енно  от
генерала Кутузова.
   - А вы считаете, что эта депеша не от него?
   - Нет, сир. Она от князя Повольского, помните, был такой в  вашей  свите,
когда мы встречались в Вене.
   - Да-да, вспоминаю, - сказал царь.
   - Я всегда считал князя дилетантом и сплетником. Не знаю, какой  пост  он
занимает в русской армии, но думаю, не очень высокий.
   Царь выхватил послание из рук герцога и перечитал его.
   - Полагаю, вы правы. Мы не должны обращать  серьезного  внимания  на  эту
депешу, пока не получим подтверждения непосредственно от Кутузова.
   Однако, выйдя от царя, герцог,  к  своему  сожалению,  узнал,  что  члены
правительства прочитали депешу прежде, чем она попала  к  царю.  Доставивший
послание курьер рассказывал его содержание каждому встречному.
   Подобное никогда бы не произошло в британской армии - в этом  герцог  был
полностью уверен. Его также ужаснула паника, царившая не только  во  дворце,
но и во всем городе.
   Вскоре он узнал, что большая часть  аристократических  семей  упаковывает
вещи и отправляется в свои имения, а бедняки остаются в городе без помощи  и
защиты. Перед Зимним дворцом собрались  огромные  толпы  народу,  как  будто
надеясь, что их спасут воля божья и царь.
   Герцог был уверен, что Наполеон едва ли изменит направление и двинется на
Санкт-Петербург, не взяв прежде Москву.
   Другое дело, что он предложит русскому  царю  после  капитуляции  Москвы.
Герцог, который в свое время и сам служил в армии, был почти уверен,  что  с
военной точки зрения Санкт-Петербург не может быть целью похода Наполеона.
   Однако герцог не нашел никого, с кем мог бы это обсудить.
   Наконец он смог  переговорить  с  лордом  Кеткартом,  британским  послом,
сообщившим  герцогу  новые  сведения:  сэр  Роберт  Уилсон,  известный   как
"Английский генерал", находился, оказывается, в русской армии.
   Сэр Роберт слыл в Европе знатоком военной политики России. Два года назад
была опубликована его книга на  эту  тему.  Книгу  внимательно  изучали  все
военные специалисты, включая и самого Бонапарта.
   Лорд Кеткарт сообщил герцогу, что британское правительство перевело  сэра
Роберта на русский фронт из Турции. Он прибыл  в  Россию  как  раз  вовремя,
чтобы стать свидетелем падения Смоленска.
   - Он сейчас с русской армией, - сказал  лорд  Кет-карт.  -  Жду  от  него
отчета о развитии событий. - И добавил с улыбкой:
   - Вы, конечно, понимаете, ваша светлость, что его докладам я верю больше,
чем сообщениям русских, которые часто вводят царя в заблуждение.
   Герцог  поудобнее  расположился  в  кресле   во   внушительной   гостиной
посольства.
   - Вы меня успокоили, милорд, - сказал он. - Если вы в самом деле ожидаете
депешу, я хотел бы подождать ее здесь.
   - Буду только рад, - любезно ответил лорд Кеткарт.
   Однако курьер от сэра Роберта Уилсона прибыл лишь поздно вечером.
   Герцог остался в посольстве на обед, и  только  после  того,  как  они  с
послом насладились прекрасным обедом,  слуга  сообщил  о  прибытии  курьера.
Естественно, что и посол и герцог с нетерпением ждали,  пока  слуга  вскроет
письмо. Посол  прочитал  сообщение  и  со  вздохом  облегчения  передал  его
герцогу.
   Роберт Уилсон  живо  и  убедительно  писал,  что  он  понимает  намерение
генерала Кутузова остановить отступающую перед французами армию и  заставить
захватчиков вступить в бой, прежде чем они подойдут к Москве.
   "Москва - вот цель, которую поставил перед собой Бонапарт,  -  писал  сэр
Уилсон. - Нужно сделать все возможное, чтобы он этой цели не достиг".
   На этом  короткое  послание  заканчивалось.  Улыбнувшись,  герцог  сказал
послу:
   - Я был уверен, что паника, охватившая Санкт-Петербург, беспочвенна.
   - Я был того же мнения, - согласился с ним лорд Кеткарт. Он  встал.  -  Я
должен немедленно сообщить обо всем  царю,  -  сказал  он.  -  А  вас,  ваша
светлость, я попросил бы сообщить эти сведения всем членам правительства,  с
которыми вы сможете встретиться.
   - Непременно сделаю это, - согласился герцог. Это оказалось не  таким  уж
легким делом. Но через три часа благодаря  герцогу  и  послу  были  отменены
продиктованные паникой приказы, и многие важные люди не покинули город.
   К этому времени герцог очень устал. Направляясь наконец в  свою  спальню,
он надеялся, что Екатерина оставит его сегодня в покое.
   В течение дня у него не было времени думать о ней. Но сейчас он вспомнил,
как прошлой ночью Екатерина опять появилась в его спальне.
   Когда она, в новом и  еще  более  соблазнительном,  чем  в  прошлый  раз,
неглиже приблизилась к нему, он понял, что его интерес к ней угас и, как  ни
странно, она уже не казалась ему такой привлекательной, как прежде.
   С самого начала этой связи герцог был уверен, что они испытывают  друг  к
другу только физическое влечение. Оба страстные  натуры,  оба  ценят  умение
вести любовную игру.
   То, что Екатерина может вызывать  физическое  желание,  не  подлежало  ни
малейшему сомнению. И  со  стороны  герцога  не  было  излишним  самомнением
верить, что княгиня не преувеличивает, говоря о  нем  как  о  необыкновенном
любовнике.
   Княгиня Екатерина развлекала и возбуждала герцога.
   Более того, тот факт, что ей было поручено шпионить за ним,  придавал  их
связи особую пикантность. И это признавали и герцог и Екатерина.
   И вдруг, совершенно неожиданно для себя - это было как взрыв бомбы, -  он
понял, что его чувства к ней изменились, что даже если бы он и  захотел,  то
не смог бы играть роль любовника.
   Догадываясь,  чего  будет  ожидать  от  него  княгиня,  герцог  не   стал
раздеваться.
   Слуга унес его фрак  с  орденами,  герцог  ослабил  туго  затянутый  узел
галстука, но когда появилась Екатерина, он все еще был в рубашке из  тонкого
полотна и в темных атласных панталонах  до  колена,  а  на  черных  шелковых
чулках сверкали бриллиантовые подвязки.
   Прежде чем Екатерина успела заговорить и задать очевидный вопрос,  почему
он не в постели, герцог быстро произнес:
   - Екатерина, мне нужно срочно составить несколько донесений.  Это  займет
много времени, я буду занят до самого утра.
   Княгиня улыбнулась.
   - Ну, тогда я буду писать эти донесения вместе с вами. Вы же знаете,  как
мне хочется их прочитать.
   -  К  сожалению,  они  будут  закодированы.  Насколько   я   знаю,   ваши
соотечественники попытались расшифровать код, но им это не удалось.
   - Это правда, - сказала Екатерина, - именно поэтому, мой  дорогой  Блейк,
вы и должны расшифровать мне ваши депеши.
   - Неужели вы могли подумать, что я способен  на  такое  предательство?  -
возмутился герцог. - Я ведь не просил  вас  показывать  мне  ваши  секретные
отчеты.
   - Можете их посмотреть, если хотите, - заявила Екатерина. - Но я  и  сама
могу вам сказать, что я о вас думаю и каков вы как мужчина.
   Последние слова прозвучали в  ее  устах  как  ласка,  и  герцог  поспешил
ответить:
   - Идите спать, Екатерина, и дайте мне работать.
   - Неужели вы можете быть таким злым? - улыбнулась княгиня.
   Она подошла к нему, и прежде, чем герцог опомнился, ее руки уже  обнимали
его, а губы целовали его тело. Сквозь тонкую рубашку он чувствовал их  тепло
и настойчивость, но теперь, как и тогда, когда она только вошла  в  комнату,
герцог знал, что она уже больше не имеет над ним прежней власти. Трудно было
поверить в это, потому что их связь казалась такой  пылкой,  они  так  бурно
желали друг друга.
   Герцог легко коснулся пальцами нежного подбородка  княгини  и  поднял  ее
лицо. Он долго смотрел ей в глаза, в глубине которых таился огонь,  губы  ее
были полуоткрыты, она часто дышала.
   "Как же это случилось?" - удивился он, и внезапно ему открылся ответ, как
будто кто-то произнес его вслух.
   Когда Екатерина неохотно покинула его и герцог остался один, он подошел к
окну, раздвинул занавеси и вдохнул горячий неподвижный воздух.
   Стоя у окна, он вдруг услышал звуки музыки, которую ему играла  Зоя.  Это
было сочинение ее отца,  и  называлось  оно  "Таяние  льда".  Вспоминая  эту
прекрасную музыку, он думал о том, что эта мелодия растопила в нем цинизм  и
уверенность в том, что женщины делятся только на две категории:  желанные  и
нежеланные.
   Сегодня ночью он вдруг понял, что Екатерина больше не привлекает его.
   Он почувствовал себя рыцарем, защищающим на  турнире  цвета  своей  дамы.
Теперь все остальные женщины просто перестали  для  него  существовать.  Это
казалось невероятным, но он был уверен, что именно это с ним и произошло.
   Музыка, которую исполняла Зоя, глубоко проникла не только в его разум, но
и в ту часть тела, о которой он не  вспоминал  уже  долгие  годы  и  которую
когда-то называл своей душой.

***

   Проснувшись на следующее утро, герцог  обнаружил,  что  жизнь  во  дворце
вернулась в свое обычное русло. Казалось, накануне не было никакой  суматохи
и паники.
   Неподвижные, как статуи, стояли на своих постах в коридорах,  по  которым
герцог шел к  апартаментам  царя,  гвардейцы.  Навстречу  ему  попадались  в
основном придворные, которые неторопливо шли по  своим  делам.  Они  вежливо
кланялись ему, и им казалось, это не они вчера бились в истерике при мысли о
Наполеоне.
   Царь пребывал в прекрасном расположении духа. После чтения Библии он  был
уверен, что Кутузов, будучи под покровительством  самого  господа  бога,  не
допустит французов в Москву.
   Герцог слушал царя, и внезапно в голову ему пришла идея, которую он  пока
решил не высказывать вслух.
   Как только позволили правила приличия, он откланялся,  покинул  дворец  и
отправился во дворец Всевольских. Герцог пытался убедить  себя,  что  с  его
стороны будет простой данью вежливости, если он первым сообщит княгине,  что
слухи о движении Наполеона на Санкт-Петербург не  подтвердились.  Однако  он
знал, что истинной причиной его визита  к  княгине  является  желание  снова
увидеть Зою.
   Прошлой ночью, после того как он без помех закончил  писать  донесение  и
лег в постель, он думал о Зое, она же снилась ему и во сне.

***

   "Мысли о ней начинают преследовать меня", - сказал себе герцог.  И  снова
он подумал, что это связано с загадочностью России, с ее необычным климатом.
А может быть, причина совсем в другом?  В  том,  в  чем  он  не  хочет  себе
признаваться?
   Его обрадовало, что во дворе не было карет, готовящихся к отъезду. Герцог
велел доложить о себе и был тотчас приглашен в личную гостиную княгини.
   Когда  слуга  ввел  герцога,  княгиня,  писавшая  что-то  за  секретером,
радостно вскрикнула и встала ему навстречу.
   - Блейк! - воскликнула она. - Как я рада видеть вас! Уверена, вы  сможете
ответить на вопросы, которые я хочу вам задать!
   - Полагаю, вы уже слышали, - заметил герцог, - что вчерашняя паника  была
вызвана ложными  слухами,  распространенными  неутомимым  сплетником  князем
Повольским.
   Княгиня засмеялась.
   - Я должна была бы догадаться, что за всем этим стоит Феликс. К  счастью,
вчера поздно вечером ко мне заехал один знакомый и сообщил, что он  встретил
лорда Кеткарта и причин для волнений нет.
   - Я знал, что вы, как  никто  другой,  проявите  благоразумие,  -  сказал
герцог.
   - Что вам предложить: кофе или вина? - с улыбкой спросила княгиня.
   - Кофе, пожалуйста.
   Княгиня позвонила в золотой  колокольчик  и  отдала  приказ  появившемуся
слуге.
   Герцог подождал, пока слуга закрыл за собой дверь, и заметил:
   - Надеюсь, эти слухи  не  очень  расстроили  Зою  Валлон.  Она  ведь  так
озабочена судьбой отца.
   - Пьер Баллон француз, - холодно  ответила  княгиня.  -  Всем  нам  вчера
довелось так много пережить! Пройдет  еще  немало  времени,  прежде  чем  мы
перестанем видеть во французах только наших злейших врагов!
   Герцог удивленно посмотрел на княгиню.
   - Уверен, вы не имеете в виду Баллона и его дочь?
   - Боюсь, - сказала княгиня, - что в то время,  когда  моему  мужу  грозит
опасность погибнуть от французской пули, а его страну могут захватить  самым
подлым образом, мне нет дела до французов, кто бы они ни были!
   Герцог был поражен, но, поскольку все его мысли постоянно были  только  о
Зое, быстро спросил:
   - Могу я поговорить с дочерью Баллона? Думаю, она  очень  огорчена  вашим
отношением.
   - Не вижу причины, почему вы должны вмешиваться, - заметила княгиня. -  В
конце концов, она для вас никто.
   - Я был поражен ее талантом танцовщицы и музыкальными способностями.
   Последнее  он  добавил  намеренно,  так  как  понимал,  что  слуги  могли
рассказать княгине, что он слушал игру Зои в музыкальном салоне.
   - Охотно верю, - ответила княгиня, - но  предлагаю  поговорить  о  других
вещах. Дорогой Блейк, я не имею ни малейшего желания ссориться с вами  из-за
этой девушки, ведь она всего-навсего учит мою дочь французскому языку.
   - Я и не собираюсь с вами  ссориться,  -  возразил  герцог.  -  Однако  я
все-таки хотел бы поговорить с Зоей. Уверен, вы не откажете мне в этом.
   Герцог заметил, как сузились глаза княгини. Затем она сказала:
   - Вы настаиваете? Должна сказать, Блейк, вы меня  удивляете.  Никогда  не
думала, что вас может заинтересовать молодая девушка. Но если так, то почему
это не моя дочь Таня?
   - Я уже говорил, что Тане очень подойдет мой брат, -  терпеливо  объяснил
герцог. - Как и обещал, я устрою в Уэлминстер-хаузе бал для Тани,  когда  вы
приедете в Лондон.
   Княгиня прекрасно понимала, какие выгоды  сулит  такое  предложение.  Она
всплеснула руками и воскликнула:
   - Вы так добры, Блейк! Для Тани это будет прекрасной возможностью попасть
в английский бомонд. Она засмеялась и прижала пальцы к губам.
   - Видите, я заговорила  по-французски,  а  еще  вчера  все  клялись,  что
никогда больше не произнесут  и  слова  на  этом  языке.  Но  как  же  можно
по-другому описать тот блестящий круг избранных, в котором вы играете  такую
видную роль?
   - Вы мне льстите, Софья, - заметил герцог. - Но я все еще хочу поговорить
с Зоей.
   Взгляды их встретились, и герцогу показалось, что княгиня хочет  настоять
на своем. Затем с легкой улыбкой, в которой сквозило сожаление, она сказала:
   - Увы, это невозможно.
   - Почему?
   - Потому что на рассвете Зоя уехала в Москву.
   - Вы хотите сказать, что отправили ее в Москву?
   - Я отправила ее к отцу.
   - Но почему?
   - Потому что она француженка. Я подумала, что там ей будет  спокойнее,  а
здесь так были накалены страсти...
   - Вы действительно думаете, что  в  Москве,  где  в  любую  минуту  могут
загреметь пушки Наполеона, она будет в большей безопасности?
   Герцог был разгневан, и княгиня, посмотрев на него с  некоторой  опаской,
сказала:
   - Вас не касается, Блейк, что я делаю или как поступаю с людьми,  которые
так или иначе всего лишь слуги в моем доме.
   Герцог встал.
   - Вы уже уходите? - спросила княгиня, и в голосе ее послышался испуг.
   - Ухожу, - ответил герцог - До свидания, княгиня Он  небрежно  поднес  ее
руку к губам, поклонился и вышел из комнаты.
   - Блейк! - окликнула его княгиня, и в  голосе  ее  послышались  умоляющие
нотки. Герцог сделал вид, что не слышит.
   Он вернулся во дворец, велел слуге немедленно упаковать вещи и отправился
к царю.
   Царь был занят  государственными  делами,  но,  как  только  освободился,
пригласил герцога к себе.
   - Что случилось, Уэлминстер? - спросил он. - Думаю, вы не  стали  бы  так
срочно просить встречи, если бы дело не было очень важным.
   - Это дело действительно важно для меня,  сир,  -  ответил  герцог.  -  Я
решил, что после  вчерашних  волнений  и  суматохи  мне  следует  немедленно
отправиться к сэру Роберту Уилсону. Это в интересах моей  страны  и,  думаю,
также и вашей.
   - Вы собираетесь посетить и мою армию?
   - Мне доставила бы большое удовольствие встреча с генералом Кутузовым,  -
ответил  герцог.  -  Кроме  того,  я  хотел  бы   своими   глазами   увидеть
происходящее.  Думаю,  после  вчерашнего,  сир,  мы  с  вами  оба   довольно
скептически относимся к депешам, от кого бы они ни поступали.
   - Правительство действовало слишком поспешно, - жестко сказал царь.  -  Я
уже издал приказ, чтобы в дальнейшем они тщательно проверяли  поступающие  к
ним сведения.
   - И вы абсолютно правы, сир, - согласился с ним  герцог.  -  Если  вы  не
сочтете это дерзостью, я хотел бы прислать мои  соображения  о  происходящем
после того, как встречусь с Кутузовым.
   - Напротив, я прошу вас прислать мне ваш доклад, -  сказал  царь.  -  Вам
хорошо известно, Уэлминстер, что я вам полностью доверяю и не забуду помощь,
которую вы мне вчера оказали.
   Царю не было необходимости говорить, что он стыдится того,  как  он  сам,
его правительство и  многие  дворяне  поддались  панике  без  веской  на  то
причины.
   Герцог покинул апартаменты царя и поспешил к себе. Как он и  ожидал,  все
уже было готово к отъезду.
   Он  написал  короткую  записку  британскому  послу  и,  поскольку   этого
требовали приличия, Екатерине.
   Потом, как мальчишка, который спешит  из  школы  домой  на  каникулы,  он
сбежал по мраморной лестнице. Перед  подъездом  его  ждала  карета  и  шесть
верховых солдат - по приказу царя они должны  были  сопровождать  герцога  в
путешествии.
   Когда они отъехали от Зимнего, герцога охватило такое чувство, как  будто
он отправляется навстречу приключениям и неизвестно, что его ожидает в пути.
   И не только потому, что шла война, но и  потому,  что  это  касалось  его
самого, его чувств, а возможно, - он не был в этом  полностью  уверен,  -  и
всего его будущего.

***

   Дорожная  карета  княгини  Всевольской,  запряженная  четверкой  лошадей,
двигалась очень быстро. Зоя знала, что, как  и  многие  другие  аристократы,
князь Всевольский держал на постоялых дворах на пути из  Санкт-Петербурга  в
Москву своих собственных лошадей.
   Она подумала, что при  такой  скорости  она  будет  в  Москве  уже  через
пять-шесть дней. В каком-то смысле рядом с отцом ей будет гораздо спокойнее.
   Однако он может рассердиться, что она опять подвергает себя опасности.  И
не только из-за нападения французов, но и из-за князя Бориса.  Этот  человек
сделал  жизнь  девушки   невыносимой,   пока   отец   не   отправил   ее   в
Санкт-Петербург.
   Так как князю было отказано от дома и он  не  мог  видеться  с  Зоей,  он
постоянно караулил ее у входа. Из-за этого она не решалась выходить из дома,
а князь постоянно напоминал о себе подарками, букетами  цветов  и  письмами.
Зоя отказывалась встречаться и все  дорогие  подарки  немедленно  возвращала
князю. Девушка чувствовала себя  в  осаде  и  боялась,  что  великий  князь,
разозлившись, отомстит ее отцу.
   Ни один русский не осмелился бы вызвать на поединок или  оскорбить  столь
высокопоставленное лицо, как князь Борис.
   Но Пьер Баллон только смеялся над угрозами князя и не обращал внимания на
его грубости. Зоя же  дрожала  от  страха,  зная,  что  русским  свойственны
упрямство и решительность, заставляющие их сражаться даже тогда,  когда  они
уже проиграли сражение.
   Зоя надеялась, что именно с этим столкнется Бонапарт в России, но пока он
одерживал победу за победой, а русские терпели поражения во  всех  битвах  с
ним.
   Она не могла избавиться от чувства, что должна была бы переживать за  обе
сражающиеся стороны, потому что в ее жилах смешалась французская  и  русская
кровь.
   Но ее симпатии были полностью на стороне родины ее матери.
   Французы не имели права, думала Зоя,  вторгаться  в  страну,  которая  не
причинила им никакого зла и с которой когда-то они были союзниками.
   Она знала, что  царь  направил  Бонапарту  в  Вену  послание,  в  котором
говорилось, что еще не поздно  заключить  мир  между  двумя  странами,  если
император отзовет свою армию от Немана.
   - Сам господь бог не  сможет  теперь  изменить  ход  событий,  -  ответил
Наполеон.
   Зое рассказывали, что Александр, получив этот ответ, заметил:
   - Теперь, по крайней мере, Европа знает,