с кресел и, подойдя к герцогине, взяла ее  за
руку:
   - Ну, дорогая, докажите мне свою дружбу. Говорите!
   - Хорошо! Вот мой совет в двух  словах:  сожгите  тут,  в  камине,  все
бумажонки, собранные ядовитой ехидной Расси, и никогда  не  говорите  ему,
что они сожжены.
   И она фамильярно шепнула на ухо принцессе:
   - Расси может стать Ришелье!
   - Но, черт побери, эти "бумажонки" стоят мне больше восьмидесяти  тысяч
франков! - сердито воскликнул принц.
   - Государь, - ответила герцогиня с твердой решимостью,  -  видите,  как
дорого обходится служба негодяев _низкого происхождения_. Дай  бог,  чтобы
вы потеряли миллион, но  больше  никогда  не  доверялись  подлецам,  из-за
которых ваш  отец  не  мог  спать  спокойно  последние  шесть  лет  своего
царствования.
   Слова _низкого происхождения_  чрезвычайно  обрадовали  принцессу.  Она
находила, что граф и его  подруга  слишком  большую  цену  придают  уму  -
качеству, которое всегда сродни якобинскому вольномыслию.
   На минуту наступило глубокое  молчание;  принцесса  задумалась;  в  это
время на дворцовой башне  пробило  три  часа.  Принцесса  встала,  сделала
низкий реверанс сыну и сказала:
   - Здоровье не позволяет мне  продолжить  это  совещание.  Гоните  прочь
министров низкого происхождения. Я убеждена, что ваш Расси украл  половину
тех денег, которые он выманил у вас на шпионство.
   Принцесса вынула из канделябра две свечи, поставила их  в  камине,  так
чтобы они не погасли, затем, подойдя к сыну, сказала:
   -  Мораль  этой  басни  Лафонтена  побудила  меня   подавить   в   душе
справедливое желание отомстить за моего супруга. Ваше  высочество,  угодно
вам разрешить мне сжечь все эти кляузы?
   Принц стоял неподвижно.
   "Какое у него,  право,  глупое  лицо,  -  подумала  герцогиня.  -  Граф
совершенно верно говорил, - ужаснейшая  бесхарактерность.  Разве  покойный
принц заставил бы нас не спать из-за всего этого до трех часов ночи?"
   Принцесса, все еще стоя возле сына, добавила:
   - Как возгордится этот ничтожный прокурор, если узнает, что  из-за  его
лживых бумажек, сочиненных им только ради своей карьеры,  две  августейшие
особы провели бессонную ночь.
   Принц в бешенстве схватил один из принесенных портфелей и  вытряхнул  в
камин все его содержимое. Груда бумаг  едва  не  потушила  свечи;  кабинет
наполнился дымом. Принцесса видела  по  глазам  сына,  что  он  уже  готов
схватить графин и, залив огонь, спасти бумаги,  стоившие  ему  восемьдесят
тысяч франков.
   - Откройте окно, - раздраженно крикнула она герцогине.
   Герцогиня  поспешила  выполнить  приказание.  Тотчас  же   все   бумаги
вспыхнули, в трубе сильно  загудело,  а  вскоре  стало  ясно,  что  в  ней
загорелась сажа.
   У принца была мелочная душа во всем, что касалось денег; он уже  видел,
как пылает его дворец и гибнут в огне пожара все собранные тут  сокровища;
бросившись к окну, он изменившимся от страха  голосом  кликнул  на  помощь
охрану. Солдаты гурьбой сбежались во двор; принц подошел  к  камину;  тяга
воздуха из открытого окна раздувала пламя, в  трубе  раздавалось  поистине
страшное гудение; принц растерянно  смотрел  на  огонь,  затем  выругался,
два-три раза обежал комнату и, наконец, выскочил из кабинета.
   Принцесса и старшая статс-дама в глубоком молчании стояли  друг  против
друга.
   "Пройдет у него гнев? - думала герцогиня. - Впрочем, мне все это теперь
безразлично. Дело сделано".
   Она решила отвечать на упреки  очень  дерзко,  но  вдруг  спохватилась,
увидев, что второй портфель уцелел.
   "Нет, дело сделано только наполовину". И она довольно  холодно  сказала
принцессе:
   - Ваше высочество, прикажете сжечь и остальные бумаги?
   - А где же вы их сожжете? - ворчливо спросила принцесса.
   - В другом камине - в вашей  гостиной.  Если  бросать  одну  бумагу  за
другой, опасности никакой не будет.
   Герцогиня взяла подмышку  туго  набитый  портфель  и,  вынув  свечу  из
канделябра, вышла в соседнюю гостиную. Заглянув в портфель, она убедилась,
что в нем лежат показания, и спрятала под шалью пять или шесть пачек  этих
документов,  остальные  же  сожгла  дотла  и  исчезла,  не  простившись