риношения. Эти профессора кастрировали лучшего студента,
который на протяжении трех лет имел самые высшие баллы по всем  дисциплинам,
затем  прибили  его  гениталии  к  вязу,  растущему   на   главной   площади
студенческого  городка.  Таким  образом,  они  хотели  обеспечить   счастье,
здоровье и долгую жизнь для всех членов университетского сообщества.
   В Оукхерсте футбольная и баскетбольная команды и две студенческие коммуны
повадились еженедельно приносить человеческие жертвы в гимнастическом  зале.
Было убито около двух десятков человек,  прежде  чем  нагрянула  полиция.  А
полиция  нагрянула  лишь  после  того,  как  совершилось  нечто   совершенно
неописуемое по своей мерзости: кровь жертв вылили в бассейн, в котором декан
университета и его супруга совершили заплыв под  поощрительные  крики  толпы
студентов. Этот жуткий ритуал был призван излечить дочь декана  от  синдрома
Дауна.
   В  Спрингфилдском   университете   группу   из   пятнадцати   европейских
иммунологов, приехавших на  конференцию  по  СПИДу,  изнасиловала  в  Центре
здоровья сотня ВИЧ-инфицированных студентов.
   Эти три эпизода были самыми  дикими.  Однако  происшествий  страшных,  но
более заурядных было хоть отбавляй. Чего только не случалось за  эти  четыре
года в трех университетах -  вплоть  до  того,  что  в  библиотеках  слышали
голоса, а университетские машины начинали  ездить  сами  по  себе.  Все  это
Стивенс объяснял тем, что университеты суть живые существа, которые способны
как мыслить, так и совершать поступки.
   "Университеты,  -  писал   Стивенс,   -   способны   контролировать   все
многообразные процессы, происходящие в их теле, то есть на  их  территории".
По его мнению, это  касается  буквально  всего  -  от  размера  аудиторий  и
температуры внутри помещений до количества насекомых и  деревьев.  Студенты,
обслуживающий персонал, преподаватели  и  администрация  -  все  они  только
бессознательная обслуга живого  организма,  называемого  университетом.  Они
исполняют все капризы этого существа,  которое  становится  все  безумнее  и
безумнее и вместе с тем все сильнее и сильнее.  Чтобы  развлечь  повелителя,
они дерутся, калечат и  истребляют  друг  друга,  выбрасываются  из  окон  и
травятся. Словом, университет - что-то вроде Молоха, пожирающего людей.
   Стивенс приводил еще одно  сравнение  -  с  взбесившимся  компьютером  из
романа Артура Кларка "2001:  Космическая  Одиссея".  Тот  же  случай  единой
разумной   системы,   которая   полностью   контролирует   свое   внутреннее
пространство.
   Из всего вышеизложенного Стивенс делал вывод, что университет должен быть
"убит". Нельзя  позволять  ему  и  дальше  наращивать  силу.  Нельзя,  чтобы
университет перескочил на более высокий уровень сознания и мощи  -  "получил
диплом", как выражался Стивенс. Потому что именно такова конечная цель  этой
единой разумной системы.
   Согласно выкладкам Стивенса, процесс роста от покорного  университета  до
совершенно независимого,  неуправляемого  безумца  занимает  четыре  года  -
столько  же,  сколько  обычно  требуется  для  получения  диплома  о  высшем
образовании. По истечении этих четырех лет университет превратится  в  нечто
другое. Он перестанет быть привязанным к границам университетского городка и
превратится в нечто неостановимое. Поскольку тела у него  нет,  есть  только
как  бы  личность,  совокупный  разум,  то  никаких  физических  границ  для
распространения университета вширь не  имеется.  Как  только  у  него  будет
достаточно сил, он начнет невидимо растекаться, захватывая все новые и новые
пространства  -  скажем,  ближайшие  супермаркеты,  перекрестки,   городские
кварталы, а затем заполнит собой и целый город...
   Да, город, десятки тысяч людей. И это может быть только началом...
   От  внимания  Яна  не  ускользнула  судьба   всех   описанных   Стивенсом
университетов - до истечения "четырехлетнего обучения".
   Сандерсоновский университет сгорел дотла.
   Оукхерстовский был полностью уничтожен ураганом "Хьюго".
   И, наконец, торнадо сравнял с землей Спрингфилдский университет.
   Все три университета решено отстроить,  но  на  новом  месте  и  с  новым
архитектурным решением.
   То неизвестное, что было  составлено  из  уникального  сочетания  зданий,
местоположения и окружающей среды, и стало  базой  или  фактором  зарождения
"жизни" университета как самостоятельного организма - это  неизвестное  было
уничтожено во всех трех университетах и уже не восстановимо.
   Ян смутно вспоминал, что несколько лет назад он что-то читал  о  трагедии
Сандерсоновского университета. Но о гибели Оукхерстовского и Спрингфилдского
университетов ничего  припомнить  не  мог  В  конце  своих  записок  Стивенс
перечислял другие высшие учебные заведения, за которыми он вел наблюдение, -
из тех, что проявили, как он выражался, "тенденции к самосознанию".
   Среди этих заведений упоминался университет Мехико.
   А также К. У. Бреа.
   Ян посмотрел в окно на подернутое смогом беловатое  небо.  Вне  сомнения,
теория  Стивенса  -  дичь,  чистое  мракобесие,  жуть-жуткая.  По   мрачному
безумству фантазии предположения Стивенса превосходят любые романы  в  жанре
ужасов.
   Однако нечто в повествовании Стивенса, а  также  в  его  цифровых  данных
заставляло Яна задуматься всерьез,  не  отмахиваться  от  прочитанного.  Да,
Стивенс не приводит убедительных аргументов  в  пользу  своего  центрального
тезиса - то, что университет есть живое существо, никак не доказано. Что  ж,
пусть выводы сомнительны, зато факты очевидны. Такие  масштабные  проявления
зла просто нельзя игнорировать! Пусть источник черных событий неясен,  а  их
конечная цель непонятна: зато яснее ясного, что зло цвело  пышным  цветом  в
трех перечисленных Стивенсом университетах. Теперь  оно  расцветает  в  К.У.
Бреа.
   Зло.
   Кстати, в своей "диссертации" Стивенс ни разу не употребил  этого  слова,
хотя так и сыпал им во время их  разговора.  Возможно,  в  промежутке  между
написанием работы и их беседой произошло нечто, давшее повод прийти именно к
этому термину?
   Ян неожиданно вспомнил об отсутствии кольца на руке Стивенса.
   Значит ли это, что один из тех зловещих университетов убил его семью?
   Тут в дверь постучали, и  Ян  от  неожиданности  невольно  дернулся  всем
телом.
   Хотя никто и не видел, как нелепо он подпрыгнул в кресле, Ян  был  немало
смущен своей реакцией. Он встал и открыл дверь.
   Перед ним стоял студент, лицо которого показалось знакомым. Ян не  мог  с
ходу припомнить, видел ли он этого парня где-то на  территории  университета
или этот студент ходит на его лекции. Поэтому навесил на лицо неопределенную
улыбку и сказал:
   - Чем я могу вам помочь?
   - Меня зовут Джим Паркер. В этом семестре я главный редактор  "Сентинел".
И я... Студент замялся, и Ян подбодрил:
   - Да-да, я слушаю.
   - Вы, очевидно, не помните меня... - Джим снова смутился. Тряхнул головой
и продолжил скороговоркой:
   - Не знаю, как сказать то, что я хочу сказать,  а  потому  буду  говорить
прямо, без обиняков. Профессор Эмерсон, вы верите в привидения?
   Ян насупился:
   - Я верю в них как  в  транскультурный  социологический  феномен,  как  в
сказочный элемент, который присущ всем фольклорам  мира.  Ну  и  конечно,  я
считаю призраков мощной литературной метафорой. Но если вы спрашиваете, верю
ли я в физическое существование привидений,  то,  боюсь,  я  разочарую  вас,
потому что мой ответ будет - решительное "нет".
   - И с вами никогда не случалось ничего сверхъестественного?
   Ян на секунду задумался, прежде чем ответить "нет".
   Джим Паркер вдруг покраснел и выпалил:
   - А вам не кажется порой, что..,  что  в  нашем  университете  происходят
весьма странные вещи?
   Ян посмотрел на парня и ничего не сказал. Он ощутил неприятное трепыхание
в желудке.
   - Я потому спрашиваю, что видел одного человека, - быстро продолжал Джим,
- по-моему, профессора. Я шел к автостоянке, было уже часов одиннадцать -  я
засиделся в редакции, сдавал номер в печать. И вот иду я к своей машине, как
вдруг из-за угла выходит мужчина,  бородатый  такой,  останавливает  меня  и
начинает толковать о том, что университет в Бреа находится во власти  зла  и
его надо вроде как взорвать. Он еще сказал, чтобы я  переговорил  с  вами  -
мол, профессор Эмерсон знает, о чем тут речь.
   Сердце Яна бешено колотилось, но он принудил себя к внешнему спокойствию.
   - И вы поверили этому..,  бородачу?  Джим  сделал  глубокий  вдох,  будто
собрался в холодную воду прыгать, и сказал:
   - Не знаю, заметили ли  вы,  профессор  Эмерсон,  но  в  последнее  время
произошло множество странных вещей. Я-то редактирую университетскую  газету,
так что вся информация у меня перед  глазами,  все  стекается  к  нам.  И  я
ошарашен. Изнасилования, нападения, беспорядки, самоубийства, драки...
   - Заметил, - сухо произнес Ян.
   - И вам не кажется все это.., ну, хотя бы необычным?
   - Нет, - машинально сказал Ян.
   Слово вылетело прежде, чем он подумал. Это была защитная реакция сознания
на подсознательное желание выложить парню все как на духу: и то, что Стивенс
написал в своей "диссертации", и то, что он сообщил в беседе, а  также  свои
собственные мысли  по  поводу  происходящего.  Джим  производил  впечатление
умного, интеллигентного парня, стоящего союзника.  К  тому  же,  чего  греха
таить, Ян испытал некоторое облегчение  от  того,  что  кто-то  озвучил  его
собственные сомнения и страхи. Причем этот кто-то  самостоятельно  дошел  до
этих сомнений и страхов.
   Но в последний момент  что-то  помешало  ему  открыться.  Здравый  смысл?
Трусость? Или осторожность?
   Так или иначе, Ян предпочел солгать.
   Своим  "нет"  я  оберегаю  студента,  убеждал  он   себя.   Лучше   этому
симпатичному парнишке не соваться в это непростое дело.
   Но  Ян  отлично  сознавал,  что  причина  его  скрытности  отнюдь  не   в
великодушии.
   Джим был сбит с толку столь неожиданным ответом.
   - Как? А тот чудной профессор-бородач уверенно заявил, что вы в курсе...
   - Понятия не имею, с кем вы беседовали, - солгал Ян.
   Джим пристально смотрел на него, и профессор Эмерсон испытал то  же,  что
он чувствовал, когда в детстве лгал матери: как будто он прозрачен для  нее,
и его вранье и мотивы этого вранья ей совершенно очевидны.
   Но сейчас каковы были мотивы лжи? Зачем он говорил не правду этому юноше?
Тут он сам себя понять не мог. Что это - стремление не потерять лицо  в  том
случае, если все предчувствия и страхи окажутся вздорными? Никогда прежде Ян
не был со студентами таким скрытным  и  лицемерным.  Так  почему  же  именно
сегодня он впервые отступает от собственных принципов?
   Нет, тут что-то другое, тут что-то более глубинное, чего он пока не может
ни понять, ни объяснить и чему он не хочет посмотреть в  глаза.  Поэтому  Ян
снова вызвал бессмысленную официальную улыбку и сказал:
   - Извините, молодой человек,  у  меня  через  двадцать  минут  начинается
лекция, и мне необходимо кое-что подготовить к ней.
   -  Да,  конечно,  -  поспешно  кивнул  Джим,  -  я  больше  не  буду  вас
задерживать. - Порывшись в кармане, он вынул визитную карточку и протянул ее
профессору. - Если что-нибудь случится.., ну, мало ли что.., позвоните  мне.
Здесь номер редакции. А мой домашний телефон указан на обороте.
   Ян кивнул.
   - И будьте начеку -  смотрите  и  слушайте  внимательно,  -  сказал  Джим
Паркер. - Вас может немало удивить то, что вы увидите. Или услышите.
   - Обязательно, - отозвался  Ян,  несколько  ошарашенный  бесцеремонностью
студента.
   - Вы не возражаете, если я через некоторое время загляну к вам  еще  раз?
Скажем, через неделю. Может быть, снова объявится загадочный бородач или еще
что случится...
   - Если я увижусь с этим человеком, то непременно дам вам знать, -  обещал
Ян, провожая студента к двери и выходя с  ним  в  коридор.  -  Спасибо,  что
зашли. Всего доброго.
   Он какое-то время смотрел в спину удаляющемуся Джиму, потом зашел обратно
в кабинет, закрыл за собой дверь, прошел к столу и рухнул в кресло.
   Руки  у  него  дрожали,  ладони  вспотели,  пульс  не  успокаивался.  Так
чувствует себя преступник, находящийся на  волосок  от  разоблачения,  когда
зашедший будто невзначай детектив под покровом  невинной  светской  болтовни
задает убийственно точные и опасные вопросы.
   Было странно даже в мыслях сравнивать себя с преступником.
   Или он действительно совершил нечто нехорошее?
   За свою жизнь  ему  довелось  прочесть  достаточное  количество  страшных
историй, чтобы понимать, как выглядит его теперешнее поведение. Оно окрашено
витающим в воздухе злом, какова бы ни была природа этого зла. Ян Эмерсон как
бы еще не утратил способность мыслить здраво, он все еще  тут,  то  есть  на
стороне добра, но в его мозг уже проникло постороннее, оно уже влечет его  к
самоубийственному поведению, толкает на путь ошибок и обмана.
   Нет, это все наваждение. Он преувеличивает. Разговор со студентом не  был
столь уж драматичен.  Во  время  беседы  Ян  не  настолько  утратил  ясность
мышления и не настолько изменил своему характеру, чтобы можно было  говорить
о том, что некое зло уже поселилось в нем и распоряжается его поведением.
   К тому же реальная жизнь - не то же самое, что роман ужасов. Хотя в  К.У.
Бреа совершается много странного, а Стивенс в своей "диссертации" твердит  о
каких-то сверхъестественных вещах, на самом деле тут не проклятый замок и не
дом с нечистой силой.
   Однако  факт  есть  факт:  в  университете  творятся  в  высшей   степени
загадочные вещи, и не один Ян это замечает. Хочешь не хочешь, а ощутишь себя
действующим лицом "страшилки".
   С одной стороны, Ян был напуган. С другой стороны, он невольно  испытывал
некоторое возбуждающее покалывание - от необычности всего приключения,  если
тут можно говорить о своего  рода  приключении.  Эта  мысль  привела  его  к
неожиданному выводу: не здесь ли скрывается разгадка его странного поведения
с Джимом Паркером? Он как бы недостаточно насладился переживанием странности
событий; он еще не готов к какому-либо развитию этого переживания, не  готов
поделиться им с другими и лишиться права полной собственности.  До  сих  пор
все  это  было  чем-то  вроде  любимого  детища   его   мозга   -   объектом
теоретизирования, интеллектуальной игрой, в которую он  пока  что  не  хотел
принимать других игроков.
   Ян  посмотрел  в  окно,  на  газон,  где   совсем   недавно   происходила
отвратительная драка. Теперь газон был пуст.
   Он нахмурился. Живешь тут  наверху  в  своей  башне  из  слоновой  кости,
забавляешься умственными играми, а  там  внизу  творится  Бог  знает  что  -
мордобой, изнасилования, вооруженные нападения,  массовые  беспорядки.  Даже
убийства.
   Это безразличие - не признак ли того, что зло уже  запустило  щупальца  в
его душу?
   Нет, он не сдастся без борьбы.
   Ну а если совсем уж прижмет, всегда можно позвонить Гиффорду Стивенсу.  А
если того уже не будет в живых - что ж, у Яна  остался  рецепт  изготовления
бомбы.
   И где-то в ящике  стола  лежат  подробные  поэтажные  планы  всех  зданий
университета...

2

   Фейт зашла в редакционную комнату в седьмом часу.
   Выпал редкий вечер, когда не было никаких срочных новостей в номер, и его
сдали точно вовремя. В редакции остались  только  Джим  и  Хоуви.  Остальные
сотрудники разошлись: одни отправились домой, другие - на вечерние  занятия.
В углу бубнил старенький приемник, настроенный  на  волну  той  единственной
радиостанции  в  округе  Орандж,  которая  двадцать  четыре  часа  в   сутки
передавала музыку в стиле кантри.
   - В моей родной Аризоне, - говорил  Джим,  -  по  крайней  мере  половина
радиостанций гонит в эфир первосортную музыку. А здесь большое счастье, если
найдешь что-либо приличное в море рэпа и дерьмэпа...
   Он осекся, увидев Фейт - девушка как раз в этот момент возникла на пороге
открытой двери, постучав костяшками пальцев о дверной косяк.
   - Извините, - сказала она. - Можно вас побеспокоить?
   - Можно, можно, - ответил Джим. - Заходите. Хоуви заговорщицки  улыбнулся
ему и тут же положил палец на рычажок управления своим креслом, - Я как  раз
собрался уезжать, - сказал он и поехал к двери. Фейт отошла в сторону, чтобы
пропустить его. - Пока, Джим, до завтра!
   - Пока, - отозвался Джим.
   Фейт подошла к его столу. Джим наконец заметил в руке  девушки  сложенный
сегодняшний номер "Сентинел".
   - А-а, ты уже видела.
   - В библиотеке я стала героиней дня.
   - А как отреагировали те, с кем ты вместе занимаешься?
   - Именно об этой реакции я и пришла поговорить. Ты уже в курсе, как  люди
приняли мою заметку?
   Джим пожал плечами:
   - Понимаешь, я весь день в бегах или здесь, в редакции. Не  было  времени
спросить кого-нибудь и узнать, какое впечатление произвела  на  публику  эта
взрывная информация.
   - В том-то и штука, что почти никакого, - сказала Фейт со вздохом и  села
на стул неподалеку от Джима.
   - Всем наплевать, да? Она удрученно кивнула.
   - Я боялся, что так и будет.
   Молодые люди пару секунд молча смотрели друг на друга.
   Фейт была так взволнована, что не могла сидеть. Она вскочила и выпалила:
   - Такая вялая реакция - практически никакая! - была бы понятна, напиши  я
про что-нибудь банальное. Скажем, про клубные будни или про спорт., или  про
другое обычное... Но ведь тут животных убивают! И не просто  -  а  мучают  и
убивают! - Она возмущенно тряхнула головой. - Возможно, я попросту  написала
плохо, не сумела пронять людей? Не нашла верных слов, чтобы  достучаться  до
их сердец...
   - Написала ты хорошо, не переживай. Даже не просто хорошо, а отлично. Так
что дело не в стиле. И не в том,  где  мы  поместили  заметку  и  под  какой
шапкой. Виной всему...
   - ..университет! - закончила она за него. Джим кивнул.
   - Да, вся загвоздка в здешней атмосфере.
   - Я уже звонила в отделение общества защиты животных округа  Орандж.  Они
обещали  прислать  своих  людей  -  побеседовать  с  профессором  Остином  и
разобраться в происходящем.
   - Вот ты какая умница! Видишь, обошлась и без нашей газеты.
   - Нет, помощь газеты я очень ценю, - с благодарной улыбкой сказала  Фейт.
- Большое спасибо, что ты поверил и поддержал.
   - Ну, если заметка ни к чему не приведет - по крайней мере в твоем активе
будет публикация.
   - Я  свистнула  пятьдесят  экземпляров  газеты  с  газетной  стойки.  Сам
понимаешь, друзьям, родственникам. А  когда  приедет  комиссия  из  общества
защиты животных, я буду выглядеть в их  глазах  убедительнее,  если  дам  им
газету с моей заметкой.
   - Правильно. Не твоя вина, что праведные слова упали в пустоту. Здесь  уж
дух такой - дух безразличия.
   - Но я, честно говоря, сильно разочарована.
   - Предупреждал тебя: не жди чуда.
   - Да, конечно...
   - Пусть пройдет несколько  дней.  Может,  кто  и  отреагирует.  Прочитают
профессора,  прочитают  сотрудники  администрации..,   вдруг   аукнется.   И
возможно, начальство решит, что в их интересах осадить садиста Остина. Чтобы
лишнего шума не было.
   - Дай-то Бог, - вздохнула Фейт.
   - Наш университет переживает странные времена... - произнес Джим. Он явно
хотел добавить еще что-то, развить свою мысль, но неожиданно осекся,  поднял
руки к лицу, которое смешно исказилось, и чихнул - раз и еще раз.
   - Благослови тебя Бог! - сказала Фейт. Он протестующе взмахнул рукой.
   - Погоди, еще рано. Я всегда чихаю трижды. И он  действительно  чихнул  в
третий раз.
   - Благослови тебя Бог! - повторила Фейт со смехом.
   Джим шмыгнул носом, вытер нижнюю часть лица тыльной стороной ладони.
   - Знаешь, почему люди стали в таких  случаях  говорить  "Благослови  тебя
Бог"? Когда-то думали, что, пока ты чихаешь и твой рот открыт, в тебя  могут
заскочить злые духи. Так что это присловье было  превентивной  мерой  против
нечистой силы.
   - А я знаю, что чих может