жской богемы здесь явно не годились - свободные  бархатные
пиджаки, светлые брюки. Так он одевался в Париже  и  еще  повязывал  шею
небрежно  завязанным  шелковым  шарфом   вместо   галстука.   Приличного
лондонского портного такая вольность в одежде повергла бы в дрожь.
   - Я собирался сюда второпях, - солгал он Ходже-су.  -  Мой  парижский
слуга по рассеянности не уложил вещи, которые мне  необходимы  здесь.  Я
уверен, что кое-что из  моей  старой  одежды  сохранилось  где-нибудь  в
кладовых.
   - Разумеется, ваша милость!  -  Ходжес  расплылся  в  улыбке.  -  Все
вычищено и отглажено и ждало только вашего возвращения, милорд.
   - Тогда верни ее сюда и размести там, где ей надлежит быть.
   - О чем речь, милорд! Мне потребуется лишь  момент,  и  все  будет  в
порядке!
   Роджер взглянул на часы на каминной полке - пора было переодеваться к
ужину. Неужели все вернулось вспять и двух лет отсутствия не было?
   Его ждала  ванна,  благоухающая  вербеной,  а  на  спинку  стула  был
наброшен  махровый  купальный  халат  с  вышитым  гербом  Кэлвидонов   и
монограммой.
   Его  монограммой!  Даже  эта  мелкая  деталь  открыла  ему,  что  его
встречают здесь как хозяина.
   Он погрузился в теплую воду и блаженно закрыл  глаза.  Монограмма  на
халате напомнила ему о вышивальщице, встреченной им в комнате Мазарини.
   Откуда она взялась и зачем?  Он  не  помнил,  что  когда-либо  раньше
приглашали в Кэлвидон-хауз вышивальщиц.
   Графини и их дочери из поколения в поколение с ранних лет  занимались
рукоделием и искусно управлялись с иголками и нитками.
   Однажды в Лувре Роджер увидел выставленные там чудесные  вышивки,  но
ему показалось, что они проигрывают  тем,  что  имеются  в  Кэлвидоне  и
являются его собственностью.
   "Уповаю на бога в надежде на то, что мисс Сэлвин знает свое  дело,  -
подумал он. - Я не вынесу, если какой-нибудь из гобеленов будет испорчен
неопытной или равнодушной швеей".
   Это вернуло  его  мысли  к  той  причине,  по  которой  он  внезапно,
повинуясь мгновенному порыву, возвратился домой, даже не  предупредив  о
своем приезде.
   Весь путь из Франции Роджер размышлял в тревоге, на что еще покусился
бесцеремонный подонок и что в поместье уже изменено  до  неузнаваемости.
Лейсворсу хватило ума написать хозяину про оранжерею, но какие-то  менее
значительные переделки могли быть уже осуществлены по  распоряжению  его
матери. И по подсказке Феликса Хэнсона.
   Выйдя из ванной, Роджер обнаружил, что Ходжес уже приготовил для него
традиционный вечерний костюм, в который  он  ни  разу  не  облачался  за
последние два года.
   Он  объездил  чуть  ли  не  полсвета   после   того,   как,   покидая
Кэлвидон-хауз, в ярости высказал матери, что она должна сделать выбор  -
он или Феликс Хэнсон и что он не останется больше ни  минуты  под  одной
крышей с ее любовником.
   Они обрушились друг на друга с взаимными оскорблениями,  и  поведение
их - Роджер понимал это - было недостойным, но и мать, и сын  дали  волю
своему темпераменту.
   После он вспоминал об этом со стыдом. Ведь ему  должно  было  служить
примером поведение отца в любых  обстоятельствах,  его  самообладание  и
уравновешенность.
   Роджер обожал отца и старался походить на него, однако  в  его  жилах
текла и материнская  кровь.  Он  унаследовал  от  нее  чувствительность,
импульсивность и вспыльчивость. Элворты были известны своим необузданным
темпераментом, отсутствием какого-либо сдерживающего начала в характере.
Они фигурировали во всех публичных  скандалах  на  протяжении  последних
пяти столетий, и Роджер знал, что это была только видимость, будто  отец
не ведает, каким образом развлекается его супруга.
   - Вы не изменились ни на йоту, милорд! -  с  удовлетворением  отметил
Ходжес, помогая молодому хозяину  облачиться  в  туго  облегающую  белую
рубашку с высоким, жестко накрахмаленным воротничком.
   - Я уже забыл, как чертовски стесняет эта одежда, - признался эрл.
   - Зато очень вам  идет,  милорд,  и  вы  выглядите  в  ней  настоящим
джентльменом.
   Роджер не мог удержаться от смеха.
   - Значит, я не был похож на джентльмена в  том  виде,  в  каком  сюда
явился? Что ж, вероятно, ты прав. Попав в  Рим,  надо  вести  себя,  как
римляне!
   Он сунул белоснежный платок в нагрудный карман.
   - Мисс Сэлвин обедает внизу? - поинтересовался он.
   Ходжес озадаченно взглянул на своего хозяина и лишь потом ответил:
   - Вышивальщица? О нет, конечно, нет. Она кушает у себя, милорд.
   - Что ж, тогда нам предстоит приятный ужин в узком семейном кругу,  -
с циничной усмешкой бросил граф и направился к двери, чувствуя  на  себе
восхищенный взгляд старого слуги.

***

   Так совпало, что как раз в этот  момент  Алинда  заканчивала  ужин  в
своей маленькой гостиной.
   Люси накрыла столик белой скатертью и поставила посередине  массивный
серебряный канделябр. Если честно сказать,  он  не  очень  подходил  для
стола таких размеров, но Алинда ничего не сказала.
   Обслуживая Алинду, Люси болтала, не умолкая.
   Конечно, этого она не должна была делать, и если  б  миссис  Кингстон
узнала, то горничная получила бы  строжайший  выговор.  Однако,  мучимая
любопытством, Алинда не пыталась остановить словесный поток, льющийся из
ротика Люси.
   - Что творится, вы не поверите, мисс! - сказала Люси, подавая суп.  -
Весь дом просто стоит на голове. Представляете, мистер  Хэнсон  выдворен
из своей комнаты! Хотела бы я услышать, что он сказал по этому поводу!
   Алинда не откликнулась, и Люси продолжала:
   - Но это очень даже справедливо. Мы все так считаем. Спальня  хозяина
есть спальня хозяина, и посторонним там нечего делать!
   Алинда улыбнулась, подумав, что это не собственные слова Люси, а, без
сомнения, повторение сказанного дворецким или миссис Кингстон.
   - А долго ли пробыл здесь Хэнсон?
   - Больше двух лет. Из-за него его милость и уехал в дальние края.
   Люси подошла к двери. Другая служанка протянула ей поднос  со  вторым
блюдом и забрала пустую суповую чашку.
   На второе был жареный цыпленок с грибами и гарниром из разных овощей,
а также два соуса. Люси с сосредоточенным видом расставила  все  это  на
столике перед Алиндой и поэтому на короткое время умолкла.
   Затем ее прорвало:
   - Никто не принимает его за джентльмена, я вам точно говорю, мисс!
   - Почему же? - осведомилась Алинда.
   - А он отдает приказания совсем не как джентльмен,  ну  и  еще  из-за
других поступков.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Есть вещи, о которых я не могу рассказать вам, мисс.
   И Люси оставила Алинду доедать ужин в одиночестве.
   Алинда почувствовала, как  она  проголодалась,  пропустив,  увлекшись
работой, чай.
   Еда была превосходной, но все же мысли ее были далеки от выставленных
перед ней яств. Ее заинтриговало то, что сказала Люси, вернее, о чем она
умолчала. Ее мысли занимал человек, с которым она столкнулась в  спальне
герцогини, Когда граф отвернулся от окна и Алинда увидела его  лицо,  то
ей он показался даже красивее, чем на портрете в комнате  своей  матери.
Однако отличие было столь велико, что если б  она  встретила  его  не  в
родном ему Кэлвидоне, а где-нибудь в другом месте, то могла бы его и  не
узнать.
   На портрете был изображен молодой  человек,  вроде  бы  счастливый  и
живущий в согласии с окружающим миром.  Лицо  же  мужчины,  стоявшего  у
окна, было мрачным, недобрым, с налетом горечи и  цинизма.  Он  выглядел
разочарованным, лишенным иллюзий, и, возможно, кто-то заметил бы на  его
лице следы развратной жизни или каких-либо  порочных  наклонностей,  что
нашло отражение в некоторой опустошенности во взгляде и  преждевременных
морщинах.
   Чем-то он напоминал изображенного на портретах короля Карла  Второго.
Раньше он улыбался, приветствуя будущее, теперь же  с  горькой  усмешкой
ждал от него лишь новых ударов судьбы.
   Тут Люси ворвалась в комнату, прервав размышления Алинды.
   - О, мисс! Вы умрете от смеха, если узнаете, что происходит внизу! Ее
милость сидит словно истукан на одном конце  стола,  а  его  милость  на
другом. И оттуда прожигает ее взглядом насквозь. Мадемуазель же -  никак
не запомню ее имя - флиртует с обоими мужчинами сразу.
   - Что это за блюдо, Люси? - спросила Алинда, боясь обидеть  горничную
требованием прекратить сплетничать, и в то же время не желая поощрять ее
в этом занятии.
   - Клубника со сливками, мисс, и еще пирожное со взбитыми белками. Это
особый десерт нашего повара. Вам понравится, вы только попробуйте.
   - Не сомневаюсь в этом, - улыбнулась Алинда.
   - И я не постесняюсь сказать вам, мисс, что если вы немного  оставите
на блюде, то это не вернется на кухню, раз я и Роза тут рядом.
   - Надеюсь, что оставлю вам достаточно, - с улыбкой кивнула Алинда.
   - О, мисс, мы не хотим,  чтобы  вы  чувствовали  себя  обязанной  нам
что-то оставлять. Пожалуйста, накладывайте себе побольше.
   - Я взяла столько, сколько хотела.
   - Мадемуазель, между прочим, уже успела показать зубки, -  заговорила
опять  Люси  на  волнующую,  тему,  будучи  не  в  силах  сдержать  свое
возмущение. - Она пригрозила мисс Вудс, старшей горничной, что в  случае
какой-нибудь оплошности разобьет тарелку о ее  голову.  Что  вы  на  это
скажете, мисс?
   - Слова, достойные истинной леди, - съязвила Алинда.
   - Я тоже так считаю, - ухмыльнулась Люси в ответ.
   Она принесла на подносе кофейник и чашку, поставила на  столик  возле
камина, и убрала то, что Алинда оставила от десерта.
   - Я оставлю здесь канделябр, мисс, пока лакей не принесет  лампу.  Он
запаздывает немного, но, как я вам уже сказала,  мы  все  сегодня  не  в
себе.
   Люси удалилась, но едва Алинда приступила к кофе, вновь появилась  на
пороге с массивной бронзовой масляной лампой. Поместив ее в центре стола
взамен  канделябра  с  уже  догорающими  свечами,  Люси   удовлетворенно
отметила:
   - Так вам будет светлее.  Вы  сможете  читать.  Но,  надеюсь,  вы  не
собираетесь еще вышивать, мисс, после того как  проработали  почти  весь
день?
   - Нет, я думаю, что на сегодня сделала достаточно, - ответила Алинда.
   - Моя матушка всегда говорила: "Береги глаза пуще богатства!"  И  она
права, мисс.
   - Конечно, права, - согласилась Алинда.
   - Ну, тогда я вас покидаю. - Люси огляделась - не забыла ли она чего.
- Хочу разузнать, как там дела внизу. Позвоните в колокольчик, если  что
потребуется.
   - Я непременно так и сделаю, -  улыбнулась  Алинда.  -  Большое  тебе
спасибо, Люси.
   Служанка прикрыла за собой  дверь,  и  тут  же,  повинуясь  импульсу,
который ей самой был еще непонятен, Алинда вскочила, подбежала к двери и
заперлась изнутри. Затем она поднесла  стул  к  окну,  уселась  и  стала
вглядываться в сумрачный сад.
   Там царил покой,  грачи  устроились  на  ночлег  где-то  на  вершинах
деревьев, мирно ворковали лесные голуби, только один  раз  прокричала  и
затихла сова.
   Алинде казалось немыслимым, что столько страстей бушует там, где  все
располагает к  покою  и  созерцанию  чарующей  красоты.  Она  задавалась
вопросом, как мог граф привезти с собой  в  Кэлвидон  женщину,  которая,
если верить рассказам Люси, была здесь совсем не к месту.
   Но Алинда тут же нашла ответ. Он поступил так нарочно, в пику матери,
в отместку за то, что она связалась с недостойным человеком и тот  занял
в доме место его покойного отца.
   Алинда имела лишь мимолетную встречу с мистером  Хэнсоном,  но  и  на
основе этого короткого знакомства сделала вывод, что он не из тех людей,
кого бы матушка принимала в их скромном домике.
   Речь его выдавала отсутствие  должного  воспитания,  если  он  вообще
когда-либо чему-нибудь учился.  Не  то  чтобы  он  употреблял  жаргонные
словечки. Нет, он выражался вроде бы пристойно, но его  манера  говорить
казалась Алинде оскорбительной. Ей было отвратительно прикосновение  его
руки и жаркий шепоток на ухо.
   Она ободрила себя, подумав, что пока  граф  находится  здесь,  мистер
Хэнсон не позволит себе никаких вольностей.
   Однако драма, разыгрывающаяся сейчас внизу, занимала ее мысли.  Может
быть, для Люси все это выглядело забавно, но  на  самом  деле  это  была
истинная семейная драма.
   Вдовствующая графиня,  напуганная  тем,  что  молодость  безвозвратно
уходит и красота ее увядает, сблизилась с мужчиной гораздо моложе ее.  А
сын графини, нынешний обладатель титула,  не  может  ни  образумить,  ни
остановить  ее  своей  властью,  потому  что  по  завещанию  все  деньги
принадлежат ей.
   Алинда хорошо понимала, как это  ранит  душу  молодого  человека.  Он
унаследовал титул и прекрасный дворец, но не имеет средств содержать его
и должен принимать подачки от матери, чтобы как-то  существовать.  Такое
положение невыносимо для мужчины его возраста.
   Она довольно долго предавалась размышлениям на эту тему.  Ситуация  в
доме Кэлвидонов действительно глубоко затронула ее. Решив, что и так она
слишком много времени уделила раздумьям, девушка допила остывший кофе  и
встала, чтобы поставить пустую чашку на столик у камина.
   И тут она заметила листок бумаги на полу под дверью. Его не было там,
когда она поворачивала ключ в замке после  ухода  Люси.  Значит,  кто-то
тихо подкрался к двери и подсунул записку, пока она сидела у окна.
   Алинда забеспокоилась и даже немного испугалась. Но чтобы  понять,  в
чем дело, надо было  набраться  мужества,  поднять  послание  с  пола  и
прочесть то, что в нем содержится.
   В конце концов она так и поступила. Это был листок  писчей  бумаги  с
адресом и гербом Кэлвидонов вверху.
   Очень мелким почерком, словно автор не желал, чтобы надпись привлекла
чье-то внимание, была начертана всего лишь одна строчка:
   "Жду в библиотеке ровно в полночь".
   Подписи не было, но у Алинды не возникло ни  малейшего  сомнения,  от
кого это послание. "Какая наглость! Как он посмел думать, что я  унижусь
до тайного свидания с ним?" - с возмущением подумала она.
   Затем  ей  пришло  в  голову,  что  если   мистер   Хэнсон   завоевал
благосклонность  вдовствующей  графини,   которая   когда-то   считалась
красивейшей женщиной в Англии, то, конечно, он не ожидает  отпора  своим
притязаниям от какой-то наемной вышивальщицы.
   У Алинды мелькнула  мысль  вернуть  обратно  его  послание  с  резкой
отповедью, приписанной ниже, но она тут же решила, что это уронило бы ее
достоинство.
   "Пусть он ждет меня в библиотеке хоть до утра",  -  нашла  она  самый
приемлемый выход, разорвала записку на клочки,  такие  мелкие,  что  уже
никто не смог бы сложить ее, и выбросила в корзину для мусора.
   И вновь возвратилась на прежнее место у окна.
   Спокойствие ночи было нарушено самым  грубейшим  образом,  и  девушка
кипела от возмущения при мысли о том,  в  какое  унизительное  положение
пытается поставить ее мистер Хэнсон.
   "Если вдовствующая графиня заметит, что он проявляет интерес ко  мне,
меня непременно уволят", - с тревогой подумала Алинда.
   Она боялась не  только  быть  выгнанной  с  позором,  но  и  потерять
жалованье,  которое  так  много  значило  для  них  с  матерью.   Алинда
лихорадочно  искала  способ,  как  избавиться  от  домогательств   этого
самоуверенного красавчика.
   Девушка чувствовала себя так, будто он уже окружил, опутал  ее  своей
паутиной. Почти с детским  страхом  она  начала  думать  о  нем,  как  о
чудовище, от которого трудно найти спасение.
   Если б она не заперла дверь, он мог бы проникнуть  в  ее  комнату.  И
неизвестно, что бы  тогда  случилось.  В  панике  Алинда  подумала,  что
спрятаться ей негде, но тотчас одернула себя. Не будет же Хэнсон открыто
ломиться в дверь! Надо быть разумной и  выбросить  из  головы  напрасные
страхи.
   И все-таки инстинктивно она оглянулась на дверь - не появилась ли под
ней новая записка.
   "Что со мной? - подумала с укоризной Алинда. - Неужели я превратилась
в напуганную дурочку? До тех пор, пока Хэнсон уверен,  что  я  подчинюсь
ему, он будет ждать меня в библиотеке, а я буду в безопасности".
   После пережитых  волнений  ей  захотелось  выйти  на  свежий  воздух.
Большую часть  дня  Алинда  провела  в  комнате  Гортензии  Мазарини,  в
застоявшейся  атмосфере  ароматов  пудры,  духов  и  истлевших   тканей.
Прогулки на природе заменяли ей многое - хотя бы общение с  ровесниками.
При жизни отца они вместе отправлялись на верховые  прогулки,  но  после
его смерти пришлось  продать  лошадей,  конюшня  опустела,  и  прогулкам
пришел конец.
   И в охоте она уже не принимала участия, потому что окрестные  фермеры
ее не приглашали.
   "Я должна прогуляться. Нечего строить из себя затворницу",  -  решила
Алинда.
   Теперь ей уже казалось, что ее уютные комнатки - гостиная и спальня -
похожи на тюремные камеры, мистер Хэнсон - главный тюремщик. Она  знала,
что это очередной приступ абсурдного страха, но ничего не могла с  собой
поделать.
   Повинуясь этому чувству, почти бессознательно Алинда отперла дверь  и
вышла из комнаты.
   Широкий и длинный коридор был пуст. Она долго шла по нему и никак  не
могла отыскать лестницу, ведущую вниз, на первый этаж, где располагались
парадные залы и спальни хозяев и холл, через который можно было выйти  в
сад.
   Тогда Алинда решила спуститься по служебной лестнице в кухню, а потом
воспользоваться черным ходом. Идея оказалась удачной, и вскоре  она  уже
повернула ключ в замке задней двери и очутилась вне стен дворца.
   Ночь выдалась необычайно тихой. Ветерка не было,  но  все  же  воздух
освежал ее разгоряченное лицо. Молодая луна  выплыла  на  небо,  а  купы
разросшихся кустарников отбрасывали манящую и таинственную тень. Как  бы
хорошо было углубиться в эту тень, забыться, исчезнуть,  забыв  о  своих
заботах и волнениях.
   Алинда двинулась по белеющей в  темноте  дорожке,  стараясь  отогнать
тревожные мысли, мешающие насладиться окружающей ее красотой.
   Фонтаны молчали, отключенные на ночь, но в бассейнах плавали  золотые
рыбки и поблескивали чешуей, когда чуть касались  поверхности  воды.  За
бассейнами и фонтанами простирался ухоженный  цветник,  миновав  который
Алинда подошла к железной калитке. Открыв ее, девушка очутилась в  саду.
Вишни  и  яблоки  еще  созревали,  не  тронутые  ничьей  рукой,   а   за
переплетением ветвей светилась водная гладь  обширного  озера,  в  узкой
части  которого  был  перекинут  изящный  мостик.  Ажурные  перила  были
шедевром кузнечного мастерства.
   Миновав фруктовый сад и  очередную  калитку  в  ограде,  гостеприимно
распахнутую, Алинда вышла на просторную лужайку, откуда  открывался  вид
на все озеро.
   Пройдя несколько шагов по тропинке, Алинда оглянулась и  поняла,  что
Кэлвидон-хауз скрылся за густыми деревьями,  и  она  оказалась  на  лоне
природы.
   Но не только посеребренная луной поверхность  воды  была  перед  нею.
Девушка разглядела на небольшом островке  в  самом  центре  озера  белое
строение, похожее на греческий храм.  К  острову  вел  узенький  мостик,
сотворенный архитектором в китайском стиле. Алинда где-то вычитала,  что
моду на все китайское в архитектуре ввел в английское  общество  будущий
король Генрих Четвертый, когда был еще  принцем  Уэльским.  Он  начал  с
того, что приказал построить китайский павильон в Брайтоне.
   Девушка наслаждалась элегантностью и гармоничностью этого сооружения,
когда шла по мосту. Ей казалось, что она вступает  в  сказочный  мир.  А
впереди  ее  ждала  идеальная  симметрия  белоснежного  древнегреческого
храма. Ей даже подумалось, что кто-то из Кэлвидонов вывез  это  строение
из Греции, когда путешествовал там. Были времена, когда греки  позволяли
вывозить свои сокровища.  Пользуясь  этим;  лорд  Элджин  и  сэр  Уильям
Гамильтон смогли грузить целые корабли античными богатствами.
   Алинда  обошла  храм  и  обнаружила  небольшую  террасу,  с   которой
открывался великолепный  вид  на  все  озеро  и  на  дворец.  Таков  был
гениальный расчет архитектора.
   Девушка заглянула в храм и увидела мраморную ст