ронистов и даже античных авторов ("Анабасис" Ксенофонта лежит
у меня всегда под рукой,  и я не ленюсь заглядывать в него). Вот где великая
школа писания для  всех  нас!  Непревзойденное умение выбирать самое главное
среди суеты повседневности в летописи Нестора.  Чеканность латинской фразы в
"Галльской войне" Цезаря и  внезапная ее изысканность и  даже украшенность у
Титмара  Мерзебурзкого.  Вулканическая энергия "Жития  протопопа Аввакума" и
загадочной  "Истории   Русов".   Веселые   побасенки   по-славянски  хитрого
Кадлубека.
     С  возрастом  к  любимым  писателям  отношение  изменяется.  Это  можно
утверждать  со   всей   ответственностью,   имея   читательский  стаж  свыше
полстолетия.  Но  есть  привязанности на  всю  жизнь.  Шевченко вошел в  мое
сознание где-то в пять лет и остался там навсегда.  Рядом с ним стал Пушкин,
затем были открыты Гоголь,  Коцюбинский и Горький, позже - Чехов и Тургенев.
После войны -  Фолкнер и  Томас Манн.  Но все же из прозаиков для меня самые
высокие имена: Толстой, Достоевский, Сервантес. Перед ними останавливаешься,
как у подножия недоступных горных хребтов с сияющими вершинами.  Подражать -
бессмысленно, учиться - трудно, вдохновляться - можно всегда.
     Литературе  жизненно  необходима  условность,   отберите  у   нее   эту
условность -  и литература умрет.  Документальная проза,  к примеру,  всегда
останется только документальным свидетельством,  никогда ей  не достичь силы
"Войны  и  мира".  Писателю иногда  может  попасть  в  руки  документ такого
воздействия,  что  неизбежно  возникнет желание  перенести его  на  страницы
романа или повести,  построить целое произведение на этом документе. Но если
не  будет при этом необходимого художественного переосмысления и  обобщения,
если писатель не  выступит в  роли художника-творца,  документ останется тем
же,  чем был,  и  никакого художественного открытия мы  не  получим.  Вполне
очевидно,  что  писатель должен иметь свое  особенное отношение к  факту,  к
документу,  к  историческому событию,  исходя из  своей личности,  эрудиции,
идейных и нравственных привязанностей,  общего замысла будущего произведения
- иначе он не писатель.
     Именно это мое убеждение,  видимо,  стало причиной того,  что я задумал
серию  исторических  романов  о   Киевской  Руси   -   эпохи,   менее  всего
художественно  исследованной,  оставившей  нам  совсем  незначительное число
свидетельств.  Основные источники об этих временах - летописи. Это даже и не
просто  документы:  многие  страницы летописей читаются как  образцы высокой
поэзии, в них бьется сильная мысль, в них есть своеобразие и неповторимость,
толкающие тебя  на  самый легкий путь  -  беллетризирование наших летописных
памятников,  простое  иллюстрирование школьных сведений.  Но  избираешь путь
иной,   тяжелый:   путь   переосмысления  фактов  и   событий,   иногда  уже
канонизированных в  работах историков и  писателей,  вступаешь в  полемику с
ними  и  с  летописями.  Я  старался отобразить не  только быт,  обстановку,
политическую и  нравственную атмосферу тех  времен,  но  и  психологию наших
предшественников.  Для  литератора всегда  главное -  человек,  в  каких  бы
исторических временах мы его не "находили".  Ясное дело,  я  объясняю только
принцип подхода к  изображаемому в  моих романах "Диво",  "Смерть в  Киеве",
"Евпраксия", "Первомост". Их оценка - дело читателя.
     В  своих  романах  мне  хотелось не  просто  показать времена  Ярослава
Мудрого или  Богдана Хмельницкого,  не  просто сделать попытку реконструкции
той  или  иной эпохи.  Речь шла о  большем.  Хотелось показать неразрывность
времен,  показать,  что  великое  наше  историческое наследие не  существует
самодовлеюще,  а  входит  в  наш  день  насущный,  влияет на  вкусы  наши  и
чувствования,  формирует в  нас патриотическое сознание,  ощущение красоты и
величия,  мы же платим своим далеким предкам тем, что относимся к прошлому с
подобающим уважением,  охраняем и  защищаем это  наследие.  Сказано  глубоко
верно: "История принадлежит поэтам" (А.С.Пушкин).
     Да, история жива! Вот смысл всех моих писаний на темы исторические. И я
бесконечно благодарен читателям за поддержку, понимание и веру.
     Сколько  еще  исторических эпох,  событий,  имен,  которые  мы  обязаны
возродить и сделать своими современниками!
     Для  украинцев самые  великие имена их  истории и  их  духа:  Шевченко,
Хмельницкий, Сковорода.
     При Хмельницком украинский народ родился, заявив о себе миру.
     Шевченко дал этому народу самосознание.
     Сковорода  пробовал  умом  великим  расшатать  аморфность существования
казацких старшин и новопожалованного дворянства.
     Об этих трех великих сынах моего народа много написано.  Достаточно ли?
Этого никто не знает. Каждая эпоха имеет право сказать о них свое слово.
     Так  возникло дерзкое намерение написать роман  о  Богдане Хмельницком.
Если о  Шевченко должна когда-то появиться Книга Духа украинского народа,  о
Сковороде - Книга Разума, то о Богдане мыслилась Книга Народа нашего.
     Не  слишком ли дерзкое намерение?  Так можно было бы спросить меня или,
не спрашивая,  сразу же осудить такую дерзость. Я же со своей стороны мог бы
спросить:  а  чем  измеряется  (и  вообще  измеряется ли)  степень  и  объем
намерений?  Писатель добровольно принимает обязательства перед миром,  точно
так же добровольно-индивидуально определяет он и меру своей ответственности,
и объем своих заданий. Я написал довольно много книжек, упрямо искал великое
в  малом,  не закрывал глаз и на малое в великом,  тем писаниям я отдал все,
что пришло в  мою душу от людей,  от моего рода и народа,  отдавал щедро и с
великой верой в то,  что прорастет оно добром,  благородством и милосердием,
верой  в  человеческую  личность,   в  ее  ценность  и  величие.  Всегда  ли
прорастало?  Прочитаны ли мои книжки так,  как мечталось, замечены ли усилия
автора, оценены его намерения, разделены ли его надежды?
     Чем больше пишешь,  тем больше понимаешь, что твои друзья и защитники -
это прежде всего читатели - далекие, неизвестные, загадочные.
     "Богдан" разошелся меж  читателями,  как огонь по  сухой траве.  Это не
авторская похвальба, а просто факт.
     Тем же, кто козыряет неприкасаемостью традиций, я мог бы сказать: разве
от таких козыряний зависит истина?
     Да,  без традиций нельзя.  Дерево не  вырастает из  воздуха.  Ему нужна
почва.   Но  дух  людской  бунтует  против  традиции  ограниченной,   куцей,
тупиковой. Нужно уметь различать уважение и идолопоклонство.
     О  Богдане  написаны  целые  тома.   Моими  предшественниками  и  моими
современниками тоже.  Книги наших историков,  романы М.Старицкого,  П.Панча,
Н.Рыбака,  И.Ле, пьеса А.Корнейчука были для меня тем основанием, на котором
только и  можно выстроить задуманное.  Но вместе с  тем мучила жажда чего-то
большего;  ты  вслушиваешься  в  голоса  прошедшего,  и  тебе  кажется,  что
начинаешь слышать то,  чего  не  смогли -  тогда не  смогли -  услышать твои
предшественники.
     Самым трудным для писателей было удержаться на  той высоте,  на которую
вознесся Богдан  благодаря силе  и  величию своей  мысли,  унаследованным от
народа,  который не  спал  перед тем  целые столетия,  а  в  незаметных,  но
титанических усилиях рождался,  собирался,  готовился заявить о  себе  всему
миру!
     Богдан для  меня  в  этом  романе -  великая неповторимая личность,  но
вместе с тем и некая таинственная сила,  до сих пор до конца не разгаданная,
как  бы  высшее  средоточение  народной  гениальности  во  всем:  в  разуме,
мужестве, одаренности, воле...
     К  сожалению,  исторические источники не дают свидетельств о тех годах,
когда формировался характер Богдана, о его стамбульской неволе, о пребывании
при королевском дворе в  Варшаве,  о  путешествиях по Европе,  о французских
приключениях.  Все  это  в  романе -  лишь намеки,  все  это  еще ждет своих
исследователей и своих, если так можно выразиться, воспевателей.
     В  наше время нет-нет да и  сталкиваешься с  ситуацией,  когда власть и
слово размежевываются.  Когда-то было иначе.  Без слова не было власти,  - и
наоборот.
     Именно  поэтому  казалось  мне,   что   жизнь  Хмельницкого  нельзя  ни
представить, ни гонять вне слова. Это я попробовал сделать в романе. Целиком
построив его на монологе.  Искать справедливости и  власти в слове,  как это
делали во все времена писатели.
     Сумел ли я?
     Быть  может,  слишком  злоупотребил словами,  заставил Богдана говорить
чересчур много,  иногда быть  непоследовательным в  мыслях и  высказываниях,
допускать  несогласованность поступков.  В  свое  оправдание могу  сослаться
разве  что  на  невозможность  представить  жизнь  как  нечто  одномерное  и
упрощенное до  примитива,  кроме  того  хочется  мне,  отнюдь  не  претендуя
сравниваться с  великими,  а  только стараясь учиться у  них (ибо у  кого же
тогда учиться!),  привести здесь одно  соображение Гете,  высказанное им  по
поводу  произведений Шекспира своему  помощнику и  секретарю И.П.Эккерману 8
апреля 1827 года:  "Шекспир всякий раз  заставляет своих персонажей говорить
то,  что наиболее уместно,  действенно и хорошо в данном случае, пренебрегая
тем,  что их слова, возможно, вступают в противоречие со сказанным ранее или
позднее.  Свои  творения он  видел живыми,  подвижными,  быстро протекающими
перед взором и слухом зрителя,  которые, однако, нельзя настолько удержать в
памяти,  чтобы  подвергнуть  их  мелочной  критике.  Ему  важно  было  одно:
моментальное впечатление".
     В  наше  время,  когда  над  миром  нависают страшные угрозы  всеобщего
уничтожения,  когда пренебрегают величайшими святынями, когда обесцениваются
самые высокие и дорогие чувства, - литература обязана стать на защиту любви,
добра, благородства, мудрости и величия.
     Сможет ли литература спасти мир? Вряд ли. Точно так же, как и политика.
Но плохая политика может погубить мир,  литература же может и  должна помочь
человеку отринуть чувство беспомощности перед угрозами, должна научить людей
понимать их силу и  их слабость,  донести до нашего сознания ту истину,  что
для новых битв и надежд народу нужна не только сила, но и память.
     Литература -  это отнюдь не то,  что непременно расхвалено и вознесено.
Настоящая литература чаще вырастала даже из  непонимания,  нежели из  пустых
похвал.  Поэтому для меня самое ценное - это не тогда, когда хвалят, а когда
понимают.
     Для меня лично каждый читатель -  это зеркало.  Ты  идешь среди зеркал,
отражаешься в каждом и в каждом неодинаково. Для одних ты, может, интересен,
для других -  скучен,  для третьих -  смешон,  для четвертых... Многообразию
восприятий нет  конца,  и  это всегда нужно иметь в  виду.  Как это сделать?
Никто не знает!  Мы пускаем свои книжки в свет и должны быть готовы ко всему
- к добру и злу - в равной мере.
     Но  главное желание писателя,  чтобы тебя  поняли -  для  этого стоит и
нужно жить.

                                                              П.Загребельный
     1986



        "ПОЯСНИТЕЛЬНЫЙ СЛОВАРЬ"

     Абсенте -  отсутствующий;  абсолюционем -  отпущение; аграф - застежка;
адоравать - от адорация - преклонение, обожание, обоготворение; аккламация -
громкое изъявление согласия;  акциденс - побочный доход; алешто - вот уж! Ну
что же!; алтембас - род парчи; апарати - церковные принадлежности; арианство
- течение в  христианстве в IV-VI веках;  армата -  артиллерия;  ароганция -
наглость,  дерзость, нахальство; арпачик - лук; appас - гобелен; асистория -
пристанище;  ассистенция - здесь: надлежащее сопровождение, свита; атраменты
- чернила;  атрегенция -  здесь:  подхалимство,  ухищрения; аффект - приступ
сильного нервного возбуждения:  ярости,  ужаса, отчаяния; аши-баши - ханские
повара.

     Бажан -  от существительного бажання -  желание, хотение, расположение;
байдак -  речное судно,  на котором казаки плавали по Днепру и Черному морю;
байстрюк -  незаконнорожденный,  внебрачный сын;  бандоля - короткоствольный
мушкет; бахматые - малорослые, крепкие; безецный - бесчестный, бессовестный;
бибуш -  кутила, гуляка, пьяница; бискуп - католический священник; босторг -
женская епанечка,  телогрейка;  бpашно -  здесь: харчи; бpоить - куролесить,
бедокурить,  бесчинствовать;  будник -  работник на поташном заводе;  бузной
курень -  место варки и  продажи бузы,  легкого хмельного напитка из  проса,
гречихи и ячменя;  букша -  втулка в колесе (деревянная или железная); бут -
переводчик; быдло - рогатый скот.

     Вежество -  здесь:  привилегия; вельон - шерстяная вязаная накидка; вет
за  вет -  в  ответ,  око за око;  вздрячка -  откровенность,  когда говорят
что-нибудь в глаза;  взмерять -  направляться; взнетать - разжигать, разжечь
(огонь); воровство - ворами тогда называли бунтовщиков.

     Гаковница - длинное крепостное ружье; галайстра - орава (обл.); гамалык
- затылок (разг.);  гаман -  кошелек;  глейт - охранная грамота; гвынтивка -
винтовка;  гербованный -  имеющий  герб;  гнездюк  -  запорожец,  осевший на
хозяйство;  голомозый -  плешивый,  лысый;  грамотка - письмо; гультяйство -
пренебрежительное название  обедневших  групп  населения,  лишенных  средств
производства и не подчиняющихся властям;  гуляй-город - подвижная деревянная
башня  (воен.-ист.);  гяуpы -  этим  именем турки презрительно называли всех
немусульман.

     Дворак  -  дворовый человек;  делиберация -  обдумывание,  размышление,
обсуждение;  делия  -  длинная медвежья или  волчья шуба  у  галицких мещан;
дейнека  -   воин,   вооруженный  дубиной;  державец  -  правитель,  местный
начальник,  владелец имения  (ист.);  дешпероваться -  впадать  в  отчаяние;
деспект  -   оскорбление,  обида;  джеляли  -  так  назывались  в  Османском
государстве повстанцы  из  местного  населения  по  имени  Джеляля,  который
возглавил  восстание бедноты  в  окрестностях Токата  в  1519  г.;  джуpа  -
казацкий слуга-товарищ,  оруженосец в  походах  и  битвах;  дзигари -  часы;
диариуш -  дневник, журнал, хроника; дишкреция - умение хранить тайну; добра
- здесь:  имущество,  состояние,  достатки;  довбыш -  литаврщик; донативы -
подарки;  доскочить -  достать,  приобрести, взять в добычу. Здесь: догнали,
настигли; дpаб - верзила, детина; дуванить - делить.

     Еши ек - несравненный (тур.).

     Жадан -  от существительного жадання - желания, жажда, вожделение; жбур
- разбойник, разрушитель.

     Завал -  место в  лесу,  где  лежит бурелом;  загребы -  пресные коржи,
печенные в пепле;  займанщина - земля, приобретенная правом первого занятия.
Заимка;  запаска - род женской юбки; зась - же, но, снова; затынная пищаль -
крепостное ружье,  затынщик (затинщик) - воин, сражающийся в городке, внутри
стены,   вала  против  осаждающих;  заханлюженный  -  загрязненный;  збуй  -
разбойник (обл.);  здрайца -  изменник,  предатель,  бунтовщик.  В  польских
документах  XVII   века   так   назывались  участники   казацко-крестьянских
восстаний;  зегармистр -  часовщик,  часовых дел мастер;  златоглав - парча,
глазет;   злотый,  золотой  польский  -  денежная  единица,  равнявшаяся  20
копейкам; зурна - здесь: оркестр.

     Имость,  емость -  милость; инвенция - изобретательность, находчивость;
ингpес  -   торжественный  въезд;   индегнатованный  -   от   индегент:   1)
предоставление гражданства (иностранцу),  2)  пожалование шляхетского звания
иностранцу;  инкомпарабилис -  муж несравненный; инсигнии - атрибуты власти;
интерциза - брачный контракт; интрата - прибыль, доход; интромиссия - здесь:
официальный документ на  владение землей;  инфамист -  лицо,  лишенное чести
(ист.);  инфлянты - польское название Ливонии в XIII-XVI веках и Лифляндии в
XVII-XVIII веках; истный - настоящий, истый, действительный.

     Кабат  -  верхняя  одежда;  каноник  -  член  коллегии  духовных лиц  в
католической церкви;  капихалки -  ханские чиновники;  карабеля -  изогнутая
сабля;  караваши -  рукава к  панцирю;  Карналь -  кожаная шапочка,  которую
надевали охотничьим соколам на голову,  чтобы закрыть глаза; кардаш - друг и
брат;  каштелян -  назначаемый королем или  князем  сановник для  управления
каштелянией -  административным округом; квадранс - четверть часа; кварцяное
войско  -   польское  войско,   оплачивавшееся  поквартально.  Фактически  -
оккупационные части,  которые польские магнаты держали на Украине; кибалка -
род головного убора, напоминающего кокошник; кибло - ведро; клейноды - знаки
власти;  кляштор -  монастырь;  кновать -  устраивать заговор, чинить козни,
интриги,  происки;  кобер -  ковер;  коберец -  вид ковра;  компуты (от лат.
компутио -  сосчитываю) -  казацкие списки  со  сведениями об  имущественном
положении казаков и  т.п.  Введены на Украине во время освободительной войны
украинского народа 1648-1654 годов;  конгрегация -  административный орган в
Ватикане; констеляция - взаимное расположение небесных тел, служащее основой
для  ненаучных  астрологических  пророчеств;  контентация  -  удовлетворение
(требование);  кончер - холодное оружие с длинным узким лезвием; конфидент -
агент, осведомитель; копа - денежная единица, равнявшаяся 50 копейкам; коряк
- ковш;  кош - лагерь, стоянка; крайка - кромка, употребляется женщинами как
пояс;  креденс -  буфет (шкаф);  крещатый - 1) крестообразный, 2) имеющий на
себе изображение креста;  крулевщизна -  здесь:  налог в  королевскую казну;
кумпан - от кумпания, кумпанство - компания; куфа - здесь: кувшин; кшталтный
- стройный, хорошо сложенный.

     Лайдак -  бездельник, мерзавец; лежи - местность для войскового постоя;
лектика  -  носилки;  лелека  -  аист;  лист  -  письмо  делового характера,
документ;  ложница -  спальня;  Лубянка -  повозка,  обтянутая лубом;  луп -
военная добыча; лядский - польский.

     Mагерки -  так назывались венгерские шапки,  введенные королем Стефаном
Баторием.  Шапка с пером -  магерка дерзкая. Кабардинкой называлась казацкая
шапка из днепровского водного зверя, чаще всего из выдры; маестат - величие,
державность;  майстор -  так называли в те времена палача; машталир - кучер;
мелиорация -  здесь: жалоба с правом вносить изменения и дополнения; мисюрка
- воинская шапка железной маковкой;  михайлик -  маленький деревянный ковшик
для питья водки;  можные -  богатые;  мосць (титул) -  милость; мюннеджимы -
астрологи.

     Наездник -  здесь:  захватчик,  завоеватель; намитка - головной платок,
повязка,  покрывало из  простой  самодельной кисеи;  натрент  -  назойливый,
навязчивый человек;  небожата  -  голубчики,  милые;  невестюки  -  бабники,
юбочники;  неpяд  -  разврат,  блуд;  неужиточно -  непочтительно;  ницпон -
негодяй,  плут,  мошенник; нобилитованный - тот, кому пожаловано дворянство;
новиции - послушники, новички; номинация - называние, именование.

     Обфитной - здесь: отяжелевшей; обфито - обильно, щедро, богато; объяp -
шелковая травчатая ткань со струей золотою или серебряной;  овый, ов - иной,
некий;  одвуконь -  на двух лошадях;  одправа - отпуск; окка - турецкая мера
веса (1282 грамма);  оковитая -  водка;  опресия -  нажим,  давление; опунча
(епанча) -  старинный длинный и широкий плащ,  оpация -  торжественная речь;
оселедец - пучок волос, который казаки оставляли на выбритой голове; отхлань
- пучина,  бездна,  пропасть;  оферты  -  здесь:  предложения;  охендозтво -
чистоплотность (польск.); охендозтва - украшения, одежда, утварь.

     Палаш -  прямая и длинная тяжелая сабля с широким лезвием, обоюдоострым
к концу;  пард,  пардус - барс; парсуна - от лат. персона - особа, личность;
пахолок -  мальчик, слуга; паша - подножный корм; пенир - овечий сыр; плюдры
- штаны;  пересуды -  судебная пошлина с  проигравшего процесс;  повальный -
охочий,  добровольный; поганский - языческий; подвалки - места под городским
валом;  подножек - раболепствующий человек, холоп; подсоседок - безземельный
крестьянин