жно, находилось за тысячу миль, но голос и злая душа обретались в
салоне "шеви".
   И воля Макса Дивоура.  Не  то  бессмысленное  дерьмо,  что  его  адвокаты
записали на бумажках, а его истинная воля. Старикан умер, это точно, но даже
в смерти он по-прежнему пытался заполучить опеку над ребенком.

   Джон. Кому я должен передать ваши слова, мисс Уитмор?
   Уитмор. Скажи ему, что он так и не ответил на вопрос мистера Дивоура.
   Джон. Какой вопрос?

   Твоя шлюха сосет?

   Уитмор. Спроси его. Он знает.
   Джон. Если вы говорите о Майке Нунэне, то его вы  можете  спросить  сами.
Этой осенью вы увидите его в суде по делам о наследствах округа Касл.
   Уитмор. Я очень в этом сомневаюсь. Завещание мистера Дивоура составлено и
заверено здесь.
   Джон. Тем не менее оно будет утверждаться в штате Мэн, там, где он  умер.
Я в этом совершенно уверен. И когда вы в следующий раз покинете округ  Касл,
Роджетт, вы будете существенно лучше разбираться в тонкостях закона.

   Впервые в ее голосе зазвучала злость, она уже не говорила, а каркала.

   Уитмор. Если вы думаете...
   Джон. Я не думаю. Я знаю. Прощайте, мисс Уитмор.
   Уитмор. Вам бы лучше держаться подальше от...

   Щелчок, гудки отбоя, механический голос:
   "Девять сорок утра.., июля.., двадцатое".  Джон  нажал  клавишу  "Eject",
кассета выскочила из магнитолы, он убрал ее в брифкейс.
   - Я бросил трубку. - Он словно рассказывал мне о своем  первом  прыжке  с
парашютом.  -  Бросил,  и  все.  Она  рассвирепела,  правда?  Я  ее  здорово
разозлил?
   - Да, конечно. - Я знал, что он хочет услышать от меня именно  это,  хотя
придерживался иного мнения. Разозлил - да, но чтобы сильно - едва ли. Потому
что своей цели она добилась. Роджетт позвонила, чтобы поговорить  со,  мной.
Сказать, что она обо мне думает. Напомнить, каково плыть с разбитой головой.
Напугать меня. И ей это удалось.
   - На какой вопрос вы не ответили? - полюбопытствовал Джон.
   - Я не знаю, что она имела в виду, но я могу сказать,  почему  побледнел,
услышав ее  голос.  Если  вы  будете  держать  язык  за  зубами  и  захотите
послушать.
   - Ехать нам еще восемнадцать миль. Выкладывайте.
   Я рассказал ему о вечере пятницы. Разумеется,  о  видениях  не  упомянул,
ограничился Майклом Нунэном, который решил  на  закате  дня  прогуляться  по
Улице. Стоял  у  березы,  склонившейся  над  озером,  наблюдал,  как  солнце
закатывается за горы, и тут появились они. Начиная  с  того  момента,  когда
Дивоур двинул на меня инвалидное кресло, и заканчивая той минутой,  когда  я
ступил на твердую землю,  я  придерживался  истины,  практически  ничего  не
прибавив и не убавив.
   И когда я закончил рассказ, Джон  продолжал  молчать.  Так  что  нетрудно
представить себе, какое впечатление произвело на него случившееся. Обычно он
болтал без умолку.
   - Так что? - спросил я. - Комментарии? Вопросы?
   - Поднимите волосы, чтобы я мог посмотреть, что у вас за ухом.
   Я подчинился, и его глазам открылся большой кусок пластыря и синяк.  Джон
наклонился ко мне, чтобы получше рассмотреть боевую рану.
   - Священное дерьмо!  -  вырвалось  у  него.  Теперь  прошла  моя  очередь
помолчать.
   - Эти старикашки едва вас не утопили. Я продолжал молчать.
   - Они пытались утопить вас за то, что вы помогли Мэтти.
   Что я мог на это сказать?
   - И вы никуда не заявили?
   - Хотел, - признался я, - но потом сообразил, что выставлю себя в  дурном
свете. Широкая общественность сочтет меня плаксой и нытиком. И  уж  конечно,
лгуном.
   - А что может знать Осгуд?
   - Насчет того, что они едва не утопили  меня?  Ничего.  Он  -  посыльный,
ничего больше.
   Вновь Джон надолго замолчал. Потом протянул руку и прикоснулся к шишке на
моей голове.
   - Ой!
   - Извините. - Пауза. - Господи. А потом  он  вернулся  в  "Уэррингтон"  и
покончил с собой. Майкл, мне не следовало привозить сюда эту кассету.
   - Ничего страшного. Только не вздумайте рассказывать  об  этом  Мэтти.  Я
специально начесываю волосы на ухо, чтобы она не увидела пластырь.
   - Вы когда-нибудь ей расскажете?
   - Возможно. Только  после  его  смерти  должно  пройти  достаточно  много
времени, чтобы мы могли смеяться, слушая о моем заплыве с полной выкладкой.
   - То есть не скоро.
   - Похоже на то.
   Пару миль мы проехали молча. Я чувствовал, что Джон ищет способ возродить
атмосферу веселья, и полностью одобрял его намерения. Наконец он  наклонился
вперед, нашел на радио что-то очень громкое в  исполнении  "Ганз-энд-роузиз"
<современная популярная американская рок-группа.>.
   - Будем веселиться до упаду. Так? Я улыбнулся. Мне  это  далось  нелегко,
потому что в ушах все еще стоял голос старухи.
   - Если вы настаиваете.
   - Да. Безусловно.
   - Для адвоката ты хороший парень, Джон.
   - И ты ничего, для писателя.
   На этот раз улыбка на моем лице выглядела более естественно и задержалась
надолго. Мы  миновали  границу  Тэ-Эр-90,  и  в  этот  самый  момент  солнце
разорвало дымку и залило все ярким светом. Я уж решил, что это знак  перемен
к лучшему, но потом посмотрел на запад. Там, над Белыми горами, собирались с
силами черные облака.

Глава 25

   Я думаю, для мужчин любовь - это вожделение и восторг, смешанные в равных
долях. Восторг часть женщин понимает. Насчет вожделения.., им  кажется,  что
понимают.  Очень  немногие,  где-то  одна  из  двадцати,  в  какой-то   мере
представляют себе, что есть мужское, вожделение, и как  глубоко  укоренилось
оно в сознании мужчины. Какое влияние оказывает оно на их  сон  и  состояние
души. И я говорю не о вожделении, точнее, похоти  сатиров,  насильников  или
растлителей малолетних. Я веду речь о вожделении продавцов обувных магазинов
и директоров средних школ. Не упоминая писателей  и  адвокатов.  К  трейлеру
Мэтти мы подъехали без десяти одиннадцать, и когда я  остановил  мой  "шеви"
рядом с ее стареньким джипом, дверь трейлера распахнулась, и Мэтти вышла  на
верхнюю ступеньку. У меня перехватило дыхание, и я почувствовал,  что  точно
так же перехватило дыхание и у сидящего рядом Джона.
   Такой красавицы, что стояла сейчас в  дверном  проеме  ржавого  трейлера,
видеть мне еще не доводилось. Розовые шорты, розовый топик, не доходящий  до
талии. Шорты не слишком короткие, чтобы выглядеть дешевкой (одно из  любимых
словечек моей матери), но аккурат такие, чтобы  вызывать  фривольные  мысли.
Топик с тоненькими бретельками, завязанными узлами на плечах, также позволял
мечтать о многом. Волосы Мэтти свободно падали на  плечи.  Она  улыбалась  и
махала нам рукой. Я подумал: "Ей это удалось - пригласи ее в  обеденный  зал
загородного клуба в таком наряде, и все будут глазеть только на нее".
   - О Боже, - выдохнул Джон. В голосе его слышалась неприкрытая страсть.  -
Все это и еще пакетик чипсов.
   - Да. Поставь глаза на место, а не то они совсем вылезут из орбит.
   Он поднял руки к лицу, как бы показывая, что следует моему совету. Джордж
уже поставил "алтиму" рядом с моим "шеви".
   - Пошли. - Я открыл дверцу - Нас ждут.
   - Я не смогу прикоснуться к ней, Майк, - прошептал Джон. - Растаю.
   - Пошли, сластолюбец.
   Мэтти спустилась по ступенькам, миновав горшок с помидором. Ки  следовала
за ней, в таком же наряде, что и мать, только темно-зеленого цвета.  На  нее
опять напала стеснительность: одной  рукой  она  держалась  за  ногу  Мэтти,
кулачок второй сунула в рот.
   -  Гости  приехали!  Гости  приехали!  -  радостно  воскликнула  Мэтти  и
бросилась мне в объятия. Крепко обняла, поцеловала  в  уголок  рта.  Я  тоже
крепко обнял ее, чмокнул в щечку. Потом она повернулась к  Джону,  прочитала
надпись на его  футболке,  захлопала  в  ладоши,  обняла  его.  Он  держался
достаточно уверенно для мужчины, опасавшегося растаять от ее  прикосновений,
и закружил ее в воздухе. Мэтти ухватилась руками за его шею и смеялась.
   - Богатая дама, богатая дама, богатая  дама!  -  несколько  раз  повторил
Джон, прежде чем позволил подошвам белых туфелек Мэтти вновь  соприкоснуться
с землей.
   - Свободная дама, свободная дама, свободная дама! - ответила она ему. - К
черту богатство! - И, прежде чем он успел ответить, поцеловала в  губы.  Его
руки поднялись, чтобы обнять ее, но Мэтти выскользнула и шагнула к  Ромми  и
Джорджу, которые стояли бок о бок, словно ждали,  пока  кто-нибудь  объяснит
им, чем мормонская церковь отличается от остальных.
   Я уже хотел представить ее мужчинам, но меня опередил Джон. При этом  его
рука все-таки осуществила задуманное: он обнял ее за талию и увлек к Ромми и
Джорджу.
   И в это же время маленькая ручка скользнула  в  мою.  Я  опустил  голову,
встретился взглядом с Ки. Посмотрел  на  ее  мордашку,  серьезную,  бледную,
красивую. Ее светлые волосы, только что  вымытые,  блестящие,  удерживала  в
хвосте бархатная закрутка.
   - Люди из холодильника меня больсе не любят. -  Ки  уже  не  смеялась.  В
глазах стояли слезы. - Мои буквы убезяли.
   Я поднял ее, посадил на руку, как и в тот день, когда она, в  купальнике,
храбро шагала на разделительной полосе Шестьдесят восьмого шоссе.  Поцеловал
в лоб, потом в кончик носа. Кожа ее напоминала шелк.
   - Я знаю. Я куплю тебе, новые.
   - Обесяес? - Темно-синие глаза пристально смотрели на меня.
   - Обещаю. И я научу тебя таким редким словам, как зигота и  дискретность.
Я знаю множество редких слов.
   - Сколько?
   - Сто восемьдесят.
   С запада долетел очередной раскат грома.  Взгляд  Ки  метнулся  к  черным
облакам и снова встретился с моим.
   - Я боюсь, Майк.
   - Боишься? Чего?
   - Не знаю. Зенсины в платье Мэтти. Музьтин,  котойих  мы  видели.  -  Она
заглянула за мое плечо. - А вон идет момми. - Я не раз слышал, как актрисы с
такой же интонацией  произносили:  "Только  не  на  глазах  у  детей".  Кира
завертелась на моей руке. - Опусти меня.
   Я поставил ее на землю. Мэтти,  Джон,  Ромми  и  Джордж  шли  к  нам.  Ки
побежала к матери, Мэтти взяла ее на руки,  оглядела  нас,  словно  генерал,
обозревающий вверенные ему войска.
   - Пиво привезли? - спросила она меня.
   - Так точно, - отрапортовал я. - Ящик "бада",  различные  прохладительные
напитки плюс лимонад.
   - Отлично. Мистер Кеннеди...
   - Джордж, мэм.
   - Хорошо, Джордж. Но, если еще раз назовете меня мэм,  я  щелкну  вас  по
носу. Я - Мэтти. Вас не затруднит съездить в  "Лейквью  дженерел"...  -  она
указала  на  супермаркет,  расположенный  на  Шестьдесят  восьмом  шоссе,  в
полумиле от нас, - ..и привезти льда?
   - Нисколько.
   - Мистер Биссонетт...
   - Ромми.
   - За северным углом этого трейлера небольшой  огород.  Сможете  вы  найти
пару хороших кустиков салата?
   - Думаю, с этим я справлюсь.
   - Джон, давайте положим мясо в холодильник. А ты, Майк... -  Она  указала
на мангал. - Брикеты саморазгорающиеся. Достаточно бросить спичку и  отойти.
За работу.
   - Да, моя госпожа. - Я упал перед ней на колени. Вот  тут  Ки  наконец-то
захихикала.
   Смеясь, Мэтти протянула руку и помогла мне подняться.
   - Не теряйте времени, сэр Галахад. Скоро пойдет дождь. Я хочу,  чтобы  мы
успели наесться до отвала и укрыться от ливня в трейлере.

***

   В городе вечеринки начинаются приветствиями в дверях, собиранием  пальто,
легкими или воздушными поцелуями (и откуда пошли все  эти  странности?).  На
природе все начинается с работы. Ты что-то приносишь, что-то перетаскиваешь,
что-то ищешь, к примеру, железные шипцы или  решетки  для  мангала.  Хозяйка
просит мужчин перенести столик на другое место, потом  решает,  что  прежнее
было лучше,  и  мужчины  тащат  столик  обратно.  И  в  какой-то  момент  ты
понимаешь, что и в этом можно найти удовольствие.
   Я соорудил из брикетов высокую пирамиду и поднес спичку.  Огонь  радостно
загорелся, и я отступил на  шаг,  вытирая  со  лба  пот.  Синоптики  обещали
похолодание, но до него еще надо  было  дожить.  Пока  же  солнце  жарило  с
прежней силой, хотя на  западе  и  продолжали  сгущаться  тучи.  Там  словно
раздувался огромный черный шар.
   - Майк?
   Я обернулся к Кире:
   - Что, милая?
   - Ты позаботисься обо мне?
   - Да, - без запинки ответил я. Поначалу что-то в моем ответе  обеспокоило
ее, возможно, быстрота реакции, потом она улыбнулась.
   - Хоесе. Посмотьи, к нам идет ледяной теловек!
   Джордж вернулся из супермаркета. Поставил "алтиму" рядом с  моим  "шеви",
вылез из кабины. Мы с Кирой направились к нему, Кира крепко держала меня  за
руку. Подошел и Ромми, жонглируя тремя кустиками салата: не  думаю,  что  он
мог бы составить конкуренцию тому жонглеру, что в субботний вечер  зачаровал
Киру в парке Касл-Рока.
   Джордж открыл заднюю дверцу "алтимы" и вытащил два мешка со льдом.
   - Магазин закрыт. На двери бумажка: "ОТКРОЕМСЯ В ПЯТЬ ВЕЧЕРА".  Я  решил,
что ждать очень уж долго, взял лед, а деньги бросил в почтовый ящик.
   Они, разумеется, закрылись на  время  похорон  Ройса  Меррилла.  Нарушили
неписаный, но свято  соблюдавшийся  закон:  в  разгаре  летнего  сезона  все
магазины работают от зари до зари. И  все  ради  похорон  старика.  С  одной
стороны, трогательно. А с другой - у меня по коже пробежал холодок.
   - Мозьно мне понести лед? - спросила Кира.
   - Можно, только не превратись в сосульку. - Джордж осторожно передал Кире
пятифунтовый мешок со льдом.
   - Сосулька, - хихикнула Кира и пошла к Мэтти,  которая  уже  ждала  ее  у
трейлера. - Момми, посмотьи! Я - сосулька!
   Я взял у Джорджа второй мешок.
   - Я знаю, что автомат по приготовлению льда стоит у  магазина,  но  разве
они не заперли его на замок?
   - С большинством замков я на дружеской ноге, - ответил Джордж.
   - Понятно.
   - Майк! Лови! - Джон бросил красную "фрисби".  Она  поплыла  ко  мне,  но
высоко. Я подпрыгнул, схватил ее, и внезапно в моей голове заговорил Дивоур:
Что с тобой, Роджетт? У тебя сбился прицел? Достань его!
   Я посмотрел вниз, увидел, что Ки не отрывает от меня глаз.
   - Не думай о гыосном.
   Я улыбнулся девочке, протянул ей "фрисби".
   - Хорошо, о грустном больше не думаем. Давай, маленькая. Брось  ее  маме.
Поглядим, как у тебя это получится.
   Ки ответила улыбкой, повернулась  и  точно  переправила  "фрисби"  Мэтти.
Тарелка летела так быстро, что Мэтти едва ее поймала.  Я  сразу  понял,  что
быть Кире Дивоур чемпионкой по "фрисби".
   От Мэтти "фрисби" перелетела к Джорджу, который повернулся к  ней  боком,
полы его  старомодного  коричневого  пиджака  взметнулись,  и  ловко  поймал
тарелку у себя за спиной. Мэтти смеялась и аплодировала, нижний обрез топика
флиртовал с ее пупком.
   - Воображала! - крикнул Джон со ступенек.
   - Ревность - отвратительное чувство, - поделился Джордж своими мыслями  с
Ромео Биссонеттом и бросил  ему  "фрисби".  Тарелка  полетела  к  Джону,  но
сбилась с курса и ударилась о стенку  трейлера.  Джон  сбежал  со  ступенек,
чтобы поднять ее. А Мэтти повернулась ко мне.
   - Мой проигрыватель на столике в гостиной. Там же и  компакт-диски.  Они,
конечно, старые, но все равно это музыка. Принесешь?
   - Конечно.
   Я вошел в трейлер. Там  властвовала  жара,  несмотря  на  три  включенных
вентилятора. Я еще раз оглядел  дешевую  мебель,  репродукцию  Ван  Гога  на
кухоньке,  "Ночных  ястребов"  Эдуарда  Хоппера   над   диваном,   выцветшие
занавески. Мэтти изо всех сил старалась создать уют. Глядя  на  все  это,  я
жалел ее и злился на Макса Дивоура. Пусть  он  и  умер,  но  мне  все  равно
хотелось дать ему хорошего пинка.
   В гостиной на маленьком столике  у  дивана  я  увидел  новый  роман  Мэри
Хиггинс Кларк с закладкой. Рядом с книгой лежали две ленты,  которыми  Мэтти
заплетала косы Ки. Ленты  показались  мне  знакомыми,  но  я  никак  не  мог
вспомнить, где же я их уже видел. Какое-то время я постоял, хмурясь, роясь в
памяти, а потом взял проигрыватель, компакт-диски и ретировался.
   - Эй, друзья! - воскликнул я. - Давайте потанцуем.

***

   Я держал себя в руках, пока она не начала  танцевать.  Не  знаю,  как  на
кого, а на меня танцы действуют именно так. Я держал себя в руках, пока  она
не начала танцевать. А потом потерял голову.
   "Фрисби" мы перебрасывались за трейлером, во-первых, чтобы не злить шумом
и весельем съезжающихся на похороны горожан, во-вторых, потому,  что  задний
двор очень подходил для игры: ровная площадка и низкая трава.  Пару  раз  не
поймав "фрисби", Мэтти скинула туфельки, босиком метнулась в трейлер, тут же
вернулась в кроссовках. И уж потом управлялась с тарелкой куда как лучше.
   Мы бросали "фрисби", подзуживали друг  друга,  пили  пиво,  смеялись.  Ки
частенько не могла поймать  тарелку,  но  бросала  она  ее,  для  трехлетней
девочки, отменно и играла с полной самоотдачей. Ромми поставил проигрыватель
на  ступеньки,  и  двор  заполнила  музыка  конца  восьмидесятых  и   начала
девяностых годов: "У-2", "Теаз фор Айз",  "Эюритмикс",  "Кроудид  Хауз",  "Э
Флок оф Сигалз", "А-Ха", "Бэншз", Мелисса Этеридж, Хью Льюис и  "Ньюз".  Мне
казалось, что я  знаю  каждую  песню,  каждый  рифф  <небольшая  ритмическая
фигура, часто служит сопровождением  к  сольной  импровизации  (в  эстрадной
музыке).>.
   Мы потели, прыгали, бегали под ярким солнцем. Мы ловили взглядом длинные,
загорелые ноги Мэтти и слушали заливистый смех Ки. В какой-то  момент  Ромми
Биссонетт споткнулся и  покатился  по  земле,  осыпая  ее  содержимым  своих
карманов, и Джон так смеялся, что ему пришлось сесть. Ноги не держали. Слезы
градом катились из глаз. Ки подбежала и прыгнула  на  его  беззащитный  пах.
Смех Джона, как отрезало. "0-о-х!" - выдохнул он. В  его  еще  блестящих  от
слез глазах  стояла  боль,  а  ушибленные  гениталии,  безусловно,  пытались
заползти обратно в тело.
   - Кира Дивоур! - воскликнула Мэтти, с тревогой глядя на Джона.
   - Я улозила моего квойтейбека! - гордо возвестила Ки.
   Джон сумел-таки ей улыбнуться, с трудом поднялся.
   - Да. Уложила. Рефери не оставит этого без внимания.
   - Как ты, парень? - На лице Джорджа читалась озабоченность, но  в  голосе
была улыбка.
   - Нормально, - ответил Джон и бросил ему "фрисби". - Продолжим.
   Раскаты грома  становились  все  громче,  но  черные  облака  по-прежнему
оккупировали лишь западный горизонт: над нами  синело  чистое  небо.  Птички
пели,  цикады  стрекотали.  Над  мангалом  дрожал  горячий  воздух:  брикеты
практически превратились  в  угли,  решетка  раскалилась,  подготовившись  к
встрече с нью-йоркскими стейками. "Фрисби" все летала -  красный  кружок  на
фоне зеленой листвы и синего неба.  Я  пребывал  во  власти  вожделения,  но
держал себя в руках. Ничего особенного, мужчины всего мира чуть  ли  не  все
время пребывают в таком состоянии, и ничего,  полярные  шапки  не  тают.  Но
Мэтти начала танцевать, и все изменилось.
   Дон Хенли <Хенли, Дон (р. 1947)  -  барабанщик  и  вокалист.  Организовал
группу "Иглз", одну из  самых  популярных  американских  рок-групп  середины
70-х. После распада группы выступал сольно. Его песни неоднократно  попадали
в десятку лучших.> запел под гитарный перебор.
   - Боже, как я люблю эту песню, - воскликнула Мэтти. "Фрисби" прилетела  к
ней. Она поймала тарелку, бросила на землю, ступила на нее, как  на  красный
круг от луча прожектора на сцене ночного клуба,  и  завибрировала  в  танце.
Заложила руки за шею, потом опустила на бедра, потом убрала  за  спину.  Она
танцевала на "фрисби", поднявшись на мыски. Она танцевала, не двигаясь.  Она
танцевала, как пелось в той песне, словно волна в океане.
   Пел он о девушке, которая хочет только  одного:  танцевать,  танцевать  и
танцевать.
   Женщины становятся сексуальными, когда танцуют, невероятно  сексуальными,
но я среагировал не на секс. С одним лишь вожделением я бы справился, но тут
было не просто вожделение, и меня захлестнуло с головой. Никогда в  жизни  я
не видел никого прекраснее Мэтти. Не женщина  в  шортах  и  коротком  топике
танцевала на "фрисби", но возродившаяся Венера. В  ней  сосредоточилось  вс