е?
   Джобсон довольно хихикнул, потому что ему пришло в голову новое  забавное
название - "мухня". "Что-то мне хочется сегодня мухнуться".
   Сильвия приглушенно вскрикнула - кляп не позволял крикнуть во весь голос.
   Ага, тридцать первый оргазм.
   Замечательно.
   Он записал в тетрадочку.
   Теперь Джобсон и  сам  был  возбужден.  Член  затрепыхался  в  брюках,  и
профессор  быстро  разделся  догола.  Затем  сел  на  пол  рядом  со   своей
лаборанткой, взял банку с медом и обмазал им свой член.
   Через пару мгновений мухи слетелись на его возбужденный  пенис,  облепили
его со всех сторон.
   Он ощущал, как тысячи ножек и крылышек щекочут чувствительную плоть.  Его
возбуждение нарастало. Уже задыхаясь, он потянулся  к  сосуду  с  муравьями,
взял его, перекатился на бок и сунул член в сосуд с кровожадными  крохотными
тварями.
   Сперма брызнула в тот же миг,  когда  первый  десяток  муравьев  запустил
челюсти в кожу его головки.

Глава 26

1

   Стюарт и Эдди, последние из оставшихся в редакции сотрудников, укладывали
в портфели свои вещи и собирались уходить. Хоуви взглянул  на  часы  -  семь
тридцать. Если бы Джим намеревался вернуться в редакцию, он бы уже пришел.
   Хоуви напряг все силы, поднял руку и положил ладонь на  подлокотник,  где
была панель управления инвалидной  коляской.  Он  развернул  свое  кресло  и
одновременно окликнул Эдди.
   Спортивный редактор тут же отозвался:
   - Да, Хоуви?
   - Тебе не трудно подать мне телефон? Никак не дотянусь до него.
   - Пожалуйста.
   - Спасибо.
   - Хоуви, у тебя какие планы на сегодняшний вечер? - спросил Стюарт.
   - Вроде бы никаких.
   - Мы с Эдди идем на баскетбольный матч. Если хочешь, присоединяйся.
   - Нам прислали кучу пригласительных билетов для прессы, - добавил Эдди.
   - Что-то неохота, - сказал Хоуви. - Но спасибо за приглашение.
   Стюарт пожал плечами:
   - Напрасно отказываешься. Может быть очень  даже  интересно.  А  впрочем,
твое дело.
   Хоуви занялся телефоном.
   Разумеется, Эдди с готовностью снял бы для него трубку и набрал  номер  -
стоит только сказать. Однако было так неприятно всякий раз просить  о  столь
мелких одолжениях, что Хоуви предпочитал мучиться в одиночку, чем  постоянно
прибегать к посторонней помощи.
   Проделав медленные сложные манипуляции своими почти  бессильными  руками,
он наконец набрал нужный номер. Это заняло минуты три-четыре, и он был  весь
в поту.
   В трубке раздался голос Дэйва.
   - Да-а?
   Это "да" прозвучало весьма сердито, недружелюбно. Хоуви вдруг смутился  -
ему показалось большой дерзостью просить Дэйва приехать  и  забрать  его  из
редакции.
   - Привет, - сказал он почти заискивающим тоном.
   - А-а, наш засранец звонит. Ты где таскаешься? Нескрываемая агрессивность
звучала не только в словах, но и в интонации.
   - Я все еще в редакции "Сентинел".
   - Не рассчитывай, что я сорвусь с места и приеду за тобой. У меня, знаешь
ли, есть и своя жизнь. Я не могу прибегать по первому твоему требованию!
   - Да я.., да я и не собирался просить тебя...
   - А какого хрена звонишь? Во рту у Хоуви пересохло, и он  ничего  не  мог
произнести.
   - Чего молчишь, олух? Дорогу домой знаешь, не заблудишься.
   В трубке раздались короткие гудки.
   Хоуви всего трясло. Он с огромным трудом поставил телефон на стол.  Домой
возвращаться не хотелось. Куда угодно - только не туда, где Дэйв.
   Он смертельно  боялся  своего  помощника.  Может  быть,  Джим  у  себя  в
общежитии.., или он все-таки забежит в редакцию попозже...  Господи,  только
не домой, только бы не видеть наглую рожу Дэйва!
   - Мы уходим, - сказал Эдди. - И тебе тоже лучше уйти. Мы запрем дверь.
   - Насчет баскетбола..,  приглашение  в  силе?  -  спросил  Хоуви.  Стюарт
кивнул.
   - Разумеется. Что, передумал?
   - Да. Я с вами.
   - Вот и отлично.
   Хоуви выехал из редакционной комнаты в коридор. Пока он будет  на  матче,
Джим непременно вернется к себе после свидания с Фейт или где  он  там  еще.
Хоуви позвонит ему и нагрянет в гости. А если к Джиму не получится.., ну, на
худой  конец  можно  дозвониться  до  родителей.   Конечно,   объяснять   им
сложившуюся ситуацию - удовольствие ниже  среднего..,  особенно  выслушивать
визгливые вопросы матери.., но все лучше...  На  улице  ночевать  и  к  утру
замерзнуть - даже это лучше, нежели увидеться вновь с мерзким Дэйвом.
   Эдди запер дверь редакционной комнаты и положил ключ в карман.
   - Хорошо, - сказал он, - давайте заключать пари, кто сегодня выиграет.

***

   Трибуны спортивного зала были уже заполнены  зрителями,  хотя  до  начала
матча оставалось еще четверть часа.  Свободными  оставались  места  лишь  на
"верхотуре", куда Хоуви в его коляске было, конечно, не добраться. Стюарт  и
Эдди сказали, что могут постоять рядом с ним внизу. Хоуви не хотел причинять
парням такое неудобство и шутливо велел им пошевеливаться  и  карабкаться  к
верхнему ряду, пока не заняты последние из оставшихся мест.
   - Ладно, - согласился Стюарт. -  Только  ты  оставайся  возле  выхода.  В
перерыве мы к тебе подойдем.
   - Хорошо.
   Хоуви проводил приятелей глазами, а затем поехал дальше  сквозь  толпу  -
мимо столика судейской коллегии к центральному выходу. По пути  он  заметил,
что среди зрителей практически  нет  одиночек  -  сплошь  или  парочки,  или
компании. Хотя он пришел с друзьями и даже мог  видеть  их  на  самом  верху
трибуны, у Хоуви возникло малоприятное ощущение неприкаянного одиночества.
   Наконец он остановился у края трибуны, рядом с  центральным  выходом.  На
игровом поле уже разминались игроки. В зале было душновато, но двери за  его
спиной были открыты и оттуда тянуло прохладой. Прежде чем повернуться  лицом
к игровому полю, Хоуви посмотрел в дверной  проем  и  увидел  неподалеку  от
спортивного зала, под сенью деревьев,  парочку.  На  улице  было  темно,  но
фонари  достаточно  хорошо  освещали  пространство  под  деревьями.  Парочка
исступленно целовалась, рука парня вовсю гуляла под юбкой девушки.
   Какая удивительная бесстыжесть - им  будто  наплевать,  что  рядом  сотни
людей, которые все видят! Разве это любовь? Обычное скотство.
   Хоуви тяжело вздохнул и развернул коляску.
   Но мысли его как-то некстати сосредоточились  на  сексе.  Болезнь  лишала
Хоуви многих физических удовольствий. Однако именно недоступный секс  больше
всего прочего дразнил его любопытство. Ходить, бегать  -  конечно,  это  все
неплохие вещи, но он не слишком страдал из-за того, что ноги не  подчиняются
ему  -  уже  свыкся,  да  и  моторизованная   коляска   с   грехом   пополам
компенсировала неспособность самостоятельно передвигаться. Зато секс...
   Несколько лет назад, будучи старшеклассником, Хоуви  пересмотрел  чертову
уйму  всякой  порнографии  -  хватал  все,  что  мог  достать.   Разглядывал
непристойные картинки  и  фотографии  голых  девиц,  читал  порнографические
рассказы. Ему нравилось видеть обнаженных женщин, но их привлекательность он
понимал лишь умом - настоящего  физического  возбуждения  он  не  испытывал.
Никогда он не ощущал приятного шевеления в низу живота, никогда его тело  не
окатывала  волна  удовольствия.  Словом,  Хоуви  испытывал  танталовы  муки,
пытаясь дотянуться своим сознанием до понимания того, в чем  именно  состоит
радость секса, в чем его упоительные секреты.
   - Эй ты, калека чертов! Гляди, куда прешь! Хоуви изумленно поднял  глаза.
Оказывается, он слишком глубоко задумался и машинально  пощелкивал  рычажком
управления коляской, которая соответственно  двигалась  вперед  и  назад  на
десяток-другой дюймов. В последний раз она чуть не наехала  на  ноги  парня,
который шел к двери, чтобы покурить на улице.
   - Извините, пожалуйста, - смущенно произнес Хоуви.
   - Говнюк поганый!
   Хоуви проводил парня глазами.
   Его лицо показалось Хоуви знакомым. То ли потому, что все хамы  несколько
похожи друг на друга, то ли потому, что он уже видел этого типа на  концерте
Яны Андерсон - там хулиганы так  фантастически  распоясались,  что  Хоуви  и
Джиму пришлось срочно удирать, дабы не попасть в неприятную историю.
   Хоуви чуть развернул коляску и посмотрел в темный зев двери на  оранжевый
огонек сигареты оскорбившего его парня. Вдруг нахлынули воспоминания о диких
впечатлениях на концерте Яны Андерсон, о тогдашнем страшном чувстве, что они
попали в ловушку, что с минуты на минуту  напряженная  атмосфера  разрешится
чем-то ужасным - вспыхнет драка, начнется  поножовщина...  Хоуви  захотелось
немедленно удрать из спортивного зала, не  дожидаясь  начала  игры.  Публика
здесь собралась ничем не лучше, чем на том концерте. Все  может  закончиться
плачевно - только народу тут еще больше, и каша заварится еще  круче.  Хоуви
посмотрел туда, где сидели Стюарт и Эдди. Ребята они надежные и крепкие,  но
пока они спустятся к нему.., всякое может случиться.
   Пока  Хоуви  прикидывал  в  уме,  не   лучше   ли   ему   уехать   отсюда
подобру-поздорову, толпа зашумела, заволновалась, на поле  вышли  команды  и
судьи, и матч начался, Хоуви пытался сосредоточиться на  игре,  но  ему  это
плохо  удавалось.  Части  зрителей  не  сиделось  на  местах:  одни   ходили
поздороваться с приятелями,  сидящими  на  другой  трибуне,  другие  спешили
покурить. Мимо Хоуви непрестанно ходили. Мало того, что мелькающие фигуры то
и дело закрывали от него игровую площадку, все это были  амбалы  и  амбалихи
дебильного вида - родные братья и сестры того хама, что обозвал его калекой:
парни в черной коже с головы до ног,  обильно  татуированные  девицы...  Эта
публика  мало  походила  на  студентов,  которых  Хоуви  привык  видеть   на
территории университета.
   Да и сама игра шла не очень  интересно.  Разве  что  игроки  были  грубее
обычного. Судья как будто ничего не замечал и  почти  не  назначал  штрафных
ударов, хотя многих игроков не мешало  бы  удалить  с  поля.  В  этот  вечер
откровенные удары соперника кулаком или локтем, подножки и подсечки  были  в
порядке вещей. Зрителям  все  это  явно  нравилось  -  трибуны  ревели  (c)т
восторга, когда очередной игрок выплевывал с кровью выбитые зубы.  Казалось,
публика пришла на бокс или кулачный бой, только перепутала залы.
   Хоуви досадовал, что рядом с ним нет Джима. Одному было так нехорошо, так
страшно. Неподалеку курили человек десять - ребята такого вида, что у  Хоуви
мурашки по спине бегали. А парочка под деревьями уже не просто обжималась, а
в открытую совокуплялась - под одобрительные покрикивания зрителей.
   М-да, не стоило сюда являться. Ведь Хоуви отлично знал,  что  в  нынешних
условиях опасно куда-нибудь ходить, Джим не зря вбивал это  столько  времени
ему в голову! Надо проскальзывать на занятия, потом быстренько  убираться  в
общежитие,  и  больше  никуда.  Но  вот  понес  же  его  черт!..  Тогда,   в
редакционной комнате, ему на какую-то секунду  показалось,  что  предложение
Стюарта и Эдди вполне приемлемое - что может быть  естественнее  и  обычнее,
чем провести с  друзьями  вечер  на  баскетбольном  матче?  Словно  бес  его
попутал! Как будто на время выпала из сознания память о всем  том  страшном,
что происходило на университетской территории в последние недели и месяцы...
   Ну и, конечно, отвращение к Дэйву сыграло роковую роль...
   Но теперь Хоуви понимал, что совершил ошибку. Притом огромную.  Во  время
перерыва он скажет Стюарту и Эдди, что  плохо  себя  чувствует  и  сразу  же
уедет.
   В этот момент толпа одобрительно  взревела  -  защитник  местной  команды
ударил ногой в пах нападающего другой команды, и  тот  сложился  пополам  от
боли.
   Хоуви кое-как дотерпел до перерыва. Уже за несколько секунд до свистка он
включил мотор и медленно поехал вдоль нижнего ряда трибуны, чтобы  побыстрее
встретиться со Стюартом  и  Эдди,  которые  спустятся  вниз.  Навстречу  ему
двинулась толпа желающих размять ноги в перерыве.  Все  эти  люди  на  время
закрыли ему обзор. Когда он смог снова посмотреть туда, где сидели Стюарт  и
Эдди, то не увидел своих приятелей.,  Он  остановил  коляску  и  внимательно
оглядывал трибуны.
   Стюарт и Эдди как в воду канули.
   Кто-то внизу надул большой мяч, которым  играют  на  пляжах,  и  с  силой
бросил его на трибуну. Надутый шар опустился  кому-то  на  плечо,  отскочил,
снова полетел вниз и ударил по лысине мужчину в одном из верхних рядов.  Тот
ойкнул. Толпа зрителей загоготала.
   Лысый мужчина в  ярости  вскочил,  схватил  мяч,  увидел  внизу  девушку,
которая особенно заливисто смеялась, и прицельно швырнул мяч ей в  лицо.  Да
так удачно, что шар с громким шлепком отскочил  от  ее  лица.  Девушка  была
слегка ошарашена силой удара и затрясла головой.
   Настроение  толпы  резко  изменилось.  Из  развязно-игривого  оно   стало
агрессивным. Хоуви всей кожей ощутил эту перемену и  тут  заметил,  что  под
трибуной он остался совершенно один. Все, кто  хотел  выйти  на  улицу,  уже
прошли. Оставшиеся зрители болтали и закусывали на трибуне.
   Хоуви почувствовал, что все взгляды обращены на него. На трибуне осталось
примерно две трети зрителей. И все глядели на него.
   Приятного мало.
   Если прежде в сердце Хоуви был только небольшой  холодок,  то  теперь  он
испугался всерьез.
   Они ведь не просто смотрят. В их глазах злоба и  вражда,  ищущие  выхода.
Хоуви инстинктивно чувствовал что-то вроде отрицательных флюидов в  воздухе.
Он хотел нажать рычажок на подлокотнике и , ехать прочь - от греха подальше.
Однако так раз-; волновался, что его рука, и  без  того  слабая,  отказалась
слушаться: похоже, паника совершенно  парализовала  пальцы.  Он  в  отчаянии
водил глазами по трибунам в поисках Стюарта и Эдди.
   И тут пляжный мяч ударил Хоуви по голове. Его бросила девушка, сидящая  в
центре трибуны. Удар был не  очень  сильный.  Однако  зрители  отреагировали
жестоким скотским смехом. И этот смех был  больнее  самого  удара.  Подобный
смех не предвещал ничего хорошего.
   Наконец Хоуви заставил свои пальцы повиноваться, нажал рычажок, и коляска
покатила в сторону выхода.
   В него полетел еще один мяч.
   На сей раз это был тяжелый баскетбольный мяч.
   Удар пришелся по мотору. Коляска  покачнулась,  но  устояла.  Однако  она
встала и, сколько Хоуви ни жал на рычажок, с места не  двигалась.  Очевидно,
от сотрясения в моторе что-то заклинило. Так или иначе, двигатель больше  не
работал.
   В его сторону полетел еще один баскетбольный  мяч  и  угодил  в  середину
груди. Удар был так силен, что качнул коляску назад.  Острая  боль  пронзила
грудь Хоуви. Дрожащими руками он кое-как подхватил мяч, упавший  к  нему  на
колени.
   Толпа довольно гоготала, и кто-то крикнул:
   - Швыряй его нам! Швыряй сюда! Через несколько  секунд  уже  вся  трибуна
громко скандировала:
   - Швыряй его нам! Швыряй сюда!
   Хоуви с усилием выпрямился, продолжая  держать  мяч  в  руке.  Ему  вдруг
подумалось, что напрасно он так боится этой толпы, напрасно  приписывает  ей
злобные инстинкты.., ребята балуются, дурачатся.., пусть по-глупому, но  без
черных мыслей... Это все паранойя,  это  все  мания  преследования,  которую
навязал ему чересчур осторожный Джим... Будь у  него  руки  покрепче,  Хоуви
принял бы участие в забаве - отбросил бы мяч на трибуну.
   Но тут еще один баскетбольный мяч ударил  Хоуви  по  затылку  и  чуть  не
выбросил инвалида из коляски. У него  слезы  навернулись  на  глаза,  но  он
усилием  воли  удержал  их.  Расплакаться  перед  этими  мордами  не  только
унизительно, но и опасно...
   Мучители весело хохотали и возбужденно топали ногами.
   Новый тяжелый мяч ударил по тележке и развернул ее.  Теперь  Хоуви  сидел
лицом к скамейкам, уходящим вверх. Перед глазами все плыло. Как сквозь туман
он увидел, что многие зрители на трибуне вскочили с мест и  в  руках  у  них
оранжевые баскетбольные мячи. Господи, откуда у них столько  мячей?  Они  их
что, заранее припасли? Сердце Хоуви бешено колотилось,  возникло  абсурдное,
детское желание закрыть руками лицо и навзрыд, безутешно расплакаться.
   Когда следующий мяч больно ударил его в плечо, Хоуви жалобно вскрикнул. И
тут же два мяча одновременно угодили ему в голову, с разных сторон.
   Он вывалился из коляски.
   Теперь он был совершенно беспомощен. Он попытался ползти прочь, к выходу.
Но руки были слишком слабы - Хоуви приподнялся на  них  и  тут  же  упал,  с
грохотом стукнувшись лбом о доски пола.
   Он больше не сдерживал слез. Он рыдал как ребенок от страха и обиды и уже
не  мог  остановиться.  Ползти  не   получалось,   поэтому   он   попробовал
перекатываться с бока на бок. Краем глаза Хоуви видел, что десятки  негодяев
сбежали с трибуны и окружили его. У каждого в руках был увесистый  оранжевый
мяч.  Им  было  мало  бить  инвалида  с  большого  расстояния;  они   хотели
расстрелять его мячами почти в упор. Те, кто  остался  на  трибунах,  весело
улюлюкали...
   - Нет!!! - закричал Хоуви из последних сил. - Не-е-ет!!!
   Но никто его не слушал. Десятки оранжевых мячей полетели в  распростертое
тело...

2

   На углу Семнадцатой и Гранд-авеню кого-то ловила полиция.  У  заброшенной
бензоколонки три патрульные машины блокировали мини-автобус. Фейт,  к  своей
досаде, не  успела  проскочить  перекресток  -  пришлось  затормозить  перед
красным светом. Было весьма неприятно оставаться в этом месте, когда рядом в
любой момент может начаться перестрелка. Нервно покусывая губы, она косилась
то на полицейские машины, то на светофор.
   К счастью, выстрелы раздались, когда Фейт уже нажала на газ.  Девушка  не
стала оглядываться и  прибавила  скорость.  До  сих  пор  ей  казалось,  что
повседневные "прелести" городской жизни побледнели рядом с кошмаром, который
творится  в   университете.   Однако   она   была   не   права.   Постоянная
настороженность  в  университете  приучила  ее  жить  с   оглядкой,   острее
воспринимать опасность. Так  что  теперь  все  действовало  ей  на  нервы  с
десятикратной силой - замирало сердце, когда какой-нибудь  дурак  на  дороге
лихо подрезал ее, или вот как сейчас, когда внезапно возник  риск  оказаться
на линии огня и получить шальную пулю.
   В последнее время смерть ходила так недалеко от Фейт,  что  она  поневоле
научилась угадывать ее близость.
   И теперь девушка с ужасом понимала, что смерть, оказывается, ходит за ней
по пятам как в университете, так и вне его. Смерть может прятаться буквально
за каждым углом. Раньше Фейт была глупее и легкомысленнее и не знала  смерть
в лицо, а потому и  не  узнавала  ее,  когда  черное  рыло  смерти  мелькало
поблизости.
   На следующем перекрестке она  увидела  полицейского,  который,  выйдя  из
своей машины, напряженно целился в человека, сидевшего за рулем "шевроле"  и
что-то кричавшего ему. Фейт проигнорировала то, что уже горит желтый свет, и
нажала на газ. Справа раздались разъяренные  гудки  -  водители  возмущались
тем, что ее "фольксваген" промчался на красный свет.
   Плевать. Лучше заплатить штраф за нарушение правил уличного движения, чем
ненароком получить пулю в лоб.
   Машина матери стояла на  подъездной  дороге,  пришлось  припарковаться  у
тротуара напротив дома.
   Парадная дверь оказалась не заперта, и Фейт с порога крикнула,  чтобы  не
застать чего-нибудь неподобающего:
   - Мама, это я!
   - Ее нет дома. Я один, - отозвался брат. Кейт лежал на диване  и  смотрел
телевизор. Кругом было полно немытой посуды.
   Фейт кивнула брату, прошла через комнату и положила учебники на  кофейный
столик.
   - Ты бы ее застала, если бы приехала минут на пять раньше. Она только что
умотала со своим хахалем.
   Девушка бросила ключи от машины на  каминную  доску  и  спросила  деланно
небрежным тоном:
   - Стало быть, ты вернулся домой?
   - На какое-то время.
   Фейт села напротив брата, в кресло с истрепанной обивкой.
   - Мамаша в курсе, что ты вернулся? Кейт пожал плечами:
   - Откуда мне знать?
   - Но ты же виделся с ней?
   - Ну. Только почем мне знать, дош