- Ты сможешь одеться сама?
   - Разумеется, - улыбнулась Ула, и да ее щеке появилась прелестная ямочка.
- Мне к этому не привыкать.
   - Тогда поторопись, - попросил маркиз. - Увидев, как ты входишь в дом,  я
послал слугу предупредить викария,  чтобы  тот  шел  в  церковь,  и  мне  не
хотелось бы заставлять его ждать.
   Ула рассмеялась, до сих пор не в состоянии поверить в свое счастье.
   Затем, когда маркиз оставил ее одну, она сбросила с себя цыганскую одежду
и облачилась  в  белое  подвенечное  платье,  превосходившее  красотой  даже
наряды, купленные герцогиней.
   О таком платье мечтает каждая девушка.
   К счастью, в одном из оставшихся в комнате шкафов сохранилось зеркало  на
двери.
   Встав перед ним, Ула  смогла  кое-как  заколоть  волосы  и  прикрепить  к
прическе фату и венок.
   Затем, наполненная радостным возбуждением, чувствуя себя так, словно весь
мир перевернулся, она открыла дверь и начала спускаться вниз по лестнице.
   Маркиз ждал ее в гостиной, и, взгляну в на него, Ула  подумала,  что  это
самый красивый и элегантный мужчина в мире. Но  теперь  к  тому  же  он  был
наполнен еще какой-то теплотой, исходившей от самого сердца, которой  раньше
ей так не хватало.
   Теперь он любил, и все  скрытые  достоинства  словно  бы  проявились  под
действием этого чувства. Теперь маркиз Равенторп  был  именно  таким,  каким
хотела его видеть Ула.
   Он был готов совершить великие дела не только ради нее, но и ради  других
людей, потому что, как сказал бы ее отец, его осенила божественная сила.
   Уле хотелось высказать свою любовь, но, когда их взгляды встретились, она
поняла, что никаких слов произносить не нужно.
   Они уже настолько слились, соединились друг с  другом,  что  даже  святое
таинство брака не могло сблизить их еще больше.
   Взяв Улу за руку, маркиз вывел ее на улицу, где их  ждал  фаэтон.  Подняв
девушку на руки, маркиз посадил ее в экипаж.
   На запятки вскочил конюх, кроме того, Ула заметила впереди двух верховых,
готовых проводить экипаж до церкви.
   Она поняла, что это не только защита от возможного нападения разбойников.
   Эти люди здесь затем, чтобы ни граф, ни принц Хасин, ни кто-либо  еще  не
смогли помешать исполнению планов маркиза.
   Лишь несколько изумленных местных жителей наблюдали за  тем,  как  фаэтон
подкатил к церкви. Маркиз, положив поводья, обежал экипаж и спустил  Улу  на
землю.
   - Я люблю тебя! - с чувством произнес он. - И когда мы с тобой поженимся,
я смогу тебе доказать, насколько сильно.
   Он взял Улу под руку, и когда они вошли в церковь, знакомую ей с детства,
под ее своды поплыли торжественные звуки органа.
   Уле казалось, ее родители рядом, она чувствовала их присутствие, когда их
с маркизом навеки соединили вместе прекрасные слова брачной клятвы.
   Когда маркиз надел ей на палец кольцо, Уле послышались ангельские голоса,
воспевающие их любовь.
   Молодые опустились на колени, принимая благословение. Ула  сказала  себе,
что счастливее ее не найдется женщины на свете.
   Она не только встретила человека, которого полюбила, но  и  этот  человек
полюбил ее от всей души.
   Ула поклялась, что вся жизнь ее теперь будет  наполнена  признательностью
Господу за этот незабываемый день.
   Новобрачные вышли из церкви, и маркиз снова поднял свою  жену  в  фаэтон.
Они поехали, но не назад в ее дом, как ждала Ула.
   - Куда мы направляемся? - спросила она.
   Не в силах сдерживаться, она крепче прижалась к своему супругу и положила
руку ему на колено.
   Маркиз с улыбкой взглянул на нее. Ула прочла его мысли и поняла, что  он,
как и она, счастлив их соединению, которое никто не сможет нарушить.
   - Мы проведем ночь в доме, который уступил мне  на  время  лорд-лейтенант
графства, мой друг, - ответил маркиз. - Там нас никто не сможет найти, никто
не потревожит.
   Улыбнувшись, он продолжал:
   - А завтра мы направимся в мой  особняк  в  Оксфордшире,  который  отныне
будет  твоим,  моя  бесценная.  Потом  у  нас  будет   настоящее   свадебное
путешествие. Мы отправимся в ту страну, которую ты выберешь.
   - В это... нельзя поверить, - прошептала Ула.
   Тут она вскрикнула.
   - Цыгане! Надо дать им знать, что со мной все в порядке.
   - Об этом я уже подумал, и пока ты  переодевалась,  я  послал  одного  из
конюхов сообщить им, что ты выходишь замуж, а также выразить  нашу  с  тобой
признательность в практичной форме.
   - Надеюсь, они не оскорбятся, когда им предложат деньги.
   - Я попросил конюха вести  себя  как  можно  более  тактично,  -  ответил
маркиз, - кроме того, он передаст, что отныне все цыгане  желанные  гости  в
моих владениях.
   - Лучшего подарка для них нельзя и придумать! - воскликнула Ула.
   Они приехали в дом, где жил маркиз, дожидаясь Улу.
   Дом был очень красивый и уютный, и позднее Ула узнала, что лорд-лейтенант
приготовил его для одного из своих  родственников,  на  время  уехавшего  за
границу.
   Все в доме блистало чистотой и свежестью, и Ула подумала, что  это  самое
подходящее к данному случаю место.
   Их обслуживали прекрасно, и слуги казались совершенно незаметными.  Когда
молодые пообедали, маркиз повел Улу наверх.
   Они вошли в украшенную цветами спальню, в которой стояла широкая  кровать
под балдахином с шелковым пологом, нежно-голубым в цвет глазам Улы.
   - Какая прекрасная комната! - воскликнула она.
   - Дорогая, я решил, - сказал маркиз , - что ты захочешь снять подвенечное
платье, поэтому распорядился принести сундук и достать вещи.
   Его молодая жена улыбнулась.
   - Ты обо всем подумал!
   - Я думаю о тебе, - ответил он. - Разве могу я  думать  о  чем-либо  еще,
ведь ты именно такая, какой я всегда желал видеть мою жену.
   Ула вдруг вспомнила о Саре. Маркиз, словно прочтя ее мысли, сказал:
   - Забудь о ней! Всем нам свойственно ошибаться, и отныне твоя задача, моя
прелесть, следить за тем, чтобы я совершал ошибки как можно реже.
   С этими словами он снял с головы жены венок,  фату  и,  вытащив  шпильки,
позволил ее волосам упасть на плечи.
   - Сегодня ты как никогда похожа на ангела, - сказал он, -  моего  ангела,
который до конца дней моих будет оберегать и вдохновлять меня.
   - Неужели... я смогу? - спросила Ула.
   - Да, ты это делаешь с тех пор, как я встретил тебя, - ответил маркиз,  -
и я уже совсем не тот человек, что был прежде.
   - Я люблю тебя... таким... какой ты есть, - прошептала Ула.
   Не в силах совладать с собой, она прильнула к нему. Маркиз начал целовать
ее, и Ула почувствовала, что он  расстегивает  ей  платье.  Когда  роскошный
подвенечный наряд с легкостью вздоха упал на пол, маркиз взял свою  жену  на
руки и отнес ее на кровать. Ула легла на мягкие подушки, которые  показались
ей воздушным облачком, и снова подумала, что происходящее - это  сон.  Когда
маркиз присоединился к ней, она поняла, что это не  сон,  но  восхитительная
действительность,  и  снова  вся  душа  ее   наполнилась   благодарственными
молитвами.
   Но, когда она ощутила прикосновение губ маркиза,  его  рук,  с  нежностью
дотронувшихся до нее, в ее мыслях остался только он, он один.
   - Я... тебя люблю... люблю! - шептала она.
   - Я боготворю тебя, - ответил он, - и буду боготворить, моя  любимая,  до
конца своих дней!
   Произнося  эти  слова,  маркиз  ощутил,  как  под  его  рукой  тело   Улы
затрепетало, впервые пробуждаемое любовью, и решил, что прекраснее этого нет
ничего на свете.
   - Ты не боишься? - спросил он.
   - Н-немного!
   - Я буду нежен и ласков.
   - Я не... боюсь... тебя.
   - Тогда чего же, мое сокровище?
   - Вдруг ты... найдешь меня... скучной... разочаруешься...  и  перестанешь
любить... тогда я снова... останусь совсем одна!
   - Ангел мой, это невозможно!
   - Почему?
   - Потому что люблю я тебя не только за твою красивую внешность; я  обожаю
твое доброе сердце и еще больше то, что зовется душой, поэтому я всегда буду
любить тебя.
   - Разве я заслуживаю таких... таких чудесных слов?
   У Улы из глаз брызнули слезы, и она спросила:
   - Ты  правда  считаешь...  что  я  заслуживаю  тех  похвал,  что  ты  мне
говоришь?
   - Для меня ты сияешь подобно путеводной звезде  во  мраке  -  и  за  этой
звездой я буду следовать до конца жизни. -  О,  милый...  милый...  я  люблю
тебя!
   Маркиз поцеловал скатившиеся по щекам Улы слезы.
   Затем он еще крепче прижал ее к себе, и она ощутила, как их тела  и  души
слились воедино.
   Ула поняла, что это божественная сила любви, не мягкая и нежная, как  она
считала прежде, а опаляющая жаром солнца.
   Она ощущала этот жар, заполняющий ее, разливающийся  от  груди  к  губам,
готовый слиться с пламенем, охватившим ее мужа.
   Она понимала, что  любовь  -  это  могучая  непреодолимая  сила,  которая
заставляет  людей  совершать  великие  деяния  Охвативший  ее   восторг   не
поддавался описанию.
   Божественная сила любви унесла их в неведомую даль, где их ожидали только
радость и счастье.



    Барбара КАРТЛЕНД
    ОТ НЕНАВИСТИ ДО ЛЮБВИ


    ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


Анонс

   Волею судьбы юная Атейла оказалась  одна  в  далеком  чужом  краю.  Чтобы
вернуться домой, ей пришлось сопровождать маленькую девочку в  Англию  к  ее
отцу,  графу  Рокуаллу.  Могла  ли  Атейла  представить,   что   встреча   с
мужественным и красивым графом изменит всю ее жизнь  и  подарит  ей  счастье
чистой и нежной любви...

От автора

   Нерасторжимость брака - часть учения  христианской  церкви  с  самого  ее
возникновения. Церковь, безусловно,  порицала  отношения  между  мужчиной  и
женщиной, не освященные таинством брака.
   Первый удар  этому  учению  нанесла  Реформация.  Протестантская  церковь
выступила за право мужчины отказаться от неверной жены и, даже если  она  не
была приговорена к смерти от руки палача, жениться вторично.
   Несколько позднее было признано  право  жены  подать  иск  о  расторжении
брака, если муж изменял ей и к тому же жестоко с ней обращался.
   В отличие от  других  протестантских  церквей  в  Шотландии  и  в  Европе
англиканская церковь оказалась самой  консервативной.  В  некоторых  случаях
расторжение брака брал на  себя  парламент,  но  эта  процедура  стоила  так
дорого, что с 1602-го до 1859 года было всего 317 подобных случаев.
   В 1837 г, после горячих дебатов было узаконено право  мужа  на  развод  с
неверной женой. Но жена,  если  она  хотела  получить  развод,  должна  была
доказать не только неверность мужа, но и его жестокость  или  порочность.  И
такое положение продержалось без изменений вплоть до 1923 г.
   Хотя право чиновника Высокого суда выступать в качестве посредника  между
супругами в течение шести месяцев  между  вынесением  условно-окончательного
решения  суда  и  его  осуществлением  не  пользовалось  популярностью,  оно
сохранялось до 1969 г., когда был принят наконец Акт о разводах.

Глава 1

1899 год

   - Ты опоздала! Хочешь есть - готовь сама! Я  здесь  не  для  того,  чтобы
ждать тебя! У меня и так хлопот хватает!
   С этими словами пожилая женщина,  наполовину  испанка,  вышла  из  кухни,
хлопнув дверью. Атейла вздохнула. Ничего другого она и не ждала.
   Сначала она решила уйти не  поев,  но  это  явно  противоречило  здравому
смыслу. Рана в плече только-только начала заживать, и доктор сказал, что  ей
нужно поддерживать свой организм, чтобы у него были силы для выздоровления.
   Здесь, в миссии,  это  было  не  так-то  просто:  уж  очень  неприветливо
встретила ее миссис Мансер, домохозяйка отца Игнатия, да и каждый день здесь
был словно днем великого поста.
   Когда Атейлу принесли в миссию в Танжере, она была без сознания, а  когда
очнулась, не сразу смогла вспомнить все, что случилось.
   В пустыне,  по  дороге  в  Танжер,  на  них  с  отцом  неожиданно  напали
разбойники. Сейчас события того дня казались ей ночным кошмаром, от которого
никак не удается избавиться. Ее отец Гордон Линдсей  путешествовал  по  всей
Северной Африке, не раз он попадал в опасные передряги и все-таки  оставался
невредим.  И  вот,  когда  до  Танжера,  конечного  пункта   его   последней
экспедиции, оставалось совсем немного, случилось несчастье.
   Теперь Атейла корила себя за то, что не удержала отца. Почти  все  деньги
они потратили на покупку верблюдов. Нанять охрану оказалось  не  на  что.  С
ними ехали только несколько слуг. И все они были убиты.
   Ее отец тоже погиб, а она осталась одна,  без  средств  к  существованию.
Девушка ломала голову, пытаясь придумать, как ей вернуться домой, в  Англию.
Там родственники отца, наверное, помогли бы ей, хотя бы на первых порах.
   От всех этих мыслей голова у Атейлы закружилась, холодный пот выступил на
лбу, а ноги стали как ватные. Нет, в таком состоянии она не могла  придумать
ничего разумного. Атейла окинула взглядом душную маленькую  кухню  с  низким
потолком и с удивлением почувствовала, что проголодалась.
   На прошлой неделе, когда она наконец смогла  встать  с  постели,  девушка
сразу заметила, что домохозяйка не только жалеет для нее кусок хлеба,  но  и
безумно ревнует к отцу Игнатию, к  которому  сама  относилась  с  обожанием,
близким к идолопоклонству.
   Добрый пожилой человек, который всегда  искренне  стремился  помочь  всем
страждущим, отец Игнатий был главой миссии.  Она  состояла  из  католических
священников, которые лечили местных жителей и  проповедовали  им  Евангелие,
хотя арабы не очень-то слушали их проповедь.
   И все-таки жизнь миссионеров была посвящена обращению язычников.  А  если
на их пути встречались  непреодолимые  препятствия  или  они  преждевременно
умирали, несомненно, врата рая были открыты для них.
   Но эти благие цели имели мало касательства к  суровой  миссис  Мансер,  и
Атейла понимала, что ей надо уезжать. Она решила поговорить об этом с  отцом
Игнатием вечером, после ужина.
   Когда они ужинали вместе, девушка  могла  надеяться,  что  ей  достанется
что-то от сытной трапезы, по крайней мере пока не начался великий пост.
   Но ей хотелось есть сейчас, и неудивительно:
   Атейла вспомнила, что накануне вечером съела всего два кусочка  черствого
хлеба и выпила стакан воды.
   Девушка заглянула в буфет. Там у самой  стенки,  за  чашками,  приютилось
маленькое яичко.
   По-видимому, миссис Мансер  прятала  его.  Нашелся  еще  кусок  черствого
хлеба, от которого Атейла с трудом отрезала ломтик, положила его на  решетку
очага и подогрела на догоравших углях.
   Потом она поджарила себе яичницу, но к тому времени, как все было готово,
Атейла почувствовала, что голод куда-то исчез. Она все-таки  заставила  себя
поесть, чтобы поддержать силы, и, действительно, ей стало лучше.
   "Чего бы  мне  сейчас  по-настоящему  хотелось,  -  мечтательно  подумала
девушка, - так это жареного цыпленка с молодой картошкой и свежими овощами с
английского огорода".
   Сама мысль об этом заставила ее улыбнуться, так не  вязалась  она  с  тем
миром, который окружал ее, изнемогая под палящим солнцем.
   Сидя перед пустой  тарелкой,  Атейла  сказала  себе,  что  пора  серьезно
задуматься о будущем. Она могла надеяться только на то, что  издатели,  если
удастся с ними связаться, дадут ей хотя  бы  небольшой  аванс  за  последнюю
рукопись, которую отец отослал им совсем недавно.
   Слава Богу, это произошло еще до нападения разбойников, которые  отобрали
у них все. Их лошади и последний верблюд, который стоил по меньшей мере  100
фунтов, были похищены. С ее отца  содрали  даже  одежду,  а  раненую  Атейлу
бросили умирать в пустыне.
   Правда, если даже издатели и вышлют ей аванс, денег может не  хватить  на
проезд до Англии, и тогда не останется  ничего  другого,  как  обратиться  к
британскому консулу. Игнатий к этой идее отнесся скептически и не  советовал
ей возлагать на консула особые надежды.
   Отец Игнатий сказал, что в Северной Африке очень много англичан,  которые
при разных обстоятельствах лишились своих денег,  и  лишь  в  исключительных
случаях британский консул помогал им вернуться на родину.
   Атейла подумала, что репутация ее отца в ученом мире была такова, что его
дочь могла бы рассчитывать на помощь консульства. А в то  же  время  все  ее
существо протестовало против унизительных просьб о  помощи  и  необходимости
объяснять, почему именно она имеет право получить деньги на проезд.
   Среди ученых авторитет отца был очень высок, но как объяснить  чиновникам
в консульстве, что он посвятил  всю  свою  жизнь  изучению  племен  Северной
Африки, особенно берберов.
   Об этом племени до сих пор было известно очень мало, их история, религия,
местные обычаи по-прежнему оставались тайной для европейцев. Гордон  Линдсей
знал, что его исследования внесут огромный вклад в мировую науку.
   "Может, когда папину книгу опубликуют, - подумала Атейла,  -  его  оценят
должным образом".
   Но приходилось признать, что до сих пор работы, которые  отец  посылал  в
Королевское   географическое   общество   и   в   Societe   de    geographes
<Географическое  общество  (фр.).>,  лишь  немногими  были  признаны  и  его
гонорары были мизерными.
   "Лучше полагаться только на свои силы",  -  решительно  подумала  Атейла,
размышляя, каким способом сможет заработать.
   Она говорила по-арабски и владела несколькими диалектами Северной Африки.
Но это могло пригодиться, если бы удалось  вернуться  в  Англию.  Оставаться
долго ей, незамужней молодой девушке, здесь, в Африке, было неудобно.
   Мать, умирая, сказала ей:
   - Ты становишься очень красивой, моя милая. Мы с твоим отцом всегда  были
уверены, что так и будет. Но красивая женщина, всегда расплачивается за свою
красоту.
   Тогда Атейла не поняла, что имела в виду  ее  мать,  а  та  улыбнулась  и
добавила:
   - Всегда найдутся мужчины, которые будут стремиться  соблазнить  тебя,  и
женщины, готовые ненавидеть. Я могу только надеяться, моя  дорогая,  что  ты
встретишь мужчину, который сделает тебя такой же  счастливой,  какой  сделал
меня твой отец.
   - Ты действительно была счастлива, мама? - спросила  Атейла.  -  Не  имея
своего дома, всегда в дороге, то и дело переезжая с места на место?
   Глаза ее матери засияли необыкновенным светом. Она ответила не сразу:
   - Думаю, ни одна женщина на свете не была счастливее меня. Вся наша жизнь
с твоим отцом была так необычна, что даже неприятности и опасности не  могли
помешать нам радоваться.
   Это было правдой. Когда мать умерла,  казалось,  смех  навсегда  ушел  из
жизни  отца  и  самой  Атейлы.  Она   отчаянно   пыталась   заменить   мать.
Присматривала за отцом, следила,  чтобы  ему  готовили  его  любимые  блюда,
помогала во время экспедиций через неизведанные пустыни, которых и на  карте
было не найти. Но хотя отец очень любил ее и она отвечала ему тем же, Атейла
всегда чувствовала, как не хватает ему мамы.
   Даже когда он смеялся, в его смехе больше не было той  непосредственности
и беззаботности, которые навсегда были похоронены в  незаметной  могилке  на
кладбище арабской деревушки,  такой  крохотной,  что  у  нее  не  было  даже
названия.
   Один или два раза ее родители приезжали в Англию, и там родилась  Атейла.
Последний раз она была на родине шесть лет назад, когда умер отец ее матери.
Тогда Атейла встретилась со многими родственниками, и все они  не  скрывали,
что не одобряют образ жизни ее отца.
   Атейле тогда было всего двенадцать, и она никого из них сейчас не  узнала
бы. Но была уверена: явись она к ним сиротой, без копейки денег -  никто  не
придет в восторг.
   Девушка помнила, что родственники ее отца живут где-то на севере  Англии,
на границе с Шотландией. Может, именно шотландская кровь сделала отца  таким
страстным  путешественником,  а  ум  англичанина   из   северного   графства
способствовал его становлению как ученого и писателя.
   У отца был старший брат, от  которого,  правда,  несколько  лет  не  было
известий. Возможно, он уже  умер.  Еще  у  отца  была  замужняя  сестра.  Но
вспомнить имя ее мужа