ался  он.  -  Неужели  ты  и
вправду думала, что сможешь противиться мне? Но придет время - и  ты  будешь
восхищаться мною и благоговеть, видя, чего я достиг.
   - Вы.., мне.., отвратительны, - еле выговорила Сильвина дрожащими губами.
   Негодяй расхохотался и хотел снова поцеловать ее, но что-то заставило его
взглянуть назад, поверх откинутого верха экипажа; и тут он отпустил девушку,
стремительно разжав объятия, и пробормотал едва слышно:
   - Не может быть... Слишком рано, они не могли ничего обнаружить.
   - Что это? - спросила Сильвина: в ее душе внезапно  замерцал  слабый  луч
надежды.
   Повернувшись, тот зарычал на нее как загнанный зверь:
   - Маркиз приходил к вам сегодня утром?  Кто-нибудь  мог  узнать,  что  мы
вместе уехали из Лондона?
   -  Нет..,  нет,  я..,  не  думаю,  -  отвечала  Сильвина,  но  глаза   ее
засветились.
   Когда мистер  Каддингтон  отвернулся  от  нее,  девушка  приподнялась  на
сиденье, чтобы посмотреть назад, и увидела то, о чем молилась без надежды на
милость Бога: всадника, настигающего их в тучах пыли, человека, которого она
сразу же узнала по широким плечам, сдвинутой на  бок  шляпе  и  великолепной
посадке.
   - Это маркиз! - воскликнула она невольно.
   - Да, маркиз, - мрачно подтвердил Каддингтон, - и он один.
   Сильвина вдруг заметила, что тот достал из  кармана  пистолет  и  взводит
курок.
   - Что вы.., собираетесь делать?! - в отчаянии воскликнула она, все  сразу
поняв.
   - Убить его, - ответил Каддингтон. - Он просто получит по заслугам раньше
других.
   - Но вы не можете.., не можете  так  хладнокровно..,  убить  человека,  -
воскликнула она.
   - Тебе так важно, будет он жить или нет? - спросил мистер Каддингтон. - Я
этого не думал, но, видимо, я ошибся. Если  мои  подозрения  верны,  забавно
будет обнимать тебя сегодня ночью голую и знать, что  ты  горюешь  по  этому
выродку-аристократу, лежащему в пыли и крови на проезжей дороге.
   - Я всегда знала, что вы.., подлый и злой, -  прошептала  Сильвина.  -  Я
поняла это, как только увидела вас... А теперь я знаю, что  вы  еще  хуже..,
вы.., вы просто дьявол...
   И тогда в ужасе, охватившем  ее  сердце  подобно  щупальцам  спрута,  она
вспомнила, что, пытаясь заглянуть в будущее маркиза, видела там и опасность,
подстерегающую его, и пролитую кровь.
   - О  Боже,  пощади  его!  -  взмолилась  она  вслух  и  крикнула  мистеру
Каддингтону:
   - Не делайте этого! Я умоляю вас, не трогайте его! Я буду для вас  тем..,
что вы хотите, но.., сохраните ему жизнь!
   Каддингтон только рассмеялся,  и  девушка  почувствовала,  что  ее  слова
только разожгли его жажду крови.
   Всадник приближался. Каддингтон повернулся, встал на колени  на  сиденье,
опираясь на откинутый верх, и начал целиться в маркиза, что было не  просто:
дождя не было уже больше недели, и дорожная пыль вздымалась  такими  густыми
клубами, что временами совсем скрывала Алтона из вида.
   Билл Доуз великолепно правил лошадьми, но арабских  кровей  конь  маркиза
мог догнать любую лошадь  ливрейной  конюшни.  Сильвина  понимала,  что  еще
несколько  секунд  -  и  Алтон  поравняется  с  каретой  и  заставит  кучера
остановиться. Она хотела было крикнуть, предупредить его  об  опасности,  но
голос ей не повиновался.
   Уже слышен был стук копыт коня приближавшегося всадника,  и  сквозь  пыль
отчетливо можно было разглядеть лицо маркиза. Каддингтон привстал на коленях
и поднял пистолет, готовясь стрелять.
   В безнадежной попытке спасти любимого Сильвина  бесстрашно  бросилась  на
его противника: она  толкнула  вверх  дуло  пистолета,  и,  несмотря  на  ее
хрупкость и слабость, ее поступок оказался спасительным для  Юстина  Алтона.
Каддингтон успел нажать на спусковой крючок, но вскинувшийся вверх от  удара
девушки ствол пистолета дал промах и только прострелил шляпу  маркиза,  сбив
ее с головы.
   Не успел еще смолкнуть  грохот  выстрела  Каддингтона,  как  маркиз  тоже
выстрелил и, будучи первоклассным стрелком, на полном  скаку  сумел  попасть
Каддингтону точно в сердце.
   Помощник министра хрипло вскрикнул и,  раскинув  руки,  рухнул  назад,  в
экипаж. Он лежал на полу, и кровь алым потоком заливала его белую рубашку.
   Билл Доуз с трудом сдержал испуганных лошадей и остановился.
   Маркиз подъехал к карете с той стороны, где сидела  Сильвина,  и  увидел,
что она дрожит, забившись в самый угол, а широко раскрытые испуганные  глаза
девушки неотрывно смотрят на лежащее у ее ног тело.
   Алтон спешился, накинул поводья на один  из  фонарей  экипажа  и,  открыв
дверцу, нежно привлек ее к себе.
   - Все в порядке, дорогая, - сказал он, - ты в безопасности.
   С тихим рыданием, которое вырвалось, казалось, из самой глубины ее  души,
девушка уткнулась лицом в его плечо.
   - Я думала, он.., убьет тебя... - прошептала она.
   - И мог бы, если бы не ты, - ответил маркиз.
   Он поднял ее и поставил на землю, продолжая прижимать к себе. По дороге к
ним приближался отряд кавалерии.
   Офицер спешился, подошел к маркизу и щегольски отдал ему честь.
   - Майор Уиндем к вашим услугам, милорд.
   Маркиз ответил ему с улыбкой:
   - Так это ты, Фредди. Сейчас я рад тебе как никому.
   - Похоже, ты опять попал в  переделку,  Юстин,  -  с  ухмылкой  отозвался
майор. - Невольно вспомнишь прошлое, приходя  тебе  на  выручку  в  решающий
момент.
   - Да я уже сам себя выручил, что, хотел бы тебе  напомнить,  Фредди,  мне
удавалось делать и в других случаях, - парировал маркиз.
   Майор Уиндем взглянул на труп Каддингтона.
   - Да, ты сработал аккуратно, - признал он.  -  Что  прикажешь  сделать  с
телом?
   - Послушай, Фредди, это серьезно, - сказал маркиз.  -  Во-первых,  в  его
кармане лежит запечатанный пакет, хотя,  может  быть,  он  его  уже  вскрыл.
Уничтожь его лично, пусть никто его даже не увидит. Там всякий бред, но если
он попадет не в те руки, то может наделать неприятностей. Ты понял?
   - Конечно, понял, - обиженно ответил Фредди Уиндем. - Я что,  стал  похож
на болвана?
   - Нет, ты похож на прекрасного офицера, умеющего поступать осмотрительно,
- о таком человеке я и просил. Потом допроси парня, который правил, и  точно
узнай, куда он вез эту свинью, - между прочим, это был предатель, перешедший
на сторону Бонапарта. Достигнув побережья, он собирался пересечь пролив.
   - С дамой? - осведомился майор Уиндем.
   - С дамой, - мрачно подтвердил маркиз.
   - Тогда надо, чтобы мы  задержали  судно,  на  которое  они  должны  были
сесть?
   - Вот именно. Ничего не скажешь, Фредди, ты  всегда  быстро  соображаешь.
Пошли нескольких самых быстрых всадников, пусть предупредят военных  моряков
или береговую охрану, - кто окажется ближе, - а те сделают остальное.
   - А мне нельзя с ними поехать? - спросил майор Уиндем. - Очень не хочется
пропустить самое интересное.
   - Нет, пошли субалтерна. Для тебя будет дело поважнее.
   - И какое же?
   - Как можно скорее отвези тело в свой лагерь, -  распорядился  маркиз.  -
Накрой его одеялом или флагом, -  что  окажется  под  руками,  и  немедленно
доставь в штаб своего командования. Там его положат в гроб, а  крышку  пусть
заколотят. Понимаешь, Фредди? Никто не должен видеть,  что  его  застрелили.
Командующий скажет хирургу полка, что помощник министра иностранных дел умер
от сердечного приступа, направляясь в лагерь для инспекции.  Хирург  с  этим
согласится. После этого ты с воинскими почестями препроводишь тело в Лондон,
где дальше этим делом займутся лорд Хобарт и лорд Хоксбери.
   - Господь милосердный, Юстин, на этот раз ты и  вправду  хочешь  устроить
спектакль, а? - изумился майор Уиндем.
   - В интересах нации чрезвычайно важно, чтобы не было скандала, -  коротко
пояснил маркиз. - Ты можешь положиться на своих людей?
   Тот ухмыльнулся:
   - Я пообещаю такое суровое наказание за болтовню,  что  им  не  захочется
распространяться обо всем этом.
   - Тогда действуй. И не теряй времени, Фредди. Чем быстрее это закончится,
тем лучше для всех.
   - Я все понял, - с неожиданной серьезностью сказал майор.
   Он с любопытством взглянул на Сильвину,  по-прежнему  прятавшую  лицо  на
плече маркиза.
   Тот тоже посмотрел на нее, опустив глаза.
   - И еще одно, - сказал он. - Я сейчас уведу отсюда мисс: это  зрелище  не
для нее. Оставь одного из своих людей; пусть он  держит  лошадь  и  сообщит,
когда прибудет моя карета - она ненамного отстала. Потом он присоединится  к
тебе.
   - Будет сделано, - пообещал майор Уиндем,  -  и..,  наилучшие  пожелания,
Юстин.
   Маркиз поднял брови, а его старый друг негромко добавил:
   - Я еще никогда не видел тебя таким счастливым.
   Алтон только улыбнулся в ответ и, подхватив  Сильвину  на  руки,  унес  в
обступивший дорогу лес, деревья которого отбрасывали тени на открытый экипаж
с его недвижным пассажиром.
   Маркиз отошел туда, где не видно и не слышно было тех, кого они  оставили
позади, и осторожно поставил Сильвину на землю. Капюшон плаща соскользнул со
светлых волос девушки и, крепко сжав ее руки в своих, Юстин  Алтон  стоял  и
смотрел на нее, как будто  никогда  прежде  не  видел.  Лицо  ее  оставалось
бледным, но глаза сияли.
   - Все позади, дорогая моя, - мягко сказал он ей, - кошмар  кончился.  Нет
больше ни демонов, ни чудовищ, ни драконов, - ничего, что пугало тебя.
   - Значит, я.., свободна?! - сказала она дрогнувшим голосом.
   - Нет, не свободна, - отозвался он, - ведь я не могу отпустить тебя.
   Она чуть подалась вперед,  словно  ей  хотелось  опять  оказаться  в  его
объятиях.
   - О, моя любимая, - прерывающимся голосом сказал маркиз, - я  так  боялся
за тебя! Меня преследовала мысль, что я не успею тебя спасти.
   - Он мог.., убить тебя, - почти беззвучно произнесла Сильвина.
   - Забудь об этом, - повелительно сказал сэр Юстин. - Сейчас я хочу  знать
ответ только на один вопрос, сердце мое: когда ты  выйдешь  за  меня  замуж?
Сегодня? Завтра? Клянусь, дольше ждать я не смогу!
   Девушка порывисто потянулась к нему, плащ  ее  соскользнул  на  землю,  и
маркиз увидел, что она в том самом зеленом платье, которое было  на  ней  во
время их первой встречи.
   Ох схватил ее в объятия и сжал так крепко, что ей трудно стало дышать.
   - Не заставляй меня ждать слишком долго! - взмолился он.
   Сильвина подняла к нему лицо, но в глазах ее была тень.
   - Я хочу.., быть твоей, - прошептала она. - Ты должен знать, что  я  хочу
этого больше всего на свете... Но.., ты такой.., знатный.., у  тебя  столько
власти... Я боюсь потерять тебя...
   Она снова спрятала лицо у него на груди, и маркиз губами  нежно  коснулся
ее волос.
   Какая еще женщина, - подумал он,  -  видела  в  его  титуле  и  несметных
богатствах опасность для своей любви?
   - Мы теперь никогда не расстанемся, дорогая, - твердо сказал Алтон, -  но
я хотел бы тебе кое-что предложить. Я  выполнил  задание,  которое  дал  мне
мистер Питт, и думаю, что теперь честь позволяет мне  уйти  из  министерства
иностранных дел. Я боюсь, что эта война не будет ни короткой, ни  легкой,  и
нашей стране жизненно нужны будут продукты. - Он секунду помолчал,  потом  с
глубокой нежностью продолжил:
   - Как ты думаешь, не могла бы ты помочь некоему фермеру  по  имени  Юстин
обрабатывать две тысячи акров в Алтон-Парке в этом году,  а  в  следующем  -
больше? В деревне не очень много развлечений, но у нас  будут  наши  собаки,
лошади и, со временем, наши дети.
   Вздохнув полной грудью, Сильвина подняла к нему сияющее лицо.
   - О, сэр Юстин! - воскликнула она. - Мы могли бы.., сделать так?
   - Этому могло бы помешать только одно, - отозвался маркиз.
   - И.., что же? - немного испуганно спросила Сильвина.
   - Если бы ты меня не любила, - ответил он. - Знаешь ли, счастье мое, ведь
ты говорила, что ненавидишь меня, говорила, что благодарна мне,  но  никогда
не говорила, что любишь меня.
   Девушка еще никогда не была так прекрасна, как в этот момент.  Ее  широко
открытые глаза лучились от счастья, и в них  читалась  неизъяснимая  глубина
чувств. И вновь они ощутили то странное волшебство, которое влекло их друг к
другу тем вечером в парке, когда их губы впервые соприкоснулись...
   Лицо маркиза было уже у самого ее лица, когда вдруг она  вся  напряглась,
прошептав:
   - Слушай.., о, сэр Юстин... Ты слышишь? Где-то в глубине леса пела птица.
   - Это.., синяя птица, - выдохнула Сильвина. - Синяя птица... Она  поет  о
нашей любви. Я это знаю!
   После всего, что произошло за это время, маркиз готов был верить  во  что
угодно - даже в синих птиц, - лишь бы только это  хрупкое,  дивное  создание
оставалось в его объятиях,  а  сердце  его  то  трепетало,  то  замирало  от
счастья.
   - Да, дорогая, - мягко сказал он, - это  синяя  птица  поет  для  нас.  А
теперь ты скажешь мне то, что я жажду услышать?
   И Сильвина, обвив руками шею Юстина, притянула к себе его голову.
   - Я люблю тебя.., сэр Юстин, - воскликнула она.  -  Люблю  тебя..,  и  на
свете нет ничего кроме нашей любви!



   Барбара КАРТЛЕНД
   ОГОНЬ ЖЕЛАНИЙ





Анонс

    Вада,  или  Эмелин  Невада  Хольц,  самая   богатая   девушка   Америки,
отправляется в Англию, где она должна обручиться  с  аристократом,  которого
никогда не видела.
   Несчастный случай, происшедший в дороге с ее  компаньонкой,  представляет
ей возможность вкусить полную свободу Продолжая путешествие под  вымышленным
именем, девушка открывает для себя Париж XIX века с его Латинским  кварталом
и Монмартром  Из-за  своей  неопытности  и  неискушенности  она  попадает  в
непредвиденные и даже порой опасные ситуации.
   Вада посещает студию художника. Не задумываясь о  будущем,  она  полюбила
Пьера Вальмона, красивого журналиста и  художника,  который  своим  поцелуем
окончательно покорил ее сердце.

От автора

   Действие  этого  романа  развивается  на  фоне  исторически   достоверных
событий, связанных с символистами и Левобережьем Парижа  в  1890-е  годы.  В
сюжетной канве  задействованы  реально  существовавшие  лица,  и  среди  них
известный поэт Поль Верлен,  публицист  Лео  Таксиль  и  Жозеф  Пеладан.  Не
выдуманы и литературные вечера в "Солей  д'Ор".  Маркиз  де  Гаита  проводил
спиритические сеансы, бодрствуя  по  ночам  и  поддерживая  себя  с  помощью
морфина и гашиша. Он занимался выделением астрального тела и считал, что его
самого одолевают ларвы - низменные злые духи. Маркиз почти полностью потерял
рассудок и умер тридцати шести лет.
   Через несколько лет после  описываемых  событий  для  Ля  Гулю  наступили
тяжелые времена. Она пробовала быть цирковым борцом, укротительницей  львов,
затем, окончательно опустившись, стала прислугой в публичном доме и в  конце
концов побирушкой и попрошайкой. Бывшая танцовщица жила в убогой кибитке,  и
единственным напоминанием о ее прошлых  успехах  было  кружево  от  юбки,  в
которой она когда-то выступала в Мулен Руж.
   Ля Гулю сделала из него занавеску,  и,  серая  от  времени  и  пыли,  она
служила ей до последних дней. Ля Гулю умерла в 1929 году.

Глава 1

1892 год

   - Эммелин Невада Хольц! Ты поступишь так, как я сказала!
   В ответ послышался легкий смех, затем голос девушки:
   - Теперь я знаю,  мама,  когда  ты  сердишься:  если  ты  называешь  меня
Эммелин, значит, ты раздражена.
   - Ну ладно, ладно, Вада! - уступила мать. - Хотя я никак не могу  понять,
почему твой отец позволил тебе так себя называть. Более  смешное  и  нелепое
прозвище вряд ли можно себе представить.
   - Если что и смешно, так это мое настоящее имя, - ответила Вада. -  Когда
мне было года два  и  я  начала  говорить,  то  сообразила,  что  можно  его
уменьшить и вместо Невада произносить Вада.
   - Право же, все имена, которые мы тебе выбрали, очень американские!
   - Ну, конечно, мама, все сейчас хотят быть американцами.
   Разговаривая  с  матерью,  девушка  встала   и   прошлась   по   роскошно
обставленной нью-йоркской гостиной,  окна  которой  выходили  в  Центральный
парк.
   Деревья уже начинали зеленеть, и тюльпаны на клумбах  были  необыкновенно
красивы.
   - Мама, мне с тобой и здесь очень хорошо, - сказала Вада спустя  какое-то
время. - Мне совсем не хочется ехать в Англию.
   - Но я хочу, чтобы ты поехала, дорогая. Я все решила и настаиваю, в  этом
случае ты должна поступить так, как я говорю.
   Вада отвернулась от окна и посмотрела на мать.
   Миссис Хольц сидела на диване перед камином; ее ноги  прикрывал  плед  из
горностая, отороченный мехом соболя.
   Неделю назад, после того как они окончательно решили побывать  в  Англии,
миссис Хольц, выходя из экипажа, внезапно почувствовала острую боль в спине,
и доктор прописал ей полный покой, по крайней мере в ближайшие две недели.
   Все еще очень красивая, со  светлыми  пышными  волосами,  чуть  тронутыми
сединой,  в  юности  миссис  Хольц  была  прелестной   девушкой,   настоящей
красавицей-южанкой.
   Но и тогда она уступила бы очарованию своего единственного чада. Эммелин,
или просто Вада - она предпочитала, чтобы именно так ее называли домашние, -
была просто неотразима.
   Мать оценивающе смотрела, пока Вада пересекала комнату,  неслышно  ступая
по мягкому ковру. Подойдя к дивану, девушка опустилась около нее на колени.
   Матовые светлые волосы  цвета  пшеницы,  которую  солнце  еще  не  успело
позолотить, были откинуты назад и открывали овальный лоб  прелестной  формы;
ниже в окружении длинных ресниц сияли огромные синие глаза.
   Миссис Хольц всегда утверждала, что они достались ее дочери от  не  столь
далекого ирландского предка, который пересек Атлантику  в  поисках  в  Новом
Свете свободы и, возможно, фортуны.
   Глаза Вады ярко выделялись на лице, а совершенной  формы  лоб  и  волевой
подбородок придавали ее облику достоинство, которое  нередко  отсутствует  у
многих красивых женщин.
   - Позволь мне остаться с тобой, мама! - умоляла дочь.
   Если Вада и была решительной, то ее мать - в еще большей степени.  Именно
миссис Хольц всегда была в семье направляющей и движущей силой.
   Ее муж, один из самых богатых  нефтяных  королей  Америки,  правил  своей
внушительной империей железной рукой.  Но  дома  попадал  под  каблук  своей
очаровательной и своенравной супруги.
   - Вада, - начала миссис Хольц, - я уже все  окончательно  обдумала  и  не
собираюсь менять планы, даже из-за своей больной спины, чего бы мне  это  ни
стоило.
   - Мы можем отправиться,  когда  тебе  станет  лучше,  мама.  Я  не  смогу
находиться в Англии одна, без тебя.
   - А может быть, все к лучшему, - сказала миссис  Хольц  философски.  -  Я
много об этом думаю и чувствую, что ты будешь  вести  себя  увереннее,  если
меня там с тобой не будет. К тому же не секрет, что красивые матери  склонны
затмить своих дочерей! Вада рассмеялась.
   - Но мне нравится, когда меня затмевают, мама! И потом, как мне  говорить
с герцогом? Если ты будешь рядом, то подскажешь нужные  слова,  те,  которые
следует сказать.
   - Очень важно, чтобы ты твердо  почувствовала  себя  на  ногах,  -  резко
произнесла миссис Хольц. - Ведь это не я, а ты собираешься замуж за герцога.
   Вада поднялась с колен и села на банкетку перед камином.
   Отблески пламени золотыми искорками играли в  волосах  девушки;  ее  лицо
стало очень серьезно, когда она еле слышно произнесла:
   - Я не могу это сделать, мама. Мне очень жаль, но я не могу  выйти  замуж
за человека, которого не люблю.
   Миссис Хольц не в состоянии была скрыть свое раздражение.
   - Право же, Вада, слишком поздно думать о такой чепухе.  Я  тебе  не  раз
говорила, что в Америке нет никого, кто был бы тебя достоин  и  за  кого  ты
могла бы выйти замуж - никого!
   В глазах Вады промелькнуло легкое озорство,  и  с  лица  мгновенно  сошло
серьезное выражение.
   - Но, мама, у нас такая огромная страна и в ней такое множество мужчин!
   - Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, - раздраженно произнесла миссис
Хольц. - В нашей среде я не вижу ни одного молодого человека, который бы