по швам.
                            Он   обладал   глубокой  мудростью и
                         чуждой  всякой  панике  логикой. Сталин
                         был непревзойденным мастером находить в
                         трудные   минуты   выходы   из   самого
                         безвыходного положения.
                            В самые трагические моменты, как и в
                         дни   торжеств,  Сталин  был  одинаково
                         сдержан.    никогда    не    поддавался
                         иллюзиям.   Он   был  необычно  сложной
                         личностью.  Сталин  был  величайшим, не
                         имеющим себе равных в мире диктатором.

                                                     У. Черчилль

        1

   Никита  Хрущев  рассказал  историю  о  том,  что  в 1941 году
Сталин,  узнав  о германском нападении, страшно испугался, уехал
в  свою  подмосковную  дачу-крепость,  полностью  отошел от дел,
никого  к  себе  не  вызывал,  ни с кем не встречался, никого не
принимал,   не  интересовался делами на  фронте,  на  телефонные
звонки   не  отвечал.  Сталин  находился  в  состоянии  глубокой
апатии.  Это  было  полное  самоустранение  от  выполнения  всех
государственных  и  партийных  обязанностей. В состоянии крайней
депрессии  Сталин находился больше недели, и только 1 июля члены
Политбюро  заставили  его  вновь  взять  бразды правления в свои
руки...
   Эту  легенду  подхватили  некоторые историки и повторили ее в
тысячах  книг,  статей,  в  миллионах выступлений... Эта легенда
служит  самым  главным доказательством сталинской "неготовности"
к  войне;  дескать,  он-то лучше всех знал, что армия к войне не
готова,  что  армия  обезглавлена,  он  боялся  войны,  хотел ее
оттянуть,  а  узнав  о  нападении,  окончательно  перепугался  и
спрятался...
   Эта  легенда  каждое десятилетие обретает как бы новую жизнь.
Недавно  в  Британии  вышла книга, в которой описаны параллельно
биографии  Гитлера  и  Сталина.  Ну  и  понятно:  Сталин страшно
боялся,  а  когда  Гитлер  напал, то он и подавно перепугался до
смерти.  Толпа  забывает вчерашние сенсации поразительно быстро.
Потому  такая  книга  для  нового  поколения  обывателей - вроде
открытия.   В   лондонских   автобусах,  на  вокзалах,  в  метро
повторяют: а вы знаете, что когда напал Гитлер...
   Книга  сразу  стала  мировым  бестселлером.  Пройдет  немного
времени,  книгу  забудут, но найдется новый открыватель, легенду
повторит,   и  снова  это  будет  звучать  великим  историческим
открытием,  и  снова  будут  охать  сэры и мистеры: а вы знаете,
когда напал Гитлер...
   Спорить  бесполезно.  Обиваю  пороги  издательств,  предлагаю
свои  книги  о  войне,  а  в  ответ:  русские были совершенно не
способны   воевать,  к  войне  они  не  готовились,  армия  была
обезглавлена,  Сталин  это знал лучше других, не случайно, узнав
о нападении, он перепугался и спрятался...
   А между тем...
   В страхе НИКТО так себя не ведет.
   Теоретически  Сталин  мог  бояться  германского  нападения до
того,  как  оно  совершилось.  Но  после того, как оно началось,
Сталин должен был успокоиться.

        2

   Так  уж  мы  устроены:  боимся того, что должно свершиться. А
то,  что  уже  свершилось или свершается в данный момент, уже не
так  страшно  или  вообще  не  страшно. Вспомним, как ведут себя
люди  в  кинотеатре  во  время  демонстрации  фильма ужасов. Зал
затихает   в  страхе,  когда  на  экране  подозрительно  скрипят
лестницы  и  хлопают  двери,  опасность рядом, но мы не знаем, в
чем  она заключается, что она собой представляет, и это страшно.
Но  вот  на  экране  появляется злодей (или резиновая акула, или
еще  какое  чудище),  и  зал  оживился, ужас больше не имеет той
остроты, ибо зрителям теперь известно, в чем он заключается.
   Знаменитый  подводник  капитан 2 ранга Петр Грищенко, который
среди  советских  подводников  имел  самый  большой боевой счет,
описывает   это   состояние   так:   "Опасность,   которая   нас
подстерегает,   страшна   только   до  того  момента,  пока  она
неизвестна.  А  как только она становится ясной - вы мобилизуете
все  силы  на борьбу с ней. Здесь уж не до переживаний" (Схватка
под водой. М.: Молодая гвардия, 1983. С. 123).
   Не  менее  знаменитый  летчик-испытатель Марк Галлай летал на
ста   двадцати   четырех  типах  летательных  аппаратов.  О  нем
говорили,  что он может летать на всем, что летает, и немножечко
-  на  всем, что теоретически не должно летать. Галлай описывает
состояние  летчика  в  момент  встречи  с опасностью (а в работе
летчика-испытателя  опасность  часто  бывает  смертельной): "Все
моральные   силы   летчика   мобилизованы  на  встречу  с  любой
неожиданностью.  Какой  именно  -  он не знает (если бы знал, то
она  перестала  бы  быть  неожиданностью,  да  и  вообще была бы
исключена).  Когда  наконец она раскроет себя, летчик, сколь это
ни   парадоксально,   сразу   успокаивается"   (Через  невидимые
барьеры. М.: Молодая гвардия, 1965. С. 98).
   Вспомним  книги  нашего  детства.  Вот Робинзон Крузо идет по
своему  острову и вдруг видит отпечаток босой человеческой ноги.
Сам  Робинзон  босиком  не  ходил,  и  отпечаток явно больше его
собственного.  В  дикой  панике  и  ужасе  он  прячется  в своей
пещере.  (Следует  описание  ужаса  на две страницы.) На острове
присутствует  опасность,  но  Робинзон  не  знает, какая именно.
Потом  он  узнает,  что  это  всего-навсего  людоеды,  несколько
десятков,  они режут своих пленников, жарят на костре и пожирают
их. Одним словом, ничего страшного.
   У   Вальтера   Скотта   в  "Айвенго"  это  состояние  описано
несколько  раз  в  разных ситуациях. Например, рыцари-вымогатели
поймали  купца  Исаака  из  Йорка  и  готовятся  кипящим маслом,
раскаленными  щипцами  и  прочими  экзотическими инструментами и
способами  заставить  его  поделиться  доходами. "Однако теперь,
перед  лицом действительной опасности, он был гораздо спокойнее,
нежели раньше, когда находился во власти воображаемых ужасов".
   И  в  той  же  книге:  "Любители  охоты  утверждают, что заяц
испытывает  больший  страх,  когда собаки гонятся за ним, нежели
когда он попадает им в зубы".

        3

   От  книг  детства  перейдем  к  книгам  нашей  юности и в них
найдем  то  же  правило:  когда  самое  страшное  уже случилось,
человек  забывает  свои  страхи  и  успокаивается.  Вот описание
ареста  в  книге Александра Солженицына "В круге первом": "Арест
выглядел  грубовато,  но  совсем  не  так страшно, как рисуется,
когда  его  ждешь.  Даже  наступило  успокоение  -  уже  не надо
бояться...  Странно,  но сейчас, когда молния ареста уже ударила
в   его   жизнь,   Иннокентий  не  испытывал  страха.  Наоборот,
заторможенная  мысль  его  опять  разрабатывалась  и  соображала
сделанные промахи".
   Люди,  ждавшие  ареста,  принимают  арест  с облегчением. Это
рассказывают  и  те,  кого  арестовывали  коммунисты, и те, кого
арестовывали  фашисты,  -  первая  ночь  в  камере - это сладкий
успокаивающий   сон,  до  того  было  много  бессонных  ночей  в
ожидании. Теперь неизвестность позади, можно спать спокойно.
   Давайте    поднимем    тексты,    которые   принято   считать
классическими,  и  найдем,  что Шекспир, Пушкин, Байрон, Гоголь,
Диккенс,  Достоевский,  Гете, Толстой, Шиллер, Ремарк, Сенкевич,
Золя,  Цвейг  -  все  говорят  об  одном:  когда случилось самое
ужасное  -  человек успокаивается. Это относится и к немцам, и к
русским,   к  французам  и  американцам,  к  полякам,  болгарам,
евреям,  китайцам, индийцам, к эвенкам и чукчам. Так может быть,
грузин  в  таких  случаях  ведет  себя иначе? Великий грузинский
поэт  Шота Руставели еще в XII веке утверждал, что грузины ведут
себя как все. Но оставим литературу.
   Эксперимента  ради  я  опрашивал  людей  возле онкологической
клиники.  Каждый  день  в приемной люди ждут результатов: может,
рак,  может,  нет.  Люди  в приемной сидят в обнимку со страхом,
страх  --  в  их  глазах,  страх гуляет над их головами. А потом
человека  вызывают  к  врачу и об®являют: да, рак. Неизвестность
прошла. Все человеку теперь ясно. И он успокаивается.
   А  еще  я  опрашивал  людей,  получавших  смертные приговоры.
Результат  тот же. Самое страшное для всех - ожидание приговора:
пятнадцать   или  вышак?  А  потом:  встать,  суд  идет,  именем
Российской  Советской...  к  высшей  мере наказания - расстрелу.
Спрашивал   прошедших   через   это:   ну   и   как?   Отвечали:
воспринимается  с  облегчением;  пошумишь для порядка, но быстро
приходит  успокоение.  Эдуард  Кузнецов:  "Свое  новое положение
приговоренного  к  смерти  осознаешь быстро и привыкаешь к этому
легко".  Сам  я  в камере смертников не сидел, смертный приговор
получил   заочно.   Меня   вызвали   в  британское  министерство
иностранных  дел и передали пламенный привет от Военной коллегии
Верховного   суда   СССР.   Поделюсь  впечатлением:  ночь  после
приговора  спал  сладким  сном и видел счастливые сны, наступило
полное  облегчение  и  спокойствие,  которое сопутствует мне уже
многие  годы.  В жизни моей с того момента исчезли многие заботы
и страхи.

        4

   Ожидание  смерти  страшнее самой смерти. Потому Геринг за три
часа до казни покончил с собой. Чтоб не ждать.
   И  Сталин,  и  сталинские суды знали, что сам приговор не так
страшен,  как  ожидание.  Например, судьба Николая Бухарина была
предрешена  Сталиным  лично,  и  ни  один  судья  не  посмел  бы
возразить.   Но!   Сталинский  суд  "удалился  на  совещание"  и
"совещался"  семь  с  половиной  часов.  А  потом граждане судьи
появились,  и  один  из  них долго-долго читал почти бесконечный
приговор,  перечисляя множество ненужных деталей. Ну а в конце -
как  принято:  вышак.  В  зале  вместо публики сидели товарищи в
сером.  Тридцать  три  года  спустя  один  из  них,  теперь  уже
заслуженный  ветеран,  выступал  у  нас  в  академии.  О суде он
рассказывал  весело: мол, талантлив был Верховный Режиссер, умел
представления   устраивать  -  комедия  с  вынесением  приговора
смотрелась лучше публичной порки...
   И  на  войне  так  же.  Спросите  каждого  фронтовика,  и вам
ответят:  ждать  страшно,  а в бою страх проходит, ждешь боя как
облегчения. Генерал-лейтенант артиллерии Г.Н. Ковтунов:
   "Хотя  это  может  показаться парадоксальным, мы ждали, когда
противник  перейдет  к  активным  действиям" (ВИЖ. 1981. N 7. С.
58).  Есть свидетельства нетерпения маршала Жукова перед началом
Курской  битвы:  ему  хотелось, чтобы кончилось ожидание и чтобы
немцы   нанесли   удар.  У  Владимира  Высоцкого  все  возможные
переживания  человека  выражены  в  песнях, и это тоже: "Мы ждем
атаки до тоски..."
   Так  говорят  и  солдаты, и офицеры, и генералы. Да не только
генералы.  Цитирую  запись  из  дневника доктора Геббельса от 16
июня   1941  года.  До  начала  германского  вторжения  остаются
считанные   дни.   В   высшем  руководстве  Германии  -  нервное
ожидание:  "Фюрер  живет  в  неописуемом  напряжении. Это всегда
так,  пока  боевые  действия  не  начались. Он говорит, что, как
только  битва  начнется,  он  станет  совершенно  спокоен. Я это
наблюдал бесчисленное количество раз".
   В  момент, когда Гитлер напал, сталинский страх (если он был)
должен  был пройти. Сталин должен был успокоиться. Подтверждение
этому  - вся мировая литература, вся человеческая история и сама
человеческая (и звериная) натура.
   Сталин   должен   был  успокоиться  -  это  подтвердит  любой
психолог. Да вы это и без психолога знаете.
   Есть  особая  порода  сильных людей, которых принято называть
врожденными  лидерами.  Сталин  был  самым  ярким представителем
этого  типа.  Таким людям присущи суровость и властность в любой
нормальной  обстановке,  а  когда  ситуация  ухудшается,  они не
проявляют  признаков паники и трусости, но, наоборот, становятся
веселыми  и  радостными.  Именно  эта особенность отличает их от
простых  смертных  и  привлекает  к  ним  других  людей.  Таким,
например,  был  авиаконструктор  генерал-полковник  авиации А.Н.
Туполев.  Вот как его обычно описывают: "А наш Дед всегда, когда
что-нибудь  не слава Богу, очень спокойный - не шумит, не ругает
никого...  Ну  а  когда все в порядке, тогда покрикивает, шумит,
разносит..." (Галлай М. Третье измерение. М., 1979. С. 72).
   Вот  именно  таким был и Сталин. Референт Сталина по вопросам
авиации,   авиаконструктор,   генерал-полковник  авиации  А.  С.
Яковлев  свидетельствует:  "Во  время  войны я заметил в Сталине
такую  особенность:  если  дела  на  фронте  хороши - он сердит,
требователен  и  суров;  когда неприятности - он шутит, смеется,
становится покладистым" (Цель жизни. М., 1968. С. 503).
   Так  вот:  не мог Сталин испугаться после того, как война уже
началась.  Поведение  Сталина  в первые дни войны, мягко говоря,
нестандартное.  Он  вел  себя  так,  как  никто себя в страхе не
ведет.  Более  того, он не похож и на самого себя. Свидетельство
генерал-полковника   Яковлева   не  единственное.  Их  много.  В
первые,  самые  страшные  дни войны Сталин должен был улыбаться,
шутить, смеяться.
   Но  он  молчит.  Он  ни  с  кем  не  разговаривает,  ничем не
интересуется.
   Чем же об®яснить сталинское поведение?
   Чем угодно.
   Кроме страха.

        5

   Страх  на  короткое время оказывает парализующее воздействие,
но   страх   быстро   воплощается  в  интенсивную  деятельность.
Испуганный   человек  много  и  быстро  говорит,  он  озирается,
оглядывается,  все  тело  подвижно,  а руки как бы ищут для себя
занятие.  Испуганный  человек  теребит  в  руках  шапку,  крутит
пуговицы,  грызет  ногти,  поглядывает на часы, постоянно что-то
ищет  в  карманах.  Все  это  - свидетельства напряженной работы
мозга.  Страх - это одно из проявлений инстинкта самосохранения.
Страх  резко  увеличивает  физические  силы, повышает четкость и
ясность  мышления. В страхе человек способен предпринять то, что
без  страха  ему  кажется  невозможным.  В  страхе человек может
выдумать  то,  до чего без страха не додумаешься. Если Александр
Керенский  переоделся медсестрой и на санитарной машине бежал из
Зимнего  дворца,  мы  скажем,  что  это  страх.  Если  бы Сталин
приклеил  бороду  и  сбежал  в  Тибет  или  Парагвай,  то  мы бы
сказали:  это страх. Но проявлений страха в поведении Сталина не
было.
   После    1991   года   архивы   чуть-чуть   приоткрылись,   и
исследователи    получили   доступ   к   тетрадям,   в   которых
регистрировались  посетители сталинского кабинета с 1927 по 1953
год.  Выяснилось,  что Сталин в первые дни войны работал, причем
работал  так,  как мало кто на этой планете. Запись 21 июня 1941
года:  "Последние  вышли в 23.00". Но это вовсе не означает, что
рабочий  день  Сталина  завершился.  После  того  как  последние
посетители  вышли, он еще мог работать с документами сам, он вел
телефонные  разговоры, он работал не только в своем кабинете, но
и в кремлевской квартире, и на дачах.
   22  июня  1941  года прием посетителей начат Сталиным в 5.45.
Он  продолжался  11  часов  без  перерывов. Посетители: Молотов,
Берия,  Тимошенко,  Мехлис,  Жуков, Маленков, Микоян, Каганович,
Ворошилов,    Вышинский,    Кузнецов,   Димитров,   Мануильский,
Шапошников, Ватутин, Кулик...
   Далее  у Сталина на целую неделю - один сплошной рабочий день
с  перерывами.  Прием  посетителей начинается то в 3.20 ночи (23
июня),  то  в  1  час  ночи (25 июня) и завершается ночами, то в
1.25  (24  июня),  то  в  2.40  (27 июня), то в 00.50 (28 июня).
Прием   посетителей  продолжается  по  пять,  шесть,  двенадцать
часов.  Иногда  рабочий день Сталина длится 24 часа с небольшими
перерывами.  Но  повторяю  -  мы  знаем только то, что в моменты
перерывов  в  его  кабинете  нет  посторонних.  Но  это  еще  не
означает, что он в это время не работает.
   А  вот  после  этой  недели в журнале регистрации посетителей
два дня пропущены: 29 и 30 июня.
   Хрущев  рассказывал,  что  немцы напали, а Сталин испугался и
убежал.  Теперь  выясняется,  что  после того, как немцы напали,
Сталин  работал семь дней на пределе человеческих возможностей и
за этим пределом. А потом вдруг...
   Если  Сталин  и  боялся Гитлера, то после нападения он не мог
испугаться  еще  больше.  Выясняется,  что  он  и не испугался в
первый   день   войны,   он  работал,  а  в  интенсивной  работе
забывается все. Эмоции отходят...
   Если  Сталин  не  испугался  в  первый  момент,  то мог ли он
испугаться на восьмой день?

        6

   Загадка   сталинского  поведения  в  первые  дни  войны  меня
терзала  давно. Разгадку я нашел в Третьяковской галерее. Можете
со  мной  соглашаться, можете возражать, но лично меня найденный
ответ удовлетворяет.
   Итак,  Третьяковка. Обычно я приходил к вечеру. Так повелось:
в  Бородинскую  панораму поутру не пробиться. А за пару часов до
закрытия...
   И в Третьяковку тоже.
   Я  люблю  второй  этаж.  Больше  всего  -  пейзажи. Во мне не
состоялся  великий  пейзажист.  Сознавая  загубленную  потенцию,
часами  ревниво  рассматриваю  чужие  холсты:  осинки,  березки,
елочки.  На  каждом  пейзаже местечко высматриваю, куда бы лучше
противотанковую  пушку  всобачить.  Чтоб  скрыть  ее  напрочь от
вражьего глаза.
   А  самая  моя  любимая  картина  -  "Ночь на Днепре" Куинджи.
Картину  эту  никогда  не встречал в репродукциях. Ее невозможно
копировать:  черная  ночь,  41  оттенок  черного  цвета, зеленая
луна,  того цвета, каким бывает огонь светофора в ночном тумане,
и  лунная дорожка по Днепру, и отблески по черным облакам. Какая
ночь!   Какой   простор!   Какая   мощь!   Самый   момент  Днепр
форсировать.  И  еще  лучше  в  такую  ночь  снять тихонечко 3-ю
гвардейскую   танковую  армию  с  Букринского  плацдарма  и  под
соловьиные  трели  перегруппировать  ее  на  Лютежский плацдарм.
Чтоб  никто  не дознался. А потом с Лютежского, откуда появления
танковой  армии  противник  не  ждет,  внезапным  ударом...  Ах,
Куинджи!..
   А  самая  моя  любимая  скульптура - "Крестьянин в беде" М.А.
Чижова.  Сидит мужик на пепелище, рядом - мальчик. Если вникнуть
в  суть,  то  отойти  от  скульптуры  не  получается. Скульптура
белого   мрамора,   пепелище   предельно  скупо  обозначено.  Но
трагедия  проступает  так  остро,  что  сознание  дорисовывает и
восстанавливает  все, что не мог скульптор уместить на небольшом
постаменте:  всю  жизнь  мужик  пахал  как  вол,  выстроил  дом,
поднялся   на   ноги   и   вот...  И  головешки  белого  мрамора
воспринимаются  как  черные...  И  горе  аж сочится из холодного
камня...  Мальчик  трогает отца за плечо... Он еще не понял всей
глубины несчастья...
   Иногда  я  приходил  в  Третьяковку  и долго из дальнего угла
рассматривал две скорбные фигуры...
   А    однажды   брел   по   залам,   мысленно   прятал   пушки
противотанковые   за   пригорочки,   двигал   танковые  армии  с
плацдарма  на  плацдарм  и  вдруг  внезапно оказался у той самой
беломраморной  чижовской  статуи.  Чуть  было плечом ее не снес.
Поднял глаза... обомлел:
   ТАК ЭТО ЖЕ СТАЛИН!!!

        7

   Давайте  же  вернемся  в  тот страшный июнь 1941 года: жаркое
лето,  где-то  далеко  идет война, а в Подмосковье в лесной тиши
пахнет  сосновой  смолой, за окном шмели жужжат. Сталин, забыв о
времени,  сидит  в  простой своей комнате на солдатской кровати,
оперев  лоб  на  ладонь.  Ему  не  интересно,  что происходит на
фронтах,  что происходит в его стране и мире. Он никуда не хочет
бежать.  Это  тихое самоубийственное отчаяние. Всю свою жизнь он
отдал  идее.  Он  -  великий  служитель.  Он истребил всех своих
врагов,   чтобы   подчинить  великую  страну  и  поднять  ее  на
величайшее  дело.  Он  истребил  миллионы людей, чтобы заставить
остальных  выполнять  свои  приказы,  он очистил арми