ом все же проще бороться, если оно проявляется  то  там,  то  здесь.
Иными словами, легче подавлять отдельные очаги  зла,  чем  держать  круговую
оборону.
   Одно дело, если у тебя в группе несколько пар пустых глаз. И совсем  иное
- если перед тобой  целые  ряды  пустых  глаз,  и  душа  лишена  возможности
отдохнуть хотя бы на одном заинтересованном и умном лице...
   Ну вот и вернулись - Зло.  Без  помощи  этого  слова  невозможно  описать
явление, с которым  им  приходится  иметь  дело.  Понятие  "Зло"  нынче  уже
старомодно; даже в современной литературе ужасов его  старательно  избегают.
Термин "Зло" оброс таким ворохом разнообразных  культурных  ассоциаций,  что
давно утратил четкость. После Гитлера, Сталина  и  Пол  Пота  рассуждать  об
абстрактном демоническом зле стало  как-то  неловко.  Сам  Ян  не  до  конца
принимал классическую иудо-христианскую концепцию Зла, потому что в ней было
много мелочного, досадно частного - скажем,  громы  и  молнии  против  таких
естественных и почти невинных грешков, как обжорство и тщеславие. Из  десяти
заповедей он всерьез  относился,  пожалуй,  только  к  одной  -  "не  убий".
Сознательно  причинить  ближнему  своему  страдания   или   смерть   -   это
действительно Зло  в  полном  смысле  слова.  То  Зло,  коему  нет  никакого
оправдания!
   И вот перед его глазами университет причиняет людям страдания и смерть.
   И делает это, по мнению Гиффорда Стивенса, без всякой  цели,  единственно
из желания поразвлечься.
   М-да, таинственный Стивенс!..
   Чего Ян только не делал, чтобы связаться с этим человеком, которого Бакли
в  шутку  называет  "сумаспрофом"!  Увы,  профессор  оставался   недосягаем.
Телефонный номер, указанный в конце "диссертации", уже  не  существовал.  Ян
перебрал все мыслимые способы найти Стивенса: звонил в информационные службы
всех городов и городков округа Орандж;  связался  с  издательством,  которое
выпустило книгу Стивенса "Огонь как средство борьбы с нечистой силой";  даже
обратился в калифорнийский отдел Си-эн-эн с запросом, не сохранился ли у них
телефон или адрес того специалиста-взрывника, который комментировал трагедию
в университете Мехико.
   Никаких результатов.
   В общем-то Ян не удивился - совершенно  очевидно,  что  у  Стивенса  есть
основательные резоны оставаться неуловимым. Однако невозможность  пообщаться
с "сумаспрофом" действовала Яну на нервы: как-никак  именно  Стивенс  сказал
"а" в этой  истории,  он  столкнул  первый  камень,  который  вызвал  горную
лавину... Короче, раздразнил их тайной - и смылся.
   Сейчас Стивенс скорее всего в одном  из  тех  университетов,  которые  он
считает "больными". Сколачивает из профессоров отряд по борьбе со Злом.
   Одного Ян не мог взять в толк. Нет сомнений в том, что Гиффорд Стивенс  -
яростный борец, агрессивный фанатик. Ян понял это сразу же, еще во время  их
короткого  разговора  в  аудитории  после  занятия.   И   поэтому   возникал
естественный вопрос: как мог яростный  борец  и  фанатик  заниматься  такими
пустяками, как  рассылка  чертежей  университетских  зданий  и  записочек  с
рецептом  взрывчатки  или  заказ  редкой   книги   для   местного   книжного
магазинчика? Не вяжется это ребячество  с  образом  исступленного  злоборца!
Ведь,  по  мнению  Гиффорда  Стивенса,  ситуация  не  просто  серьезная,   а
трагическая, чреватая чуть ли не вселенской катастрофой.
   Возможно,  Бакли  все-таки  прав  и  Стивенс  действительно   сумасшедший
профессор - "сумаспроф"?
   Пока Ян размышлял, студенты разошлись. Эмерсон взял свою папку,  выключил
свет в аудитории и запер дверь.
   Обычно в столь поздний час в коридоре уже  царила  гробовая  тишина.  Его
семинар  заканчивался  последним,  когда  в  здании  больше  не   оставалось
студентов. А сегодня он еще и затянул его на добрых пятнадцать минут.
   Однако сейчас со стороны лифтов доносился какой-то шум.  Ян  прислушался.
Похоже, это хоровое ритмическое пение, напоминавшее ритуальное завывание.  В
высшей степени странно!.. Звуки показались Яну  настолько  неуместными  -  в
таком месте и в такой час! - что у него поневоле пробежал холодок по спине.
   По мере того как он шагал по слабо освещенному коридору к  лифтам,  звуки
становились все громче.
   Наконец он сообразил, что пение  доносится  из  аудитории,  где  Элизабет
Соммерсби обычно ведет семинар по творчеству Д. Г. Лоуренса.
   Только ее семинар заканчивается  в  девять.  А  сейчас  уже  одиннадцатый
час...
   Дверь в аудиторию была открыта. Оттуда лился свет.
   Что же там происходит, черт возьми?
   Осторожность подсказала Яну, что тут дело нечисто и праздное  любопытство
может дорого обойтись. Надо развернуться на сто восемьдесят градусов и  тихо
удирать по лестнице. Однако в итоге любопытство победило страх. Он  медленно
двинулся в сторону света, лившегося из единственной открытой двери.
   И различил голос Элизабет Соммерсби. Стало быть, ее семинар затянулся  на
лишний час? Ну и ну...
   Однако в следующий момент Ян отбросил эту мысль. Студенты не  поют  хором
на занятиях по творчеству Д. Г. Лоуренса. К  тому  же  доносилось  и  легкое
притоптывание множества ног. Ба! Да они еще и танцуют! Ничего себе!
   Ян подкрался на цыпочках к  открытой  двери,  прижался  к  стене  и  стал
прислушиваться.
   Сначала он услышал голос Элизабет Соммерсби:
   - Теперь  мы  знаем,  что  книга  "Змея  с  плюмажем"  является  вершиной
творчества  Лоуренса,  самым  ясным  и  зрелым  изложением  его  философских
взглядов и миропонимания. Лоуренс свято верил в необходимость  и  разумность
существования сверхчеловека. В стройной теории сверхчеловека Лоуренс сплавил
все свои прежние политические, религиозные и сексуальные концепции,  которые
существовали в эмбриональной форме в его раннем творчестве,  а  затем  будут
изложены в разжиженном виде в его поздних  романах.  Но  именно  в  "Змее  с
плюмажем" блестяще сконцентрированы итоги размышлений всей его жизни.
   - Утренняя Звезда! - хором пропели-проскандировали студенты.
   - Да, Утренняя Звезда! - подхватила Элизабет Соммерсби, и ее голос  вдруг
опустился на октаву, когда она полупропела:
   - Мы собрались здесь, дабы восславить Утреннюю Звезду!
   - У-у-утренняя Звезда-а-а!
   - Кто хозяин семинара? Я! Правильно?
   - Так точно! - в один голос, по-военному рявкнули студенты.
   Ян услышал неожиданный звук - словно кнут ударил по деревянному полу.
   - Я хозяйка, а вы мои рабы! Правильно?
   - Так точно!
   Новый удар кнута - как выстрел.
   - А теперь закройте дверь. Наступает время секса. Пора  нам  убедиться  в
том, что Лоуренс был прав, утверждая, что "секс может быть  прекрасен,  если
люди блюдут его  силу,  преклоняются  перед  ним,  как  перед  божеством,  и
позволяют ему наполнить собой весь мир".
   Господи,   неужели   это   говорит   Элизабет   Соммерсби?    Та    самая
закомплексованная ханжа с постной  рожей  старой  девы,  которую  не  знаешь
жалеть или презирать! Ян ушам своим не верил.
   Из  аудитории  вышел  молодой  парень  -  совершенно  голый   мускулистый
здоровяк. Ян в растерянности и страхе сделал шаг  назад  -  спрятаться  было
негде, бежать поздно. Однако голый студент лишь рассеянно  улыбнулся  ему  и
захлопнул дверь.
   Снова из аудитории донеслось размеренное пение:
   - Да сольется кровь с кровью! Да сольется кровь с кровью!
   -  А  теперь  предадимся  сексу!  -  раздался  яростный  вопль   Элизабет
Соммерсби.
   Ян стоял и слушал. Волосы шевелились  у  него  на  голове.  Из  аудитории
неслись сладострастные стоны и вскрики. Кто-то выл  от  боли.  Ян  обливался
потом.
   Он  хотел  открыть  дверь,  заглянуть  внутрь,  выяснить,  что   же   там
происходит, на этом шабаше, затеянном профессоршей...
   Но здравый смысл и осторожность заставили его бежать прочь -  и  по  мере
сил тихо.
   Как только дверь лифта открылась, он проворно скользнул  внутрь  и  нажал
кнопку первого этажа. Потом бессильно прислонился спиной к стенке  кабины  и
закрыл глаза...

***

   Формально в общежитии было что-то вроде комендантского часа - с такого-то
по такое-то время все студенты должны находиться  в  своих  комнатах,  а  не
слоняться по коридорам или сидеть у соседей. Разумеется, существовал также и
запрет на прием гостей после одиннадцати вечера.
   Однако за соблюдением этих правил никто никогда не следил.
   Нарушая первое из вышеперечисленных правил, Джим сидел в комнате у  Хоуви
и обсуждал с другом второе из вышеперечисленных правил. Было уже за полночь.
Джим философствовал вслух по поводу того, сможет ли  он  незаметно  провести
Фейт в свою комнату - ему хотелось, чтобы она как-нибудь осталась у него  на
ночь.
   Хоуви отвечал, что администрация общежития скорее всего посмотрит на  это
сквозь пальцы. А вот мать девушки вряд ли будет обрадована.
   Джим возразил, что мамаша Фейт и не заметит отсутствия дочери - разве что
через неделю! Она отнюдь не  из  породы  хлопотливых  наседок,  следящих  за
своими цыплятами. Проблема в том, захочет ли сама Фейт остаться на ночь.
   - Что ж, если существует такого рода  проблема  -  можешь  радоваться,  -
сказал Хоуви. - Значит, ты нашел хорошую, порядочную девушку.
   Джим схватил салфетку, которой  была  прикрыта  пицца,  скомкал  ее  и  в
шутливом гневе швырнул ею в друга.
   - Ханжа-викторианец!
   -  Никакой  я  не  викторианец.  Я  попросту  "приверженец   традиционных
американских семейных ценностей". Так-то, дружище!
   Джим никак не мог перейти к тому, зачем он, собственно, и явился к  другу
в столь поздний час. Он покосился на часы и спросил:
   - А Дейв - он когда  обещал  вернуться?  Дейв,  работавший  сиделкой  при
Хоуви, ушел на свидание с девушкой и что-то задерживался.
   Хоуви пожал плечами: дескать, откуда  мне  знать.  Джим  набрал  побольше
воздуха в грудь и наконец решился перейти к главному:
   -  Слушай,  Хоуви...  По-моему,  тебе  надо  срочно  удирать   из   этого
университета. Я полагаю, что события принимают крайне опасный оборот.
   Хоуви слабо улыбнулся:
   - Опасность - моя любимая стихия.
   - Нет,  твоя  стихия  -  быть  гвоздем  в  заднице.  Почему  ты  меня  не
слушаешься? Мой совет ведь не с ветра взялся!
   - Да не волнуйся ты за меня, Джим.
   - Да как же я могу не волноваться!
   - Не надо выставлять  меня  совсем  уж  беспомощным  калекой!  -  не  без
раздражения возразил Хоуви. Джим в отчаянии взъерошил себе волосы.
   - Я никогда не выставлял  тебя  беспомощным  калекой!  Однако  ты  должен
понять: здесь заваривается очень крутая каша!
   - Я в курсе того, что тут происходит.
   - Что-то не заметно. Иначе ты бы уже давно унес ноги отсюда!
   - Не знаю, заметил ты или нет, но у меня дистрофия мышц, а не мозгов.
   - Брось балаган! Мы говорим серьезно,  а  ты  затеваешь  пикировку  из-за
ерунды.
   Хоуви дернулся всем телом, чтобы приподнять голову и  заглянуть  другу  в
глаза.
   - Ладно, Джим, - сказал он, - я понимаю, что ты заботишься обо мне. И мне
это приятно. Но тебе не стоит волноваться. Ничего со мной не случится.
   - Не уверен. Тебя тут на каждом шагу поджидают опасности. А  если  бы  ты
оказался на том концерте  один?  Этим  пьяным  мерзавцам  ничего  не  стоило
изуродовать или убить тебя.
   - Эти пьяные мерзавцы могли  изуродовать  или  убить  любого  нормального
человека. От таких и на здоровых ногах не очень-то убежишь! Да,  меня  могли
поколотить. Я мог бы получить по башке бутылкой, запущенной на сцену. Но  то
же самое могло произойти со мной в любом ночном баре Лос-Анджелеса. Подобные
мерзости совершаются повсюду - ничто не ново под луной.
   - Послушай, уже несколько студентов бесследно исчезли,  другие  убиты.  У
нас были беспорядки на расовой почве. При  такой  озлобленности  дело  очень
скоро дойдет до преследования и всех прочих  меньшинств  -  в  том  числе  и
инвалидов.
   - Я могу только повторить: спасибо за заботу, я очень  тронут.  Но  давай
будем реалистами. Сейчас середина семестра...
   - Точнее, миновало уже две трети.
   - Хорошо, две трети. Тем  более.  В  университете  Бреа  учится  примерно
двадцать пять тысяч студентов. Если прежний уровень преступности сохранится,
до конца семестра погибнет еще человек десять. Что такое десять из  двадцати
пяти тысяч? Капля в море. Подключи теорию вероятности и сосчитай,  много  ли
шансов, что я попаду в эту  десятку?  Мне  осталось  доучиться  чуть  больше
полугода. Если я сейчас брошу учебу, то получу диплом в лучшем случае  через
полтора года. Я не могу так разбрасываться своим временем. Его у меня  мало.
Поэтому я остаюсь - какие бы странные события здесь ни происходили!
   - Эти события могут стать настолько странными, что  ум  за  разум  начнет
заходить! - мрачно сказал Джим.
   - Поверь мне, я как-нибудь справлюсь. Джим недоверчиво покачал головой.
   - Хоуви, твои доводы  кажутся  разумными,  в  них  есть  логика.  Зато  в
происходящем разумом и логикой даже не пахнет. Поэтому  можешь  выбросить  в
корзинку для мусора свой разумный подход и свою стройную  логику.  Мы  имеем
дело со сверхъестественной силой, которая  плевала  на  всю  эту  дребедень.
Пойми, сейчас мы с тобой живем внутри фильма ужасов.
   - Разве я спорю? - спокойно сказал Хоуви. Тут  раздался  щелчок  дверного
замка, и в комнату вошел Дейв. Он кивнул Джиму и сказал "привет".
   - Как свидание? - поинтересовался Джим.
   - Спрашиваешь! Все мои трубы прочистили на пять ротиком, который не  хуже
самого могучего пылесоса. Полный кайф. Теперь принять душ и  в  койку.  Дейв
направился прямиком в ванную комнату. Когда дверь  за  ним  закрылась,  Джим
сухо заметил:
   - М-да, милый мальчик, с хорошими понятиями о морали...
   Хоуви устало откинулся в кресле.
   - По-моему, тебе пора, - сказал он. - Время очень позднее.
   Он явно торопил Джима. Прежде таких  ноток  в  голосе  друга  никогда  не
бывало.
   - Что это ты... - начал было Джим.
   - Послушай, Дейв не любит, когда ты здесь задерживаешься.
   Джим удивленно заморгал.
   - Погоди, кто в этой комнате хозяин?
   - Бога ради, иди к себе!
   Тут из ванной комнаты донесся голос Дейва:
   - Эй вы, голубки, не пора ли вам разлетаться?
   Хоуви бросил на друга отчаянный взгляд: дескать, помалкивай и, ради всего
святого, уходи побыстрее.
   Джиму стало ясно, что Хоуви боится своего помощника.
   Ну и дела!
   Джим озадаченно тряхнул головой. Дейв, конечно, не подарок -  грубоватый,
неотесанный, гора мышц и очень мало ума. Такого можно бояться. Но ведь Хоуви
платит деньги, он босс, а Дейв работник. У Хоуви  нет  ни  малейшего  резона
терпеть что-либо от него. Если Дейв начнет хамить или плохо  выполнять  свои
обязанности - Хоуви может попросту уволить его, и весь сказ.
   Но коль скоро Хоуви так мягкосердечен, то он, Джим, останется,  дождется,
когда Дейв выйдет  из  ванны,  и  скажет  этому  зарвавшемуся  болвану  пару
ласковых слов!
   - Пожалуйста, - умоляющим тоном произнес Хоуви, - уходи.
   Джим непонимающе уставился на друга. Что происходит? Почему он так боится
Дейва? Неужели тот как-то притесняет его или  издевается  над  ним?  Чем  он
сумел так запутать Хоуви?
   - Послушай, Дейв не позволяет себе чего-нибудь такого? - тихонько спросил
Джим. - Он тебя, часом, не обижает?
   - Нет.
   - Ты не обязан терпеть его выходки. Тебе достаточно уволить его  и  найти
другого помощника...
   - Мне будет достаточно, если ты сейчас уйдешь.
   - Я...
   - Ради всего святого, ступай к себе! В  голосе  и  в  глазах  Хоуви  было
столько отчаянной мольбы, что Джим поневоле сдался.
   - Ладно, ухожу, - сказал он.
   - Ас Дейвом я сам разберусь. Обязательно. Но только сам. Хорошо?
   - Хорошо. Если тебе нужна моральная поддержка или свидетель, я готов...
   - Пока что просто уходи. Джим кивнул.
   - Хорошо, хорошо...
   - Завтра утром я тебе позвоню, - сказал Хоуви.
   - Утром я к тебе забегу.
   - Да иди же ты!
   Джим подхватил свои книги и направился к двери.  Взявшись  за  ручку,  он
услышал голос Дейва, вышедшего из ванной комнаты под громкий  звук  воды  из
смывного бачка.
   - Я же предупреждал тебя, чтоб и ноги твоего  дружка  здесь  не  было!  -
произнес Дейв.
   - А я предупреждал тебя, чтоб ты не смел указывать мне, что мне делать, а
что нет! - отозвался Хоуви.
   Джим тихонько закрыл за собой дверь. В коридоре он подождал пару минут  -
на случай, если в комнате возникнет громкая перепалка. Так и  не  дождавшись
признаков продолжения ссоры, молодой человек некоторое время  поглядывал  на
золотистую ручку двери. Может, все-таки удостовериться, что с  Хоуви  все  в
порядке? Ведь он только прикрыл дверь  за  собой,  а  не  запер.  Достаточно
повернуть ручку...
   Но в его  ушах  звучала  умоляющая  интонация  Хоуви,  он  помнил  и  его
умоляющий взгляд. Если  после  таких  настоятельных  просьб  он  вломится  в
комнату, Хоуви ему этого никогда не простит.
   С камнем на душе Джим медленно побрел по коридору  к  своей  комнате.  Он
чувствовал себя виноватым, хотя ума  приложить  не  мог,  в  чем  же  именно
состоит его вина.

Глава 21

1

   Брэд Макдональд опаздывал на занятия. Однако сегодня ему  было  наплевать
на это.
   Первая лекция - по антропологии - начиналась ровно в час, и  обычно  Брэд
въезжал на студенческую автостоянку не позже, чем в  двенадцать  пятнадцать.
Место найти было непросто, приходилось ждать в очереди. Припарковавшись,  он
задерживался в машине, чтобы неторопливо съесть пару сандвичей.
   Но сейчас была уже половина  первого,  а  он  только-только  появился  на
стоянке. Музыка в салоне звучала  на  полную  мощность,  и  Брэд,  рассеянно
поглядывая по сторонам, ездил взад и вперед между рядами  машин  в  надежде,
что кто-то уедет и освободит место. И вот наконец удача - одна блондиночка в
микроавтобусе уезжала, и Брэд  юркнул  на  ее  место  -  прямо  перед  носом
"тойоты", которая стояла ближе. Водитель "тойоты"  опустил  окно  и  сердито
крикнул:
   - Эй ты, задница! Убирайся прочь, ты без очереди пролез!
   Брэд проигнорировал его, вынул ключ из замка зажигания, вышел из  машины,
запер дверцу и, весело насвистывая,  открыл  багажник.  Не  прекращая  бодро
насвистывать, он достал из багажника пистолет с глушителем и направил его на
водителя "тойоты". Тот без промедления нажал на газ и был таков.
   Отъехав на приличное расстояние, водитель "тойоты" крикнул:
   - Ты чокнутый! Я запомнил номер твоей машины, сукин ты сын!
   Но Брэд его слова не расслышал, да и не пытался расслышать.  Плевать  ему
на всяких там придурков!
   Он захлопнул багажник. До сегодняшнего утра  Брэд  ни  разу  в  жизни  не
держал в руках пистолет. Но ощущение в ладошке было приятное,  и  он  быстро
привыкал к греющей душу тяжести в правой  руке.  Такое  чувство,  словно  ты
родился с этой штукой в ладони - так славно, так естественно она лежит между
пальцами. Брэд зашагал к центру студенческого городка.
   Впервые он не испытывал робости перед университетом.  Бояться  соучеников
он привык с раннего детства.  Рос  он  тщедушным  неуклюжим  коротышкой.  По
настоянию отца у него вечно была старомодная  стрижка.  Слабость  маленького
Брэда и  его  дурацкая  стрижка  были  вечным  источником  насмешек.  Ребята
постарше, а порой и одногодки, глумились над ним,  изредка  и  поколачивали.
Однажды несколько мальчишек схватили  беднягу  и  крепко  держали,  пока  их
товарищ стаскивал с Брэда штаны. Парень заходился от крика,  весь  покраснел
от стыда и злости, но справиться с обидчиками  не  мог.  Они  забросили  его
штаны и трусы на дерево.  Пока  он  прыгал,  пытаясь  сорвать  их  с  ветки,
мальчишки позвали девчонок, и Брэд  битый  час  скакал  с  голым  задом  под
деревом под хохот небольшой толпы зевак.
   В школе, а потом и в университете он неизменно  выступал  в  роли  легкой
жертвы.
   В  младших  классах  его  нещадно  преследовали  более  сильные   ребята.
Несколько раз макали головой в корзинку  для  мусора  -  прямо  в  банановую
кожуру, остатки