жим улыбнулся.
   Так они и въехали на территорию университета - оба с улыбкой на лице.

Глава 16

1

   Молоко, апельсиновый сок или сельтерскую воду? Апельсиновый сок.
   Тленна взяла картонный  пакетик  и  поставила  его  на  поднос,  рядом  с
салатом. Руки все еще дрожали, и она радовалась тому, что ей не нужно  нести
поднос, а можно двигать его по трубчатой металлической стойке.
   В противном случае весь салат оказался  бы  на  полу  Девушка  подошла  к
кассе, оплатила завтрак, после чего нашла взглядом свободный столик в  самом
углу кафетерия и направилась к нему почти бегом.
   Господи, что же ей теперь делать?
   Поставив поднос на стол и опустившись на скамью, Гленна  медленно  обвела
взглядом кафетерий. Ни одного знакомого лица. Что ж, это хорошо. Она закрыла
глаза и попыталась хотя бы на несколько секунд расслабиться.
   Она только чудом вырвалась. Они могли бы сделать  с  ней  что  угодно.  И
никто бы им не помешал.
   Утром, когда она пришла на занятия по бадминтону, все было как  обычно  -
ничто  не  предвещало  экстраординарных  событий.   Гленна   переоделась   в
раздевалке и вместе  с  другими  студентками  вышла  в  гимнастический  зал.
Необычное началось с того, что при подборе игроков для парных игр ее фамилия
прозвучала последней. Гленна не была  лучшей  в  группе,  однако  входила  в
пятерку  самых  сильных  игроков  -  по  традиции,  распределение  по  парам
начиналось  с  них.  То,  что  произошло,  являлось  неслыханным  нарушением
тренерского обычая.
   Тленна была  не  только  удивлена  этим  отступлением  от  правил,  но  и
несколько уязвлена. А впрочем, она решила не зацикливаться на  этом  и,  как
только началась игра, действительно совершенно забыла о досадном эпизоде.
   Но тут начало происходить нечто дикое.
   Когда она готовилась к очередной подаче, к ней сзади подошел играющий  на
соседней площадке студент и молча огрел краем ракетки  по  затылку.  Девушка
ахнула - от изумления и боли,  круто  развернулась  в  сторону  неожиданного
обидчика... Вдруг подбежал еще один студент, размахнулся и ударил ее кулаком
в лицо.
   Гленна выронила ракетку и схватилась за правый глаз.
   - Вы что - охренели, болваны? - закричала она. - Крыша поехала, да?..
   Кто-то со всего размаху наподдал ей ракеткой пониже спины.
   Девушка взвыла от боли. Отняв руку  от  правого  глаза,  она  крутанулась
опять - к очередному нападающему. Стремительно  опухающий  правый  глаз  как
песком засыпало, а левый стал слезиться за компанию -  и  на  секунду-другую
Гленна почти ослепла. При этом она все же заметила боковым зрением,  что  на
всех площадках игра прекратилась, все смотрят в  ее  сторону.  Пара,  против
которой она играла, стояла у сетки и таращилась на нее,  тогда  как  партнер
Тленны был не на своем месте, а в двух шагах от нее.
   В этот момент кто-то вцепился в пояс ее шорт и рывком стащил их.
   Когда девушка инстинктивно пригнулась, чтобы вернуть шорты на  место,  на
ее зад, теперь уже голый, обрушился новый удар ракеткой.
   - Воткни ей рукоятку в жопу! - крикнул кто-то. Гленне  удалось  подтянуть
шорты. Все произошло так  быстро,  что  она  не  успела  испугаться.  Только
растерялась от внезапной и ничем не мотивированной атаки. Пока что она  была
просто в бешенстве от унижения и боли.
   - Прекратите! Прекратите! - закричала она изо всех сил.
   Где-то совсем рядом раздался спокойный голос:
   - Рукоятку не в жопу, ребятки, а в...
   Гленна  узнала  голос  Джойс  Элвин,  их  тренерши.  -  И  тут  ей  стало
по-настоящему страшно.
   Повернувшись на голос, она увидела, что Джойс Элвин медленно идет к ней.
   Все игры в гимнастическом зале прекратились, и все студенты  смотрели  на
Гленну. События принимали какой-то совсем страшный оборот.
   Было некогда разбираться, что именно происходит и почему. Поэтому  Гленна
рванулась в сторону выхода - благо ее никто не держал.
   Студенты заулюлюкали, затопали, захохотали, словно зрители на корриде.  В
их реакции было даже некоторое добродушие - так встречают  метания  быка  по
арене во время корриды: бык все равно  обречен,  а  эти  метания  составляют
часть зрелища.
   Гленна догадалась, что с ней хотят сделать.
   Однажды она видела это в каком-то фильме про тюрьму: там новенькую  целой
толпой изнасиловали в душе не то рукояткой метлы, не то  скалкой  -  нарезка
кадров была такой короткой, что было не разобрать. Гленна видела этот фильм,
когда училась в старших  классах.  Многие  парни  и  девушки  из  ее  класса
находили  эту  сцену  возбуждающей.  Однако  самой  Гленне  она   показалась
отвратительной - было страшно даже представить движение внутри себя какой-то
деревяшки.
   И сейчас мысль о том,  что  с  ней  могут  сделать,  приводила  Гленну  в
животный ужас.
   К счастью, никто не помешал ей выбежать из гимнастического зала.
   Оказавшись вне здания, Гленна не своим голосом закричала:
   - Полиция! Полиция!
   Разумеется, полицейские ей не  поверили.  Офицер  записал  ее  показания,
пожал  плечами,  затем  послал  своего  подчиненного  проводить  девушку   в
раздевалку,  где  Гленна  переоделась.  В  гимнастическом  зале   ничто   не
напоминало об ужасном событии. Группа как ни  в  чем  не  бывало  играла  на
нескольких площадках в бадминтон.
   Полицейский с блокнотом в руках подошел к Джойс Элвин. Гленна видела, как
та выслушала представителя закона, рассмеялась и покрутила пальцем у виска.
   Двадцать  девять  студентов  и  тренер  против  одной  Гленны.   Тридцать
свидетельств против одного. Кому же в этой ситуации поверят полицейские?
   Гленна поблагодарила за то, что ее  сопроводили  в  раздевалку,  и  пошла
прочь, в сторону студенческого центра.
   Она хотела идти прямо домой, но через час ей  предстояла  контрольная  по
социологии - пропускать ее себе дороже. Ведущий курс - профессор  из  породы
строгих педантов: никаких извинений не принимает и всю душу вымотает, прежде
чем разрешит сдать "хвост" в другой день.
   Гленна открыла глаза, сделала глубокий выдох и взяла с подноса пакетик  с
соком. Записавший ее показания офицер сказал, что ей позвонят через  пять  -
семь дней и сообщат о ходе расследования.  Но  результат  расследования  был
очевиден: свидетелей преступления нет, а что касается  разбитого  глаза,  то
все хором заявят, будто она просто упала  или  ее  случайно  задел  ракеткой
партнер - дескать, всякое на площадке случается, зачем же накручивать вокруг
этого целую сказку!
   Эх, зря она постеснялась и не показала в полиции  следы  от  двух  ударов
ракеткой по заду!
   Нет, там бы только поскалили зубы и списали  эти  синяки  на  падение  во
время игры.
   Раздвижные двери кафетерия разошлись в стороны, пропуская  новопришедших.
Гленна быстро подняла глаза. Слава Богу, незнакомые.
   Она ощущала себя как в старших классах,  когда  периодически  приходилось
прятаться  от  школьных  хулиганов.  Но  чтобы  бегать  по  университету  от
хулиганов - это было нечто неслыханное.
   Девушка отрешенно уставилась на свой салат, потом взяла  вилку  и  начала
есть. Так что же ей теперь делать?  Конечно,  на  бадминтон  она  больше  ни
ногой. Но как быть с остальными занятиями? Ведь с  многими  из  бадминтонной
группы неминуемо придется встречаться на семинарах и лекциях!
   И что эти подонки могут сделать с ней при удобном случае?
   Оставшись безнаказанными, они ведь с удовольствием доведут дело до  конца
- изнасилуют ее если не ракеткой, так бейсбольной битой.
   За  соседним  столиком  звякнул  стакан.  Гленна  дернулась  всем  телом,
листочки салата упали с вилки на джинсы.
   Она подобрала их, бросила на поднос и снова закрыла глаза.
   Предстоял длинный и тяжелый день...

2

   Стоило  Джонни  Мак-Гвейну  оказаться  на   лестничной   клетке   корпуса
социальных наук, как он ощутил перемену в своем настроении. Это было  что-то
вроде внезапного прилива бодрости после дня, проведенного в состоянии  тупой
апатии. Все неприятное отступило на задворки сознания и сразу  же  забылось.
Чувства приятно обострились, словно после первой порции виски или после дозы
наркотика. Мак-Гвейн вдруг испытал прилив уверенности в собственных силах  -
теперь он казался себе  более  энергичным  и  умным.  Это  было  упоительное
ощущение, интенсивность которого росла по мере  того,  как  молодой  человек
медленно поднимался по лестнице. Когда он достиг восьмого этажа, его уже так
распирало, что он принялся мурлыкать какую-то развеселую мелодию.
   Однако за ширмой  лучезарного  настроения  в  его  душе  клубилось  нечто
темное, пугающее - так в фильме ужасов на беспечно смеющихся детишек  падает
зловещая тень их будущего убийцы.
   Поднимаясь по лестнице на последний этаж здания, сам он  угадывал  черный
подбой своего теперешнего радужного настроения, но решительно отмахивался от
этой мысли. В нем сейчас нет злобы.  Ничего  подобного!  Он  чувствует  себя
отлично, он полон энергии, он в полном порядке!
   На протяжении последних пяти лет работы в К.  У.  Бреа  он  занимал  пост
главного смотрителя.
   Своей должностью Джонни Мак-Гвейн был вполне удовлетворен лишь  поначалу.
Он составлял графики дежурств, командовал бригадой уборщиков, следил  за  их
работой, а в течение дня время от времени рассылал  подчиненных  в  "горячие
точки" - где нужно  было  срочно  что-то  убрать  или  вымыть.  В  круг  его
многообразных обязанностей входила также и замена перегоревших лампочек.  Он
же  отвечал  за   реализацию   закона   об   инвалидах   -   следил,   чтобы
студенты-инвалиды нигде не испытывали затруднений - ни в  аудиториях,  ни  в
комнатах отдыха, ни в коридорах.  Это  была  сложная  и  почетная  задача  -
приспособить телефоны, фонтанчики с питьевой водой, лифты  и  многое  другое
под человека, который передвигается в кресле-каталке.
   Однако  постепенно  Мак-Гвейн  пришел  к  осознанию  того,  что  "главный
смотритель", по сути, не более чем  бригадир  дворников.  Эта  должность  не
требует какой-то особенной работы мозгов, с ней может справиться едва ли  не
любой дурак.
   А Мак-Гвейн в глубине души считал, что он способен  на  гораздо  большее,
чем командовать уборщиками и заменять перегоревшие лампочки.
   Он потому так бесился, что многие - очень многие - здешние преподаватели,
хваленые "воспитатели нового поколения", казались  ему  придурками  с  двумя
извилинами.
   Когда  он  начал  работать  в  университете,  то  страшно   робел   перед
профессорами  и  даже  перед  их  молоденькими   ассистентами.   Они   такие
образованные, такие умные! Они окружены таким почетом  и  уважением!  Джонни
Мак-Гвейн безоговорочно считал каждого из них на голову выше себя: эти  люди
ему не чета, они столько знают и столько понимают!
   Однако понаблюдав за профессорским составом на протяжении нескольких лет,
он не только перестал обожествлять преподавателей, но и начал их  презирать.
Что они нос-то дерут? Надменные тупицы и высокомерные снобы - вот они кто! А
бедные студентики смотрят на преподавателей снизу вверх  и  не  подозревают,
что их самым подлым образом водят за нос!
   Он, Джонни Мак-Гвейн, в сто раз умнее этих  надутых  индюков  с  громкими
дипломами. Будь мир устроен справедливо, свет науки  нес  бы  студентам  он,
Джонни Мак-Гвейн. Что касается профессоров - пусть  они  не  мозги  молодежи
вкручивают, а новые лампочки взамен перегоревших!
   Пусть  они  не  мозги  молодежи  вкручивают,  а  новые  лампочки   взамен
перегоревших!
   Джонни довольно ухмыльнулся. Какая фраза! Каламбур первого сорта! Шекспир
позавидует!
   Мак-Гвейн способен запросто преподавать английскую литературу.
   "Если бы я этого Шекспира прочитал, - думал он, не прекращая мурлыкать, -
я бы его в два счета объяснил. На самом деле это не сложнее, чем два  пальца
обсосать!"
   Но полудурки с дипломами ему  ходу  не  дают  -  отгородились  от  народа
бумажками о высшем образовании и  каждый  ходит  гоголем.  В  лучшем  случае
улыбнутся снисходительно на бегу,  а  он  иди  подчищай  за  ними  дерьмо  в
сортирах и выковыривай из унитазов ватные прокладки профессорш!
   Злая горечь все копилась и копилась в  нем  и  в  этом  семестре  грозила
выплеснуться в каком-либо уродливом поступке. Но тут,  благодаря  внезапному
чуду, Джонни обнаружил эту лестничную клетку.., то есть не  саму  лестничную
клетку - здесь он бывал  тысячу  раз  и  до  этого...  В  этом  семестре  он
неожиданно открыл ее терапевтический эффект.
   Теперь,  попадая  на  чудесную  лестничную  клетку,  Мак-Гвейн  неизменно
испытывал юношеское веселое оживление.  Вне  ее  он  больше  не  бесился,  а
пребывал в почти уютной апатии.
   На этих ступенях ему впервые  пришло  в  голову,  что  именно  он  должен
сделать.
   Дойдя до самого верха лестницы,  Мак-Гвейн  вынул  связку  ключей,  нашел
нужный и открыл подсобную комнату - чулан без окна.
   Девица была там же, где он ее привязал. С кляпом во рту,  она  сидела  на
стуле в прямоугольнике света от незакрытой двери, и было забавно видеть, как
широко раскрыл ее глаза ужас - больше белого, чем темного.
   Мак-Гвейн поскреб себя в паху и сделал вид, что расстегивает ширинку.
   - Ведь ты ж его хочешь?
   Девушка заметалась, сколько позволяли веревки, и замычала.
   Джонни рассмеялся.
   - Шучу, шучу, - сказал он, подошел к девушке  и  добродушно  потрепал  по
щеке. - Не бойся, я только шучу.
   Он включил свет - с потолка свисала  лампочка  без  плафона  -  и  закрыл
дверь. Затем оперся  спиной  о  стеллаж,  уставленный  ящиками  с  бумажными
полотенцами для туалета, и принялся глядеть на девушку. Хорошенькая. И одета
скромно - не так вызывающе, как многие студентки. Макияж умеренный -  только
для того, чтобы подчеркнуть скулы и глаза. Любо смотреть на такую милашку!
   Джонни втащил ее сюда рано утром, а сейчас было начало вечера, и  девушка
сидела в луже. Он как-то не подумал об  этом  заранее.  Было  искренне  жаль
бедняжку. Однако мокрые трусики и платье рельефно облепили ее пах -  бугорок
лобка и там, ниже...
   Он ощутил шевеление в своих штанах.
   Губы растянулись в похотливую улыбку. Да,  спору  нет,  было  бы  приятно
перепихнуться с этой куколкой. Однако его интересует не ее дыра.
   Ему нужны ее руки.
   Мак-Гвейн заметил эти  "руки  в  первый  же  день  нового  семестра.  Это
случилось здесь, на лестнице. Он  прибивал  на  третьем  этаже  новую  доску
объявлений, а девица спускалась с четвертого этажа и кому-то  махала  рукой.
Джонни был поражен совершенной формой ее пальцев, пропорциональностью кисти.
Все в этой руке было прекрасно - и ровный цвет кожи, и грация движений...
   Мак-Гвейн  запомнил  лицо  девушки.  Они  потом  не  раз  встречались  на
лестничной клетке. Он стал следить за ней и выяснил, что она  первокурсница.
Затем он узнал расписание ее занятий, после чего  частенько  поджидал  ее  в
перерывах на лестнице и незаметно наблюдал за ней, пока она поднималась  или
спускалась, а  порой  даже  подслушивал  кусочки  ее  разговоров  с  другими
студентами,  когда  она  проходила  мимо  или  останавливалась  поболтать  с
друзьями на одном из лестничных маршей.
   Теперь Джонни уже не помнил точно, но  вполне  вероятно,  что  именно  ее
совершенные руки вдохновили его на размышления о том, каким образом он  смог
бы войти в сияющий мир профессоров и доказать, что он не глупее их, а может,
даже и умнее. Однако сама мысль о том, как  именно  использовать  эти  руки,
пришла ему в голову совсем недавно.
   Они нужны ему для научных экспериментов. Вот только не мог  он  взять  ее
руки просто так. Придется убить бедняжку. Даже если  она  поклянется  никому
ничего не  рассказывать  и  сдержит  свое  обещание,  ее  родные  и  близкие
неизбежно спросят:
   "Куда подевались твои красивые руки?" Ведь они обязательно заметят, что у
нее больше нет рук. Все люди, кроме профессоров, очень наблюдательны.  Тогда
девушка будет вынуждена изобрести какую-то сказку про  то,  где  и  как  она
потеряла свои прекрасные ручки. Глядишь,  и  полиция  тут  как  тут.  Начнут
разматывать клубочек, выйдут на него...
   Нет, деваться некуда. Необходимо убить. Убивать  не  хотелось.  Очень  не
хотелось. Он не хотел причинять ей боль. Просто хотел  забрать  ее  руки.  А
чтобы причинить боль - нет, этого он не хотел. Но ее руки ему нужны.
   Если бы можно было забрать только руки и не причинять ей боль!.. А  убить
придется, потому что ее руки ему нужны.
   Ее руки нужны ему, потому что он никак без них не может. Хотя убивать  не
хочет. И боли причинять ей не хочет. А чего он  хочет?  Он  хочет  выполнить
своей проект. Вот чего он хочет.
   И тогда его будут уважать. Сраные профессора примут его как  равного.  Он
их сделает, этих дипломированных ублюдков! Он им покажет, кто  такой  Джонни
Мак-Гвейн! Будут знать, кто такой Джонни Мак-Гвейн! Слова -  это  треп,  это
ничего не доказывает. А вот дела -  да!..  Он  им  продемонстрирует  и  свои
знания, и свой талант. Они поймут,  что  их  дипломы  -  просто  бумажки  на
подтирку. А Мак-Гвейи сделает такое, что все только ахнут.
   Его сразу назначат профессором на кафедру физики, или  инженерного  дела,
или еще какой-нибудь мудреной науки.
   Чтоб он хотел обидеть девушку или причинить ей боль  -  тут  и  разговору
нет, он ведь не зверь. Но наука важнее чьей-то  жизни,  она  требует  жертв.
Бедняжку придется убить во имя знаний.
   Девушка  снова  заметалась  и  замычала.  Очевидно,  что-то  во   взгляде
страшного незнакомца спровоцировало в ее душе еще больший всплеск ужаса.
   Мак-Гвейн ласково улыбнулся ей. Даже перепуганная, опухшая от  слез  и  с
искаженным лицом, она оставалась миленькой.  Такие  прелестные  глазки...  В
комнатке есть весь необходимый инструмент, и он мог бы вынуть ее  прелестные
глазки и оставить себе на память. Джонни вспомнил эпизод  из  телевизионного
"Вечернего шоу" Сэмми Дэвиса-младшего. У старины Сэмми был стеклянный  глаз,
и однажды, шутки ради, его  очередной  знаменитый  гость,  эстрадный  певец,
надел на шею стеклянный глаз на цепочке.
   Он может сделать себе такой же симпатичный кулончик.
   Можно  вынуть  оба  ее  глазика  и  носить  их  на  цепочке  -  так  даже
оригинальнее.
   Нет, это глупое,  пустое  тщеславие.  И  дурной  вкус.  Когда  он  станет
профессором, он будет, в отличие от остальной профессорни, образцом хорошего
вкуса. Было бы недурно иметь ее глазки, но по-настоящему ему нужны только ее
руки.
   Тут Джонни понял, что понапрасну тянет время. Он посмотрел на часы. Через
пятнадцать минут  нужно  встречать  вторую  смену  уборщиков  на  физическом
факультете. Пора спешить.
   - Извини, конечно, - сказал он девушке, - но они мне нужны.
   Мак-Гвейн подошел к небольшому  холодильнику  в  дальнем  конце  комнаты,
открыл  дверцу  и  еще  раз  проверил  морозилку.  Все  в   порядке.   Минус
восемнадцать. Сюда он их и положит - чтобы не испортились.
   Джонни подошел к девушке и ногой опрокинул стул, на котором  она  сидела.
Ее голова с громким стуком ударилась о пол, но девушка  не  совсем  потеряла
сознание - ее только оглушило на несколько секунд.
   Пользуясь ее состоянием, он проворно развязал ей руки  и  вытянул  их  на
полу. Девушка слабо задвигалась, поэтому Джонни коленом придавил ее  руки  к
цементу - в двух-трех дюймах выше плотно прижатых  друг  к  другу  запястий.
Затем дотянулся до стены и снял висевшую на крючке остро заточенную лопату.
   - Извини, - повторил он. Он высоко поднял лопату над запястьями  девушки.
И с силой опустил ее.

3

   Тхань Лам  засиделся  в  библиотеке  до  самого  закрытия.  Библиотечному
работнику пришлось подойти к нему и напомнить, что время освобождать зал.
   Вообще-то Тхань Лам намеревался отправиться  домой  еще  в  четыре  часа,
сразу после лекции по инженерному делу. Но после  того  как  он  узнал  свою
оценку за зачетную работу, его планы резко изменились.
   Не "отлично" и даже не  "хорошо".  За  свою  первую  зачетную  работу  он
получил только "удовлет