л  ей,  что
никто не спутает "Быть вдвоем" с "Взгляни на дом свой, Ангел". Тогда она мне
еще ответила:
   "Надеюсь, ты не собираешься заниматься самокопанием, а,  Нунэн?"  Пока  я
находился  на  Ки-Ларго,  эти  слова  то  и  дело   возвращались   ко   мне,
произнесенные с интонациями Джо:  не  собираешься  заниматься  самокопанием,
гребаным самокопанием, не  хочешь  сетовать  на  тяжелую  судьбу  художника,
которого никто не хочет понять?
   Я вспоминал, как Джо подходила ко мне с полной корзиной белых  грибов  н,
торжествуя, восклицала: "В этот вечер у Нунэнов будет самый роскошный ужин!"
Я вспоминал, как она, по-особенному изогнувшись, красила ногти на  ногах.  Я
вспоминал, как она швырнула в меня книгу, когда я высмеял ее новую прическу.
Я вспоминал, как она училась играть  на  банджо  и  как  она  выглядела  без
бюстгальтера в тонком свитере. Я вспоминал, как она говорила  мне,  что  все
это самокопание, гребаное самокопание.
   И я вспоминал сны, особенно последний, самый кошмарный из всех. Вспоминал
без труда, потому что в отличие от обычных снов он накрепко впечатался в мою
память. Последний сон о "Саре-Хохотушке" и самый первый, вызвавший  поллюцию
(в нем я подходил к обнаженной  девушке,  которая  лежала  в  гамаке  и  ела
сливу). Эти два сна никуда не девались, год за  годом  оставались  со  мной,
остальные же или полностью, или по большей части забылись.
   Конечно, в снах, связанных с "Сарой", я помнил мелкие подробности: гагар,
цикад, вечернюю звезду, желание, которое я загадывал, глядя на  нее,  что-то
еще, но все это могло мне и почудиться. Фон,  знаете  ли.  Их  не  следовало
брать в расчет. Но оставались три серьезных, основополагающих  момента,  три
больших предмета обстановки, которые следовало аккуратно распаковать.
   В "Сариных" снах такими моментами были лес позади меня, дом - подо мной и
я сам, Майкл Нунэн, застывший  посередине.  Я  боялся  идти  к  дому  внизу,
возможно, потому; что он слишком долго пустовал, но я  ни  на  мгновение  не
сомневался в том, что идти туда надо. Пугало меня что-то или  нет,  я  знал,
что коттедж у озера - мое единственное убежище. Но  только  я  не  мог  идти
туда. Потому что не мог сдвинуться с места. Мои ноги вросли в землю.
   В последнем кошмаре я все-таки  смог  добраться  до  убежища,  да  только
убежище оказалось обманом. Более опасным, чем я мог себе  представить,.  Моя
мертвая жена выскочила из него с криком, завернутая в саван,  и  набросилась
на меня. Даже пять недель  спустя,  в  трех  тысячах  миль  от  Дерри,  меня
начинала бить дрожь, когда я вспоминал, с какой стремительностью несется  на
меня это белое нечто.
   Но была ли это Джоанна? Я ведь этого не  знал,  правда?  Я  видел  только
белое одеяние. Гроб был похож на тот, в котором похоронили Джоанну, но вдруг
это совпадение?
   Психологический барьер, лишающий способности ходить, лишающий способности
писать.
   "Я не могу писать", - сказал я голосу во сне. Голос  ответил,  что  могу.
Голос заявил, что психологического барьера больше нет, и доказательство тому
- вернувшаяся ко мне способность ходить. И я  пошел  по  проселку,  пошел  к
коттеджу. Конечно, мне было страшно. Меня охватил ужас еще до того,  как  из
двери выскочило  бесформенное  белое  нечто.  Я  сказал,  что  боюсь  миссис
Дэнверс,  но  лишь  потому,  что  у  меня  в  голове,  разумеется,  во  сне,
"Сара-Хохотушка" и Мэндерли перемешались. Я боялся...
   - Я боялся писать, - услышал я  свой  голос.  -  Я  боялся  даже  попытки
писать.
   Откровение это вырвалось у меня  вечером,  накануне  того  дня,  когда  я
наконец-то улетел в Мэн, когда я уже крепко набрался. К концу отпуска я  пил
практически каждый вечер.
   - Меня пугает не сам психологический барьер. Меня пугает его  слом.  Я  в
полной заднице, мальчики и девочки, в полной заднице.
   В заднице или нет, но я понял, что сумел ухватить суть проблемы. Я боялся
разрушить этот самый барьер, может, боялся начать заново свою жизнь, уже без
Джо. Однако какая-то глубинная часть моего сознания верила,  что  без  этого
мне не обойтись. Вот и объяснение угрожающих шумов в лесу у меня за  спиной.
А вера - не пустой звук. Особенно для человека с богатым воображением. Когда
у человека с богатым воображением возникают психологические проблемы,  грань
между реальным и кажущимся имеет тенденцию исчезать.
   Лесные существа... Да, сэр. Одно из них я держал в руке, когда  обо  всем
этом размышлял. Я  поднял  стакан,  поставил  его  между  собой  и  западным
горизонтом, чтобы заходящее солнце окрасило содержимое в красные тона. Пил я
много, возможно, для Ки-Ларго это норма, в отпуске людям положено пить,  это
как бы закон... но перед отъездом я стал пить  совсем  много.  Если  столько
пьешь, потерять контроль над собой - пара пустяков. А тогда жди беды.
   Зловещие существа  в  лесу,  потенциальное  убежище,  охраняемое  злобным
призраком, возможно, то была не моя  жена,  а  память  моей  жены.  Логичное
предположение, поскольку для Джо на Земле не существовало лучшего места, чем
"Сара-Хохотушка". Эта мысль потянула за собой следующую,  которая  заставила
меня перекинуть ноги через край шезлонга  и  сесть.  Ритуал  вел  начало  от
"Сары"... Шампанское, последняя фраза, наконец, ключевое благословение: "Что
ж, значит, есть повод выпить, верно?"
   Хотел ли я, чтобы все вернулось на круги своя? Хотел ли?  Месяц  или  год
тому назад я не мог абсолютно  искренне  ответить  на  этот  вопрос.  Теперь
ситуация изменилась. Да, хотел! Хотел двигаться дальше, хотел  закрыть  одну
страницу моей жизни, пусть и  очень  дорогую,  полную  воспоминаний  о  моей
умершей жене, и открыть новую, пока совсем еще  чистую.  Но  для  этого  мне
предстояло вернуться назад.
   В бревенчатый коттедж у озера. В "Сару-Хохотушку".
   - Да, - вырвалось у меня, и по коже тут же побежали мурашки.  -  Да,  все
так.
   А почему нет?
   Вновь я почувствовал себя  круглым  идиотом.  Как  в  том  случае,  когда
Роберте заметил, что мне следует поехать в отпуск. Если я должен,  вернуться
в "Сару" теперь, после завершения отпуска, почему нет? Возможно,  мне  будет
страшно ночь или две - скажем так, я буду мучиться похмельем  от  последнего
кошмара, но пребывание в "Саре" позволит быстрее переступить через него.
   И (этой последней мысли я позволил едва слышно пискнуть в дальнем  уголке
моего  сознания),  возможно,  что-то  изменится  и  в  моих   отношениях   с
компьютером. Маловероятно, конечно., но шанс оставался. Мне  поможет  только
чудо, не так ли я думал, сидя на краю ванны,  приложив  мокрое  полотенце  к
царапине на лбу? Да, только чудо. Но иногда слепые падают, ударяются головой
и прозревают. Иногда калеки отбрасывают костыли, поднявшись  по  лестнице  к
двери храма.
   О Дебре и Гарольде я мог не беспокоиться. Да, они  начнут  интересоваться
новым романом, но месяцев через восемь или  девять.  Я  решил  провести  эти
месяцы в "Саре-Хохотушке". Конечно,  требовалось  какое-то  время,  чтобы  я
закончил мелкие дела в Дерри, чтобы Билл  Дин  подготовил  коттедж  к  моему
приезду, но я решил, что смогу перебраться туда к Четвертому июля.  Удачная,
между прочим, дата. Не просто день рождения нашей  страны.  К  этому  дню  в
западном Мэне практически сходил на нет весенний пик  активности  насекомых,
тех же клещей.
   И к тому моменту, когда я собрал все вещи  (детективы  Джона  Макдональда
остались тому, кто сменит меня в этом  номере),  сбрил  недельную  щетину  с
загорелого дочерна  лица  (глядя  в  зеркало,  я  себя  уже  не  узнавал)  и
загрузился в самолет, относительно ближайшего будущего сомнений  у  меня  не
было: я возвращаюсь в  то  место,  которое  мое  подсознание  ассоциирует  с
убежищем против сгущающейся тьмы; я  возвращаюсь  туда,  хотя  мое  сознание
предупреждает: это чревато. Я возвращаюсь туда, хотя и не  жду,  что  "Сара"
станет Лурдом <Городок на юге  Франции,  где  в  1858  г,  дочери  мельника,
Бернадетте Субиру, явилась в гроте Пресвятая Дева. На месте явления открылся
источник,  признанный  чудодейственным,  и  начались  исцеления.>..,  но   с
надеждой, что смогу загадать желание, когда увижу над озером первую вечернюю
звезду.

***

   Была  только  одна  деталь,  которая  не  укладывалась  в  мои  планы  по
нейтрализации снов о "Саре-Хохотушке".  Объяснения  я  не  находил,  поэтому
пытался эту деталь игнорировать. Получалось не очень. Все-таки  я  оставался
писателем, а писатели, как известно, учат свой разум вести себя неподобающим
образом.
   Я  говорю  о  царапине  на  тыльной  стороне  ладони.  Царапине,  которая
присутствовала во всех снах, клянусь, присутствовала..,  а  в  конце  концов
появилась и наяву. Смею вас уверить, у доктора  Фрейда  об  этом  ничего  не
написано.
   Простое совпадение, ничего  больше,  думал  я,  когда  самолет  пошел  на
посадку. Я сидел во втором ряду (хорошо сидеть в носовой части  самолета:  в
случае аварийной посадки надувной трап рядом) у иллюминатора  и  смотрел  на
сосновые леса, над  которыми  мы  скользили,  приближаясь  к  международному
аэропорту Бангора. Снег давно сошел; я пропустил его кончину, отправившись в
отпуск. Всего лишь совпадение. Поцарапать руку - пустяк. Они  же  все  время
перед тобой, ты ими постоянно машешь. Как же обойтись без царапин?
   Вроде  бы  логичное  предположение,  но  что-то   не   складывалось.   Не
складывалось, и все.
   Мешали мальчишки в подвале. Те самые, которые тебе не верили. Мальчишки в
подвале не верили твоей истории.
   В этот момент  колеса  "Боинга-737"  коснулись  посадочной  полосы,  и  я
выбросил эти мысли из головы.

***

   Как-то днем, вскоре после возвращения домой, я обшаривал  стенные  шкафы,
пока  не  нашел  коробку  из-под  обуви  со  старыми  фотографиями  Джо.   Я
рассортировал их и внимательно просмотрел те,  что  были  сделаны  на  озере
Темный След. Их оказалось более чем достаточно, но  фотографировала  главным
образом Джоанна. Однако несколько фотографий  запечатлели  и  ее,  причем  я
нашел один фотоснимок, который сделал сам, то ли в 1990, то ли в 1991 году.
   Иногда даже любителю-фотографу улыбается  удача  (если  семьсот  мартышек
будут семьсот лет барабанить по клавишам семисот печатных машинок,  то,  как
вам известно, они создадут все шедевры, написанные  лучшими  представителями
человечества), вот и этот снимок получился что надо. Джо стояла на плоту, за
ее спиной садилось золотисто-красное  солнце.  Она  только  что  вылезла  из
озера, в разъемном, сером в красную горошину, купальнике, и с нее еще капала
вода. Я запечатлел ее в тот самый момент,  когда  она,  смеясь,  отбрасывала
волосы со лба и висков. Соски выпирали  сквозь  тонкую  ткань  бюстгальтера.
Выглядела Джо совсем как киноактриса с афиши очередного фильма о  чудовищах,
облюбовавших океанский пляж, или маньяке-убийце, шастающем по кампусу.
   Внезапно меня охватила страсть. Мне хотелось  увести  ее  наверх,  такой,
какой она осталась на фотографии, с прядками волос,  прилипших  к  щекам,  в
купальнике, не скрывающем ее прелестей. Мне хотелось приникнуть к ее соскам,
вот так, не снимая бюстгальтера,  почувствовать  вкус  ткани,  ощутить,  как
твердеет под моими губами сосок. Мне  хотелось  высасывать,  словно  молоко,
воду из купальника, а потом сдернуть с Джо трусики и трахать ее, пока мы оба
не сольемся в оргазме.
   С легкой дрожью в руках я положил эту фотографию рядом с теми,  что  тоже
мне понравились (хотя таких эмоций и не вызвали). У меня все встало, да так,
что член превратился в камень, обтянутый кожей. В таких случаях ты ни на что
не годишься, пока твой "игрунчик" не опадет.
   Самый быстрый способ решить проблему, если рядом нет женщины, -  привлечь
на помощь собственную руку, но в тот момент у меня даже  не  возникло  такой
мысли. И я бесцельно бродил по комнатам второго этажа, покорно ожидая,  пока
исчезнет бугор на моих джинсах.
   Злость - один из элементов скорби, я где-то об этом читал,  но  я  первый
раз разозлился на Джоанну, лишь найдя эту фотографию. Не просто  разозлился,
пришел в ярость. Глупая сучка, ну зачем ты решила пробежаться едва ли  не  в
самый жаркий день в году! Глупая, безмозглая сучка, как  ты  могла  оставить
меня одного, лишив даже возможности работать!
   Я сел на ступени, гадая, что же мне теперь делать. Хорошо  бы  пропустить
стаканчик, а вдогонку и второй. И у нее поднялся, но тут же понял,  что  эта
идея не из лучших.
   Я прошел в кабинет, включил компьютер и составил кроссворд. В тот  вечер,
улегшись в постель, я снова вспоминал фотографию  Джоанны  в  купальнике.  И
решил, что напрасно, потому что мысли эти опять закончатся ночным  кошмаром.
С тем я и выключил свет.
   Но  кошмар  мне  не  приснился.  Мои  ночные  визиты  в  "Сару-Хохотушку"
закончились.

***

   Неделю спустя я еще сильнее проникся мыслью о том, чтобы провести лето  у
озера. Поэтому в  начале  мая,  во  второй  половине  дня,  когда,  по  моим
расчетам, любой уважающий себя  сторож  будет  сидеть  перед  телевизором  и
смотреть матч "Красных  носков"  <Профессиональная  бейсбольная  команда  из
Бостона.>, я позвонил Биллу Дину и сказал, что с Четвертого июля хочу пожить
в моем коттедже... Возможно, останусь там на осень и зиму.
   - Отлично, - живо откликнулся он. - Это  очень  хорошие  новости.  Многим
недостает тебя, Майк. Мы все хотим выразить тебе свои соболезнования.
   В его голосе слышались нотки  упрека,  или  мне  это  только  показалось?
Разумеется, мы с Джо оставили  след  в  тех  краях.  Пожертвовали  приличные
деньги маленькой библиотеке, обслуживавшей треугольник Моттон - Кашвакамак -
Касл-Вью. Джо провела  успешную  кампанию  по  сбору  средств  для  создания
книжного автомагазина. Участвовала она  и  в  работе  Общества  по  развитию
народного творчества  округа  Касл.  Навещала  больных..,  сдавала  кровь..,
что-то  продавала  на  благотворительном,  базаре   в   Касл-Роке.   Короче,
достаточно активно участвовала в местной светской в жизни,  пусть  иногда  и
язвительно улыбаясь (разумеется, мысленно). Господи, подумал я, наверное,  у
старины Билла действительно есть повод упрекнуть меня.
   - Ее помнят. - В моем голосе не слышалось вопросительных интонаций.
   - Да, конечно.
   - И мне очень ее недостает. Наверное, поэтому я и не приезжал  на  озеро.
Там нам было очень хорошо вдвоем.
   - Оно и понятно. Но чертовски приятно узнать, что  мы  наконец-то  увидим
тебя. Значит, мне пора приниматься за дело. Коттедж в полном порядке, можешь
переезжать хоть сегодня, если хочешь, но он долго пустовал  и  в  него  надо
вдохнуть жизнь.
   - Я знаю.
   - Я попрошу Бренду Мизерв вычистить "Сару" от подвала  до  чердака.  Если
помнишь, она всегда у вас прибиралась.
   - Не старовата ли Бренда для генеральной уборки? - спросил я.
   Речь шла о шестидесятипятилетней даме, дородной, доброй, обожающей всякие
скабрезности. Более всего она любила рассказывать анекдоты  о  коммивояжере,
который проводил ночи, как кролик, прыгая из  норки  в  норку.  Это  вам  не
миссис Дэнверс.
   - Такие, как Бренда Мизерв, не стареют, - заверил меня Билл. - На тяжелую
работу она наймет двух или трех девчонок.  И  выставит  счет  на  три  сотни
долларов. Тебя это устроит?
   - Вполне.
   - Мне надо проверить насос  и  систему  канализации,  но,  думаю,  они  в
порядке. В студии Джо я видел осиное гнездо. Его я выкурю. Да,  и  крыша  на
старом доме, ты знаешь, в центральной  части.  Надо  бы  ее  перекрыть.  Мне
следовало сказать об этом в прошлом году, но ты на озеро не приехал, вот я и
оставил все как есть. Ты готов раскошелиться?
   - Да, если запросят меньше десяти  "штук",  решение  принимай  сам.  Если
больше, позвони мне.
   - Если запросят больше, я погоню их пинками.
   - Постарайся все закончить до моего приезда, хорошо?
   - Конечно. Тебе захочется побыть одному, я понимаю... Но поначалу гости у
тебя будут. Она ушла такой молодой. Ее смерть  потрясла  нас.  Мы  ее  очень
любили.
   - Спасибо, Билл. - Я почувствовал, как от слез защипало глаза. Горе,  как
пьяный гость, всегда возвращается  для  прощальных  объятий.  -  Спасибо  за
сочувствие.
   - Ты получишь свою долю морковных пирогов, дружище, - рассмеялся  он,  но
как-то осторожно, словно опасаясь выйти за рамки приличий.
   - Морковных пирогов я съем сколько угодно, -  ответил  я,  -  а  если  уж
соседи начнут перегибать палку.., надеюсь, у Кенни Ос-тера все еще живет тот
большой ирландский волкодав?
   - Да, уж он-то будет есть пироги, пока не лопнет! -  воскликнул  Билл.  И
смеялся, пока не закашлялся. Я ждал, улыбаясь. - Черника, так он зовет  свою
животину, уж не знаю, почему. Вот уж кто у нас обжора! - Я предположил,  что
Билли ведет речь о собаке, а не о ее хозяине,  Кенни  Остере,  росточком  не
выше пяти футов, худеньком, складненьком и не дающим повода для обвинении  в
чревоугодии.
   Внезапно я понял, как мне недостает всех  этих  людей  -  Билли,  Бренды,
Бадди Джеллисона, Кенни Остера и других, круглый год живущих  у  озера.  Мне
недоставало даже Черники, ирландского  волкодава,  который  всегда  ходил  с
гордо поднятой головой и висящими на нижней челюсти слюнями.
   - Мне еще надо расчистить участок после зимы. - В голосе Билла прозвучало
смущение. - В этом году обошлось без сильного ветра. Снега, правда, навалило
много. Но все равно обломало немало ветвей. Мне следовало давно их убрать. И
негоже мне оправдываться тем,  что  ты  уже  несколько  лет  не  приезжаешь.
Чеки-то я регулярно обналичиваю. - Я улыбался,  слушая,  как  старый  пердун
кается и посыпает голову пеплом. Джо, слушая его, хохотала  бы  до  слез,  в
этом я абсолютно уверен.
   - Билл, если к Четвертому  июля  ты  все  приведешь  в  порядок,  я  буду
счастлив.
   - Будешь прыгать от восторга, я обещаю,  -  радостно  возвестил  Билл.  -
Хочешь приехать  и  написать  книгу,  вдохновляясь  озером?  Как  в  прежние
времена? Два последних романа тебе удались. Жена не могла оторваться...
   - Еще не знаю, - оборвал я его хвалебную песнь. И  тут  меня  осенило.  -
Билл, окажи мне одну услугу. И сделать это  надо  сразу,  до  того,  как  ты
расчистишь подъездную дорожку, и пустишь в дом Бренду Мизерв.
   - Если это в, моих силах, сделаю, - ответил Билл.
   И я объяснил, что мне от него нужно.

***

   Четырьмя днями позже я получил маленькую бандероль. Вскрыл ее  и  достал,
двадцать фотографий, отснятых одноразовым фотоаппаратом.
   Билл сфотографировал дом с разных сторон. По снимкам чувствовалось, что в
доме не живут хотя за ним и приглядывают, пусть и  без  должного  рвения,  в
чем, собственно, Билл мне и признался.
   Большинство фотографий  я  сразу  отодвинул  в  сторону,  оставив  четыре
первые. Их я разложил на кухонном столе,  залитом  солнечными  лучами.  Билл
сделал  их  с  верхней  точки  проселка,  примерно  с  того  места,  где  он
пересекался с дорогой, направив фотоаппарат на  "Сару-Хохотушку".  Я  видел,
что мох рос теперь не только на бревнах центральной части, но  перебрался  и
на бревна северного и южного крыла. Я видел валяющиеся  на  проселке  ветви,
кучки сосновых иголок. Биллу, должно быть, хотелось все это убрать до  того,
как сфотографировать проселок, но он устоял перед искушением. Я  просил  его
заснять все, как есть, и он выполнил мою просьбу.
   Кусты по обе стороны проселка стали куда гуще с тех пор,  как  мы  с  Джо
последний раз приезжали в "Сару". Длинные ветви действительно тянулись через
него друг к другу, как разлученные влюбленные.
   Но  мой  взгляд  вновь  и  вновь  возвращался  к  крыльцу  черного  хода,
обращенного к подъездной дорожке. Все прочие совпадения между фотографиями и
моими  снами  о  "Саре"  могли  быть  случайностью  (или   могло   сработать
писательское воображение, а уж оно-то умеет нарисовать  более  чем  реальный
фон для вымышленных событий), но как объяснить подсолнухи,  выросшие  сквозь
щели в досках крыльца? Никак, точно  так  же,  ка