которую
проводил Фил. Она бы и сейчас сюда не попала - сюда посылали самых  опытных,
самых проверенных работников.  Но  простуда  уложила  в  постель  нескольких
постоянных штатных сотрудников, и возникла острая нехватка рабочих рук.  Вот
почему  сегодня  утром  Фейт  нашла  записку,  оставленную  для  нее  Филом.
Начальник в шутливом тоне уведомлял Фейт, что ей, в качестве большой  чести,
разрешено потрудиться в отделе специальных собраний - разместить  на  полках
коллекцию шведских эротических изданий, которую на  этой  неделе  заказывала
одна профессорша-феминистка.
   Фейт медленно двигалась между  стеллажами.  Ни  единой  свободной  полки.
Тесные ряды книг и  альбомов.  Сам  зал  был  разбит  на  отдельные  секции,
разделенные низкими перегородками. Настоящий лабиринт.  В  каждой  секции  -
своя коллекция. Насколько  Фейт  было  известно,  здесь,  среди  специальных
собраний,  находится  одна   из   самых   крупных   коллекций   литературной
порнографии,  а  также  уникальное  собрание  собственноручных  дневников  и
записок серийных убийц, которые завещали свои "труды" университету Бреа.
   "И на кой черт университету сдалась подобная  дрянь?  -  думала  Фейт.  -
Охота им хранить этакую гадость!"
   Раскладывая по полкам книги и  журналы  из  коллекции  шведской  эротики,
девушка невольно просматривала их. Ее особое внимание привлек  журнальчик  с
вызывающим названием "Анальная любовь".  Она  пролистала  его,  рассматривая
многочисленные фотографии. Если для шведов вот это эротика, то что же  тогда
для них порнография?
   По странной - или не очень - ассоциации мыслей Фейт подумала о Джиме.
   Сегодня у них новое свидание - они должны встретиться возле  ресторанчика
"Спунз" в шесть тридцать.
   Джим  предложил  заехать  за  ней  домой,  но  Фейт  решительно  отвергла
предложение. Она откровенно объяснила ему, почему ей было бы  неприятно  его
появление в их доме, и он,  похоже,  понял.  Джим  по-настоящему  деликатный
парень.
   Лучше бы она договорилась на семь  часов  -  чтобы  отдохнуть  и  принять
ванну.
   Похоже, после увиденного в коллекции шведской  "эротики"  ей  понадобится
целый час лежать в ванной, чтобы как следует отмыться.
   Она закрыла "Анальную любовь" и положила ее на полку.
   Обычно точно к концу дня никогда не управлялись - сотрудникам  библиотеки
приходилось задерживаться минут на пятнадцать - двадцать, а то и на полчаса.
Какие-то дела просто нельзя было оставить незаконченными. Сегодня главной на
этаже была Гленна, имеющая звание старшего ассистента. Фейт уже подходила  к
ней, сказала о предстоящем свидании, и  Гленна  пообещала  так  распределить
работу среди Ренни, Сью и Даниэля, чтобы Фейт могла уйти без задержки.
   В 17.01 Фейт расписалась в рабочей ведомости и ушла с рабочего места,  по
пути через холл поблагодарив Гленну за проявленную отзывчивость. Та в  ответ
что-то буркнула. По наблюдениям Фейт, ее подруга в  течение  последних  дней
ходила как пришибленная -  стала  резкой,  раздраженной.  Фейт  хотела  было
спросить, все ли у нее в порядке, но подруга была так замкнута в  себе,  что
она в конце концов передумала: будь у  Гленны  желание  поговорить  о  своих
проблемах, она бы уже давно побеседовала с Фейт; стало  быть,  пока  что  не
надо соваться не в свое дело.
   Выйдя из библиотеки, Фейт направилась к преподавательской автостоянке.
   Сегодня она припарковала свой "фольксваген" на этой пустой  стоянке,  где
студентам было запрещено оставлять машины. Но ведь суббота!  Ей  подумалось,
что будничные правила не действуют. Теперь же она взглянула на дело  трезвее
и опасалась найти под "дворником" квитанцию за  нарушение.  Обычные  строгие
правила могут действовать и в субботу.
   Девушка пересекла главную площадь и подошла  к  цементной  дорожке  между
биологическим  корпусом  и   корпусом   факультета   исполнительских   видов
искусства. Прямая дорожка пролегала среди высоких кустов.
   До этого Фейт, спеша к своей машине, двигалась быстро. Но тут, перед этой
притемненной аллеей, поневоле замедлила шаг. После  открытого  пространства,
где толпились студенты, здесь, среди кустов, было пустынно и боязно.
   Солнце еще не  зашло,  однако  оно  находилось  где-то  за  биологическим
корпусом, у самого горизонта, поэтому на бетонную дорожку легли мрачные тени
от вечнозеленых кустов с густой листвой. Зловещий сумрак неизбежно  напомнил
о тех опасениях, которые высказывал Джим, да и о  ее  собственных  нехороших
впечатлениях, которых за два месяца университетской жизни  накопилось  более
чем достаточно...
   А не лучше пойти длинным путем - обойдя  биологический  корпус  с  другой
стороны, по оживленной дорожке?
   Фейт стало стыдно: ну и трусиха, так и до  настоящей  паранойи  недалеко!
Нельзя же бояться каждого куста. Солнце еще  не  зашло,  да  и  конец  аллеи
виден. Никого на тропинке нет. Если  припустить  бегом,  то  на  преодоление
этого участка пути понадобится всего несколько секунд.
   Девушка заставила себя двигаться дальше. Обычно при ходьбе  она  смотрела
себе под ноги, но сейчас  глядела  только  вперед,  лишь  время  от  времени
скашивая глаза в разные стороны.
   Ни души. Все спокойно. Нигде никакого дви.., же.., ния...
   Боже! Фейт остановилась как вкопанная и затаила дыхание.
   Между кустами, в густой  тени,  ей  почудилось  какое-то  шевеление.  Она
испуганно заморгала. Так движется или нет?
   Фейт испуганно заозиралась. Ни малейшего ветерка. Листья  на  деревьях  и
кустах не шелохнутся. Но там впереди - там что-то есть.  Такое  впечатление,
что кусты совершенно неподвижны, а их тени колеблются. Жизнь  тени  отдельно
от предмета - что может быть страшнее?
   Фейт взяла себя в руки и зашагала вперед - быстро, быстрее, еще быстрее.
   Сердце билось в груди с бешеной силой, губы пересохли, все тело покрылось
гусиной кожей.
   Теперь ей было понятно, что  испытывают  люди  в  фильмах  ужасов,  когда
попадают в дом, где живет нечистая сила, и слышат постукивания в стенах  или
видят, как сами по себе открываются и закрываются двери. Сидя в кинозале или
перед экраном телевизора, Фейт удивлялась, почему люди так  остро  реагируют
на столь невинные вещи - слабый звук, движение двери и прочие  пустяки.  Это
казалось нелепым и вызывало смех. Но  сейчас  она  догадалась,  что  создает
такую бурную реакцию, - атмосфера, в которой случаются эти "пустяки".  Самые
обычные происшествия становятся зловещими и приобретают несуразно большое  и
страшное значение, если их источник  неизвестен,  а  сами  они  необъяснимы,
кажутся противоестественными. Например, как сейчас - она видит  или  думает,
что видит, как при полной неподвижности кустов их  тени  шевелятся,  и  этот
"пустяк" наполняет ее чувством полной беспомощности...
   И тут тень метнулась на цементную дорожку в нескольких метрах перед Фейт.
   Девушка снова остановилась как вкопанная. На сей раз она была  совершенно
парализована ужасом. Ни вперед, ни назад двигаться она  не  смела.  Фейт  не
могла понять, что происходит и почему  и  как  ей  реагировать.  Причем  это
загадочное движение тени происходило в  полной  тишине,  от  чего  было  еще
страшнее. От иррациональности происходящего волосы дыбом становились.
   И вдруг она различила в контурах тени невиданное крылатое существо. И как
только она осознала, что это  тень  крылатого  существа,  она  увидела  само
существо - оно отлеталось от кустов  и  бесшумно,  но  стремительно  неслось
прямо на нее.
   Фейт развернулась и что было сил помчалась прочь по цементной дорожке.
   Девушка пулей вылетела из  аллеи  и  продолжала  бежать  не  оглядываясь.
Сердце ее разрывалось от ужаса.
   По газону, мимо биологического корпуса. Дальше, дальше!
   Она остановилась только у гимнастического зала - и то  лишь  потому,  что
дыхание пресеклось.
   Фейт прислонилась спиной  к  стене  гимнастического  зала,  оглянулась  и
ничего  за  своей  спиной  не  увидела.  Минуты  три   понадобилось,   чтобы
восстановить дыхание. После этого она направилась к  стоянке  самым  длинным
путем. И  все  время  шла  за  группой  студентов,  не  переставая  украдкой
оглядываться и посматривать вверх, словно нечто страшное  может  спикировать
на нее прямо с серого октябрьского неба.

Глава 18

   "Френдли Компьютерс"
   1119 Оренджторп, Фуллертон, Калифорния
   92632 (714) 555-0989

   Томасу Олсону
   "Компьютер оперейшнз"
   К.У. Бреа
   100 Кампус-драйв
   Бреа, Калифорния 92690

   25 октября

   Дорогой мистер Олсон,

   С искренним сожалением сообщаю, что мы вынуждены отказать Вам в продлении
контракта на обслуживание компьютеров в связи с  тем,  что  из-за  предельно
изношенного состояния Вашей техники объем ремонтные работ за  последний  год
превысил допустимый.
   Текущий контракт истекает 31 декабря сего года.
   Тем не менее наш принцип - всегда идти навстречу клиенту и  вести  гибкую
политику расценок. Не желая терять  деловых  отношений  с  Вами,  мы  готовы
заключить   новый   контракт   и   предлагаем   оплачиваемую    государством
десятипроцентную скидку с суммы платы за каждый вызов.
   Если у Вас имеются вопросы - позвоните, пожалуйста.
   Последние цифры моего телефона - 5681.
   Искренне Ваш,
   Сафад X. Рамааль

Глава 19

1
   Брент Киилер проснулся в отличном настроении.
   Он сел на постели, сделал несколько глубоких вдохов, затем бодро  вскочил
с кровати, лег на ковер и в хорошем темпе  двадцать  раз  отжался  от  пола.
Правда, второй десяток пошел уже не так резво, как  первый  -  потребовалось
усилие, чтобы заставить себя не сдаться и сохранить прежний темп.  Сознание,
что он преодолел себя и справился, приятно будоражило.
   После этого Брент трусцой направился в ванную комнату - принять  утренний
душ.
   Через десять минут  он  вышел  из  наполненной  паром  ванной  комнаты  -
чистенький и освеженный, свежевыбритый, с тщательно расчесанными волосами  и
безупречно  одетый  -  в  отутюженных  брюках  и  накрахмаленной  сорочке  с
галстуком.
   Весело насвистывая, он отправился в кухню и приветствовал родителей:
   - Привет, ма! Привет, па!
   Его родители ничего не отвечали. Только смотрели на Брента полными страха
выпученными глазами.
   Они сидели на стульях, к которым он их привязал с вечера.
   Носовые платки, которыми он заткнул  их  рты,  были  пропитаны  кровью  и
слюной. Кровь и слюна образовала  на  их  лицах  одинаковые  круги,  поэтому
папашка и  мамашка,  учитывая  к  тому  же  одинаково  выпученные  глазенки,
выглядели близнецами.
   Брент не мог не расхохотаться, глядя на них.
   Он потрепал родителей по волосам.
   - Люблю вас, ребятки!
   Молодой человек прошел к холодильнику и вынул масло и джем.  Из  шкафчика
достал упаковку нарезанного хлеба, взял пару ломтей и  сунул  их  в  тостер.
Глядя в окно, взял стакан, открыл кран и налил себе воды. Пока он жадно пил,
его заметила соседка, миссис Грей,  мывшая  посуду  у  себя  на  кухне.  Она
улыбнулась ему и помахала рукой. Брент в  ответ  тоже  улыбнулся  и  помахал
рукой.
   Затем он повернулся к родителям. Кровь на их лицах  и  на  верхней  части
груди уже  засохла  -  коричневато-рубиновые  полосы  и  пятна  образовывали
причудливые узоры и напоминали татуировку первобытных племен.
   Брент пересек кухню, взял стул матери и развернул ее спиной к столу.
   Его взгляд был прикован к ее обнаженной груди.
   Тяжелая и налитая, а не сморщенная, как он себе прежде воображал.
   Белая кожа груди матери была на диво гладкая и молодая. Резко  выделялись
большие коричневые соски. Брент не видел ее груди с самого младенчества -  а
что было тогда, он, конечно, не помнит. Стало быть, вчера вечером он впервые
по-настоящему увидел грудь матери, когда  раздел  ее  догола  и  привязал  к
стулу.  Еще  вчера  ему  хотелось  потрогать   эти   груди,   пососать   их,
поперекатывать эти коричневые соски у себя во рту Но он не знал,  понравится
ли это Университету - поймет ли Он и одобрит ли Он такой поступок.
   Брент с удивлением заметил, что с сосков матери что-то  капает  -  что-то
белое. Капельки вытекали из сосков, затем белая влага струилась  по  крупной
полновесной груди, У нее снова молоко! Через многие-многие годы после родов!
   Это  чудо!  Чудесно!  В  ее  груди  снова  есть  молоко!  Воистину   пути
Университета неисповедимы. Чего Он  только  не  может,  чего  Он  только  не
придумает!
   Брент с ухмылкой стал перед матерью на колени, взял ее левую грудь в руки
и стал сосать ее.
   Мать вскрикнула и дернулась всем телом. Но он хорошо привязал ее к стулу,
со знанием дела, да и веревки были крепкие. Поэтому матери оставалось только
дрожать. Теперь она в его полной власти.
   Продолжая сосать левую грудь, Брент взял рукой правую и стал сжимать  ее.
Брызнула белая струйка. Он чуть отодвинулся, чтобы молоко не попало  на  его
накрахмаленную  сорочку.  Молоко  стекало  на   живот   матери,   растворяло
запекшуюся кровь и смешивалось с ней.
   Женщина рыдала, слезы струились по ее  щекам.  Он  не  обращал  внимания,
сосал еще интенсивнее. Рядом дергался на своем стуле  и  в  бешенстве  мычал
отец. В конце концов он стал подпрыгивать на своем стуле, и  продвинулся  на
несколько дюймов вперед, в сторону Брента. Сын оторвался от соска  матери  и
встал,  чтобы  огреть  старого  козла  кулаком  по  голове.  От  удара  стул
опрокинулся. Отец оказался на полу в позе перевернувшегося  на  спину  жука,
который бессильно сучит ножками. Как отец ни извивался и  ни  мычал,  ничего
сделать он не мог. Брент двинул  его  в  живот  для  круглого  счета  и  был
вознагражден протяжным стоном. Окровавленный платок был хорошо  вбит  в  рот
отца - тому оставалось лишь мычать, кряхтеть и стонать.
   Брент повернулся к матери и сказал с ласковой улыбкой:
   - Растущим детям нужно материнское молоко. Он  нагнулся  и  еще  какое-то
время сосал молоко - теплое и вкусное.
   Сосал, пока тостер со щелчком не выбросил поджаренный хлеб.
   После завтрака Брент поднял отца с пола, несколько  раз  полоснул  его  и
мать бритвой - чтоб была свежая кровь  -  и  пошел  чистить  зубы  в  ванную
комнату.
   Затем он вернулся в спальню, достал из шкафа портупею и надел  ее.  Нежно
погладив лежащий на столе "ругер", Брент взял его и вложил в  кобуру.  После
чего вынул из ящика стола опасную бритву и сунул ее в карман.
   Молодой человек взглянул на себя в  зеркало  и  довольно  улыбнулся:  вот
теперь он готов к тому, чтобы идти в университет.

2

   Джим окинул взглядом редакционную комнату. Рабочее место  Шерил  пустует,
Эдди и Форд о чем-то яростно спорят, а  Фарук  молчком  сидит  в  углу.  Что
происходит, черт возьми? В прошлом учебном году работы было ненамного меньше
- такая же вечная напряженка. Однако все как-то справлялись, трудились мирно
и никто ни на кого не наскакивал. А нынче словно с цепи сорвались  -  так  и
норовят  оскорбить  друг  друга,  все  время  ссорятся   и   грызутся.   Дух
товарищества, чувство локтя, полусемейная атмосфера - где все это? Где  все,
чем его так привлекала в прошлом студенческая газета? Пропало начисто.
   Теперь  "Сентинел"  превратился  в  царство  взаимной  неприязни  -   все
ябедничают,  огрызаются  на  самые  невинные  замечания...  Словом,   кошмар
какой-то! А ведь он никогда  не  был  диктатором,  никогда  ни  на  кого  не
наезжал,  советовался  со  своими  сотрудниками,  старался  поддерживать   в
редакции дружескую атмосферу. Однако в последнее время ничто не срабатывает:
ни кнут, ни пряник, ни доброе  слово,  ни  окрик.  Работа  идет  через  пень
колоду, а отношения между сотрудниками приводят его в ужас.
   Да, в этом семестре редакцию не узнать.
   А что можно  узнать  в  этом  семестре?  Все  кругом  изменилось.  Причем
исключительно в худшую сторону.
   Джим взглянул в сторону пустого кабинета, где  прежде  частенько  сиживал
куратор. Тяжко принимать все решения одному, без помощи  и  совета  опытного
взрослого человека.
   Университет теперь не узнать. Редакцию не узнать. Да и  сам  он  себя  не
узнавал.
   Просто диву даешься, как быстро необычное становится обычным,  как  скоро
привыкаешь к вещам, к которым привыкнуть, казалось, невозможно.
   Скажем, массовое самоубийство вьетнамских  студентов  на  прошлой  неделе
практически  никого  в  редакции  не  взволновало.   Университетская   жизнь
поворачивается так, что самоубийства стали  банальностью,  обыденным  делом.
Ничья душа не всколыхнулась. Или они все уже  устали  от  ужасов,  внутренне
перегорели?
   Возможно,  в  войну  у  людей  возникает  такая  же  реакция  -   апатия,
равнодушие? Быть может, это и есть  единственный  способ  преодолеть  полосу
несчастий и не сойти с ума?  Стать  бесчувственной  деревяшкой,  чтобы  твое
сердце больше ни на что не отзывалось...
   Джим всю сознательную жизнь слышал  о  том,  что  возможность  продолжать
существование людям дает надежда, что она - единственное противоядие  против
отчаяния. Но сейчас он начинал задумываться над тем, до  какой  степени  это
верно.
   Писатели и философы неизменно приписывают человеку способность надеяться;
именно наличие надежды, по мнению великих мыслителей, отличает хомо  сапиенс
от животных, именно пресловутая надежда позволяет  женщинам  и  мужчинам  не
сломаться при неблагоприятных обстоятельствах, выжить в чудовищных условиях,
преодолеть страшные испытания.
   Полноте! Вполне возможно, что эта двигающая горами "надежда" не более чем
измышленное романтиками понятие,  надуманная  концепция.  А  на  самом  деле
человеку  позволяют  справиться  с  самыми  дикими  обстоятельствами  именно
простейшие животные качества - инстинкт самосохранения,  звериный  эгоизм  и
умение адаптироваться к непредсказуемому миру или на время впадать  в  тупую
апатию, этакую духовную спячку.
   Отчего бы не допустить, что люди могут существовать среди насилия, смерти
и прочих ужасов просто потому, что способны достаточно быстро приспособиться
к ним?
   Некоторые амфибии живут в воде и  вроде  бы  немыслимы  вне  ее.  Но  вот
наступает страшная засуха, все  водоемы  высыхают.  Однако  эти  амфибии  не
погибают. Они способны дышать  воздухом,  эта  возможность  заложена  в  них
природой и при необходимости каждый раз срабатывает.
   Так и люди, живя в нормальных условиях, плещутся в водах  добра.  Но  вот
наступает духовная засуха - война, мор или еще что-то не менее  страшное,  и
все источники добра пересыхают. А люди в большинстве  своем  не  гибнут,  не
сходят с ума. Природа  заложила  в  них  способность  дышать  воздухом  зла,
свыкаться с миазмами насилия и смерти - и эта способность при  необходимости
непременно срабатывает..
   Боже, Боже, что за мысли! Джим ощущал себя крохотным островком  разума  в
океане хаоса и чувствовал, как волны  лупят  по  его  берегам  и  размывают,
размывают их - так что скоро пучина поглотит его всего.
   Джим повернулся к окну. Со своего места он видел орды  студентов,  идущих
через площадь. Каждый спешит по делам: кто на занятия, кто в библиотеку, кто
в  спортивный  зал...  И  похоже,  по  меньшей  мере  половине  студентов  и
преподавателей совсем невдомек, что происходит вокруг  них,  какие  зловещие
силы стянуты на пространство университетского городка. А  те  немногие,  кто
задумался, кто озаботился - до какой степени они  прочувствовали  весь  ужас
свершающегося на их  глазах?  Администрация  университета  любит  болтать  о
"сплоченной университетской коммуне", но никакой коммуной тут и не пахнет, а
о сплоченности можно говорить, если  путать  ее  с  теснотой  в  общежитиях.
Университет - есть масса студентов, которые время от времени встречаются  на
лекциях  и  семинарах,  причем  половина  из  них  зачастую  ни  словом   не
обменивается с остальными  членами  группы,  отсидели  рядышком  лекцию  или
семинар - и разбежались. Большинство из  них  так  заняты,  что  им  некогда
читать "Сентинел", некогда посещать неформальные студенческие мероприятия. А