авляли наш  правый  фланг, и  некоторое время  беспокоился по
этому  поводу, считая,  что  русские могли  воспользоваться нашим  отдыхом,
чтобы броситься в этом направлении и поставить под угрозу наш фланг и тыл с
целью предотвратить  или по крайней мере  оттянуть наше вступление в Москву
до тех  пор, пока они получат указания  из Петербурга. Он по-прежнему делал
отсюда вывод, что неприятель  хочет предложить соглашение, дав одновременно
бой.

Офицеры сновали по всем направлениям. Неаполитанскому королю было приказано
направить  сильную   разведку  по  Калужской   дороге.  Наконец,  император
успокоился, и армия выступила. С большой радостью он узнал, что неприятель,
обремененный  ранеными и  обозами, шел  по Московской дороге,  где согласно
некоторым  донесениям возводились  укрепления, чтобы дать  второе сражение;
однако к  вечеру император уже не  верил в это сражение  под Москвой, когда
узнал, что его авангард  находится так близко от этого великого города, ибо
близость  Москвы могла  лишь  способствовать расстройству  русской армии  и
полностью дезорганизовать ее. Он  не мог, однако, объяснить себе, зачем вся
армия движется на Москву, если она не дает сражения.

12-го главная  квартира была  перенесена в Зверево. 13-го  она находилась в
красивом дворце в Малой  Вяземе, который занял накануне вместе с авангардом
Неаполитанский король.  Как сказал  мне князь Невшательский,  император был
очень  удивлен  тем,  что Неаполитанский  король  не  получил еще  никакого
предложения от  неприятеля и  что он не принял  никаких оборонительных мер,
тем паче что ополченцы и новобранцы, как известно, присоединились к русской
армии.  Отсюда  он заключал,  -  он сказал  это  нам, -  что русская  армия
потерпела значительно большие потери, чем думают в Москве, и не в состоянии
будет выдержать  кампанию этого года. После  Бородинскою сражения император
очень  мало говорил  со  всеми окружающими;  он казался  очень озабоченным.

Когда  14-го в  10 часов  утра император  был на  возвышенности, называемой
Воробьевыми   горами,  которая   господствует   над  Москвой,   он  получил
коротенькую   записочку   Неаполитанского  короля,   сообщившую  ему,   что
неприятель  эвакуировал  город  и  что  к  королю  был  послан  в  качестве
парламентера  офицер  русского генерального  штаба  просить о  приостановке
военных действий на время прохождения русских войск через Москву. Император
согласился на это, но  предписал королю следовать за неприятелем по пятам и
оттеснить его как можно дальше, как только наши войска подойдут к заставам;
он предложил ему также  избегать вступления в город и, если будет возможно,
обойти  его. Он  предписал  также королю  как можно  скорее прислать  ему к
воротам, к которым он направлялся, депутацию от властей. Вскоре после этого
он  приказал  генералу  Дюронелю,  которого назначил  губернатором  Москвы,
вступить  в  город  с тем  количеством  отборной  жандармерии, которое  ему
удастся собрать,  чтобы установить там порядок  и занять казенные здания. В
особенности он наказывал ему поддерживать в городе порядок, охранять Кремль
и  посылать ему сообщения.  В частности,  он поручил ему  ускорить присылку
депутации от  властей, которую  Неаполитанский король должен  был собрать и
которая,  как он сказал,  послужит для  жителей города лучшей  гарантией их
безопасности.

Теряясь  в догадках,  почему  эта депутация  не  прибывает и  почему он  не
получает  никаких  сообщений  (что  было вполне  естественно,  принимая  во
внимание расстояние  от города),  император в полдень подъехал  к заставе и
сошел с лошади. Его  нетерпение росло. Каждую минуту он посылал все новых и
новых офицеров и справлялся  о депутации или об именитых гражданах. Наконец
одно  за  другим  прибыли   донесения  Неаполитанского  короля  и  генерала
Дюронеля. Они  не только не нашли  никаких властей в городе,  но и не могли
отыскать  там ни  одного  жителя из  видных  лиц. Все  бежали. Москва  была
пустыней,  где можно  было  встретить лишь  нескольких бедняков  из низшего
класса населения.

---------------------------------------------------------------------------

                                  ГЛАВА IV

                                   МОСКВА

Вступление в Москву. -  Пожар. - Император переезжает в Петровское. - Мюрат
в  авангарде. -  Тутолмин. -  Император возвращается  в Москву.  - Характер
оккупации. -  Останемся ли мы в Москве? - Театр  в Москве. - Наполеон хочет
послать Коленкура в Санкт-Петербург. - Отказ Коленкура. - Миссия Лористона.
- Колебания  Наполеона. - Зима в  России. - Бой под  Винковом. - Московская
администрация.

В ожидании  этих сведений император объездил  по разным направлениям холмы,
которые  господствуют над  Москвой  с запада.  Возвратившись к  заставе, он
приказал мне  написать великому канцлеру [152] в  Париж и герцогу Бассано в
Вильно, что  мы находимся в Москве, и  пометить письма Москвой. Он поставил
патрули, чтобы ни один солдат не мог войти в город, но проникнуть туда было
так  легко,  что эта  предосторожность  не  очень помогала.  В городе  была
небольшая  перестрелка с  вооруженными крестьянами, отставшими  солдатами и
казаками. Пленные  были переданы в корпус  князя Экмюльского, который стоял
на  позициях перед  городом. Офицеры  штаба Неаполитанского короля  и штаба
главного командования, которым  было поручено раздобыть сведения, прибывали
один   за   Другим  и   подтверждали   полученные   уже  ранее   сообщения.

Король  преследовал  по  пятам  арьергард  неприятеля,  продолжавшего  свое
отступление [153].  Русский офицер, командовавший  арьергардом, превозносил
храбрость  короля,  но порицал  его  неосторожность. "Мы  до такой  степени
восхищается вами,  - сказал  он ему, -  что наши казаки дали  себе слово не
стрелять  по такому  храброму государю,  но в  один прекрасный день  с вами
может  все  же  случиться несчастье".  Он  уговаривал  короля умерить  свою
благородную  отвагу. Так  как  эти комплименты  позволяли русским  выиграть
время, то их щедро  расточали королю, тем паче что он явно был чувствителен
к ним.  Он одалживал у всех  различные драгоценности, чтобы сделать подарки
таким любезным неприятелям. Офицер для поручений Гурго [154], последовавший
за  королем, чтобы  выполнить некоторые распоряжения  императора, предложил
королю  свои  часы  с  боем,  которые тот  поспешил  преподнести  казачьему
офицеру.

Когда  авангард  почти прошел  через  весь  город, граф  Дюронель и  Гурго,
ехавшие вместе  с королем,  покинули его, чтобы  отправиться во дворец  и в
арсенал, где Гурго захватил 60 казаков.

В  Кремле,  точно  так  же  как  и  в большинстве  частных  особняков,  все
находилось  на  месте: даже  часы  шли, словно  владельцы оставались  дома.
Отставшие русские  солдаты совершали кое-какие  бесчинства; их арестовывали
каждую  минуту,  но  так как  небольшого  числа  жандармов, находившихся  в
распоряжении Дюронеля,  было недостаточно  для всего города,  то он занялся
Кремлем  и  Воспитательным домом  и  сохранил их  в неприкосновенности.  Он
отправил  императору  просьбу о  присылке  каких-нибудь  воинских частей  и
предупредил  его,  что все  дома  полны отставших  неприятельских солдат  и
императору нечего и думать о вступлении в город до тех пор, пока не удастся
обыскать часть  домов и организовать патрульную  службу по кварталам; такие
патрули необходимы, так как город занимает огромное пространство. Император
предписал  ему обратиться  к  герцогу Тревизскому  [155] ,  корпус которого
должен был занять город; но численность корпуса сильно сократилась, а кроме
того, маршал  считал, что нельзя распылять свои  силы в первые моменты, тем
паче что  приближалась ночь; он предоставил  поэтому Дюронелю лишь слабые и
недостаточные отряды.  Как я  уже сказал, состоятельные  жители бежали. Все
власти оставили  город, и он .походил на  пустыню. Не было даже возможности
образовать  какую бы  то ни  было администрацию. Оставались  только учителя
(гувернеры-французы), несколько торговцев-иностранцев и отдельные жители из
низших   слоев  населения,   а  также   прислуга  в   некоторых  особняках.

Трудно передать впечатление, которое  произвели эти известия на императора.
Я никогда  не видел, чтобы он находился  под таким сильным впечатлением. Он
был  очень озабочен  и  проявлял нетерпение  после двухчасового  ожидания у
заставы;  а  новые  донесения навели  его,  очевидно,  на весьма  серьезные
размышления, так  как его лицо, обычно столь  бесстрастное, на сей раз ярко
отражало его разочарование.

Граф Дюронель, которого император  назначил комендантом города, ревностно и
энергично   занимался  восстановлением   порядка.  Он   посылал  императору
сведения, которые ему удавалось  собрать и которые целиком подтверждали то,
что  он уже  сообщил.  Московский губернатор  Ростопчин[156]  покинул город
только  в 11  часов утра, после  того как  он эвакуировал все  учреждения и
население.  Весьма  незначительное  число  представителей  имущих  слоев  и
несколько тысяч  жителей из низших слоев  населения остались только потому,
что не принадлежали к числу вельмож и их положение не давало им возможности
разузнать, куда  же надо  ехать. Большинство домов были  столь же пустынны,
как и улицы. Губернатор  скрывал от жителей проигрыш сражения и даже проект
эвакуации города  вплоть до последнего момента.  Нам удалось захватить лишь
небольшую  часть архивов  и драгоценностей.  В арсенале  оставалось немного
оружия;  отставшие  солдаты  и   ополченцы  прятались  в  домах;  они  были
вооружены. Дюронель снова поэтому  просил императора не вступать в город. С
оставшимися было трудно объясняться; трудно было даже найти проводников или
толковых    осведомителей;   для    этого   требовалось    много   времени.

Все  эти сообщения  еще более  усилили озабоченность  императора. Некоторое
время  он прохаживался  у  заставы взад  и  вперед, потом,  сев на  лошадь,
подъехал  к  находившемуся  поблизости  князю Экмюльскому;  все  вместе  мы
проехали  по  деревне,   расположенной  возле  города.  Император  произвел
рекогносцировку окрестностей  на Довольно большом  расстоянии; он предложил
князю Экмюльскому  следить за тем, чтобы ни один  из пленных не мог бежать.
Князь Невшательский,  присутствовавший при  этом, сказал мне,  что "маршал,
наверное, в точности выполнит приказ, который он заранее предвидел, так как
предписал  своим  войскам  стрелять  по  порученным им  пленным,  если  они
попытаются бежать".

Император вернулся обратно и проехал по предместью до моста, часть которого
была разрушена;  так как река в этом месте была  глубиною всего в два фута,
то мы перешли ее  вброд. Император доехал до конца улицы на противоположном
берегу, а затем вернулся и стал торопить с починкой моста, чтобы можно было
по нему перевозить снаряжение.  Он велел расспросить нескольких жителей, но
они, как оказалось, не знали ни о том, что происходило в городе, ни даже об
отступлении русской армии до  самого момента эвакуации города в день нашего
вступления в Москву.

Император  оставался  у моста  до  самой  ночи. Его  главная квартира  была
устроена  в грязном  кабаке -  деревянном строении  у въезда  в предместье.
Неаполитанский король,  преследовавший неприятеля,  доносил императору, что
он  захватывает  много отставших;  неприятельская  армия  двигается, по  их
словам, по  Казанской дороге. Он подтверждал то, что  мы узнали в городе, а
именно,  что Кутузов скрывал  проигрыш сражения  и свое движение  на Москву
вплоть до вчерашнего дня;  власти и жители бежали из города в прошлую ночь,
а  частью даже  сегодняшним утром;  губернатор Ростопчин узнал  о проигрыше
сражения лишь за 48 часов до нашего вступления в Москву; до тех пор Кутузов
говорил только о своих успехах, своих маневрах и о тех потерях, которые он,
по  его  словам,  причинил нам.  Неаполитанский  король  надеялся отбить  у
неприятеля часть  его обозов и, по-видимому, был  уверен в том, что отрежет
его арьергард, так как  ему казалось, что у русских крайний упадок духа. Он
повторял эти сообщения во всех своих донесениях.

Все эти сведения были  приятны императору, и он вновь развеселился. Правда,
он  не получил  никаких предложений  у врат  Москвы, но  нынешнее состояние
русской армии,  упадок ее духа, недовольство  казаков, впечатление, которое
произведет в  Петербурге весть о занятии второй  русской столицы, - все эти
события, которые  Кутузов, бесспорно, скрывал до  последнего момента как от
губернатора  Ростопчина, так  и  от своего  государя, должны  были, говорил
император, повлечь  за собою  предложение мира. Он не  мог только объяснить
себе движение Кутузова на Казань.

К 11 часам вечера  было получено сообщение, что горят Торговые ряды. Герцог
Тревизский и граф Дюронель  отправились туда; этот ночной пожар нельзя было
прекратить, так как под рукой не было никаких противопожарных средств, и мы
не знали,  где достать пожарные  насосы. Жители и солдаты  грабили лавки, в
которые они успели проникнуть.

В течение ночи было еще два небольших пожара в предместьях, далеких от того
предместья, где  остановился император; их  приписали неосторожности солдат
на некоторых бивуаках, и  был отдан приказ усилить меры охраны. Так как эти
несчастные  происшествия  не имели  особых  последствий, то  им не  придали
никакого  значения. Гвардия  получила  приказ выставить  посты в  различных
учреждениях.  Герцог  Тревизский и  Дюронель,  ни на  минуту не  покидавшие
седла, делали все, что  могли, чтобы обеспечить спокойствие в этом огромном
городе.  Дюронель, не  располагая  достаточными средствами  для поддержания
порядка,  утром  лично  явился  с докладом  к  императору  и предложил  ему
передать управление  городом герцогу Тревизскому,  войска которого занимали
город  и  который, следовательно,  обладал  необходимыми силами.  Император
согласился с  этим предложением,  и Дюронель сам  отвез герцогу Тревизскому
приказ взять на себя управление Москвой.

В полдень [158] император отправился в Кремль.  Город без жителей был объят
мрачным  молчанием.  В  течение всего  нашего  длительного  переезда мы  не
встретили ни одного местного жителя; армия занимала позиции в окрестностях;
некоторые корпуса  были размещены в  казармах. В три часа  император сел на
лошадь, объехал  Кремль, был  в Воспитательном доме,  посетил два важнейших
моста и возвратился в Кремль, где он устроился в парадных покоях императора
Александра.

Только  тогда  мы узнали  о  воззвании  к армии,  которое Кутузов  выпустил
накануне сражения.

Некоторые донесения  утверждали, что  накануне эвакуации между  Кутузовым и
Ростопчиным  состоялось совещание,  во  время которого  Ростопчин предлагал
разрушить город,  но Кутузов  этому воспротивился; он  с таким негодованием
отверг  это  предложение  губернатора  и  другие меры,  которые  тот  хотел
принять,  что  собеседники  расстались  весьма недружелюбно.  Наоборот,  по
другим сведениям, обе эти персоны, не любившие друг друга, встретились лишь
на  короткий  миг, и  Кутузов  вплоть  до последнего  момента оставлял  как
Ростопчина, так и императора  Александра в неведении, ибо в Москве, как и в
Петербурге,  было отслужено  благодарственное  молебствие по  случаю победы
Кутузова.  Мы узнали,  что первый  транспорт раненных в  последнем сражении
прибыл  в  Москву 12-го;  13-го  по  городу распространились  было слухи  о
какой-то неудаче, но затем эти слухи рассеялись; в этот день и на следующий
из Москвы отправляли ополченцев  в армию; даже видные лица были осведомлены
о случившемся  лишь накануне  нашего вступления. Императору  сообщили также
много сведений  о зажигательном  воздушном шаре, над  которым долго работал
под покровом  тайны некий  англичанин или голландец по  фамилии Шмидт. Этот
шар, как  уверяли, должен был погубить французскую  армию, внести в ее ряды
беспорядок  и разрушение.  Тот  же изобретатель  изготовлял много  гранат и
горючих материалов.  Большая часть горючих материалов,  найденных во многих
учреждениях и приготовленных для поджога, действительно была изготовлена по
определенной системе.

Многие сведения противоречили друг  другу и доказывали, что те, кто покинул
город, даже  в последний момент не посвятили  остающихся в свои планы. Одна
старая французская актриса рассказывала стольким лицам о разговоре, который
она  якобы имела  с генералом Бороздиным  [159] , что император  пожелал ее
видеть.  По  словам  Бороздина  (или  этой  актрисы),  недовольство  против
императора Александра и против нынешней войны из-за Польши достигло крайних
пределов; русские  вельможи хотят мира во  что бы то ни  стало и принудят к
этому  императора  Александра,  так   как  опасность  угрожает  их  главным
поместьям   и  наиболее   ценной  части   их  состояния.   Кутузов  обманул
петербургский  двор,   общественное  мнение   и  московскую  администрацию.
Считали,  что  он одерживает  победы.  Внезапная  эвакуация Москвы  разорит
русское  дворянство и  принудит правительство  к миру.  Дворянство взбешено
против  Кутузова   и  против   Ростопчина,  которые  усыпили   его  лживыми
успокоениями.

В восемь часов вечера  начался пожар в одном предместье. Туда послали людей
и забыли  об этом  пожаре, так как его  приписали неблагоразумию каких-либо
солдат или офицеров.

Император  удалился к  себе рано;  все были  утомлены и отправились  по его
примеру спать. В половине одиннадцатого мой лакей, дельный человек, который
был со мною в Петербурге во время моего посольства, разбудил меня и сказал,
что вот уже три четверти часа, как город в огне. Как только я открыл глаза,
я не мог в  этом сомневаться, ибо зарево пожара давало такое освещение, что
можно  было бы  читать в  глубине комнаты,  не зажигая  света. Я  вскочил с
постели  и  послал  лакея  разбудить  обер-гофмаршала,  а  сам  начал  пока
одеваться.  Так как  пожар  был в  одной из  наиболее отдаленных  от Кремля
частей города,  то мы  решили послать за справками  к губернатору, привести
гвардию в боевую готовность  и дать императору поспать еще некоторое время,
ибо он  был сильно утомлен  после событий предыдущих дней.  Я вскоре поехал
верхом, чтобы посмотреть, что  происходит, отправить подмогу, которую можно
было бы  собрать, и удостовериться, что имущество  моего ведомства, - а оно
было разбросано  по всему  городу, - не подвергается  никакому риску. Ветер
был северный и довольно сильный, как раз с той стороны, где был виден пожар
в  двух местах;  он  гнал пламя  к центру,  что придавало  огню необычайную
свирепость. К  половине первого ночи  вспыхнул третий пожар  [160], немного
западнее, а  вслед за  тем и четвертый,  в другом квартале,  по направлению
ветра,  который несколько  повернул на  запад. К  четырем часам  утра пожар
распространился  повсюду,  и  мы  сочли необходимым  разбудить  императора,
который  послал  офицеров  разузнать,   что  происходит  и  как  это  могло
случиться.

Войска  были  в  боевой готовности.  Немногие  оставшиеся  в городе  жители
выбегали из домов и собирались в церквах; повсюду слышны были только стоны.
Часть пожарных  насосов, которые мы искали  со вчерашнего дня, была увезена
неприятелем;  оставшиеся были  приведены  в негодность.  Офицеры и  солдаты
привели  захваченных в  разных домах  будочников (полицейские  стражники на
перекрестках)   и  мужиков   (русские  крестьяне),   которых  они,   по  их
утверждению,  застали,  когда  те  хотели поджечь  приготовленные  в  домах
горючие   материалы.  Поляки   донесли,  что   они  арестовали   уже  таких
поджигателей  и  убили  их;  по их  словам,  эти  люди  и некоторые  жители
признались, что русский губернатор дал агентам полиции приказ поджечь ночью
весь  город.  Мы отказывались  верить  этим  сообщениям; арестованных  было
приказано  оставить под  стражей; был  отдан также приказ  произвести новые
обыски и соблюдать величайшую  осторожность. Во в