ем считаться, а тут еще Аме против принца Людовика
де Рогана эта девчонка без имени, которая решилась потягаться с ним.
   Герцог усмехнулся. Создавшаяся ситуация показалась ему комической. Он
выглянул в окошко кареты. Они подъезжали к  Шантильи.  Вдали  показались
первые домики городской окраины, стали слышны удары  лошадиных  копыт  о
булыжники, которыми были вымощены улицы городка.
   Если герцог и собирался принимать какое-либо решение,  это  следовало
делать немедленно.
   - Пожалуйста, помогите мне, прошу вас, возьмите меня с собой!  Только
вы можете спасти меня, - снова взмолилась Аме, ее лицо было  обращено  к
нему, губы дрожали.
   Карета поехала медленнее. Прямо перед ними показался постоялый  двор.
В десятках окон ярко горели огни, а из двери поспешил навстречу  хозяин,
чтобы приветствовать знатных гостей.
   И в это мгновение герцог принял окончательное решение.
   - Хорошо, - коротко бросил он, - я беру вас с собой.
 
Глава 2 
 
   Герцог заканчивал свой завтрак  в  отдельной  комнате  гостиницы  при
почтовом дворе в Шантильи, находясь в самом лучшем расположении духа.
   Сама гостиница не отличалась изысканностью, но блюда  здесь  готовили
отменные. Герцог начал свою  трапезу  с  омлета,  он  был  необыкновенно
вкусным, а поданные затем отбивные приготовлены из молодого, только  что
забитого ягненка. К блюдам были поданы вина из местных погребов.
   Герцог позавтракал с большим аппетитом. Он не принадлежал к тому типу
аристократов,  которые  едва  притрагиваются  к  пище  или   вообще   не
завтракают. Излишества присутствовали в его жизни -  их,  надо  сказать,
было не  так  уж  и  мало,  но  существовали  твердые  правила,  которые
неукоснительно соблюдались.
   Одному из них он всегда следовал: находясь в Англии, он уделял  много
времени физическим упражнениям и сохранил отменное здоровье,  многие  из
его сверстников,  которые  не  могли  этим  похвастаться,  прозвали  его
"железным".
   Возможно, поэтому же он сохранил и свою мужскую силу, что делало  его
чрезвычайно привлекательным для женщин. Немало было пролито слез в  ночь
накануне отъезда герцога из Англии, но в характере этого  человека  была
одна черта: он никогда не сожалел о тех очаровательных подругах, которых
покидал.
   Герцог поставил бокал на стол. Наступило время трогаться в  путь,  он
был очень озабочен тем, чтобы как можно скорее  добраться  до  Парижа  и
немедленно взяться за выполнение порученного ему задания,  он  отодвинул
стул и встал из-за стола. В дверь раздался стук.
   - Войдите, - отрывисто бросил герцог.
   Дверь медленно открылась, и, пока его светлость решал, кто  же  может
входить к нему так неуверенно, из-за двери показалось  лицо,  и  веселый
голос воскликнул:
   -  Так  вы  один,  монсеньор!  Это  просто  замечательно!  Мне  очень
хотелось, чтобы первым на меня взглянули вы и убедились, что все сделано
правильно.
   Произнося эти слова, Аме вошла в гостиную и закрыла за  собой  дверь.
Герцог бросил на нее взгляд и сразу понял, что не ошибся прошлой  ночью,
когда  посчитал  ее  красавицей.   Если   она   показалась   ему   очень
привлекательной ночью в карете, а потом в гостинице, когда  он  поспешно
вел ее,  завернувшуюся  в  темный  плащ,  вверх  по  лестнице,  стремясь
поскорее скрыть девушку от любопытных  глаз  тех,  кто  видел,  как  они
приехали, то теперь, в  лучах  солнца,  пробивавшихся  сквозь  забранное
частым переплетом окно, она, без сомнения, предстала  перед  герцогом  в
своей подлинной красоте.
   Когда он впервые увидел ее в карете при свете  фонаря,  его  поразила
красота ее волос: они были  огненно-рыжего  цвета.  Некоторые  художники
очень удачно сумели передать этот цвет на своих бессмертных полотнах.
   Глаза были голубыми - такими светлыми  и  прозрачными,  каким  бывает
летом  небо  над  Англией.  Темные  ресницы  обрамляли  огромные  глаза,
крошечный прямой носик как бы терялся между ними на этом милом лице.
   Губы были полными и сильно изогнутыми, отчего улыбка  казалась  очень
нежной, немного застенчивой и очень радостной.
   Аме была невысокого роста: она едва доставала герцогу  до  плеча,  но
фигура ее была вполне зрелой, так  что  любой,  увидевший  эту  девушку,
понимал, что перед ним уже не ребенок.
   И вот теперь, когда она стояла перед его светлостью, устремив на него
взгляд, с полуоткрытыми губами и ждала его мнения,  тот  наконец  понял,
что должен что-то сказать.
   Когда герцог видел  ее  прошлой  ночью,  волосы  у  девушки  свободно
ниспадали  на  плечи,  поверх  прямой,  грубовато  сшитой   белой   рясы
послушницы был  надет  темный  плащ.  Сейчас  лицо  Аме  было  полностью
открыто, а волосы собраны в пучок на затылке. На  шею  девушка  повязала
кружевной шарф, а вместо  рясы  на  ней  была  одежда  пажа  из  черного
бархата:  расклешенный  камзол,  украшенный  серебряными  пуговицами,  и
облегающие  фигуру  панталоны  из  черного  шелка,  схваченные  у  колен
блестящими пряжками,  которые  удивительно  гармонировали  с  такими  же
пряжками, какими были застегнуты ее лакированные туфли.
   Герцог поднял свой монокль и еще раз внимательно осмотрел девушку. Но
поскольку он так и не проронил ни единого слова, Аме, не в  силах  далее
хранить молчание, заговорила сама.
   - И как вы думаете, монсеньор, похожа я на пажа?  -  спросила  она  с
волнением в голосе. - Правда, это не самая лучшая  одежда  из  гардероба
Адриана. Я решила сохранить его лучшие наряды к тому времени, когда мы с
вами  прибудем  в  Париж.  Но  из  его  повседневной  одежды  я  выбрала
наилучшую, должна  признаться,  что  эта  одежда  подходит  мне  гораздо
больше, чем его наряды для торжественных случаев.
   - А что, разве Адриан уже уехал? - спросил герцог.
   - Да, можете не сомневаться, он  уехал  примерно  час  назад.  И,  по
словам вашего лакея, он был рад тому, что возвращается назад, домой.
   - А вас он не видел?
   - Ну разумеется, нет, - ответила девушка.  -  За  исключением  вашего
лакея меня не видел здесь ни один человек; между прочим, ваш  лакей  мне
понравился. У меня создалось впечатление, что ему можно  доверить  любую
тайну.
   - Видите ли, Дальтон служит мне уже многие  годы,  -  проговорил  его
светлость. - И вы можете целиком положиться на его порядочность.
   - Мне тоже показалось, что этот человек никогда не  выдаст  меня.  Но
вы, монсеньор, еще не сказали,  насколько  хорошо  я  перевоплотилась  в
пажа.
   Герцог улыбнулся:
   - И все-таки женщина всегда остается женщиной!
   Конечно, вы - настоящий паж, и при этом очень  красивый.  Ну  что,  я
сказал именно то, что вы хотели услышать?
   - Да нет, что вы! - возразила ему девушка. -  Простоя  хотела  узнать
ваше мнение, удалась ли мне роль. Как вы  считаете,  монсеньор,  в  этом
костюме можно меня узнать? Может ли кто-нибудь, увидев меня,  усомниться
в том, что я действительно молодой человек, пятнадцати лет  от  роду,  в
общем, ваш кузен Адриан.., простите, а каково полное имя юноши?
   - Корт, - проговорил герцог.
   - Благодарю вас. Адриан Корт, не слишком красиво.
   - Простите, если это имя не очень радует  ваш  слух,  мадемуазель,  -
сухо отреагировал его светлость. - Так уж случилось, что моя семья носит
фамилию Корт.
   - Мне больше нравится Мелинкорт, - возразила ему  девушка,  -  и  эта
фамилия подходит вам гораздо больше.
   Именно такую фамилию должны носить люди, подобные вам.
   - Большое спасибо. Я рад, что вам понравилась моя фамилия.
   - Вы опять  смеетесь  надо  мной,  монсеньор,  -  быстро  проговорила
девушка. - Неужели я сказала какую-нибудь глупость? Никак не могу понять
вашего отношения к своей особе.
   - Нет, в том, что вы сказали, не  было  ничего  смешного,  -  ответил
герцог. - Просто женщины, как правило, не льстят мужчинам так  открыто.,
Глаза у Аме широко раскрылись.
   - Но у меня и в  мыслях  не  было  льстить  вам.  Лесть,  я  полагаю,
означает,  что  вы  говорите   человеку   вещи,   которые,   по   вашему
представлению, должны понравиться ему,  но  в  то  же  время  не  вполне
правдивы. Неужели у вас могла возникнуть мысль,  что  я  льстила,  когда
говорила о том, что у  вас  благородная  внешность  и  вы  замечательная
личность?
   - Да могла, потому что это не так, -  резко  ответил  он  девушке.  -
Давайте-ка лучше поговорим о вас. Вы, мадемуазель,  заняли  место  моего
пажа и  обязательно  должны  играть  свою  роль  полностью,  так  как  в
противном случае не пройдет и недели,  как  мы  оба  окажемся  в  весьма
затруднительном положении.
   - То есть вы хотите сказать, что я должна в  точности  выполнять  все
обязанности пажа?
   - Именно это я и имею в виду.
   - Тогда не могли бы вы сообщить мне, что именно входит в  обязанности
пажа?
   Пока они разговаривали, девушка постепенно приближалась к столу, пока
наконец не расположилась на одном из кресел рядом с его светлостью.
   - Прежде всего, - довольно резко заметил  герцог,  -  вы  никогда  не
должны без специального разрешения сидеть в моем присутствии, не  должны
ни в коем случае говорить до тех пор, пока я не разрешу вам этого.  Если
же я обращаюсь к вам с каким-либо  вопросом,  вы,  отвечая,  обязательно
должны добавлять обращение ко мне  в  соответствии  с  титулом  -  "ваша
светлость".
   - Хорошо, я запомнила все, что вы мне сказали.
   - Далее. Вы обязательно должны всегда помнить о  том,  что  являетесь
англичанкой, и соблюдать особую осторожность в своей речи. Мне  кажется,
что француз вряд  ли  обратит  внимание  на  те  небольшие  погрешности,
которые вы допускаете, разговаривая по-английски.
   Но если вас услышит англичанин, он непременно сразу все поймет.
   - Боже мой! - воскликнула девушка, затем посмотрела герцогу в лицо  и
рассмеялась. - Простите, я уже обо всем забыла. Прошу  вас,  поправляйте
меня, пожалуйста, так как  иначе  я  могу  допустить  -  как  это  лучше
сказать? - ошибку, которая откроет все карты.
   Девушка весело рассмеялась собственной шутке, и очень трудно было  бы
не поддаться очарованию блеска ее глаз и жизнерадостности ее голоса. Тем
не менее герцог слегка нахмурил брови.
   - Кроме того, я полагаю, - сказал герцог, - что вам  не  помешало  бы
припудрить свои волосы. Любой, кому бы ни поручили  ваш  розыск,  прежде
всего обратит внимание на то, что ему известно: рыжие волосы  и  голубые
глаза. Это редкое сочетание привлечет к себе внимание.
   - Разумеется! - воскликнула девушка, сложив руки.  -  Я  должна  была
обязательно додуматься до этого сама.
   Я незамедлительно поднимусь наверх и попрошу Дальтона припудрить  мне
волосы. Это не отнимет у нас много времени.
   Герцог извлек золотые часы из жилетного кармана.
   - У вас примерно четверть часа, - проговорил  он.  -  Чем  раньше  мы
уедем отсюда, тем лучше.
   Девушка  даже  подпрыгнула  от  радости.  Но  потом  лицо  ее   вдруг
омрачилось.
   - Монсеньор, вы ведь не уедете отсюда без меня, правда? Обещайте  мне
это, ваша светлость!
   В этих  словах  было  что-то  трогательное,  как  будто  на  какое-то
мгновение она усомнилась не только в герцоге, но и во всем, что окружало
ее, во всей той хрупкой конструкции, на которой покоилась ее вера.
   - Насколько помню, я уже дал слово, что возьму вас с собой в Париж, -
заверил девушку герцог.
   Беспокойство в ту же секунду бесследно исчезло яз глаз девушки.
   - Простите меня, монсеньор, - проговорила она мягко, - даже не  знаю,
как я могла сказать такую глупость, прошу понять  меня,  иногда  у  меня
появляется ощущение, как будто все происходящее  мне  снится.  Ведь  еще
вчера я находилась в монастыре - подавленная, трепещущая перед тем,  что
ожидало меня  в  будущем,  а  сегодня  я  уже  с  вами.  Все  так  резко
изменилось.
   - Я думаю, что вчера вы находились в лучшем  положении  для  себя,  -
сухо заметил герцог.
   - Да нет же, уверяю вас! - пылко возразила ему девушка. - Я сейчас не
касаюсь причин, по которым некто  может  распоряжаться  судьбой  другого
человека. Но тогда святые отцы распоряжались мною, они разговаривали  со
мной в таком тоне, будто я их служанка, которая  обязана  беспрекословно
исполнять их прихоти, невзирая на мое к ним отношение.
   Говоря это, она вздернула подбородок. И столько было у  этой  девушки
уверенности, столько  неподдельной  наивности  в  ее  словах,  грации  в
повороте ее маленькой "Головки, что герцог не удержался от улыбки.  Если
эту девушку зовут Аме, то он  не  сомневается,  что  она  происходит  из
хорошей семьи, что в ее жилах течет кровь аристократов.
   Затем, осознав, что отпущенное ей время истекает, а она  все  еще  не
готова, девушка тихо ахнула, бросилась к двери и мгновенно  ускользнула,
словно капля ртути.  Но  еще  в  течение  некоторого  времени  после  ее
исчезновения все мысли его светлости были прикованы к этой юной особе.
   На лице его сохранилось мрачное  выражение;  лишь  иногда,  когда  он
улыбался,  что  случалось  очень  редко,.  присущее  его  лицу   суровое
выражение  смягчалось  юношеской  одухотворенностью.  Годы,  проведенные
герцогом в поисках постоянных удовольствий, взяли свое -  нет  тело  его
осталось таким же сильным и здоровым, но  на  лице  были  заметны  следы
праздной жизни.
   Красивое лицо, чувственный  рот,  но  -  темные  круги  под  глазами,
жесткие складки около губ, а главное - суровое, стальное выражение глаз.
Это было лицо человека, которого  воспитали  в  духе  познания  сущности
жизни, но который в процессе этого воспитания открыл  для  себя,  что  в
этой жизни нельзя доверять и еще меньше - полагаться.
   Спустя несколько минут герцог встал из-за стола,  но  в  этот  момент
вновь раздался стук в дверь.
   - Войдите!
   В дверях стоял толстый и добродушный владелец здешней гостиницы.
   - Разрешите, ваша светлость? Я пришел к вам с известием  чрезвычайной
важности.
   Прикрыв за собой дверь, толстяк пересек гостиную  и  подошел  к  нему
вплотную.
   Это был пожилой человек, голова его почти полностью облысела, если не
считать нескольких седых прядей около ушей. Он  был  достаточно  честен,
насколько наличие этой черты характера можно было вообще предполагать  в
людях его профессии,  гостиница  его  была  гораздо  чище  и  отличалась
большим гостеприимством, чем подавляющее большинство подобных  заведений
на всем побережье до Парижа. Он умел зарабатывать деньги и беречь их,  в
его положении любой француз  не  испытывал  бы  ничего,  кроме  радости.
Сейчас хозяин гостиницы был чем-то обеспокоен. Заложив толстые пальцы за
передник, он приблизился к герцогу настолько близко,  чтобы  можно  было
разговаривать только шепотом.
   - Тут прибыли два господина, которые хотят видеть вашу светлость. Они
решительно настаивают на аудиенции, я сообщил им, что  вы  готовитесь  с
минуты на минуту покинуть гостиницу.
   - Кто они? - спросил герцог.
   - Один из них - священник, ваша светлость, другой одет в ливрею  слуг
кардинала.
   - А что им могло понадобиться от меня? - поинтересовался герцог.
   -  У  них,  ваша  светлость,  имеется  несколько   вопросов   к   вам
относительно некоего лица, которое исчезло из монастыря  де  ла  Круа  в
Сен-Бени. Он располагается приблизительно в пяти милях отсюда,  как  раз
по той дороге, по которой вы прибыли в Шантильи.
   - А с чего бы вдруг эти люди вообразили себе, что у меня должны  быть
какие-либо сведения о событиях, которые произошли в том монастыре?
   Хозяин гостиницы вновь тревожно оглянулся.
   - В настоящее время они уже  почти  закончили  опрос  всех  тех,  кто
прибыл в Шантильи прошлой ночью вместе с вашей светлостью. Я сообщил им,
что ваша светлость приехали один, а слуги прибыли позже - примерно через
час.
   - Очень хорошо, что вы сообщили им об этом, - похвалил его герцог.  -
Можно ли доверять вашим людям?
   - Без сомнения, ваша светлость. Все слуги в моей гостинице -  это,  к
счастью, члены моей семьи: две дочери, племянница моей жены и жена моего
старшего сына, который в настоящее время призван на службу в армии.
   - А что вы могли бы  сказать  относительно  других  слуг?  -  спросил
герцог.
   - Я могу поклясться вам в том, что  они,  ваша  светлость,  абсолютно
ничего не видели. Все остальные слуги - это лишь два конюха;  они  -  из
местных деревенских ребят и глазели только на лошадей вашей светлости. Я
мог бы поклясться вам в этом даже спасением собственной души.
   - Ну хорошо, хорошо; а известно ли этим господам, что  один  из  моих
экипажей отбыл отсюда этим утром?
   - Да, известно. Они, ваша  светлость,  видели,  как  он  уезжал.  Эти
господа находились как раз во дворе, когда та карета выезжала из ворот.
   - Ну вот, пожалуй, и все, что я хотел  узнать  у  вас,  -  проговорил
герцог. - Вы можете ввести их.
   В течение некоторого времени хозяин гостиницы стоял  перед  герцогом,
устремив свой взор поверх его головы, в  глазах  его  при  этом  застыла
тревога, а пальцы  нервно  перебирали  край  передника,  обшитый  грубой
холстиной.
   -  Ваша  светлость,  а  вы  уверены  в  том,  что  я  ни  при   каких
обстоятельствах не пострадаю? Вам ведь известно, что я бедный человек, а
у кардинала в руках такая власть.
   - До тех пор, пока вы будете держать свой рот на замке,  неприятности
вам не грозят, - заверил его герцог. - Вы уже сообщили двум незнакомцам,
что я прибыл вчера в вашу гостиницу один, и со своей стороны обязательно
заверю их в том, что вы сказали им истинную правду. Ну  а  теперь  пусть
войдут.
   - Да, ваша светлость, будет исполнено.
   Хозяин поспешил к двери, он открыл ее и что-то крикнул, герцог понял,
что те двое, о которых они с хозяином говорили минуту назад,  ожидали  в
коридоре. Он посмотрел на дверь. Она показалась ему достаточно  прочной,
чтобы кто-либо сумел подслушать их разговор с хозяином гостиницы,  если,
конечно,  не  предполагать  человека  с   чрезвычайно   чутким   слухом,
приложившим ухо к замочной скважине.
   - Ваша светлость, вас желают видеть двое  господ,  -  объявил  хозяин
гостиницы, но до герцога донеслось  несколько  фраз,  которыми  гости  и
хозяин обменялись шепотом.
   Первым  в  гостиную  вошел  священник.  Это   был   высокий,   худой,
аскетичного вида человек,  чей  взгляд,  казалось,  пронизывал  насквозь
всех, на кого был направлен.
   За ним проследовал мужчина помоложе, одетый в изысканную ливрею  слуг
кардинала де Рогана.
   Перед тем как уделить внимание  своим  визитерам,  герцог  извлек  из
кармана табакерку и взял щепотку табака; затем, слегка наклонив  голову,
дал понять, что гости могут обратиться к нему по своему делу.
   - Вы хотели видеть меня, господа?
   - Вы герцог Мелинкортский? - спросил священник.
   - Да.
   - Я - отец Андре, а этот господин - капитан стражи его преосвященства
кардинала де Рогана.
   - Какое у вас может быть дело  ко  мне,  господа?  -  поинтересовался
герцог. - Прошу вас, не сочтите за невежливость с моей стороны,  но  мне
хотелось бы, чтобы вы изложили  свое  дело  очень  кратко,  я  собираюсь
отправиться в Париж, и если что и могло бы в  эту  минуту  вызывать  мое
неудовольствие, так это любая непредвиденная задержка.
   - Мы не отнимем у вашей светлости много времени.
   Ведь вы прибыли сюда прошлой ночью?
   - Именно так.
   - Примерно за пять  миль  до  этой  деревушки  вы  проследовали  мимо
монастыря де ла Круа. Он располагается приблизительно в двух  километрах
от Сен-Бени.
   - В самом деле? - удивился герцог. - Очень  сожалеют  но  я  вряд  ли
достаточно хорошо разбираюсь в названиях маленьких придорожных деревень;
боюсь, что так же, наверное, обстоят дела и с названиями монастырей.
   - А когда вы, ваша  светлость,  прошлой  ночью  проезжали  мимо  того
монастыря,  ничего  необычного  на  дороге  не  заметили?  Вы  нигде  не
останавливались поблизости от него? Или, может быть, кто-то попросил вас
подвезти его?
   - Нет, ничего похожего со мной прошлой ночью  не  происходило,  хотя,
если что-нибудь подобное и случилось бы, скажите, с какой