воплотил  в  воображаемой
обстановке и приписал вымышленным героям. Мало того  -  самые  романтические
эпизоды настоящего повествования основаны именно  на  фактах.  В  частности,
взаимное покровительство гайлэндского  джентльмена  и  офицера,  занимавшего
видный пост в королевской армии, а также смелый способ, избранный последним,
чтобы  утвердить  свое  право  отплатить  за  услугу,  буквально  списаны  с
действительности. Случай с выстрелом из мушкета и геройский ответ, вложенный
мною в уста Флоры, относятся к даме, не так давно скончавшейся. И,  пожалуй,
многие джентльмены, спасавшиеся от преследований после битвы при  Каллодине,
могли бы рассказать, в каких странных местах им порою приходилось  прятаться
и как часто им удавалось избежать смертельной опасности при  обстоятельствах
столь же необычайных, как и те приключения, которые я приписал своим героям.
Из всех этих случаев история спасения Карла Эдуарда  как  личности  наиболее
выдающейся представляет самый  разительный  пример.  Описания  сражения  при
Престоне и схватки под Клифтоном основаны на рассказах толковых очевидцев  и
проверены по "Истории  мятежа",  написанной  покойным  высокочтимым  автором
"Дугласа"   <...проверены   по   "Истории   мятежа",   написанной   покойным
высокочтимым автором "Дугласа"... - "Историю мятежа 1745 года" написал  Джон
Хоум (1722-1808), автор трагедии "Дуглас", с которым Вальтер Скотт был лично
знаком.>.  Фигуры  пограничных  шотландских   помещиков   и   второстепенных
персонажей не преподносятся в качестве индивидуальных портретов, а  основаны
на господствовавших в то время нравах (пережитки которых я еще застал в  дни
моей юности), частью же почерпнуты из чужих воспоминаний.
   Охарактеризовать  этих  лиц  я  старался  не  путем   преувеличенного   и
карикатурного употребления шотландского диалекта, а рисуя их привычки, нравы
и переживания так, чтобы хоть в слабой степени  сравниться  с  изумительными
ирландскими портретами, написанными мисс Эджуорт, столь отличными от  схожих
друг с другом, как две капли воды,  шаблонов,  так  долго  наполнявших  нашу
драму и наш роман.
   Все же я не уверен, что свою  задачу  я  выполнил  правильно.  По  правде
сказать,  я  был  так  недоволен  своим  сочинением,  что  отложил   его   в
незаконченном состоянии и, лишь перебирая ящики старой конторки, чтобы найти
для одного приятеля рыболовные принадлежности, обнаружил, что  оно  случайно
попало туда вместе с ненужными бумагами и пролежало там несколько  лет.  Тем
временем появилось еще два сочинения на сходные  темы,  принадлежавших  перу
двух писательниц, делающих честь своей родине. Я говорю о "Гленберни" миссис
Гамильтон <Гамильтон, Элизабет (1758-1816) - английская писательница,  автор
книги "Крестьяне из Гленберни" (1808).> и о  недавно  появившемся  сочинении
"Шотландские  суеверия".  Но   первое   ограничивается   сельскими   нравами
Шотландии,  картину  которых  оно,  правда,  живописует  с   разительной   и
впечатляющей  точностью;  а  описание  преданий,  данное  многоуважаемой   и
остроумной миссис Грант <Грант, Анна (1755-1838) - английская  писательница,
автор книги "Очерки суеверий гайлэндцев" (1811).> из Лаггана,  по  характеру
своему коренным образом отличается от вымышленного повествования, которое  я
пытался создать.
   Мне очень хотелось бы уверить себя, что предлагаемое сочинение представит
все же некоторый интерес для читателя. Более пожилым оно  напомнит  места  и
лица, знакомые им с юности, а подрастающему поколению сможет дать  некоторое
представление о нравах его предков.
   Однако я от всей души желаю, чтобы задача  запечатлеть  исчезающие  нравы
нашей родины соблазнила перо единственного  человека  в  Шотландии,  который
смог бы выполнить ее с честью, - автора, столь прославившего себя в  изящной
литературе, в чьи зарисовки полковника Костика и  Умфравилла  <...полковника
Костика и Умфравилла...  -  Имеются  в  виду  персонажи  произведений  Генри
Макензи, шотландского писателя  (1745-1831),  друга  Вальтера  Скотта.>  так
замечательно вплетаются изображения  самых  благородных  черт  национального
характера. В этом случае я испытал бы больше радости  как  читатель,  нежели
когда-либо испытаю в гордом сознании своей удачи, если  настоящим  страницам
случится принести мне такую завидную славу. И, поскольку я уже  отступил  от
обычных правил, поместив эти замечания в конце  сочинения,  к  которому  они
относятся, я дерзну еще раз не посчитаться  с  ними  и  закончу  свою  книгу
посвящением:

   Эту книгу почтительно посвящает
   НАШЕМУ ШОТЛАНДСКОМУ АДДИСОНУ ГЕНРИ МАКЕНЗИ
   неизвестный почитатель его высокого дарования