е стояла  улыбающаяся  Эленор.  Когда  она
увидела Яна, улыбка мгновенно исчезла и ее лицо вытянулось.
   Очевидно, у него был еще тот видок!
   - Боже! - воскликнула Эленор, протягивая руку  и  осторожно  касаясь  его
щеки. - Что случилось? Ты в порядке?
   Он чуть было не выложил ей всю историю.
   И про Стивенса, и про "диссертацию", и про рецепт взрывчатки, и про карту
университета с красными крестами, и про сообщение из столицы Мексики.
   Но в  последний  момент  опомнился  и  прикусил  язык.  Вместо  этого  он
изобразил на лице улыбку, перехватил руку Эленор и поцеловал ее.
   - Я в порядке. Просто чертовски устал.
   Он закрыл за ней дверь, и они прошли в гостиную.

Глава 12

1

   Сдав  в  печать  номер,  который  получился   на   редкость   удачным   и
содержательным, и послав Стюарта с  готовыми  полосами  в  типографию,  Джим
поблагодарил  сотрудников  газеты  за  проделанную  работу  и   в   одиночку
направился к автостоянке.
   "На редкость удачный и содержательный номер".
   Большое ли это счастье? Нужно ли радоваться такой "содержательности"?
   Еще одно изнасилование. Развитие судебного сюжета о  растлении  ребятишек
детсадовского возраста. Исчезновение профессора - не появлялся на занятиях в
течение недели, сейчас его розыском занимается ФБР.
   С некоторых пор - типичный университетский день.
   Газета становится с каждым днем все интереснее и интереснее,  потому  что
жизнь с каждым днем становится все более и более поганой...
   Тошно  смотреть,  как  быстро  люди  привыкают  к   ужасному,   с   какой
удивительной  скоростью  ненормальное,  противоестественное  становится  для
массового сознания обыденным.
   Да и в своей душе Джим находил тревожащие изменения.
   Он всегда считал себя эмоционально тонким, сострадательным  и  отзывчивым
человеком, небезразличным к чужому  горю.  Он  не  верил,  что  со  временем
превратится в одного из тех прожженных  журналистов,  которые  стали  такими
толстокожими, что муки и страдания других людей для них не более чем хороший
материал. Однажды Джиму довелось  видеть,  как  в  одной  газете  журналисты
заключали  денежное  пари:  сколько  минут  или  часов   протянет   человек,
получивший несколько пуль от грабителя и доставленный  в  отделение  "Скорой
помощи". Джим поклялся себе, что  никогда  не  станет  такой  бесчувственной
деревяшкой и никогда не унизится до подобных мерзостей.
   Однако сегодня он поймал себя на том, что делает необходимые перестановки
на первой полосе, чтобы втиснуть информацию об изнасиловании,  и  совершенно
не  думает  о  самом  горестном  факте  изнасилования  -  рассматривает  эту
информацию лишь как элемент композиции газетной страницы. И ему наплевать на
то, что за сухими словами заметки - боли  живого  человека,  студентки,  его
ровесницы.
   Даже сейчас, на  пути  к  автостоянке,  упрекая  себя  в  черствости,  он
оставался в глубине души безразличен к жертве насильника. Часть его сознания
не прекращала радоваться тому, что сообщение об изнасиловании пришло вовремя
и украсило первую полосу, сделало ее более насыщенной. Если  дела  пойдут  и
дальше также успешно и поток насилия будет на том же уровне или  даже  выше,
"Сентинел" даст в этом семестре столько любопытного и эффектного  материала,
что соберет большую часть  премий  для  университетских  газет  за  наиболее
сенсационные или удачные статьи года.
   Господи, как назвать подобные мысли? Практичными,  дружище,  практичными.
Если "Сентинел" под его руководством соберет кучу наград и премий, это будет
большущим плюсом для него лично, когда после получения диплома придет  время
устраиваться на работу.
   Диплом!
   Джим вдруг впервые со всей остротой осознал, что это его последний год  в
университете. Потом год практики  -  и  он  выйдет  в  большой  мир,  станет
хозяином  своей   судьбы,   будет   сам   зарабатывать   на   жизнь.   Какая
ответственность!.. Не то чтобы он боялся полной самостоятельности, но как-то
робел.
   Еще в старших классах школы Джим поставил перед собой четкую цель - стать
журналистом. Поэтому он учился  на  пределе  сил,  с  легкостью  поступил  в
университет, высокими баллами заработав хороший грант на обучение. В  К.  У.
Бреа  он  был  почти  круглым  отличником,  блистал  как  на  экзаменах   по
теоретическим дисциплинам, так и на практических занятиях по  журналистскому
мастерству. Затем на протяжении двух семестров  вкалывал  в  университетской
газете "Сентинел" и доказал, что  способен  совмещать  учебу  с  напряженной
работой, а также справляться с повседневной  газетной  напряженкой,  которая
предполагает быстрые редакторские решения и ставит жесткие временные рамки.
   Но несмотря на столь явные успехи, Джим все же не  был  убежден  в  своей
готовности ко взрослой, самостоятельной жизни за пределами университета.  Он
сомневался в том, что справится  с  конкуренцией  в  жестоком  мире  большой
журналистики. Лишь  внешне  он  выглядел  таким  уверенным  в  себе  главным
редактором. Втайне он думал, что университетская газета - это понарошку, это
что-то вроде игры, студенческой практики или бесшабашной репетиции.
   Настоящая жизнь, она другая.
   Однако в  его  представлении  настоящая  жизнь  не  была  и  вот  этим  -
изнасилования, грабежи, нападения,  акты  вандализма  и,  для  разнообразия,
растление малолетних... Череда мерзостей -  неужели  это  и  есть  "взрослая
жизнь", журнальным летописцем которой ему предстоит стать?
   Что ж, быть может, человеческое бытие именно  таково,  и  негоже  бояться
грубой реальности. Однако Джиму казалось,  что  здесь,  в  университете,  за
ростом  насилия  стояло  нечто   особенное.   Это   не   банальная   вспышка
преступности.
   Вспомнился сумасшедший профессор, которого он встретил поздно вечером  по
пути на автостоянку.
   Бородач сказал, что университет в Бреа - гнездилище зла.
   Джим подумал также и о словах Хоуви, об убийстве животных  на  лекции  по
ботанике... Ну и о  профессоре-экономисте,  нахваливавшем  рабовладельческий
строй. Да, не зря Джим чувствовал себя не в своей тарелке  с  самого  начала
семестра. Прав Хоуви. Прав и сумасшедший бородач.  И  прав  его  собственный
инстинкт,  который  уже  давно  подсказывал,  что  вокруг  происходит  нечто
странное.  Вся  эта  лавина  безобразий  не  может  быть   естественной.   В
университете творится что-то страшное, необъяснимое. То ли тут завелись злые
привидения, то ли  над  университетом  в  Бреа  производится  некий  гнусный
научный эксперимент... Ну, скажем, подсыпают что-то в пищу или распыляют над
территорией университета какую-то гадость... Мало ли что способны  придумать
современные ученые!
   Так или иначе, университет вдруг стал проклятым местом, и  его  атмосфера
самым разлагающим образом воздействует и на студентов, и на преподавателей.
   И сам Джим ощущал влияние этой гнусной атмосферы.
   Сегодня он искренне  порадовался  изнасилованию,  потому  что  оно  стало
поводом для эффектной статьи, которая даст "Сентинел" лишние очки  в  борьбе
за ежегодную премию.
   Он подумал о Шерил - она превратилась после изнасилования в живой труп, -
и ему стало стыдно за себя.
   Какова бы ни была причина творящихся безобразий, Джим обязан быть готовым
к схватке. Он ни на что не  должен  закрывать  глаза,  постоянно  оставаться
начеку  и  не  поддаваться  воздействию  отравляющих  миазмов  зла,  которое
поселилось в их университете.
   На  автомобильной  стоянке  было  пустынно,  машин  осталось  не   больше
двух-трех   дюжин,   однако   сегодня   Джим   не   испытывал   панического,
параноидального страха. Его мысли были заняты другим  страхом  -  серьезным,
мотивированным, глубоким.
   Он оглянулся на университетские учебные корпуса и присмотрелся  к  темным
контурам на фоне ночного неба, словно  ожидал  различить  нечто  зловещее  в
самом их абрисе. Нет, ничего особенного. Здания как  здания.  Кое-где  горят
окна. Ни из одного не торчат рогатые головы.
   Джим задумчиво шмыгнул носом и побрел в сторону общежития - к Хоуви.
   Общежитие он раньше услышал, чем увидел. Грохот музыки с  разных  сторон,
жуткая смесь рэпа с тяжелым роком. И сквозь бум-бум-бум и па-па-па - хохот и
громкие голоса студентов.
   Джим постучал в комнату на первом этаже:
   - Хоуви! Это я!
   - Заходи. Дверь открыта.
   Джим толкнул дверь и зашел. Хоуви сидел перед телевизором и играл в  одну
из нинтендовских видеоигр. Джим закрыл дверь, подошел к другу  и  понаблюдал
за его действиями.
   -  Сложная  штуковина,  -  сказал  он.  -  У  меня  не  хватает  терпения
разобраться. А ты, я вижу, настоящий ас.
   - Нет, но говорят, что управление  джойстиком  и  мотание  головой  перед
экраном помогает мне улучшать моторику и мышечный контроль.
   - Ерунда.
   -  Ладно,  твоя  правда.  Просто  играть  приятнее,  чем   готовиться   к
завтрашнему семинару. Доволен?
   - Ну, это ближе к истине.
   Джим окинул  взглядом  небольшую  комнату  с  множеством  приспособлений,
облегчающих жизнь инвалида. В ванной никого не было.  Хоуви  был  совершенно
один.
   - А где же Дейв? - удивленно спросил Джим.
   - На свидании.
   - А если тебе нужно будет?..
   - Если мне понадобится покакать? - ухмыльнулся Хоуви.  -  Ну,  я  могу  и
потерпеть до его  возвращения.  А  впрочем,  ты  появился  очень  кстати.  Я
чувствую потребность отлить.
   - Брось! Ты же не сыграешь со мной такой злой шутки!
   - Тебе нужно только поднять меня и отнести в туалет. Не бойся, я  легкий.
Подержишь меня над унитазом.
   - Ага, вынуть твой хрен и нацелить его! Хоуви лукаво улыбнулся:
   - Кончай ломаться,  ты  же  сто  лет  как  мечтаешь  подержаться  за  мою
бетономешалку.
   -  Ты  и  в  самом  деле  хочешь  помочиться?  -   нерешительно   спросил
растерявшийся Джим. Хоуви рассмеялся:
   - Нет, просто хотел попугать тебя. Купился, приятель?
   - Уши тебе надрать за это! - Садясь на диван, Джим добавил:
   - Никак не пойму, почему тебе не живется дома, с родителями!
   - Я же говорил тебе - хочу быть независимым.
   - Как будто здесь ты независим! Ведь за тобой  ухаживает  Дейв.  По  мне,
лучше забота родных,  чем  платные  услуги  постороннего  человека.  Даже  с
практической стороны это выгодно - сколько денег экономится!
   Хоуви ничего не ответил. Только помрачнел.
   - Извини, если я что не то сказал, - поспешно произнес Джим. - Просто  ты
говорил, что твое здоровье резко ухудшилось...
   - Да, летом мне пришлось туго. Но сейчас я в своей обычной форме. То есть
калека, но не при смерти.
   Джим воздержался от комментария, хотя ясно видел, что Хоуви  сильно  сдал
по сравнению с прошлым семестром. Он отнюдь не в лучшей форме.
   -  Слушай,  Джим,  если  ты  явился  только  затем,  чтобы  портить   мне
настроение...
   - Нет, я не за тем явился.
   - А зачем?
   - Просто не хотелось оставаться одному. Захотелось общнуться.
   Оба несколько секунд молчали, потом Джим сказал:
   - По-моему, ты был прав относительно нашего университета.
   Хоуви попытался обернуться и посмотреть  на  сидящего  на  диване  друга.
Однако шея не  подчинилась.  В  итоге  ему  пришлось  нажать  на  рычажок  и
развернуть инвалидное кресло.
   - Происходит чертова уйма непостижимо странных вещей, - сказал Джим.
   Он рассказал Хоуви все: начиная с того, как ему не хотелось  возвращаться
в университет  после  летних  каникул  и  заканчивая  сегодняшним  гаденьким
чувством. Джим понимал, что чем больше насилия  будет  в  университете,  тем
заметнее  станет  его  вклад  в  процветание  "Сентинел",  и  это,  конечно,
отразится на его будущей карьере.
   Хоуви понимающе кивал. Правда, из-за слабости мышц кивки больше  походили
на странные подрагивания головы.
   - Вопрос в том, - сказал он, - что нам делать с этими знаниями? Не сидеть
же сложа руки!
   - А что можно предпринять в подобной ситуации?
   - Ты не разговаривал с профессором Эмерсоном?  Джим  отрицательно  мотнул
головой.
   - Твой бородач назвал его  фамилию,  -  напомнил  Хоуви.  -  И  я  уважаю
профессора Эмерсона. Тебе бы надо с ним побеседовать на эту тему.  Или  мне.
Возможно, бородач просто чокнутый. А может, он попал в самую точку. В  любом
случае встреча не помешает.
   - В прошлом семестре я учился у Эмерсона. Толковый преподаватель.
   - Ну вот и побеседуй с ним.
   - Что же тут происходит? - задумчиво произнес Джим. - Если  мы  и  впрямь
имеем дело с нечистой силой.., или аномальными явлениями... -  Он  помолчал,
потом выпалил:
   - Знаешь, в Аризоне есть одна  гора,  в  народе  ее  зовут  Чертовой.  По
поверью, кто на нее  забирается  -  тот  сходит  с  ума.  Ученые  проверили.
Действительно, ближе к вершине с человеческой  психикой  начинает  твориться
что-то неладное. Затем, через некоторое время после возвращения вниз, голова
начинает снова нормально  работать.  Существует  целая  теория  о  том,  что
причина этого временного  умопомешательства  -  наличие  магнитной  аномалии
где-то под Чертовой горой. Мощные  магнитные  поля  искажают  работу  мозга.
Возможно, в физической лаборатории университета в  Бреа  ведут  какие-нибудь
тайные исследования по заказу Пентагона, и в  результате  опытов  появляются
какие-нибудь  сверхмощные  магнитные  поля.  А  все  мы  оказались  в   роли
подопытных кроликов - случайно или преднамеренно.
   - Может быть, может быть... - пробормотал Хоуви. Но в его голосе Джим  не
услышал особой уверенности.
   - А ты что думаешь?
   - Я пока ни к какому выводу не пришел. Поэтому готов рассматривать  любые
варианты. Джим встал.
   - Ладно, завтра непременно встречусь с профессор Эмерсоном.
   Хоуви слабо улыбнулся:
   - Что ж, если и в дурном видеть светлые стороны, то  происходящее  весьма
любопытно.
   - Да, - согласно кивнул Джим, - пахнет большим приключением.
   Они посмотрели друг на друга. Ни один из них не улыбался.
   - Только нужно ли нам такое приключение? - сказал Джим.

2

   После того как смена Фейт закончилась и она ушла домой,  Гленна  осталась
одна на шестом этаже.
   Возле нее была тележка с сотней возвращенных книг  по  искусству,  и  она
расставляла их на полках в правильном порядке.
   Она терпеть не могла книги по искусству. Не за их содержание,  а  за  то,
что большинство из них были большого формата и  весили  чуть  ли  не  десять
килограммов. Управься  с  сотней  таких  томов  -  будто  не  библиотекаршей
работаешь, а  грузчиком!  Большие  книги  по  искусству,  особенно  альбомы,
неудобно брать и трудно ставить на место - порой эти дылды книжного  царства
едва-едва помещались на самых высоких полках. К  тому  же  их  было  слишком
много для выделенного количества стеллажей,  поэтому  они  стояли  плотно  и
случалось буквально вбивать огромный фолиант в нужное место.
   Но вообще-то Гленна любила эту часть шестого этажа. Стеллажи  тут  стояли
очень  тесно,  столы  для  занятий  не  помещались.  Если  студенты  сюда  и
забредали, то лишь на пару минут - найти нужную книгу, после чего шли читать
или  в  другую  часть  шестого  этажа,  или  на  другие  этажи,   где   были
по-настоящему просторные читальные залы.
   Таким   образом,   тяжесть   и   большой   формат   книг   по   искусству
компенсировались тем, что Гленна разбирала их в одиночестве.
   А она не любила работать, когда рядом шастают студенты.
   Так приятно побыть одной, в полной тишине  после  шумных  университетских
холлов и коридоров, где все спешат, толкаются, громко разговаривают.
   Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп.
   В почти мертвой тишине звук шагов был подобен ударам молота. Кто-то  идет
от лифта по, центральному проходу между стеллажами. И этот "кто-то" обут  во
что-то солидное - не в кроссовки и не в туфли. Это тяжелые ботинки.
   А-а, ковбойские сапоги!
   Гленна проворно встала с колен и отряхнула джинсы - она расставляла книги
на нижней полке. Мышцы ее лица напряглись. Могла бы и раньше сообразить, что
он непременно явится, чтобы извиниться и помириться!
   Гленна  торопливо  покатила  тележку  к  дальней  стене,  где  находилась
"клетка" - отделенный металлической сеткой закуток с запирающейся дверью.
   Однако Гленна оказалась недостаточно проворной и чуть  не  столкнулась  с
Кэлхоуном, когда пересекала центральный проход между стеллажами. Одет он был
как  обычно:  прямые  джинсы,  фланелевая  рубашка  и  ковбойские  сапоги  с
металлическими финтифлюшками. Увидев Гленну, парень сделал виноватое лицо.
   Пару секунд и она, и он молча смотрели друг на друга.
   Глаза Гленны горели праведным гневом,  а  его  глаза  униженно  молили  о
прощении.
   Первым заговорил Кэлхоун:
   - Прости меня. Я просто...
   - Катись-ка ты знаешь куда! - холодно перебила она его.
   Девушка собралась покатить тележку дальше, к "клетке", но Кэлхоун  крепко
схватил металлический край тележки и не дал сдвинуть ее с места.
   - Да, согласен, я вел себя по-свински,  -  сказал  он.  -  Я  должен  был
позвонить и предупредить тебя, что не приду...
   - Два часа! - воскликнула Гленна. В тишине шестого этажа  эти  два  слова
прогремели как два выстрела. Поэтому она заставила себя сбавить  децибелы  и
уже почти шепотом возмущенно повторила:
   - Два часа! Я ждала тебя битых два часа! Вся извелась! Уже стала  думать,
что с тобой случилось несчастье!  Машина  сбила  или  какой-нибудь  придурок
напал.
   - Прости.
   - Потом я позвонила тебе домой - и что же?  Оказывается,  ты  преспокойно
отправился с дружками в клуб! Хорош! Ничего не скажешь, хорош!
   - Я забыл. Как еще мне извиняться? Потом я вспомнил про наше  свидание  и
пытался до тебя дозвониться.
   - Врешь. Я была дома весь вечер.
   - Ну, может, когда я звонил, ты уже отключила телефон и заснула...
   - Я ждала возле этого проклятого ресторана два часа!
   - Да что ты заладила! Слышал уже.
   - Пусть и слышал, а я еще сто раз готова  повторить:  я  ждала  тебя  два
часа, а ты так и не явился. - Гленна стряхнула его руку с тележки и покатила
ее вперед. - Я тебе дам полезный совет на будущее, Кэлхоун. Если приглашаешь
девушку на свидание, то на него надо приходить.
   - Кончай дуться, - сказал он.  -  Ты  ведь  не  хочешь,  чтобы  маленькое
недоразумение испортило наши добрые взаимоотношения.
   -  Какие  такие  добрые  взаимоотношения?  У  нас  с  тобой  нет  никаких
взаимоотношений! У нас с  тобой  было  всего  лишь  одно  свидание.  Точнее,
полтора, если считать и то, на которое ты не явился.
   Сопровождаемая понурившимся Кэлхоуном, Гленна дошла до проволочной сетки,
открыла металлическую решетчатую дверь и вкатила тележку в  "клетку".  После
этого с силой захлопнула дверь перед носом у провинившегося приятеля.
   Тот с видом побитой собаки  смотрел,  как  девушка  поворачивает  ключ  в
замке.  Теперь  их  встреча  напоминала  свидание  в  тюрьме  -  с  решеткой
посередине. Гленна набрала побольше воздуха в легкие  и,  стараясь  говорить
спокойно, сказала:
   - Разговор закончен. Раз и навсегда. Пожалуйста, уходи.
   Он несколько секунд таращился на нее, потом удрученно потряс головой.
   - Мне просто не верится...
   - Пожалуйста, уходи, - повторила она.
   - Это университетская библиотека, а не  твой  дом,  -  вдруг  рассердился
Кэлхоун. - Ты не имеешь права прогнать меня отсюда. И  вообще,  нечего  мною
командовать. Кто ты такая, чтобы мною командовать!
   - Если ты не оставишь меня в покое, я кого-нибудь позову и тебя выставят,
как нарушителя порядка. Он взбесился не на шутку.
   - Ах ты, паскуда! Какого черта ты корчишь из себя не  знаю  что!  Сколько
гонора! Чего ты добиваешься? Хочешь ноги о меня вытирать? Я и так  дал  тебе
выговориться, пока не надоест. А теперь, когда ты провезла  меня  мордой  об
стол, ты хочешь вдобавок вызвать охрану и вышвырнуть меня из  библиотеки.  Я
не верю, что у тебя настолько крыша поехала!
   Кэлхоун вцепился пальцами  в  решетку  и  так  энергично  придвинул  лицо
вплотную к металлическим прутьям,  что  Гленна  с  другой  стороны  невольно
отпрянула назад.
   Она упря