ся
Слиохднан Ивор - племя Ивора.
   Отец Фергюса, десятый потомок по прямой линии Иоанна  с  Башни,  телом  и
душой предался восстанию 1715 года и был вынужден бежать во  Францию,  после
того как попытка  восстановить  династию  Стюартов  потерпела  неудачу.  Ему
посчастливилось более других беглецов: во Франции он был принят на службу  в
армию и женился на знатной француженке, от которой у него было двое детей  -
Фергюс и его сестра Флора. Шотландское имение его конфисковали и назначили в
продажу с публичных торгов, но оно было выкуплено за небольшую сумму на  имя
молодого владельца, который после этого и поселился в своей вотчине.  Вскоре
заметили, что этот юноша отличается  исключительно  острым  умом,  пылким  и
честолюбивым  характером,  причем  его  честолюбие,  по  мере  того  как  он
знакомился с состоянием страны, постепенно  приобретало  странные  и  особые
свойства, возможные лишь шестьдесят лет назад.
   Если бы Фергюс Мак-Ивор родился на шестьдесят лет  раньше,  он,  по  всей
вероятности, не обладал бы своими теперешними манерами и  знанием  света,  а
родись он на шестьдесят лет позднее, его честолюбие и жажда власти не  имели
бы той пищи, которую ему давало его настоящее положение. В  своем  небольшом
кругу он был столь же совершенным политиком, как  сам  Каструччо  Каструкани
<Каструкани, Каструччо (1281-1328)  -  итальянский  кондотьер  (предводитель
наемной дружины), ставший герцогом Лукки.>. Он с  большим  рвением  принялся
гасить все распри и раздоры, зачастую возникавшие между  соседними  кланами,
так что они  нередко  обращались  к  нему  как  к  третейскому  судье.  Свою
патриархальную власть  он  усиливал  всеми  доступными  способами  и  любыми
средствами старался поддерживать  то  нехитрое,  но  широкое  хлебосольство,
которое почиталось самым драгоценным качеством в предводителе клана. По  той
же причине он наводнил свое поместье  арендаторами,  людьми,  без  сомнения,
выносливыми и боеспособными, но которых было слишком много, чтобы  их  могли
прокормить его земли; он поддерживал и многих авантюристов  из  материнского
клана, бежавших от более богатого, но менее воинственного  вождя  для  того,
чтобы присягнуть Фергюсу Мак-Ивору. Были и другие, не имевшие даже  и  этого
предлога, которые  тем  не  менее  принимались  в  его  вассалы,  в  чем  не
отказывали тому, кто, как Пойнс <Пойнс - не слишком щепетильный в  отношении
чужой собственности спутник принца Генриха и Фальстафа  в  хронике  Шекспира
"Генрих IV".>, мог работать руками и готов был носить имя Мак-Ивора.
   В этом воинстве он смог навести достаточный порядок с того  момента,  как
был  назначен  командиром   одного   из   независимых   отрядов,   набранных
правительством  для  умиротворения  Горной  Шотландии.  На  этом  посту   он
действовал энергично и смело и водворил полное спокойствие во вверенной  ему
округе. Всех своих вассалов он обязывал по очереди служить некоторое время в
этом отряде, что дало им известное представление  о  военной  дисциплине.  В
своих походах против  разбойников  он,  по  общему  мнению,  использовал  до
последних пределов ту свободу действий, которая, покуда  гражданские  законы
не успели проникнуть в горы, была предоставлена военным отрядам,  призванным
поддерживать эту законность. Он, например, проявлял большую и подозрительную
мягкость по отношению к тем грабителям, которые по его приказанию возвращали
награбленное, а лично ему  изъявляли  покорность.  Тех  же,  кто  дерзал  не
обращать внимания на его приказы или увещания,  он  беспощадно  преследовал,
ловил и предавал правосудию. Если же какие-либо блюстители порядка,  военные
или гражданские, осмеливались преследовать воров и мародеров на его  землях,
не испросив предварительно его  согласия  и  одобрения,  они  могли  наперед
рассчитывать на значительную неудачу или поражение. В этих случаях  Мак-Ивор
первый выражал свое участие и, ласково пожурив  неудачника  за  необдуманную
поспешность, неизменно горько жаловался на беззаконие,  царившее  в  стране.
Впрочем, эти жалобы не избавили его от подозрений, и дело было  представлено
правительству в таком свете, что вождя отрешили от должности командира.
   Что бы Фергюс Мак-Ивор ни пережил при этом, он не позволил себе  выказать
ни малейшего недовольства. Вскоре вся округа испытала на себе все неприятные
последствия его опалы. Доналд Бин Лин и другие подобные ему, совершавшие  до
сих  пор  набеги  исключительно  на  другие  края,  прочно  осели   в   этой
многострадальной пограничной области. Налеты их почти никогда  не  встречали
сопротивления, так как жертвами их  были  равнинные  помещики,  которые  как
сторонники Стюартов лишены были права держать оружие. Это вынудило многих из
них вступить в переговоры с Мак-Ивором и платить ему  дань,  что  не  только
ставило его в положение их защитника и придавало весьма значительный  вес  в
их  советах,  но  также  доставляло  средства  для  поддержания  феодального
гостеприимства,  которое  без  подобных  выплат  пришлось   бы   значительно
сократить.
   Действуя таким образом, Фергюс имел в виду и кое-что другое. Он стремился
не только  быть  великим  человеком  в  собственной  округе  и  деспотически
управлять своим небольшим кланом:  с  малых  лет  он  отдал  все  свои  силы
служению изгнанной династии и убедил себя, что возвращение британской короны
Стюартам - дело ближайшего будущего и что тем, кто будет помогать им в  этом
деле, выпадут великие почести и слава. Вот для  чего  он  старался  сплотить
горцев между собой и умножал до предела собственные силы, чтобы в первый  же
благоприятный момент быть готовым к восстанию. С этой же  целью  он  добился
расположения соседних помещиков с Равнины, готовых постоять за правое  дело;
по  той  же  причине,  неосторожно  поссорившись  с  мистером  Брэдуордином,
который, несмотря на свои  чудачества,  был  весьма  уважаем  в  округе,  он
воспользовался набегом Доналда Бин Лина, чтобы  таким  образом  восстановить
прежние  добрые  отношения.  Некоторые  даже  подозревали,   что   все   это
предприятие было подсказано Доналду нарочно для того, чтобы открыть  путь  к
примирению. Если это было действительно так, барону эта интрига  обошлась  в
две добрых дойных коровы. За все эти  старания  в  их  пользу  дом  Стюартов
отвечал ему значительным доверием,  посылкой  время  от  времени  некоторого
количества луидоров и изобилием обещаний. Фергюсу была как-то даже  прислана
грамота   на   пергаменте,   снабженная   огромной   сургучной   печатью   и
долженствовавшая изобразить собою патент на графское достоинство, дарованный
не  кем  иным,  как  Иаковом,  третьим  королем  Англии  и  восьмым  королем
Шотландии, своему верному, надежному и многолюбезному Фергюсу  Мак-Ивору  из
Гленнакуойха в графстве Перт королевства Шотландского.
   Ослепленный миражем этой графской короны, Фергюс изо  всех  сил  принялся
вербовать себе сторонников и тайно готовить заговоры, столь характерные  для
этого  многострадального  времени.  Подобно   всем   активным   политическим
деятелям, он вскоре примирил свою совесть с некоторыми поступками  в  пользу
своей партии, возмутившими бы его честь и гордость, если бы его единственной
целью были собственные  интересы.  Итак,  заглянув  в  душу  этого  смелого,
честолюбивого и  страстного,  но  лукавого  и  дипломатичного  политика,  мы
возобновим прерванную нить нашего повествования.
   Тем временем хозяин и гость  достигли  усадьбы  Гленнакуойх,  где,  кроме
замка Иана нан Чейстела - неуклюжей высокой  квадратной  башни,  был  еще  и
двухэтажный жилой дом, построенный прадедом Фергюса после возвращения его из
памятной западным графствам экспедиции, известной  под  названием  "Горского
нашествия".  Вероятно,  этот  крестовый  поход  против  эрширских  вигов   и
сторонников  Ковенанта  оказался  для  тогдашнего  Вих  Иан  Вора  столь  же
прибыльным, как и для его  предшественника  опустошение  Нортумберленда.  Об
этом  говорил  второй  памятник  архитектуры,  оставленный   потомству   как
свидетельство его величия.
   Вокруг дома, стоявшего  на  пригорке  посреди  узкой  горной  долины,  не
замечалось той заботы об  удобствах,  а  тем  паче  об  украшениях,  которые
характерны для жилищ помещиков. Два или  три  загона,  поделенные  стенками,
сложенными из сухого камня без раствора, были единственной частью  поместья,
обнесенной какой-либо оградой, а узкие полоски ровной земли, расположенные у
берега речки и покрытые редким ячменем, подвергались  постоянному  нападению
со стороны  диких  пони  и  черных  коров,  пасшихся  на  окрестных  холмах.
Наступления на эти посевы всякий раз  отражались  громкими,  бестолковыми  и
невыносимыми для слуха воплями полудюжины горцев-пастухов, которые  носились
по полю, как сумасшедшие, и улюлюканьем  побуждали  полуиздохших  от  голода
собак спасать урожай.
   Вверх по долине, на  некотором  расстоянии  от  замка,  виднелась  рощица
чахлых низкорослых берез; высокие, поросшие вереском горы не  радовали  глаз
разнообразием, так что вся картина  казалась  скорее  дикой  и  безотрадной,
нежели гордой и величественной в своем безлюдье.
   Однако, каким бы ни было это поместье,  ни  один  из  потомков  Иана  нан
Чейстела не променял бы его ни на Стоу6, ни на Бленхейм <Бленхейм - дворец в
Оксфордшире, построенный в 1705 г. архитектором  Джоном  Ванбру  (1664-1726)
для герцога Марлборо.>.
   Впрочем, у ворот  замка  путников  ожидало  зрелище,  которое,  возможно,
доставило бы первому владельцу  Бленхейма  больше  удовольствия,  чем  самый
красивый вид в имении, дарованном ему признательным отечеством. На  площадке
стояло около сотни вооруженных горцев в национальных  костюмах.  Увидев  их,
хозяин небрежно извинился перед гостем и сказал:
   - Я совершенно забыл, что вызвал нескольких представителей  моего  клана;
мне хотелось проверить, готовы  ли  они  на  защиту  округа  и  способны  ли
предупредить  неприятные  происшествия,  подобные  тому,  которое,  к  моему
огорчению, случилось с  бароном  Брэдуордином.  Прежде  чем  я  распущу  их,
возможно вам будет угодно, капитан Уэверли, посмотреть, как они  проделывают
различные упражнения.
   Эдуард согласился, и отряд  ловко  и  точно  произвел  несколько  обычных
военных  эволюций.  Затем  они  стреляли  поодиночке,   проявив   при   этом
необычайную сноровку в обращении с пистолетом и ружьем. Стреляли  они  стоя,
сидя, с колена или лежа, в зависимости от команды начальника, и  всякий  раз
попадали в мишень. Затем они выстроились попарно для фехтования  на  палашах
и, доказав свою  ловкость  и  мастерство  в  одиночных  схватках,  разбились
напоследок  на  два  отряда,  подражая  стычке,  отдельные  фазы  которой  -
построение, бегство, преследование и все течение упорного боя - изображались
под звуки большой военной волынки.
   По знаку, поданному начальником, схватка прекратилась. После  этого  были
показаны соревнования в беге, борьбе, прыжках,  метании  железного  бруса  и
других телесных упражнениях,  в  которых  эта  феодальная  милиция  выказала
невероятную  ловкость,  силу  и  проворство  и  полностью  оправдала   цель,
преследуемую их начальником, а именно, внушить Уэверли немалое уважение к их
воинским достоинствам и к власти того, кому достаточно было  кивнуть,  чтобы
приказание его было выполнено.
   - А сколько таких молодцов имеют счастье называть  вас  своим  вождем?  -
спросил Уэверли.
   - За правое дело  и  под  начальством  любимого  вождя  род  Ивора  редко
выступал в поход численностью меньше пятисот палашей, - ответил Фергюс. - Но
вы прекрасно знаете, что закон о разоружении, принятый  около  двадцати  лет
тому назад, мешает им находиться в той  боевой  готовности,  в  которой  они
пребывали в прежние времена. Под оружием я содержу только  ту  часть  клана,
которая может защитить как мое имущество, так и имущество моих друзей, когда
страну мутят такие люди, как тот, у которого вы провели прошлую ночь, и  раз
правительство лишило нас иных средств защиты,  оно  должно  смотреть  сквозь
пальцы на то, что мы защищаем себя сами.
   - Но вашими силами вы могли  бы  быстро  уничтожить  или  усмирить  такие
шайки, как шайка Доналда Бин Лина.
   - Да, без сомнения, но наградой мне был бы приказ выдать генералу  Блекни
в Стерлинге те немногие палаши, которые нам  оставили.  Поэтому  действовать
так, сдается мне, было бы неполитично. Но пойдемте, капитан,  звуки  волынок
возвещают, что обед готов. Не откажите мне  в  чести  проводить  вас  в  мое
неприхотливое жилище.

Глава 20

Пир у горцев

   Прежде чем провести Уэверли в пиршественную залу, ему, по патриархальному
обычаю, предложили омыть ноги, что после знойного дня и  болот,  по  которым
ему приходилось ходить, было в высшей степени приятно. Правда, при  этом  он
не был так роскошно принят, как в  свое  время  были  встречены  героические
странники  "Одиссеи";  обязанности  смывания  и  отирания   выполнялись   не
прелестной девой, Что тело разотрет  и  маслом  умастит,  а  прокопченной  и
высохшей старухой, которая была  не  слишком  польщена  возложенной  на  нее
обязанностью и ворчала сквозь зубы: "Стада наших отцов  паслись  не  вместе,
чтобы я оказывала вам эту услугу". Впрочем, небольшое вознаграждение  вполне
примирило эту древнюю служанку с тем, что она считала для себя унизительным,
и когда  Уэверли  направился  в  столовую,  она  благословила  его  гэльской
поговоркой: "Щедрая рука да наполнится свыше меры".
   Зал,  в  котором  был  приготовлен  пир,   занимал   весь   нижний   этаж
первоначальной постройки  Иана  нан  Чейстела;  во  всю  его  длину  тянулся
огромный дубовый стол. Обстановка трапезы была проста, даже до  грубости,  а
общество многочисленно, даже до тесноты. Во главе стола сидел сам  хозяин  с
Эдуардом и двумя или  тремя  гайлэндскими  гостями  -  горцами  из  соседних
кланов; далее помещались старшины его собственного  клана;  следующие  места
занимали  уодсетеры  <Уодсетеры  -   мелкие   землевладельцы.>   и   крупные
арендаторы; ниже их сидели их сыновья, племянники и молочные братья;  затем,
в порядке должностей, различная челядь и,  наконец,  на  последнем  месте  -
фермеры, возделывавшие землю собственными руками. Но  и  за  пределами  этой
длинной перспективы, через широко распахнутую  двустворчатую  дверь,  Эдуард
видел на лужайке множество горцев, занимавших еще более низкое положение, но
считавшихся тем не менее  гостями  и  имевших  право  как  лицезреть  своего
хозяина, так и вкушать яства с его стола. В  отдалении,  за  крайней  чертой
пиршества, виднелись еще  другие  то  появлявшиеся,  то  исчезавшие  фигуры:
женщины; оборванные мальчишки и девчонки; старые и  молодые  нищие;  крупные
гончие, терьеры, пойнтеры и простые дворняжки -  причем  все  они  принимали
какое-то прямое или косвенное участие в основном действии.
   При таком, казалось бы, неограниченном хлебосольстве соблюдалась, однако,
своеобразная экономия. Некоторые усилия были потрачены на приготовление блюд
из рыбы, дичи и т.д., поставленных на верхнем конце  стола,  непосредственно
перед глазами гостя. Немного ниже на блюдах уже  лежали  огромные  неуклюжие
куски баранины и говядины - угощение, сильно напоминавшее, если  не  считать
отсутствия  свинины,  ненавистной  горцам,  грубые  пиры  женихов   Пенелопы
<...пиры женихов Пенелопы... - Претенденты на руку Пенелопы,  жены  Одиссея,
пировали в ее доме во время многолетнего отсутствия Одиссея и  вынуждали  ее
вступить в новый  брак  (Гомер,  "Одиссея").>.  Но  центральным  блюдом  был
зажаренный целиком годовалый барашек, называемый "урожайной овцой",  который
был водружен на все четыре ноги и держал во рту пучок петрушки.  Приготовлен
он был в этом виде, вероятно,  для  того,  чтобы  повар,  гордившийся  более
изобилием,  нежели  изяществом  стола  своего  хозяина,  мог   удовлетворить
собственное тщеславие. Бока этого бедного животного  немедленно  подверглись
яростным атакам со стороны гостей, которые вонзили  в  них  свои  кинжалы  и
ножи, находившиеся обычно в тех же ножнах, что и  кинжалы,  так  что  вскоре
жаркое явило собой самую жалостную картину разрушения. На одну ступень  ниже
еда казалась еще более грубой,  хотя  и  достаточно  обильной.  Сыны  Ивора,
пировавшие на вольном воздухе, угощались похлебкой, луком, сыром и остатками
пиршества.
   Напитки подавались  в  том  же  изобилии  и  с  тем  же  разбором.  Среди
непосредственных соседей хозяина ходили бутылки с превосходным  бордоским  и
шампанским, между тем как виски в чистом  или  разбавленном  виде  вместе  с
крепким пивом утоляло жажду тех, кто сидел ближе к нижнему  концу.  Впрочем,
эти различия в распределении  напитков  не  вызывали,  по-видимому,  никаких
обид. Каждый из  присутствующих  понимал,  что  в  своих  вкусах  он  должен
считаться с местом, которое он занимает за столом: так, арендаторы со своими
подчиненными неизменно заявляли, что вино  слишком  холодит  им  желудок,  и
пили, как будто по собственному выбору, тот напиток, который полагался им из
соображений экономии. Волынщики в количестве трех извлекали в течение  Всего
обеда визгливые и очень громкие воинственные звуки  из  своих  инструментов,
что вместе с эхом, отдававшимся от сводчатых  потолков,  и  резкими  звуками
кельтского языка создавало такое  вавилонское  столпотворение,  что  Уэверли
стал бояться за свои уши. Мак-Ивор, разумеется, принес  извинение  за  хаос,
связанный  с  таким  многолюдным  приемом,   и,   в   качестве   смягчающего
обстоятельства, сослался  на  свое  положение,  при  котором  неограниченное
хлебосольство являлось первейшим долгом.
   - Эти дюжие лентяи, мои соотчичи, - сказал он, -  считают,  что  я  затем
только и владею своим имением, чтобы их содержать, и я  должен  добывать  им
говядину и пиво, в то время как эти плуты не хотят ничего делать, кроме  как
фехтовать на палашах, стрелять  в  цель  да  бродить  по  горам,  охотясь  и
поуживая рыбу, или еще пьянствовать да волочиться за окрестными девками.  Но
что поделаешь, капитан Уэверли? Всякий ведет  себя  так,  как  положено  его
породе, будь то сокол или горный шотландец.
   Ответил Эдуард так, как от него и ожидали: он поздравил  Ивора  со  столь
храбрыми и преданными вассалами.
   - Да, пожалуй, - ответил предводитель, - если бы я вздумал, как мой отец,
пускаться в предприятия, где рискуешь получить удар по  голове  или  два  по
шее, эти молодцы, полагаю, за меня  бы  постояли.  Но  кто  думает  об  этом
теперь, когда повсюду ходит поговорка: "Лучше старуха с кошельком, чем  трое
молодцев с мечом"? Затем, обратившись ко всему обществу, он предложил выпить
за здоровье капитана  Уэверли,  достойного  друга  его  любезного  соседа  и
союзника барона Брэдуордина.
   - Добро пожаловать, - сказал один из старшин, - если он прибыл  от  Козмо
Комина Брэдуордина.
   - Не согласен,  -  сказал  другой  старик,  по-видимому  не  собиравшийся
поддержать тост, - не согласен. Пока останется  хоть  один  зеленый  лист  в
лесу, будет и обман в душе у всякого Комина.
   - Барон Брэдуордин - это сама честь, - вставил третий старик, - и  гость,
прибывший сюда от него, должен быть желанным, хотя бы он пришел с кровью  на
руках, если только это не кровь племени Ивора.
   Старик, который так и не отпил из своего кубка, ответил:
   - Достаточно было крови племени Ивора на руках Брэдуордина.
   - Эх, Бэлленкейрох, - ответил первый,  -  ты  больше  думаешь  о  вспышке
карабина на мызе в Тулли-Веолане, чем о блеске  меча,  который  сражался  за
справедливое дело под Престоном.
   - Еще бы, -  ответил  Бэлленкейрох,  -  ведь  вспышка  ружья  стоила  мне
белокурого сына, а блеск меча лишь очень мало послужил королю Иакову.
   Фергюс в двух словах объяснил по-французски Уэверли, что за семь  лет  до
этого, во время  стычки  близ  Тулли-Веолана,  барон  застрелил  сына  этого
старика, а затем Мак-Ивор  поспешил  рассеять  предубеж