"Охотники на привале". Старый
охотник,  выпучив  глаза,  вдохновенно врет. Молодой охотник,  разинув  рот,
ошарашено внимает. Старый мужик-егерь, ехидно улыбаясь, чешет затылок.
  Распределим роли.  Вдохновенный,  мягко говоря, рассказчик -- это  Жуков
Георгий   Константинович.    Разинувший    рот   слушатель   --   это   Герой
Социалистического   труда,   кавалер   трех    орденов   Ленина   и   других
государственных наград,  лауреат Ленинской и шести Сталинских премий Симонов
Константин Михайлович. А мы с  вами  выберем себе  скромную  роль мужичка  в
лапотках,  мы  послушаем  захватывающий рассказ Жукова,  почешем  затылок  и
ехидно улыбнемся: мели Емеля!
  Старому охотнику можно  было бы и не рассказывать про то, как он хватал
за  холку волков и медведей  и бросал  в  свою сумку.  Было бы  проще  молча
показать шкуры убитых зверей.
  Жукову  Георгию  Константиновичу можно было бы не рассказывать, выпучив
глаза,  о  том,  как  он  в гениальном озарении  предугадал германский  план
"Барбаросса".  Достаточно  было  опубликовать   материалы  той  игры.  Такая
возможность у  Жукова была,  и  была  острая  государственная  необходимость
материалы игры публиковать. В  1956 году состоялся ХХ съезд КПСС. До него мы
еще дойдем. Главные виновники -- Хрущев и Жуков, без  них никакого  ХХ съезда
партии вовсе  не было бы. Смысл происходящего  на том  историческом  съезде:
банда людоедов на своей сходке списала общие грехи на мертвого пахана. После
ритуальной очистительной церемонии  людоеды с новыми силами занялась любимым
делом -- людоедством.
  На  воровской  сходке  под названием  ХХ съезд КПСС сталинские  палачи,
залитые по уши народной кровью, уверяли друг друга, что они ничего не знали.
Сталинские  лизоблюды вдруг осмелели,  переполнились  чувством  собственного
достоинства  и дружно взвалили на  Сталина  все свои  преступления, обвинили
усопшего  вождя во всех  грехах. Вот  это и был  Жукову  момент обнародовать
материалы стратегической игры и блеснуть величием:  я, великий и гениальный,
еще  в январе  1941 года предугадал  германский  план "Барбаросса", а глупый
Сталин не внял моим мудрейшим предостережениям.
  Но почему-то  скромнейший наш  охотник тем моментом не воспользовался и
материалов стратегической игры так никому и не показал.
  Давайте же допустим,  что  товарищ  Жуков предугадал  планы Гитлера и в
январе 1941  года на  стратегической  игре действовал именно так,  как через
пять месяцев  действовали  германские  войска. Почему  же  в этом случае  не
опубликовать материалы этой самой  игры? В чем  загвоздка? Какую тайну Жуков
прятал? И зачем материалы игры прятать, если война давно кончилась? И почему
бы  нашей пропаганде не объявить всему миру:  да, мы дураки, мы к войне были
совершенно  не  готовы, и  все у  нас было не  так,  как надо,  но был у нас
великий гений, он все предвидел,  все понимал,  мол, и у нас не все  идиоты.
Ан,  нет.  Материалы  игры  были заперты  грифом совершенной секретности. Не
проломиться любопытствующим.
  А  ведь  это  уже  не  первое случай,  когда  скромнейший Жуков Георгий
Константинович прячет доказательства собственной гениальности.


x x x
  13 августа  1961  года поняли все --  Советский Союз обречен.  Все  люди
планеты вдруг увидели  совершенно ясно: Советский Союз еще стоит, но он  уже
умер. Он может еще долго стоять, как мертвый баобаб, но это только видимость
несокрушимой мощи.
  13  августа  1961  года Берлин  был разрезан  пополам бетонной  стеной.
Назначение стены: удержать  жителей Восточной  социалистической  Германии от
бегства в нормальный мир.
  Стена постоянно  совершенствовалась и укреплялась, превращаясь из стены
в  систему  непреодолимых  инженерных  заграждений с  ловушками,  сложнейшей
системой  сигнализации,   с  бетонными  огневыми  точками,   наблюдательными
вышками,   противотанковыми    тетраэдрами   и    ежами,    с    хитроумными
автоматами-самострелами,  которые   убивали   беглецов   даже   без  участия
пограничников.
  Но  чем  больше  труда,  изобретательности,  денег,   бетона  и   стали
коммунисты вкладывали в  дальнейшее  развитие стены, тем яснее  становилось:
удержать  людей  в  коммунистическом  обществе  можно  только  неприступными
заграждениями,  колючей  проволокой,  собаками,  стрельбой  в  спину.  Стена
означала: система,  которую построили коммунисты, не привлекает  никого. Она
отталкивает. А это означало конец Советского Союза в  обозримой исторической
перспективе.
  А если  рухнет Советский Союз, то некоторые  архивы приоткроются. Жуков
должен был понимать: архивы откроют, его рассказы  сопоставят с документами,
и люди будут смеяться над его выдумками.
  Понимал ли Жуков?
  Если  Жуков  понимал,  что его вранье  скоро  раскроется, но  продолжал
вдохновенно врать, значит он слабовольный и безответственный тип.
  А если Жуков  врал  в расчете на  то,  что Советский  Союз будет стоять
вечно, что архивы так и останутся закрытыми, значит он слабоумный.




Глава 8. ПРО ПЕРВЫЙ ШТУРМ КЕНИГСБЕРГА.

  Ни в первой, ни во второй игре перед
  "Восточными" вообще не ставилась в качестве
  основной задачи оборона западных рубежей страны.
  Главным в играх было наступление.
  П. Бобылев.
  "Известия" 22 июня 1993.

1.
  В январе 1941  года  в Генеральном  штабе РККА  в присутствии Сталина и
всего  состава  Политбюро на  картах  была  разыграна  война  между  СССР  и
Германией.  В  ходе  этой  стратегической  игры  Жуков, который  играл  роль
германского полководца, разгромил генерал-полковника Павлова,  который играл
роль советского полководца. Прошел 51 год с момента стратегической игры и 23
года после выхода  мемуаров Жукова. Кроме того эпоха сменилась.  Коммунистов
хоть и слегка, но  потеснили. Материалы стратегической игры рассекречены.  И
вот разворот  в  "Известиях" 22 июня  1993.  Название завораживает: В ЯНВАРЕ
СОРОК ПЕРВОГО КРАСНАЯ АРМИЯ НАСТУПАЛА  НА КЕНИГСБЕРГ. Затем большая статья в
"Военно-историческом журнале" (1993  o7).
  Речь в статьях о той самой стратегической игре 1941 года. Оказалось: не
отрабатывали  наши стратеги  никаких оборонительных планов и  над  вопросами
отражения возможной германской агрессии не задумывались. Наши генералы  были
заняты  совсем  другими  проблемами.  Они  думали  над  тем,  как  захватить
Кенигсберг, Варшаву, Прагу, Бухарест, Краков, Будапешт и еще кое-что.
  Тут  самое время повторить  слова генерала армии  А.М. Майорова: "Но  и
тогда   все  понимали,   что   предстоящая  игра  будет  иметь  не   столько
теоретическое, сколько сугубо практическое значение". ("ВИЖ" 1986.  o12 Стр.
41)  Не ради академического интереса наши генералы  отрабатывали  на  картах
штурм  европейских городов, а  потому, что подготовка к  вторжению  в Европу
находилось в завершающей фазе.
  Нас  приучили к мысли о  том, что Жуков мысленно воспроизвел германский
план  "Барбаросса"  и  на  стратегической  игре  действовал именно так,  как
полгода  спустя действовали  немцы.  Этот  интеллектуальный подвиг --  высшее
достижение Жукова как стратега. Это сверкающая  вершина  его мудрости. И вот
вдруг  выясняется,  что  не  было никакой  вершины. Жуков  врал про  сияющую
вершину,  ибо  она  была  скрыта  туманом  государственной  тайны.  Но  мрак
рассеялся. Документы рассекречены и  перед нами  -- голый  хвастливый король.
Рассказы Жукова о том, что он предвосхищал германские  планы, что действовал
так, как  потом действовали  немцы,  --  это  треп.  Никаких  государственных
секретов о стратегической игре Жуков не выдавал. Он врал.  А  ротозеи, такие
как  Константин  Симонов,  генерал  армии Майоров,  Маршал Советского  Союза
Куликов, писатель Карпов и многие с ними слушали и повторял безответственную
маршальскую болтовню. Жуков  --  это наш  родной советский Мюнхгаузен.  Самый
реалистический памятник ему должен выглядеть так: Жуков верхом на ядре летит
над городом Барановичи и рассказывает, как  громил  Павлова, как гнал его на
картах до  этого  самого  города  Барановичи.  Можно  внутри  медной  статуи
летящего  на  ядре Жукова  поставить  магнитофон, который  приводился  бы  в
действие  вечным двигателем,  чтобы  рассказы Жукова  о  собственном величии
гремели над планетой веками и  тысячелетиями. А постамент  памятнику -- отара
наших  маршалов, генералов,  академиков и придворных писателей. И  у  всех --
длинные  уши, стоячие  и  остренькие  на  концах. Это  чтобы  лучше  слышать
рассказы стратегического гения.
2.
  Жуков описывает подготовку к игре, передает прямую речь Сталина:
  "После  совещания  на  другой же  день  должна была  состояться большая
военная игра...
  -- Когда начнется у вас военная игра? -- спросил И.В. Сталин.
  -- Завтра утром, -- ответил Тимошенко.
  -- Хорошо, проводите ее, но не распускайте командующих. Кто
  играет за "синюю" сторону, кто за "красную"?
  -- За "синюю" (западную) играет генерал армии Жуков, за
  "красную"  (восточную)  -- генерал-полковник  Павлов".  ("Воспоминания и
размышления" Стр. 192)
  В  этом коротком диалоге  выдумано  все.  Совещание  высшего командного
состава завершилось 31 декабря. Не мог маршал Тимошенко сказать Сталину, что
игра начинается завтра утром, ибо она началась 2 января. При всем сталинском
зверстве и  безумии он  все  же понимал,  что начинать серьезную работу рано
утром 1 января не стоит. Некоторые генеральские головы могут с перепою плохо
работать.
  Но велика ли разница: 1-го января началась  игра, или  2-го? Разница не
велика.  Но она указывает на то,  что красочные диалоги со Сталиным выдуманы
Жуковым или  его соавторами. И это  видно из данного  примера.  А  пример до
конца не исчерпан. Не  мог  маршал  С.К. Тимошенко сказать  Сталину, что  за
"синюю" сторону играет Жуков,  а за "красную" Павлов, ибо игра была не одна,
их было две. Сначала Жуков  и Павлов выступали в одних ролях, а потом ролями
поменялись. И  это уже  принципиальный момент.  Если Жуков  почему-то хорошо
помнит первую игру во всех деталях, а  о второй игре начисто забыл, то у нас
появляется серьезные основания не верить ему ни в чем.
  Еще  момент. Официально тема игры именовалась: "Наступательная операция
фронта с прорывам УР".  Жуков этого  названия  почему-то не вспомнил. А ведь
тема отрабатывалась не  просто  наступательная. УР -- это  укрепленный район,
это линия железобетонных  и броневых фортификационных сооружений противника,
которые  прикрыты  противотанковыми   рвами,   минными   полями  и   другими
заграждениями.  На строительство УР  требуются огромные расходы и много лет.
На нашей  территории  укрепленных районов противника нет  и  быть не  может.
Укрепленный район противника может быть  только на его территории. Если тема
игры "прорыв УР", значит наши войска действуют на территории противника. Уже
сама тема игры указывала на то, что отрабатывалось не просто наступление, но
наступление  на  Германию.  Точнее  --  на  Восточную Пруссию,  которая  была
защищена линией укрепленных районов.
3.
  Рассказы  Жукова  о   том,  как  он  наступал  до  Барановичей,  --  это
хлестаковщина в чистом виде. В ходе  игры германская армия под командованием
Жукова  вообще не  наступала.  Наступающей  стороной был советский  Западный
фронт под командованием Павлова. Павлов наносил удар в Восточную Пруссию, на
Кенигсберг, а Жуков оборонялся.
  Кстати,   после  войны  Кенигсберг  был  превращен  в  советский  город
Калининград.  Причина:  немцы  на нас  напали,  и  вот в качестве  платы  за
агрессию мы забрали себе немецкий город. Но если бы Гитлер не напал, то  все
равно высшее руководство СССР под личным контролем Сталина уже в январе 1941
года отрабатывало способы захвата этого города.  А идеологи коммунистической
партии задолго до 1941 года обкатывали простую идею:  Кенигсберг скоро будет
нашим.  Приятель  Жукова  Константин  Симонов  еще  в  1938-м  году  написал
стихотворение "Однополчане". Смысл: вот иду я по  Москве, навстречу --  толпа
незнакомых людей. А ведь скоро мы встанем  в солдатский строй в одном полку.
И война нас породнит. А далее:
  Под Кенигсбергом на рассвете
  Мы будем ранены вдвоем
  Отбудем месяц в лазарете,
  И выживем и в бой пойдем.
  Святая ярость наступленья,
  Боев жестокая страда...
  и т.д. в том же духе.
  Мотив  "ярости благородной" звучал в наших стихах и песнях  задолго  до
того, как Молотов и Риббентроп подписали Московский пакт о разделе Европы  и
начале Второй мировой войны.
  Этот  самый Симонов был не  просто поэтом, но сталинским  любимцем, ибо
говорил только то, что нужно вождю,  и именно в данный момент. А последствия
вот какие: в 5-м воздушно-десантном  корпусе генерал-майора И.С. Безуглого в
Даугавпилсе  и в 1-й бригаде  морской пехоты полковника  Терентия Парафило в
Лиепае  в  мае 1941-го  года  вдруг  появилось  особенно  много  поклонников
творчества   Константина   Симонова:   в   бараках   десантных    батальонов
стихотворением "Однополчане" были обклеены все стены.
4.
  Но вернемся к стратегической игре.
  Была одна тонкость...
  У нас  так было принято:  выходит  постановление  ЦК КПСС о  состоянии,
скажем,  животноводства в  Рязанской  области.  Начинается  постановление  с
ритуальных  похвал:  достигнуты  большие  успехи  там,  там  и вон  там.  За
похвалами следует  страшное слово "ОДНАКО". Далее -- разгром. Все знали,  что
вступительная  часть   постановления  --  это  преамбула,   которая  никакого
отношения  к основному содержанию не имеет. Наоборот:  чем  больше  похвал в
преамбуле, тем  ужаснее  обвинения  в основной  разгромной части, тем  более
страшные кары обрушатся на виновников.
  Преамбула, зачин -- по-русски, ни к чему не обязывает. Просто мясники из
ЦК перед тем, как всадить нож в горло свинье, ее ласково за ушком щекочут.
  Именно эта традиция  была вложена и  в нашу  военную  науку. Наши вожди
совершенно  открыто  говорили,  что будем вести  войну только на  территории
противника: "И  на вражьей земле мы врага  разобьем  малой  кровью и  мощным
ударом".  Имелась  в  виду  "Глубокая  операция",  т.е.  блицкриг.  Но  этим
откровениям всегда предшествовала  присказка:  если враг нам  навяжет войну.
Полевой устав трактовал четко: если враг нападет,  Красная Армия превратится
в самую нападающую из всех когда-либо нападавших армий.
  Присказка никого не обманывала.  Всегда  выходило так, что враг нападал
именно в тот момент, когда у нас было все подготовлено к захвату его страны.
В ноябре  1939  года мы  сосредоточили пять армий на  границе с  Финляндией,
изготовились,  и  тут  финны, как  по заказу,  якобы один  раз стрельнул  из
пушки...  И тут же  наши  газеты взорвались  той самой яростью  благородной:
"Отразим  нападение  Финляндии!",  "Дать  отпор   зарвавшимся  налетчикам!",
"Ответим тройным ударом на удар агрессоров!", "Уничтожим гнусную  банду!". И
потом  в  1940  году на декабрьском  совещании  высшего  командного  состава
постоянно звучала мысль:  Финляндия на нас  напала, а мы бедные  отбивались.
Эта  мысль была  врезана во всю  нашу историографию, идеологию,  литературу.
Образец: сборник рассказов о создателе советских танков "Конструктор  боевых
машин" Ленинград, Лениздат, 1988. В такой книге, тем более -- спустя полвека,
можно было бы ограничится рассказом о трудовом подвиге  новатора,  о  смелых
технических решениях, а об остальном помолчать. Но нет: "30 ноября 1939 года
Красная Армия приступила к ответным действиям, началась советско-финляндская
война". (Стр. 91)
  Подготовка к  нападению на Германию шла с  соблюдением тех  же  правил.
Наши стратеги, загадочно улыбаясь, говорили: если враг навяжет нам войну, мы
будем вынуждены отбиваться на его территории.
  Именно так  и были составлены задания на  стратегическую  игру: 15 июля
1941 года Германия нападает на Советский  Союз, германские войска прорвались
на 70-120 км  в глубь  советской территории, но к 1 августа 1941  года  были
отброшены на исходное положение. (РГВА, фонд 37977, опись 5, дело 564, листы
32-34) Это  такой зачин. Это присказка, которая с самой  игрой ничего общего
не имела. Как именно "Западные" нападали, как удалось их остановить и выбить
с нашей территории,  -- об этом в задании не сказано ни единого  слова. Это и
не  важно. Главное в том, что  напали они, а мы их вышибли к государственной
границе  на исходное положение. Вот именно  с этого  момента,  т.е. с  нашей
государственной  границы  и  начались стратегическая  игра. С  этого момента
развернулись "ответные действия" Красной Армии в Восточной Пруссии.
  Вторжение  германской армии  на  нашу территорию  и  отражение агрессии
совершенно  не  интересовали  Сталина, Жукова и всех остальных. Их интерес в
другом: как вести боевые действия с рубежа государственной границы.  Вот это
и было темой первой игры.
  И если в  преамбуле условий игры записано, что германские войска напали
и  продвинулись вперед,  то  в этом заслуги Жукова нет.  Таковы условия.  Их
писал  не  Жуков.  Для  того, чтобы  напасть  и  продвинуться  на  советскую
территорию  Жукову, который играл роль германского стратега, не надо было ни
размышлять, ни принимать решений. Если бы  на место Жукова назначили другого
гения,  то  все равно  действовала бы все та  же  преамбула: враги напали  и
продвинулись на несколько десятков километров в  глубь  нашей страны.  Точно
также  и  Павлову, который играл роль советского  полководца,  не  надо было
размышлять, как  отбить вторжение. Обо всем этом было скороговоркой  сказано
во вводной части и к делу отношения не имело.
  Но даже если и считать, что в ходе стратегической игры гениальный Жуков
продвинулся вперед на территорию  Советского  Союза, то следует помнить, что
его тут же быстро и без труда вышибли на исходное положение.
5.
  В рассказ Жукова о стратегической игре вкрались следующие неточности.
  Жуков рассказывал:  "Павлов,  командовавший  Западным военным  округом,
играл за нас, командовал "красными", нашим Западным фронтом. На Юго-Западном
фронте ему подыгрывал
  Штерн".  Тут двойное искажение. Во-первых, Павлов, как и Жуков, сначала
командовал  одной  стороной,  затем  другой.  Во-вторых,  Штерн  Павлову  не
подыгрывал, и  в  команде  Павлова его  не  было. В первой игре Штерн  был в
команде  Жукова, командовал 8-й  германской армией, а во второй  игре  Штерн
участия не принимал.
  Жуков  повествует: "Взяв реальные исходные данные  и силы  противника --
немцев"... Жуков ошибся.  По условиям  игры  германские  войска  руководимые
Жуковым имели  в  Восточной Пруссии  3512 танков и 3336 боевых самолетов. На
самом деле  армия Гитлера не имела такого количества танков и самолетов ни в
Восточной  Пруссии, ни  на  всем  советско-германском  фронте от  Ледовитого
океана  до Черного моря. В ходе игры количество  немецких дивизий у Жукова в
Восточной Пруссии и  оккупированных  областях Польши было вдвое больше того,
что было у немцев на самом деле.
  "Я, командуя "синими",  развил операцию именно на тех направлениях,  на
которых потом развивали их немцы. Наносил свои главные удары там, где они их
потом  наносили".  Тут опять  наш  рассказчик увлекся.  В  1993 году  группа
российских  военных  историков  составила  официальную  справку о тех играх.
Группой  руководил главный военный историк  Российской  Армии  генерал-майор
В.А. Золотарев, профессор,  доктор наук. Вот официальное заключение двадцати
трех ведущих экспертов: "В январе 1941  года оперативно-стратегическое звено
командного  состава  РККА  разыгрывало  на  картах  такой  вариант   военных
действий,  который  реальными "Западными",  т.е. Германией,  не  намечался".
(Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31
декабря 1940. Стр. 389)
  А Жуков  не  унимается:  "Группировки  сложились  так,  как  они  потом
сложились во время войны. Конфигурация наших границ, местность, обстановка --
все подсказывало  мне  именно  такие решения,  которые  они потом подсказали
немцам.  Игра длилась  около  восьми су