выражением. Она прочла в его глазах презрение...
     Хьюго Чеверли прибыл в дом Ламбурнов в самом отвратительном расположении духа. Он опаздывал, и ему пришлось гнать лошадей, чего он терпеть не мог. При этом он знал, что, кроме себя самого, винить больше некого.
     Он не собирался задерживаться у Анастасии, но, как всегда, поддался искушению, перед которым был не в силах устоять.
     - Почему ты должен уезжать? - спрашивала она, надув губки. - Мы были так счастливы вместе!
     Теперь ты должен уехать, и кто знает, что может случиться до твоего приезда.
     - Я не могу отказаться сопровождать эту даму в Мельденштейн, - отвечал он. - Об этой услуге меня попросила тетушка. И это самое малое, что я логу сделать для нее. После того как умерла моя мать, она заботилась обо мне и сделала все, чтобы хоть как-то утешить меня.
     - Но до Мельденштейна путь неблизкий! - упорствовала Анастасия. - Не успел ты вернуться в Англию, как снова уезжаешь.
     - Меня долго не было по твоей вине, - проговорил Хьюго, лежа на подушках ее постели.
     Анастасия приподнялась на локте, наклонилась и поцеловала любовника.
     - Я буду скучать по тебе, - прошептала она, - возвращайся скорей - скорей.
     Он обнял ее и притянул к себе.
     - Возможно, я не вернусь.
     - Ты вернешься, вернешься! - закричала она. - Я - ведьма, ты сам это говорил. Я заколдую тебя, и тебе никогда не разрушить мои чары. Ты вернешься по моему зову.
     Он рассмеялся и властно поцеловал ее. Он наслаждался, проводя рукой по ее нежной бархатистой коже.
     Ему доставляло удовольствие видеть страсть в ее глазах и голод на полуоткрытых губах.
     - Ты ненасытна, Анастасия, - заметил он. - Чтобы любить тебя, нужно быть очень сильным, но даже сильнейшему необходимо иногда отдыхать от удовлетворения твоих желаний.
     - А что, если я не дам тебе уехать? - спросила она.
     - Тут твои чары не властны, потому что я ухожу.
     Он снова поцеловал ее и хотел высвободиться из ее объятий, но она крепко держала его.
     - Мой большой, сильный, замечательный любовник, - проговорила Анастасия. - В тебе есть все, что я ищу в мужчине, как можно отпустить тебя к другой женщине? Я буду ревновать.
     - Вряд ли в этом есть необходимость, - ответил Хьюго. - Она - невеста принца Мельденштейна.
     - Что ж, ей повезло - он очень богат.
     Не успела Анастасия договорить фразу до конца, как поняла свою ошибку. Тело Хьюго мгновенно напряглось, он решительно освободился от опутывающих его рук и встал с постели.
     - Богатство - вот о чем мечтают все женщины, не так ли? - холодно спросил он.
     - О, Хью-го, я хотела сказать совсем не то. Что тебя разозлило? Почему ты такой обидчивый, когда заходит речь о деньгах? В тебе есть все, о чем мечтает каждая женщина.
     - За исключением денег, - продолжил Хьюго, быстро одеваясь.
     - Это не имеет значения, - возразила Анастасия. - Если ты не можешь обеспечить комфорт женщине, всегда найдется тот, кто сможет.
     - Да, тот, кому она должна хранить верность, - добавил Хьюго, натягивая начищенные ботфорты на трикотажные панталоны, ставшие популярными благодаря Бо Бруммелю.
     - Ба! Как ты консервативен! - Анастасия взбила подушки и легла на них так, что темные волосы каскадами падали ей на белоснежные плечи. - В постели не важно, есть ли у тебя золото в карманах.
     - Твое наблюдение стало бы более точным, если бы ты добавила, чью постель имеешь в виду.
     Анастасия рассмеялась:
     - Хью-го, у тебя на все готов ответ. Ты говоришь с горечью, но я знаю, что в душе ты немного любишь меня.
     - В душе у меня накопилось немало горьких слов для тебя, но бесполезно высказывать их тебе. Во-первых, ты не захочешь слушать, а во-вторых, ты мне не поверишь. Пока не увяла твоя красота, ты так и будешь играть чужими жизнями, и, черт возьми, тебе будет все сходить с рук. Я назвал тебя ведьмой, - тебе удивительно подходит это слово.
     - Мне нравятся твои комплименты, - улыбнулась Анастасия. - Я вижу, что ты собрался. Иди поцелуй меня на прощание.
     "Вот тогда-то я и сделал ошибку", - подумал Хьюго, несясь с головокружительной скоростью. Он наклонился, чтобы поцеловать Анастасию, ее руки обвились вокруг его шеи, а тело казалось жемчужиной в раковине из шелковых простыней и густых темных волос. Он не смог устоять и снова поддался соблазну.
     - Господи! Какой я глупец! - выдохнул Хьюго, нахлестывая лошадей. Он понимал, что ему следует произвести впечатление надежного телохранителя будущей принцессы Мельденштейна, а его опоздание покажет его безответственным человеком, - Глупец! Глупец! - выстукивали колеса фаэтона, катясь по пыльным дорогам.
     В ушах Хьюго звучал голос леди Джерси, который говорил то же самое:
     - Мой дорогой мальчик, вы ведете себя как последний глупец. Рано или поздно Уилтшир все узнает. О вас уже говорит весь Лондон.
     - Пусть выберут другую тему для разговоров, - угрюмо проговорил Хьюго.
     - Какая новость может быть пикантнее, чем связь жены одного из богатейших пэров, бросившей вызов всему обществу своей красотой и пренебрежением к условностям, и самого красивого молодого человека в свете?
     - И самого бедного, - добавил Хьюго.
     - Мне жаль, что у вас нет денег, - продолжила леди Джерси, - но если бы они водились, то вы уже были бы женаты. Смею уверить: раз уж леди Уилтшир сделала вас несчастным в прошлом, то, выйдя за вас замуж, она сделала бы вас во сто крат несчастнее.
     Долю секунды Хьюго готов был отрицать ее правоту, но затем честность заставила его принять сторону леди Джерси, и он усмехнулся:
     - Возможно, вы правы.
     - Конечно, я права, - произнесла леди Джерси, - вам необходимо уехать из Лондона, и как можно скорее. Когда вы вернетесь, сплетни утихнут, но сейчас мы сидим на пороховой бочке. Уилтшир при всей своей любви к лошадям не тот человек, который будет спокойно смотреть, как жена изменяет ему налево и направо.
     - Анастасия сказала, что он не интересуется ею, - попытался оправдаться Хьюго.
     Леди Джерси рассмеялась.
     - Анастасия сказала! - воскликнула она. - Да эта женщина родилась с ложью на устах. Она действительно сказала вам это? Мой бедный, опьяненный любовью Хьюго! Милорд Уилтшир без ума от нее. Пусть он стар, пусть у него есть и другие интересы помимо постели, но Анастасия принадлежит ему, и он не согласился бы делить ее с вами точно так же, как не позволил бы метельщику улиц скакать на его лошади в Нью-Маркете.
     Хьюго вспомнил, как он подскочил от этих слов.
     И ответил, что не верит.
     - Мой дорогой Хьюго, не будьте ребенком. Пожилые мужчины могут быть очень умелыми любовниками.
     - Сколько ему лет?
     - Его светлости нет и шестидесяти, и он отнюдь не дряхлый старик. Леди Гертингфордбери, которая была его любовницей несколько лет до женитьбы, очень высоко отзывалась о его способностях.
     Тут Хьюго запрокинул голову назад и расхохотался. Говорить подобные вещи было в стиле леди Джерси. Никакая другая леди не осмелилась бы обсуждать такие вопросы даже в своем будуаре. Но он здорово разозлился после этого разговора. В ярости он тряс Анастасию до тех пор, пока она не начала задыхаться.
     - Это не правда. - Она разгорячилась и топнула своей маленькой ножкой. - Как может старая карга знать, что происходит в моей спальне? Говорю тебе, мы не занимаемся любовью. Может быть, он любит меня в душе - это другое, но я не замечаю этого в постели!
     - Ты же говорила, что не спишь с ним, - возразил Хьюго.
     На мгновение ему показалось, что он обескуражил ее, но нет. У нее ответ был наготове. А кроме того, он был слишком увлечен и поверил ее лжи.
     Но сейчас он спрашивал себя, стоило ли вновь поддаваться ее чарам. Господи, ведь он столько страдал в прошлом! Он вспомнил, как в Португалии лежал без сна и все его тело желало ее. Он тосковал по ней и одновременно ненавидел и проклинал ее за то, что она предпочла выйти замуж за богатого, а не разделила с ним бедность. Чтобы побороть боль, которую доставляла ему эта мысль, он кусал пальцы, пока они не начали кровоточить. Он представлял ее с Уилтширом и медленно сходил с ума.
     И вот он вернулся в Лондон, думая, что излечился от этой болезни. Он не верил Анастасии, не уважал ее, не любил, но ей удавалось разжечь в нем страсть, которая была созвучна ее собственной. Желание разгоралось так сильно, что заглушало все доводы разума.
     Сейчас колеса насмехались над ним. Он чувствовал себя тряпкой, глупцом, позволившим женщине вить из себя веревки, человеком, потерявшим гордость. Он гнал лошадей быстрее и быстрее и ненавидел всех женщин за их распущенность, за то, что им нужно от мужчины лишь тело, и за то, что они готовы продать себя тому, кто больше заплатит.
     Стоило ему представить Анастасию, лежащую на огромной мягкой постели, в комнате, полной цветов, с туалетным столиком, заваленным драгоценностями, как в нем поднималась новая волна ярости. Он часто думал, что может убить ее. Нужно только сомкнуть руки на ее белоснежном горле, и ее власть над ним кончится, он перестанет плясать под ее дудку.
     - Помоги мне. Господи! Я совсем спятил, - громко произнес он и вспомнил, что позади него сидит грум.
     Он сделал вид, что выругался, и снова подстегнул лошадей.
     Хьюго прибыл к Ламбурнам вовремя, но в плохом расположении духа. Дворецкий ввел его в гостиную, где находилась лишь хрупкая молоденькая девушка со светлыми волосами. Она повернулась к нему, и он поразился ее необыкновенной красоте. А затем прочел в ее глазах изумление, которое вряд ли объяснялось его заурядной невыразительной внешностью.

Глава 4

     - Ее высочество сказала мне: "Нам нужно найти красивую, хорошо воспитанную и неглупую девушку, которая помогала бы принцу Гедвигу править Мельденштейном", - тараторила баронесса. - А затем ее высочество воскликнула: "Я знаю такую девушку. Это дочь моего старого друга и ухажера сэра Горация Ламбурна!
     Я помню ее ребенком. Камилла уже тогда была очаровательным созданием".
     Баронесса хохотнула:
     - Видите, как решаются важные дела в королевском кругу, дорогая мисс Ламбурн, - один кулуарный разговор между мной и ее высочеством, и вот уже полным ходом идет подготовка к грандиозной и пышной свадьбе.
     Камилла промолчала. С момента их отъезда баронесса болтала без умолку. Камилла, занятая собственными мыслями, не успевала поймать нить разговора.
     Вначале она пыталась совладать с душившими ее слезами. Ей было неимоверно тяжело прощаться с матерью. Целуя ее в щеку, она думала о том, доведется ли ей еще когда-нибудь увидеть мать в живых.
     - Береги себя, дорогая, - сказала ей на прощание леди Ламбурн. - Мне так жаль, что тебе приходится ехать одной. Ах, если бы мы могли отправиться в Мельденштейн вместе! Пожалуйста, будь храброй девочкой. Я уверена, что принц окажется милым и добрым и он обязательно полюбит тебя.
     Желаю тебе счастья.
     Камилла проглотила слова, готовые сорваться у нее с языка. Она не хотела расстраивать мать. Но в душе она не уставала удивляться, как все вокруг могли утверждать, что принц полюбит ее, а она его.
     В сущности, их брак должен был стать manage de convenance . Ей хотелось кричать, что она не хочет замуж за принца, что она не вынесет этого испытания!
     Кроме того, ее нервозность усугублялась отношением капитана Хьюго Чеверли. Наблюдая за ним за ужином, Камилла сделала вывод, что он как будто специально старается встревожить ее.
     Его безразличие к тому, что происходило вокруг, ясно говорило о том, какую тоску наводит на него сопровождение невесты принца в Мельденштейн.
     Приготовления, сделанные отцом к его приезду, тоже не произвели на него абсолютно никакого впечатления.
     - Зачем столько хлопот, папа? - сто раз спросила она, когда обнаружилось, что сэр Гораций специально для этого ужина выписал из Лондона повара и нанял дополнительных слуг в деревне.
     Сэр Гораций улыбнулся:
     - Мне кажется, я нечаянно произвел на премьер-министра впечатление человека, активно вовлеченного в светскую жизнь. Бывшие послы часто играют заметную роль при королевских дворах, так что он вполне может подумать, что я регулярно устраиваю приемы и балы.
     Камилла рассмеялась:
     - Папа, ты просто обманщик! Как ты любишь всякие представления! То, что ты не едешь в Мельденштейн, пойдет им только на пользу! Спорю, что ты сорвал бы весь сценарий свадьбы и полностью изменил церемонию.
     - Сомневаюсь, что я нашел бы хоть один изъян в приготовлениях принцессы, - проговорил сэр Гораций. - Я восхищаюсь ею и уверен, что ты полюбишь ее так же горячо, как и я.
     - Надеюсь, - почтительно согласилась Камилла, но в душе она, как и любая невеста, побаивалась встречи с чрезмерно деятельной свекровью.
     "Разве принц не принимает участия в подготовке к свадьбе? Ведь он уже в таком возрасте, что мог бы иметь собственное мнение", - думала она.
     Узнать о женихе хоть что-то было удивительно трудно. Сэр Гораций встречался с его высочеством еще до войны. Он расписывал принца как блестящего, умного, обаятельного молодого человека.
     Но в подобных обстоятельствах трудно было бы ожидать от отца менее красочной оценки будущего зятя.
     Расспросить о принце капитана Чеверли также оказалось невозможным. Она решила, что капитан - не тот человек, с которым можно вести задушевные беседы. Кроме того, ее оскорбляла его манера снисходительно отвечать.
     За ужином сэр Гораций завел разговор о Мельденштейне. После супа а-ля Рейн был подан тушеный карп в итальянском соусе, за ним последовали запеченные цыплята с глазурованной ветчиной, пирог из молодого барашка и голуби, поджаренные на вертеле. На десерт принесли рейнские сливки, сливовый пирог и желе из ранней земляники, которую Камилла собрала тем же утром.
     - Вы должны рассказать моей дочери о Мельденштейне, - начал сэр Гораций. - Я мог бы написать книгу о красотах этой страны, но меня сочтут предубежденным. Годы, проведенные там, были счастливейшими в моей жизни. Разумеется, я стар и старомоден. Мне хотелось бы, чтобы Камилла узнала о стране от молодого человека.
     Капитан Чеверли с преувеличенной тщательностью чистил грушу.
     - Что именно хотела бы знать мисс Ламбурн? - спросил он таким холодным тоном, что Камиллу словно обдало ледяным ветром.
     Она не понимала, почему он не обращается к ней прямо, а говорит о ней через отца, как будто она ребенок или слабоумная.
     - Она захочет знать все, - улыбнулся сэр Гораций. - Расскажите нам о принце Гедвиге. Каким тяжелым испытанием стала для него разлука с родиной в течение всех этих лет, пока там господствовал Наполеон.
     Наступила пауза, после чего капитан Чеверли согласился, что его высочество находился в трудном положении.
     - Принц вернулся в добром здравии? - поинтересовался сэр Гораций.
     - Я видел его высочество лишь пару минут сразу после его возвращения в страну, - ответил капитан Чеверли. - Это было вскоре после прекращения военных действий. Мой полк проходил через Мельденштейн. Нас горячо приветствовали жители княжества. Моя тетя испытала огромное облегчение, когда Европа наконец-то освободилась от тирана.
     - Разумеется, - воскликнул сэр Гораций, - я часто думал о принцессе и о том, что ей пришлось пережить, пока властвовал Наполеон. Я также знал, что финансовое благосостояние Мельденштейна напрямую зависит от победы англичан.
     - Деньги представляют громадную важность и для государства, и для любого человека, - слегка скривил губы капитан Чеверли. - То, что казна Мельденштейна не пострадала, еще одна причина для пышного празднества по случаю предстоящего бракосочетания.
     То, с каким видом он произносил эти слова, заставило Камиллу удивленно взглянуть на него.
     "Почему он говорит с такой горечью в голосе? - спрашивала она себя. - Что случилось, отчего он так цинично, почти враждебно относится к моей свадьбе?"
     Позже, когда сэр Гораций поднялся наверх проведать жену, Камилла осталась одна с баронессой и капитаном Чеверли. Он стоял перед камином, и она заметила, как элегантно он выглядел. Его камзол, вероятно сшитый искусным мастером, сидел на нем как влитой, уголки воротничка были жестко накрахмалены, замысловатые складки на идеально завязанном шейном платке уложены с математической точностью. Когда-то Гервас пытался научиться завязывать платок так же красиво. Но под элегантностью Чеверли чувствовалась сила, благодаря которой мужчина в нем одерживал верх над денди.
     - Я рассказывала мисс Ламбурн, что Мельденштейн встретит ее бракосочетание во всей красе, - говорила баронесса, захлебываясь от восторга. - Цветы будут повсюду: на окнах домов, в садах, молодые девушки наденут венки из цветов, и даже горы покроет сплошной цветочный ковер.
     - Вы очень поэтичны, мадам, - заметил капитан Чеверли.
     В его словах Камилле послышалась насмешка.
     Она чувствовала, что капитан недолюбливает ее. Он повернулся и взглянул на нее, и девушка снова увидела презрение в его глазах.
     Почему? В чем она виновата? Что заставило его презирать ее? Эти мысли не давали ей спать всю ночь. Она пыталась убедить себя, что капитан Чеверли просто неприятный молодой человек, испорченный и раздосадованный тем, что ему приходится сопровождать ее вместо того, чтобы предаваться веселью и развлечениям в лондонском свете.
     Да, скорее всего, это и есть причина его неприязни.
     Она вспомнила, как часто ей снилось его лицо после того, как она увидела его на скачках.
     Лучше мечтам никогда не сбываться, думала она, потому что они могут принести лишь разочарование.
     К счастью, наступил рассвет, и у нее не осталось времени думать о капитане Чеверли. Она быстро оделась и сошла вниз, чтобы успеть проститься со всем, что она так сильно любила. Она обошла сад, постояла возле дома, словно пытаясь запечатлеть в памяти все мельчайшие детали, и, наконец, зашла к матери.
     Ее уже ждала дорожная карета, дорогой экипаж, нанятый отцом в Лондоне.
     "Какое счастье, что нам не пришлось покупать его", - подумала Камилла. В будущем он вряд ли бы пригодился, разве что для поездок мамы в Бат, поэтому его арендовали на месяц вместе с четверкой великолепных чалых лошадей.
     На карете стояли отличные рессоры, она ехала легко и плавно. За ней следовал фургон с багажом и горничными дам. Камилла взяла с собой молодую служанку по имени Роза, хотя леди Ламбурн и предлагала ей выбрать кого-нибудь постарше.
     Роза, добродушная и румяная, начала работать у них совсем недавно, но уже показала себя не только исполнительной служанкой, но и умелой горничной.
     Она любила шить и знала, как обращаться с дамскими туалетами, и Камилла решила, что будет приятно иметь при себе такую помощницу.
     "Кроме того, я смогу говорить с ней о доме, - объяснила она свой выбор матери. - Роза всю жизнь прожила в деревне, она знает всех, кого знаю я. Мы будем вместе вспоминать наши края и людей. Мне придется жить среди чужестранцев, и я хочу, чтобы рядом находился кто-нибудь из своих".
     Леди Ламбурн сдалась. И сейчас, при виде Розы в аккуратном и скромном платье и чепчике из черной соломки, Камилла не пожалела о своем выборе.
     Горничная баронессы была, напротив, пожилая и не очень приятная женщина. Камилла подумала, что для нее было бы слабым утешением поехать за границу с кем-то, перед кем она испытывала благоговейный страх. Кроме дорожной кареты, в которой должны были поехать она и баронесса, Камилла с удивлением увидела во дворе фаэтон, в котором капитан Чеверли прибыл из Лондона.
     - Вы правите им сами? - изумленно спросил его отец.
     - Да, я подумал, что поеду впереди, - ответил Чеверли. - Таким образом мы сэкономим время на смене лошадей, в гостиницах и других местах, где нам придется останавливаться. Когда мы прибудем в Дувр, где нас ждет яхта его высочества, я отошлю его в Лондон, а вашу карету и фургон - к вам в поместье.
     - Очень любезно с вашей стороны, - поблагодарил его сэр Гораций и повернулся, чтобы попрощаться с Камиллой.
     Ее глаза затуманились от слез, поэтому она не оглянулась на