а потом разбойник нарушил молчание.
     - Защищайтесь! - крикнул он, и в лунном свете блеснул его клинок.

Глава 2

1662

     Реку заполняло множество лодок и кораблей. Разноцветные паруса, флаги, гирлянды, цветочные арки создавали ослепительную колоритную и праздничную картину. Люди стояли на крыше дворца Уайтхолл, толпились вдоль берега, спускаясь к самой воде, висли на лесах. Возбужденно горящие глаза были устремлены туда, где маневрировали лодки, стремясь занять лучшее место, откуда можно было бы наблюдать, как его величество и королева возвращаются из Хэмптон-Корта .
     Величественные баржи лорд-мэров и торговых компаний теснили небольшие суда, украшенные символами Реставрации или задрапированные красочными тканями и лентами, на которых хорошенькие женщины и их молодые кавалеры играли веселые мелодии или бросали бумажные розетки в соседние лодки. Шум стоял оглушительный. В праздничной толпе то и дело слышались приветственные крики и шутки, на берегу и на реке играли оркестры и салютовали пушки.
     - Мы скоро оглохнем и перестанем замечать португальский акцент королевы, - со смехом проговорила графиня Каслмейн, обращаясь к своим кавалерам, вместе с которыми она наблюдала за встречей с крыши дворца.
     - Говорят, ее величество говорит по-английски с таким акцентом - а вернее, так плохо, - что ее просто невозможно понять! - презрительно заметил кто-то, и графиня тихо рассмеялась, хотя ее голубые глаза оставались серьезны.
     Она ревновала к королеве и не скрывала этого. Ее друзья и те, кто раболепствовал перед ней по причине ее особого положения при дворе, прекрасно понимали, что возвращение короля после медового месяца станет решающим моментом в жизни Барбары Каслмейн. Сохранит ли он привязанность к ней или будет - хотя бы на какое-то время - увлечен своей португальской супругой?
     При дворе по этому поводу заключались пари, и Барбара прекрасно понимала, что сегодня множество глаз наблюдает за ней.
     Она выглядела просто чудесно. В ее темные с каштановым отливом волосы были вплетены жемчужные нити, а платье из желтого узорного шелка подчеркивало белизну кожи и придавало глубину и манящий блеск голубым глазам графини. Она была, бесспорно, прекрасна, но она уже родила королю двух детей, а Карл славился своим непостоянством.
     Однако какие бы чувства ни волновали душу Барбары, она небрежно опиралась на серый камень парапета с видом абсолютной уверенности в себе, так что все, кто за ней наблюдал, склонялись к тому, что ее чувственная, капризная красота одержит сегодня очередную победу.
     Прошло уже два года с тех пор, как триумфальным маршем во главе двадцатитысячного войска под радостные крики толпы король въехал в Лондон. Дорогу ему устилали цветами, колокола звонили, улицы были украшены коврами, в фонтанах било вино. Наконец-то лишения, бедствия и нищета долгих лет изгнания могли быть забыты: рождалась новая эра.
     Неудивительно, что король, падкий на удовольствия, пленился Барбарой Палмер, которую все называли прекраснейшей женщиной своего времени. Тогда ей было всего двадцать лет, и она была замужем. Ее муж готовил себя к служению обществу на ниве адвокатуры, но он ничего не понимал в той беспутной жизни, к которой Барбара привыкла с шестнадцати лет в доме своего отчима, графа Энглси. Наибольшим достоинством Роджера Палмера была его добродушная невозмутимость, но связь его супруги с королем подвергла суровому испытанию его добродетели.
     Он был слабоволен и не мог справиться с Барбарой, хотя и негодовал втайне. Публично же он был вынужден принять титул, которым был обязан неверности жены.
     Граф Каслмейн шел вдоль парапета в элегантном костюме и завитом парике, который страшно не шел к его бледному глуповатому лицу. Барбара заметила его приближение, однако намеренно не обращала на него внимание, пока он почти не поравнялся с ней Тогда она подняла взгляд, картинно вздрогнула якобы от удивления и с видом холодным и вызывающим сделала ему реверанс, на который он ответил любезным поклоном.
     В течение последних недель они бурно ссорились при каждой встрече, и Барбара уже решила, что Роджер Палмер ей больше не нужен. Он нагонял на нее скуку, а она его раздражала, так что не было смысла сохранять брак, который стал им обоим в тягость. Впрочем, Роджер по-прежнему делал вид, что любит ее.
     - Ваш господин и повелитель сегодня такой щеголь! - насмешливо сказал один из придворных.
     Она улыбнулась ему из-под ресниц.
     - Что вы хотите этим сказать, Рудольф? - осведомилась она. - Ваши комплименты всегда заставляют меня насторожиться.
     С этими словами она повернулась и пошла навстречу няне, которая только что вышла на крышу с младенцем в лентах и кружеве.
     - Мой маленький Чарлз! - воскликнула леди Каслмейн голосом полным материнской любви.
     Взяв младенца из рук няни, она секунду подержала его, ласково глядя на крошечное сморщенное личико сына. Однако прилив нежности длился недолго: она быстро и почти раздраженно отдала младенца няне и снова вернулась к болтающим кавалерам.
     - Нам приходится ждать бессовестно долго! - проговорила графиня, глядя на реку.
     - Мы столько лет ждали возвращения нашего короля, что еще несколько минут роли не играют, - серьезно отозвался кто-то.
     Барбара сделала вид, что не слышала этих слов. Она смотрела вниз, туда, где придворные собирались небольшими группами и медленно двигались к лестнице во дворец Уайтхолл, по которой король вскоре должен был провести свою супругу.
     С беззаботным видом она сняла с головы одного из кавалеров шляпу с плюмажем и надела ее, чтобы уберечь прическу от ветра.
     - Право, из меня вышел бы на редкость славный мужчина! - воскликнула она.
     Ее поклонники рассмеялись.
     - Вы мне больше нравитесь женщиной! - прошептал тот, кого она назвала Рудольфом, понизив голос, чтобы его услышала только она.
     Казалось, будто его слова заставили Барбару вспомнить, почему она здесь и как важны для нее ближайшие минуты: она сняла шляпу и, непривычно серьезная, стала спускаться на террасу.
     Зеваки, не стесняясь в выражениях, пробивались вперед, чтобы поглазеть на собравшихся.
     - А вон и старуху откопали! - громко объявил кто-то.
     Из дворца вышла немолодая женщина. Она держалась не по годам прямо и гордо, но морщинистая кожа ее поблекла и пожелтела, как старая слоновая кость, а аристократический нос выдавался вперед наподобие клюва. Платье на ней было старомодное, но ее драгоценности так сверкали и переливались на солнце, что Барбара Каслмейн бросила на них завистливый взгляд. Бриллианты старухи всецело завладели ее вниманием, и она даже не заметила юную спутницу старой леди, пока не услышала, как кто-то из ее кавалеров пробормотал:
     - Гром и молния, почему никто не сказал мне, что при дворе появилась нимфа?
     Только теперь Барбара увидела, что пожилая дама не одна.
     Рядом с ней шла девушка, всем своим видом выражая трогательное внимание. Она была невысокая - почти на голову ниже Барбары - и удивительно изящная, начиная с нежной шейки и кончая крошечными ножками, которые выглядывали из-под кружев нижней юбки.
     Бледно-золотые волосы спускались ей на плечи свободными локонами, придавая ее личику одухотворенное выражение нетронутой прелести. В глубине огромных темно-серых глаз таились лиловые тени, алые губы идеально правильной формы чему-то улыбались.
     Ее наряд был нежно-зеленый, цвета распускающейся зелени, и в ней было что-то столь прекрасное, юное и чистое, что Барбара почувствовала, что, назвав ее нимфой, придворный не преувеличивал.
     - Кто это? - резко спросила Барбара.
     Никто не спросил, о ком идет речь: все взгляды были устремлены в одном направлении.
     - Это вдовствующая графиня Дарлингтон, - ответил Рудольф Вайн. - Я слышал, что она приехала из своего поместья, и ей предоставили покои во дворце. Ее отец верно служил отцу нашего короля и погиб у него на службе. Странно, что после стольких лет графиня пожелала вернуться ко двору.
     - Что же тут странного! - недовольно отозвалась Барбара Каслмейн. - Эта девица - ее внучка.
     - Внучатая племянница, - уточнил Рудольф.
     Барбара обернулась к нему.
     - Откуда вы знаете? Кто она?
     - Ее зовут леди Пантея Вайн, она моя двоюродная племянница, - объяснил Рудольф.
     - Ваша двоюродная племянница! - повторила Барбара. - Почему вы не сказали мне, что она собирается здесь появиться?
     - По правде говоря, у меня это просто вылетело из головы, хотя кто-то сообщил мне об этом примерно месяц назад.
     К тому же мне было сказано, что Пантея - богатая наследница. Но как это могло получиться, я понять не могу: за время Протектората наша семья лишилась всего имущества.
     - Давайте познакомимся с вашей родственницей, - довольно мрачно предложила Барбара.
     Она прекрасно знала, что любое новое лицо, появившееся при дворе, может стать ее врагом - особенно если это лицо достаточно хорошенькое. Сейчас ей не хотелось бы иметь новых соперниц. Ей предстояло вести сражение с королевой, однако леди Пантея Вайн была настолько красива, что могла оказаться серьезной противницей. Барбара быстро направилась к вдовствующей графине и ее спутнице, которые остановились у парапета, наблюдая за праздничным зрелищем.
     Пантея тихо смеялась, глядя на маленькую лодку, украшенную масками животных: ее команда была наряжена обезьянами.
     - Представляю, как им жарко в этих меховых шкурках, - говорила она графине в тот момент, когда Рудольф Вайн, сняв шляпу с пером, отвесил им глубокий поклон.
     - Могу ли я вам представиться, мадам? - спросил он, обращаясь к графине.
     - В этом нет необходимости, - бесцеремонно ответила она. - Ты мой племянник Рудольф. Я бы где угодно тебя признала: ты вылитый отец. К тому же я ожидала здесь тебя увидеть. Слава о тебе дошла даже до такой глухомани, как Уилтшир.
     - Вам не следует верить всему, что обо мне рассказывают, - почтительно возразил Рудольф, но, целуя руку графини, он встретился с ее проницательным взглядом, и ему показалось, будто она над ним смеется.
     - Надо полагать, ты хочешь познакомиться со своей родственницей Теей, - проговорила графиня, указывая затянутой в перчатку рукой на стоявшую рядом девушку.
     Тея низко присела. Вблизи она казалась еще красивее, чем издалека. Залюбовавшись ею, Рудольф Вайн на секунду забыл о том, что Барбара Каслмейн ждет, чтобы он их познакомил.
     - Могу я представить леди Каслмейн? - спросил он, но к его глубочайшему изумлению графиня вдруг выпрямилась во весь свой рост, и лицо ее стало суровым.
     - Я не имею желания заводить знакомство с миледи Каслмейн, - холодно объявила она и, повернувшись к ним спиной, устремила взгляд на реку.
     Рудольф Вайн с изумлением почувствовал, что краснеет.
     Он считал, что пробыл при дворе настолько долго, что его уже ничем нельзя удивить, однако сейчас он был буквально потрясен: его тетка сочла возможным публично отказаться от знакомства с самой знаменитой и известной женщиной Англии.
     Он не мог решить, что ему говорить или делать, и, пока он стоял в растерянности, разъяренная Барбара с гневным возгласом повернулась и отошла от них.
     В эту секунду Рудольф почувствовал легкое прикосновение к его локтю и услышал тихий голос Теи:
     - Мне жаль, очень жаль.
     А потом она тоже отвернулась и встала рядом со своей двоюродной бабушкой, оставив Рудольфа в одиночестве. Секунду он колебался, не зная, следует ли ему догнать рассерженную леди Каслмейн или попытаться умилостивить свою родственницу. Тея помогла ему принять решение: Рудольф увидел, как она обернулась, и ему показалось, что глаза ее смотрят на него умоляюще. Он немедленно подошел к старой графине.
     - Извините, тетя Энн, если я оскорбил вас.
     - Ты меня не оскорблял, - возразила графиня. - Просто я достаточно старомодна и потому разборчива в том, с кем знакомлюсь и кого представляю моей внучатой племяннице.
     - Но, тетя Энн, леди Каслмейн всюду принята.
     - В Лондоне - возможно. Но, благодарение Богу, в провинции осталось достаточно приличных домов, куда ее не пригласили бы.
     - Тогда им пришлось бы отказать и своему королю, - мрачно заметил Рудольф Вайн.
     - Я не собираюсь обсуждать принципы и взгляды его величества, Рудольф, - сурово отозвалась его тетка. - Меня волнуют только мои собственные. Молю Бога, чтобы теперь, когда в Уайтхолле появится королева, дворец обрел подобающее ему достоинство и благоприличие.
     Рудольф Вайн вздохнул. Он по опыту знал, что с двоюродной бабкой спорить бесполезно, однако не сомневался, что ее ждет неминуемое разочарование. Сведения, которые приходили из Хэмптон-Корта о королеве, не слишком обнадеживали.
     Чудовищные фижмы королевы вызывали всеобщие насмешки, как и ее фрейлины. Эти дамы были настолько скромны, что сочли бы, что запятнали свою невинность, если бы легли на простыни, которых один раз коснулся мужчина. Их сопровождала толпа невероятно грязных и набожных монахов-португальцев, каждый из которых прихватил с собой целую толпу родственников. Те, кто приезжал в Хэмптон-Корт, чтобы воздать почести королеве, видели маленькое серьезное создание с очень красивыми руками и ногами и чуть выдающимися вперед зубами. Она горячо полюбила своего веселого", обаятельного и остроумного супруга, и в Уайтхолл приходили известия о том, что и он очень увлечен ею. Но сможет ли она удержать его, а тем более - изменить непринужденные нравы купающегося в удовольствиях двора, где не только сам король, но и его подданные наслаждались всем тем, чего были лишены во время диктатуры Кромвеля?
     Однако сейчас было не время говорить об этом: Тея радостно вскрикнула, указывая на реку, где появились первые суда процессии, которая предваряла приезд их величеств.
     Впереди плыли две баржи. Живые картины на одной из них изображали короля и королеву, окруженных сонмом придворных. Однако толпа с нетерпением ждала приближения корабля, по форме напоминавшего старинное судно. Коринфские колонны, увитые цветами и лентами, удерживали полог из золотой парчи. Толпа разразилась радостными криками, увидев, что под пологом рядом сидят король Карл и его темноглазая королева, которую он держит за руку.
     Когда корабль подплыл ближе к Уайтхоллу, все разговоры между придворными стихли. Барбара Каслмейн стояла молча, прикусив белыми зубками нижнюю губу. К всеобщему изумлению, она не пыталась пробиться вперед, чтобы приветствовать короля и королеву Екатерину в тот момент, когда они сойдут на берег. Барбара стола поодаль, наблюдая, как кавалеры и дамы приседают, кланяются, целуют руки царственной четы. Только когда Карл уже намеревался ввести молодую супругу во дворец, Барбара приблизилась и присела в реверансе - столь грациозном и уверенном, что по сравнению с ней все остальные показались неловкими и неуклюжими.
     Королева наклонила голову, взгляд Карла на мгновение остановился на Барбаре, а потом королевская чета вошла во дворец, а Барбара осталась стоять на террасе. На ее губах играла легкая улыбка. Она больше не тревожилась. Глаза короля сказали ей, что все хорошо и он придет к ней, когда сочтет нужным.
     Барбара медленно направилась прочь, не глядя, куда идет, и наткнулась на Рудольфа Вайна, не заметив его. Он тоже был один и смотрел вслед графине и Tee, которые отправились в свои апартаменты.
     - Уж не стали ли вы внезапно добродетельны? - холодно спросила Барбара, от которой не укрылось выражение лица Рудольфа.
     - Барбара, не сердитесь на меня! - поспешно воскликнул он. - Я не виноват в том, что у моей тетки такие странные представления. Я пытался ее переубедить, но она не стала меня слушать.
     - Не беспокойтесь, - язвительно бросила Барбара, - ваша родня меня не волнует. Им будет очень скучно при дворе, если они не пожелают знакомиться с теми, кого король приближает к себе. Мне жаль эту девочку, которая оказалась во власти старой ведьмы!
     - Как вы добры! - вскричал Рудольф, сочтя за благо истолковать ее последнюю фразу буквально. - Может быть, вы разрешите мне как-нибудь привести к вам мою маленькую кузину? Она показалась мне славной девчушкой.
     Барбара прищурилась.
     - Что за игру вы ведете, Рудольф? Охотитесь за приданым или уже влюбились?
     - Я люблю только вас, и вы это прекрасно знаете! Но мои кредиторы на меня наседают, а она богата, Барбара, хотя откуда у нее взялись эти деньги, одному небу известно.
     - А вы уверены, что они у нее действительно есть?
     - Я попробую это уточнить, но судя по тому, что она говорила о покупке лошадей, кареты и ювелирных украшений, я думаю, что деньги у нее есть. Моя тетка не позволила бы своей подопечной влезать в долги, особенно если бы ей нечем было расплатиться.
     Барбара Каслмейн улыбнулась.
     - Значит, вы решили жениться ради денег?
     - Мне необходимо что-то предпринять, и как можно скорее. Но я хочу умолять вас об одном одолжении.
     - Каком же?
     - Два месяца назад я просил его величество подтвердить мое право на титул и поместье Стейверли.
     - А что стоит между вами и титулом? - осведомилась Барбара.
     - Кузен, которого надо признать погибшим. Никто уже много лет о нем не слышал.
     - Ну что ж: я посмотрю, что можно сделать, - благосклонно пообещала Барбара Каслмейн.
     - Правда? - Рудольф Вайн горячо сжал ее руки. - Спасибо, Барбара, вы, как всегда, необычайно щедры! И я ваш восторженный раб, вы это знаете.
     - Знаю ли?
     Эти слова были лукавым вызовом, и он придвинулся чуть ближе, словно притянутый магнитом.
     - Как часто мне говорить вам о моей любви? - хрипло спросил он.
     - Снова и снова, потому что я никогда не уверена, что вы говорите правду, - отвечала Барбара.
     - А мне нельзя это доказать?
     Барбара покачала головой.
     - Я собираюсь домой.., одна.
     Он не стал возражать. Этот тон был ему слишком хорошо знаком. Рудольф проводил ее до экипажа и смотрел вслед, пока карета не скрылась из виду, а потом повернулся и пошел обратно по галереям и дворикам дворца. Оказавшись у апартаментов, в которых разместили вдовствующую графиню Дарлингтон, он понял, насколько близко они расположены к королевским покоям. Это означало, что его престарелая родственница имеет даже большее влияние, чем он предполагал. Похоже, она приехала в Уайтхолл, чтобы состоять при новой королеве.
     Ливрейный слуга открыл ему дверь, и он поднялся в чудесную уютную гостиную, окна которой выходили на реку.
     Его двоюродная бабка отдыхала на кушетке, а рядом с ней на невысокой табуретке сидела Тея с книгой и читала вслух стихи.
     При его появлении обе дамы повернули головы, а Тея встала навстречу, приветливо ему улыбаясь.
     - Это кузен Рудольф! - сказала она своей старой родственнице и, сделав реверанс, придвинула ему удобное кресло.
     - Ну, Рудольф, ты не стал мешкать с визитом, - проговорила вдовствующая графиня, когда он склонился к ее руке.
     - Я так много хотел о вас узнать! - ответил ее племянник, усаживаясь в кресло. - Я слышал неопределенные разговоры о том, что вы собираетесь в Уайтхолл, тетя Энн, но не знал ни дня вашего приезда, ни о том, что с вами будет моя кузина.
     - Если бы я приехала одна, ты вряд ли бы пришел так быстро! - мрачно заметила графиня.
     Однако глаза у нее весело сверкали, и Рудольф отважился ответить:
     - А почему от меня скрывали существование столь прелестной родственницы?
     - А нам следовало поставить тебя в известность? - осведомилась его тетка. - На мой взгляд, твое положение в семье этого от нас не требовало.
     Рудольф подался вперед. Именно этого момента он и дожидался.
     - Тетя Энн, я хочу кое о чем с вами переговорить. Вы знаете; что в последние годы я не имел связи с родными, но в этом моей вины не было. Я находился за границей до самого возвращения его величества, а после этого мне пришлось достаточно трудно: как вам хорошо известно, то небольшое наследство, которое оставил мне отец, было конфисковано, а наше поместье разграблено солдатами Кромвеля и уничтожено.
     - Я слышала, что ты продал немало фамильных д