ета и университетской  полиции.
Эти предложения будут представлены городскому совету на следующей неделе.
   Самуэлс заявил, что в текущем году на территории  университета  совершено
более  ста  тяжких  преступлений.  Элементарное  ужесточение  требований   к
поступающим в К. У. Бреа и большее внилкхние университетского  начальства  к
повседневной дисциплине в студенческой среде могли бы существенно  сократить
количество актов насилия. Как утверждает Самуэлс, большая часть преступлений
совершена рецидивистами, которые  не  были  изгнаны  из  университета  после
первого же правонарушения.  Таким  образом,  причина  множества  трагедий  -
возмутительное попустительство университетского начальства.
   Самуэлс особо подчеркнул, что в К. У. Бреа не учится ни  одного  студента
из Бреа.
   Председатель  ГПРП  обвинил  в   разгуле   преступности   на   территории
университета также и университетскую службу безопасности, которая смотрит на
происходящее сквозь пальцы и делает  смехотворные  попытки  скрыть  масштабы
происходящего.  Дружно  поддержанный  другими  членами  ГПРП,   председатель
потребовал  передать  территорию   университета   в   ведение   полицейского
департамента  города   Бреа,   который   наведет   наконец   порядок   среди
распоясавшихся студентов.
   - Мы доведены до крайности, - сказал Самуэлс.  -  Ярость  наша  не  знает
предела. Если университет не способен справиться со своими проблемами -  что
ж, мы готовы своими силами навести там порядок!
   Руководство К. У. Бреа молча выслушало критику в свой адрес, а  затем  по
пунктам ответило на предъявленные обвинения.
   Между  Самуэлсом  и  Ральфом  Лионсом,   шефом   университетской   службы
безопасности, возникла горячая перепалка. Лионе утверждал, что за  последний
год  уровень  преступности  в  университете  действительно  возрос,  но  нет
никакого  резона  перекладывать  вину  за  это   на   полицию   или   апатию
университетской администрации. Все дело в характере студентов.
   - Не мы воспитали этих парней и девушек, - заявил Ральф Лионе.  -  Такими
уж они поступили в наш университет! Такими их сделали семья и школа! - Затем
он добавил:
   - Если бы вы тратили поменьше  времени  на  создание  разных  движений  и
комитетов, а уделяли бы больше внимания своим собственным детям, из  них  бы
не вырастали преступники!
   Клифф Муди, пресс-секретарь университета, был более дипломатичен в  своих
высказываниях.
   - Мы не хотим бросить  тень  на  жителей  Бреа,  обеспокоенных  некоторым
ростом преступности в университете, - сказал он.  -  Однако  раздувать  этот
вопрос не стоит. Студентам со склонностью к насилию требуется скорее  помощь
психотерапевтов,  нежели  коренной  пересмотр  традиционной   дисциплинарной
политики университета в сторону большего ужесточения. Все дело не в  позиции
или  мнимом  бездействии  администрации  или  службы   безопасности,   а   в
психических проблемах современной молодежи.
   Таким образом, переговоры не дали  позитивного  результата.  Обе  стороны
остались при своем мнении. ГПРП твердо в намерении в  ближайший  понедельник
представить  на  обсуждение  городского  совета  свои   в   высшей   степени
радикальные предложения".

Глава 24

1

   Лишь через несколько недель Шерил в достаточной степени пришла в  себя  и
набралась мужества снова переступить порог  редакционной  комнаты.  К  этому
времени она не была даже уверена  в  том,  что  все  еще  числится  в  штате
сотрудников. В конце номера ее  фамилия  продолжала  появляться  в  качестве
редактора отдела развлечений. Однако на самом деле она ни  одного  материала
не подготовила с тех самых пор, как...
   С тех самых пор, как ее изнасиловали.
   Теперь она могла по крайней мере думать об этом, употреблять в мыслях это
жуткое слово - "изнасилование".
   До того она как бы перестала по-настоящему жить  в  своем  теле:  ощущала
себя посторонней, словно подлинная Шерил Гонсалес сдала  ей  на  время  свое
тело с условием делать все то же, что делала подлинная Шерил Гонсалес. И она
исправно  выдавала  себя  за  Шерил  Гонсалес,  прилежно  подражая  обычному
поведению Шерил Гонсалес...
   А занята она была, в сущности, одним - тщательно оберегала свою  душу  от
любых впечатлений, которые  могли  бы  напомнить  о  случившемся.  Поскольку
напоминало почти все,  то  жизнь  превратилась  в  мучительное  хождение  по
тонкому льду - об этом не думай, сюда не смотри... Правда,  занятия  она  не
забросила - ходила на лекции и семинары, но, скорее, по инерции, потому  что
не ходить - значит принять некое решение, а она утратила силу воли до  такой
степени,  что  облениться  было  бы  для  нее  чересчур  большой  переменой,
требующей непомерных, невозможных душевных усилий.
   Однако со временем "отложенная  реакция"  сработала,  и  Шерил  перестала
посещать те занятия, которые проходили не на первом этаже.
   Сперва не могло быть и речи о подъеме  по  лестнице,  а  затем  ненависть
перекинулась и на лифты с их замкнутым пространством.
   Поскольку редакция находилась не на первом этаже, то она как-то незаметно
перестала ходить и туда...
   В последнее время Шерил очень много спала, потому что  постоянно  ощущала
непроходящую усталость. Она потеряла аппетит и похудела  на  десять  фунтов,
невзирая на ежедневные  двенадцать  часов  сна  и  почти  полное  отсутствие
физической активности.
   Она утратила интерес не только к еде, но и ко всему остальному. Например,
к музыке, без которой прежде не мыслила свою жизнь.
   Зато сегодня...  Сегодня  она  вдруг  почувствовала  себя  обновленной  -
проснулась  до  странности  свежей,  бодрой.  Ее  переполняла   необъяснимая
уверенность в том, что необходимо в ближайшие часы совершить  нечто  важное.
Шерил понятия не имела, что именно  надо  совершить,  но  решила  покориться
своему внутреннему голосу, который звал ее идти  в  университет  -  прямо  в
редакцию.
   Однако  перед  самой  дверью  редакционной  комнаты  девушка  замерла   в
нерешительности. Внутри было полно  народа,  стоял  обычный  шум,  все  были
заняты делом, там царила та самая суета, которой она  тщательно  избегала  в
эти последние недели. Она не знала, хватит ли у нее сил  вновь  окунуться  в
эту бурную активность, не рано ли она выбралась из своего одиночества...
   Пока Шерил прикидывала,  что  ей  делать  -  бежать  прочь  или  зайти  в
редакционную комнату, - в коридоре за ее спиной возник Стюарт.
   - Ба, Шерил! - воскликнул он. - Где ты пропадала столько времени?
   Отступать было поздно. Шерил навесила на рот улыбку, приветливо  помахала
приятелю и зашла в редакционную комнату.
   Там ее немедленно окружили коллеги. Все шумно и  радостно  приветствовали
ее. Первые несколько минут девушка была на седьмом небе от счастья  -  таким
теплым ей показался прием старых друзей. Она нужна в редакции. Она здесь  не
лишняя. Ее любят..
   Но тут кто-то из парней как-то слишком эротично погладил ее руку,  другой
как бы между прочим провел своей ручищей по ее спине и по  верху  ягодиц,  а
Эдди, тот просто облапил ее - совсем не по-дружески.
   Шерил запаниковала и шарахнулась от  слишком  рьяных  обнималыциков.  Они
что, шутят? С какой стати они так завелись? Джинсы на ней в обтяжку,  блузка
прозрачная.., но ведь под ней лифчик.
   Шерил вдруг ощутила себя голой, уязвимой.
   Они тут что, совсем обалдели?
   Ее прошиб пот, стало вдруг трудно дышать, тут она заметила, что в комнате
присутствуют далеко не все редакторы. Скажем,  нет  Стива.  И  Форда.  В  ее
голове мелькнула мысль, что они могут быть на задании, но интуиция почему-то
подсказывала ей, что они больше не работают в "Сентинел".
   Да и сама редакционная комната решительным образом изменилась. Нет больше
плакатов на стене за ее  рабочим  столом.  Исчезли  все  растения,  которыми
Нортон украсил это просторное помещение. Да и сам Нортон пропал  -  дверь  в
его комнату была открыта, и Шерил  видела,  что  там  сняты  жалюзи,  мебели
вполовину меньше и стол  куратора  непривычно  голый.  Редакционная  комната
выглядела запущенной. Конечно, тут всегда царил  беспорядок,  однако  теперь
добавились грязь, пыль и мусор по углам. На плитках пола чернели полосы,  на
стенах кое-где обвалилась штукатурка. Впечатление разрухи больно ударило  по
нервам Шерил.
   Она скороговоркой  поблагодарила  коллег  за  ласковый  прием,  объяснила
Джиму, что долгое время болела, но  теперь  в  форме  и  готова  взяться  за
работу. Джим одобрительно кивнул, и Шерил отправилась на свое обычное место.
Она была рада, что шкафы наполовину заслоняют ее  от  всех  прочих  -  можно
немного расслабиться и подумать в своем углу, за своим рабочим столом.
   Пока  Шерил  перебирала  залежи  неотредактированных  статей  на   столе,
остальные сотрудники понизили голоса.  Девушка  поняла,  что  они  оживленно
судачат о ней - перемывают  косточки.  Делая  вид,  что  вся  погрузилась  в
чтение, Шерил напряженно вслушивалась в болтовню соседей. Толком она  ничего
не могла разобрать в их шушуканье, но ей показалось, что в  какой-то  момент
Эдди  произнес  "чокнутая  сучка",  а  Фарук  -  "самовлюбленная   задница".
Почудилось? Или она слышала это на самом деле?
   Тут до нее вдруг дошло, что в этом семестре она единственная  девушка  во
всем редакционном коллективе. Как так вышло? Может, Нортон и Джим  не  любят
женщин-журналисток и ее взяли лишь для квоты -  возможно,  по  инструкции  в
"Сентинел" должна быть как минимум  одна  женщина-редактор?  Может  статься,
Джим терпит ее лишь как необходимое зло? А может.., может,  ее  не  выгоняют
именно потому, что она женщина? И вся редакция вожделеет ее?
   Шерил вспомнился страшный уборщик на лестнице, и в  редакционной  комнате
вдруг стало нестерпимо душно и тесно...
   Она принудила себя сделать несколько глубоких вдохов. Не могли  ее  взять
редактором только для того, чтобы попользоваться ею как женщиной. Это глупая
и странная мысль. Джим совсем не такой, он порядочный...
   С чего она взяла, что Джим - порядочный? Внешность обманчива...
   Ее словно что-то толкнуло изнутри,  и  Шерил  быстрым  движением  открыла
верхний ящик своего стола. Там, на стопке бумаги, лежал нож. Длинный, хорошо
заточенный.  Посверкивает.  Хотя  она  не  клала  его  туда,  Шерил   скорее
обрадовалась появлению ножа, чем удивилась.  Она  осторожно  прикоснулась  к
лезвию пальцем, погладила сталь. Ощущение было приятным, успокаивающим.
   Ах, если бы нож был с ней тогда, на лестнице! Она бы отрезала яйца  этому
подонку!
   Шерил во всех подробностях представила,  как  она  бы  это  сделала.  Как
схватила бы этот синеватый мешок и полоснула по нему лезвием,  как  полилась
бы кровь...
   Вот зачем она сюда пришла! Вот та важная  миссия,  которая  предстоит  ей
сегодня! Теперь она знает, что ей нужно сделать.
   Отрезать насильнику яйца.
   Это судьба. Кто-то положил нож в ящик ее  письменного  стола  -  и  очень
вовремя.  А  теперь  что-то  подталкивает   ее   совершить   Поступок.   Все
замечательно: есть орудие, есть желание употребить его. Это судьба.
   Шерил подняла голову. Из-за шкафа ей был  виден  Джим.  Он  встретился  с
девушкой глазами и дружелюбно улыбнулся. Она улыбнулась ему в ответ, думая о
том, с каким наслаждением отрезала бы ему все "мужское хозяйство" целиком.
   - Надеюсь, теперь у тебя дела пойдут хорошо, - сказал Джим.
   Шерил энергично кивнула, продолжая весело улыбаться, потому что как раз в
этот момент представляла, как хлынет кровь из паха главного редактора.
   - Со мной все в порядке, - сказала она. - И дальше будет только лучше.

2

   Сидя  на  скамейке  в  центре  главной  площади,  Рон   Грегори   пытался
сосредоточиться на чтении - на коленях у него лежала книга по истории.
   Но ничего не получалось.
   Последнее время  он  разучился  сосредоточиваться  на  занятиях.  Не  мог
заставить себя заниматься скучными  материями  и  совсем  забросил  учебу  -
только ходил на лекции и семинары, а мыслями был далеко.
   Это началось после разнузданной вечеринки у профессора Култера.
   С тех пор, как он совокуплялся с Мияко.
   Происшедшее и тогда и сейчас казалось ему чем-то нехорошим. Напрасно  Рут
с пеной у рта убеждала его, что ничего особенного не  случилось,  что  Мияко
делала это по своей  воле  и  ради  своего  удовольствия,  что  события  той
вечеринки не выходят за рамки  нормального  и  естественного.  Напрасно  Рут
говорила, что пора бы  Рону  повзрослеть,  перестать  быть  таким  ханжой  и
занудой. Несмотря на ее слова, у него в голове все мутилось при воспоминании
о тогдашних событиях; он переживал их в уме снова и снова - и не мог  понять
смысла. В ушах и по сей день звучали вроде бы похотливые  вскрики  Мияко,  а
перед глазами стояло то выражение растерянности и паники,  которое  возникло
на ее лице в самом конце. Ему было очевидно,  что  она  не  хотела  умирать.
Вполне вероятно, что Мияко мечтала  о  мучительной,  садистской  смерти,  но
перед пытками ее душа дрогнула, и она уже больше не хотела смерти... Похоже,
он один из всех гостей заметил, что убивают человека, который не желает быть
убитым...
   Мысль о том, что на его глазах замучили прекрасную девушку,  в  последний
момент ужаснувшуюся темной бездны и убитую вопреки своей воле, -  эта  мысль
преследовала Рона и день, и ночь.
   С Рут они расстались - быть может,  так  оно  и  лучше.  Это  она  решила
порвать с ним. После той страшной вечеринки Рон  отказывался  встречаться  с
Рут - предпочитал сидеть дома, ворочая в голове свои мучительные мысли.  Она
скучала, дулась и неоднократно предупреждала, что если  он  будет  и  дальше
оставаться угрюмым затворником, то она с ним не останется.  Часть  его  души
хотела именно этого - чтобы Рут бросила его. Поэтому Рон и не старался выйти
из состояния полусонной одури, изменить свое поведение, воспрянуть к жизни -
словом, и пальцем не пошевелил, чтобы удержать Рут.
   С редакцией тоже было покончено. После того как  Рон  вступил  в  коммуну
Тета-Мью, он стал все реже появляться в редакции, запорол по лени  и  апатии
два-три задания, а потом и вовсе перестал туда ходить. С Джимом они  на  эту
тему не говорили, официального заявления об увольнении Рон не подавал - он и
тут все пустил на самотек.
   Теперь Рон вдруг заскучал по редакции и начал гадать, возьмет ли Джим его
обратно на работу. Он мучительно  тосковал  по  знакомым  лицам,  по  родной
редакционной атмосфере, по.., по нормальной жизни! С тех пор как Рон  угодил
в  ряды  приверженцев  матушки  Ден  и  Духа  Тьмы,  все  его  существование
переменилось, странно исказилось... Конечно,  были  в  его  новой,  странной
жизни также и упоительные стороны... Однако он все чаще и чаще проклинал тот
день, когда его выдернули из прежней скучной и банальной жизни. Теперь скука
и банальность обыденного существования  мнились  ему  раем,  откуда  он  был
внезапно и безвозвратно изгнан...
   Рон  поднял  глаза  от  книги  и  увидел  в  нескольких  шагах  от   себя
афро-американца, члена университетского братства  темнокожих.  На  нем  была
просторная шерстяная кофта размера на  три  больше,  чем  нужно,  цепочка  с
амулетом на шее.
   Под купой деревьев стояла группа белокожих студентов,  которые  провожали
афро-американца недобрыми взглядами.
   - Эй ты, обезьяна! - крикнул один из них. - Дикарь с деревяшкой на шее!
   Негр резко повернул голову в их сторону. Его глаза  налились  кровью,  но
парень сдержался - уж слишком велика была группа обидчиков.
   Рон встал, сунул книгу в папку. У него мурашки побежали по спине. Матушка
Ден предсказывала, что скоро начнется  нечто  в  этом  роде.  Еще  несколько
недель назад она говорила, что вот-вот начнется война между университетскими
братствами - одни будут убивать других, и в конце концов все это  приобретет
характер всеобщей бойни.
   Не начинается ли перед его глазами предсказанная война?
   Белые студенты вышли из тени деревьев, и Рон увидел, что лица  многих  из
них выкрашены - под камуфляж десантников. Кое на ком был и зеленый пятнистый
костюм десантников.
   - Слышь, горилла чернозадая! - крикнул другой голос из группы. -  Хочешь,
мы тебе хвост подрежем? Чернокожий студент повернулся к хулиганам.
   - Как, - сказал он, - ты хочешь, чтобы я трахнул твою мать?
   Тут вся группа  белых  набросилась  на  него.  Место  было  людное:  одни
студенты сидели на  лавочках,  другие  шли  по  дорожкам.  Однако  никто  не
поспешил на помощь чернокожему. Все равнодушно смотрели, как  его  избивают.
Никто не заступился. Одни останавливались поглядеть, другие торопливо шагали
мимо.
   "Что же происходит! - возмущенно думал Рон. - Это же сущий  кошмар!..  Но
сам-то ты чего ждешь?"
   Он вспомнил обо всех тех, кто погиб на  глазах  у  равнодушной  толпы,  -
такие случаи то и дело описывают в газетах... Люди гибнут потому, что  такие
вот трусы, как Рон Грегори, робко стоят в сторонке...
   Неужели у него недостанет смелости?..
   Он швырнул папку на землю и двинулся  в  сторону  белых  парней,  которые
избивали негра.
   Тот еще держался на ногах, хотя на  него  сыпался  град  ударов  со  всех
сторон. Нападающие торжествующе вопили, но крики избиваемого были громче.
   И вот негр упал. Его начали колотить ногами.
   Да, это то самое, что предсказывала матушка Ден...
   Сердце смертельно напуганного Рона бешено колотилось, ладони вспотели. Но
это  не  был  просто  примитивный   животный   страх,   вызванный   чувством
самосохранения;  его  ужас  гнездился  где-то  глубже:   некий   первобытный
неопределенный страх - не за свое физическое тело, а за свою нетленную душу.
   И все же чудовищным усилием воли Рон заставлял себя двигаться  в  сторону
группы белых, избивающих негра. Он отлично  понимал,  что  один  человек  не
способен остановить двадцать озверевших мужчин. Но кто-то должен попытаться.
   Рон размахнулся и ударил  парня  в  камуфляже  десантника.  Не  ожидающий
нападения студент покачнулся, начал разворачиваться в сторону Рона,  но  тот
еще раз врезал ему по уху...
   И с этого момента Рон уже не контролировал себя. Он бил направо и налево,
таскал кого-то за волосы, рвал кому-то рот, бил ногой в пах,  падал,  быстро
вскакивал, снова бил направо и налево...
   Это была какая-то бессмыслица. Но ему это нравилось. Он пришел в  бешеный
азарт. Он обливался потом  и  кровью,  кривился  от  боли,  однако,  похоже,
раздавал больше ударов, чем получал. Это было воистину упоительно!
   Далеко не сразу Рон понял, что  в  какой-то  момент  он  присоединился  к
нападающим на негра. Исколошматив трех-четырех из нападавших, он  взялся  за
негра, который после всех полученных ударов ухитрился встать на  четвереньки
и пытался защищаться. Это открытие нисколько не смутило Рона - ему было  все
равно, кого бить. Лишь бы ощущать этот жар в  крови,  это  пьянящее  чувство
общности с толпой.
   С чувством  сладострастия  он  размахнулся  и  так  удачно  ударил  негра
подошвой по лицу, что тот снова распластался на земле.
   Да, так, именно так! Рон  чувствовал  себя  частицей  толпы.  Он  с  ними
заодно. Они вместе! Как чудесно!
   - Грязный ниггер! -  орал  Рон  и  продолжал  бить  ногами  уже  мертвого
чернокожего студента.
   Помощников  у  него  хватало.  Через  минуту  тело  было   превращено   в
неузнаваемое месиво, а парни все топтали и топтали его ногами, и кто-то лихо
запрыгивал на череп убитого, чтобы расплющить его...

3

   "Сядь на него".
   Диана Лэнгфорд, президент К.У. Бреа,  брезгливо  взяла  со  своего  стола
карточку с этой надписью и бросила в корзинку для мусора.
   В то же мгновение Диана услышала нечто вроде  громкого  щелчка  за  своей
спиной - будто кто-то звонко цокнул языком. Вздрогнув всем телом, она быстро
развернулась. Однако в кабинете никого не было, а дверь оставалась закрытой.
Диана  облизала  пересохшие  губы  и  покосилась  на  корзинку  для  мусора.
Выброшенная карточка так легла поверх скомканных бумаг;  что  на