ес ли кто такие тяжкие
страдания,  как  она?  Несомненно! Один пылкий юноша ввел ее в заблуждение и
вместо  нее  обещал  осчастливить  ее  сестру. Это было трудно перенести, но
Спаситель,  о  котором  рассказывал  Гелиос,  претерпел  еще  более жестокие
страдания.  Человечество,  для которого он, сын Божий, сошел на землю, чтобы
избавить  его  от  греха  и бедствия, отплатило за это тем, что распяло его.
Она  видела  в  нем  своего  товарища  по  страданию  и  просила  вдову Анну
рассказать о нем.
     Селена  принесла  много  жертв  своим  близким,  и  последний  приход в
мастерскую  навсегда  остался  в  ее памяти; а Христос подвергся поруганию и
пролил кровь за своих. И кто была она в сравнении с ним, сыном Божиим?
     Его  образ  был  мил  ее  сердцу, и она не уставала расспрашивать о его
судьбе,  о  его  словах  и деяниях, и для нее незаметно наступил день, когда
она  оказалась  подготовленной  к тому, чтобы принять с искренним, пламенным
влечением учение Христа.
     Вместе  с верой она приобрела и сознание своей вины, которое было чуждо
ей до сих пор.
     Она  работала из гордости и страха и никогда не трудилась из любви; она
эгоистично  отбросила  от себя священный дар жизни, не задавая себе вопроса,
что  станется  с теми, о которых она была обязана заботиться. Она проклинала
свою  родную сестру, нуждавшуюся в ее помощи и любви, и друга своего детства
Поллукса  и  бесчисленное  множество  раз  осыпала  проклятиями сильных мира
сего.  Все  это  она  горько чувствовала теперь со свойственной ее характеру
серьезностью,  но ее успокаивала весть, что существует некто, искупивший мир
и принимающий на себя грехи каждого кающегося грешника.
     Когда  Селена  высказала вдове свое желание сделаться христианкой, Анна
привела к ней епископа Евмена.
     Он  сам  вызвался  руководить наставлением девушки в вере и нашел в ней
ревностную ученицу.
     Подобно  серому,  засохшему  соцветию,  которое, будучи опущено в воду,
распускается  и  превращается во множество свежих цветков, развернулось и ее
преждевременно    увядшее    сердце.    Она   нетерпеливо   желала   полного
выздоровления,  чтобы,  подобно  Анне,  ухаживать  за больными и показать на
деле ту любовь, которой Христос требует от своих верных.
     В  новой  вере  ее  в  особенности  радовало  то,  что эта вера обещала
блаженство  не богачам, а кающимся и жаждущим прощения, несчастным, бедным и
страждущим,  на  которых  она  смотрела как на людей, принадлежащих как бы к
одному с ней семейству.
     Ее   энергичная  натура  не  довольствовалась  добрыми  намерениями,  а
стремилась   осуществить   их   на  деле.  В  Безе  она  могла  начать  свою
деятельность   вместе   с   Анной,  и  эта  мысль  облегчала  ей  разлуку  с
Александрией.
     Попутный  ветер,  дувший  к  югу,  благополучно принес путников к месту
назначения.
     Через  два дня после их отплытия Антиной снова пробрался в сад Павлины.
Он подошел к домику Анны, но напрасно искал глазами Марию.
     Путь был свободен.
     Отсутствие Марии должно было обрадовать его, но он встревожился.
     Его  сердце  сильно  билось;  он  думал,  что,  может быть, ему удастся
сегодня застать Селену одну.
     Не  постучавшись,  он  отворил  дверь,  но не решился переступить через
порог, потому что в первой комнате стоял какой-то незнакомый мужчина.
     Это  был  столяр-христианин,  семейству  которого  Павлина предоставила
домик. Он спросил Антиноя, что ему нужно.
     - Дома ли госпожа Анна? - пробормотал вифинец.
     - Не живет больше здесь.
     - А ее приемная дочь, Селена?
     - Отправилась  вместе  с  нею  в  Верхний  Египет.  У  тебя есть до них
какое-нибудь дело?
     - Нет, - ответил юноша в смущении. - Когда они уехали?
     - Третьего дня.
     - И не вернутся?
     - В  ближайшие годы, наверно, нет. Впоследствии - может быть, если Богу
будет угодно.
     Антиной беспрепятственно вышел из сада по широкой средней аллее.
     Он  был бледен и чувствовал себя как странник в пустыне, увидевший, что
источник, водою которого он надеялся утолить жажду, завален камнями.
     В  первый  свободный  час следующего дня юноша снова постучался в дверь
жилища  столяра,  чтобы спросить, в каком месте Верхнего Египта намеревались
высадиться переселенцы, и ремесленник ответил откровенно:
     - В Безе.
     Антиной  всегда  был  мечтателем,  но  Адриан  еще никогда не видел его
таким рассеянным, таким вялым и задумчивым, как в это время.
     Когда  он  пытался  пробудить  его  от  рассеянности  и  заставить быть
бодрее,  любимец  смотрел на него умоляющим взглядом и употреблял все усилия
к  тому,  чтобы угодить своему господину и принять более веселый вид, но это
ему удавалось лишь на короткое время.
     Даже  на  охотах  в  Ливийской пустыне, которые несколько раз устраивал
император,  Антиной  оставался  вялым  и  безучастным  к этим удовольствиям,
которым он в другое время предавался с радостью и искусством.
     Император  оставался  в  Александрии  дольше,  чем  в других городах, и
теперь  чувствовал  себя  утомленным празднествами и пиршествами, словесными
битвами   с  членами  ученой  коллегии  Музея,  сношениями  с  восторженными
мистиками,  истолкователями  знамений,  астрологами  и шарлатанами, которыми
кишел  этот  город.  Короткие  аудиенции,  которые  он  давал  вождям разных
религиозных  общин, и посещения мастерских этого трудолюбивого промышленного
центра тоже начали его утомлять.
     Однажды  император  объявил, что намерен посетить южные округа Нильской
долины.
     Об  этой  милости  просили  его  жрецы  туземных египетских богов, и не
только   его   любознательность   и  страсть  к  путешествиям,  но  также  и
государственные   соображения  побуждали  его  исполнить  желание  жреческой
касты, в особенности влиятельной в этой богатой и важной провинции.
     Перспектива   увидеть   собственными  глазами  относящиеся  к  временам
фараонов  чудеса, которые привлекали столь многих путешественников, веселила
его;  и  хорошее  настроение  его  духа  усилилось,  когда он заметил, какое
оживляющее действие произвело его намерение на Антиноя.
     В последние недели ничто ни в малейшей степени не радовало любимца.
     Поклонение,  которым  осаждали  его  знатные александрийки с не меньшею
навязчивостью,  чем  римские  женщины, опротивело ему. На пиру он оказывался
молчаливым сотрапезником, соседство с которым никого не веселило.
     Даже   самые  блистательные  и  возбуждающие  зрелища  в  цирке,  самые
прекрасные ристалища на ипподроме почти не привлекали его взора.
     Прежде   он   охотно   и  внимательно  смотрел  пьесы  Менандра  и  его
подражателей   -   Алексида,   Аполлодора   и   Посидиппа*,  теперь  же  при
представлении их он устремлял глаза в пустое пространство и думал о Селене.
     ______________
     *  Менандр  (342-292  гг.  до  н.э.),  Алексид  (ум.  297  г. до н.э.),
Аполлодор  (IV  в.  до  н.э.)  и  Посидипп  (III  в.  до  н.э.)  - греческие
комедийные писатели.

     Перспектива   добраться   до  тех  мест,  где  находилась  она,  сильно
взволновала  Антиноя  и  оживляла  его  угасавшую  любовь  к жизни. Он снова
надеялся,  а  кто  видит  сияние  света  в  будущем,  для  того  и настоящее
перестает казаться мрачным.
     Адриан  радовался  этой  перемене  в  своем  любимце  и  велел ускорить
приготовления к отъезду.
     Однако  же  прошли  месяцы,  прежде  чем  он  смог  отправиться  в свое
путешествие.
     Сначала  его  заботила  новая  колонизация Ливии, опустевшей вследствие
восстания   евреев.   Затем  нужно  было  отдать  распоряжение  относительно
устройства  новых  почтовых дорог, которые должны были соединить теснее одну
часть   империи  с  другой.  Наконец  ему  пришлось  дожидаться  формального
согласия  сената  на  новые  постановления  о наследовании жалованного права
гражданства.
     Правда,  в  этом  согласии  нечего было сомневаться, но императору было
важно, чтобы его распоряжение поскорее вступило в законную силу.
     При  посещениях  Музея Адриан осведомлялся о положении отдельных членов
его  ученой  коллегии  и выработал теперь постановления, посредством которых
предполагалось   снять  с  трудолюбивых  исследователей  заботы  о  насущных
потребностях обыденной жизни.
     Он  обратил  также  внимание  и  на  положение  престарелых  учителей и
воспитателей юношества и старался улучшить его.
     Когда  Сабина  говорила  ему,  какие  большие расходы вызовут эти новые
меры, он возражал:
     - Мы  не  даем  умереть с голоду ветеранам, которые отдают свою жизнь в
распоряжение  государства.  Почему  же  должны пропадать в нужде те, которые
работают  для него умом? Что мы должны ставить выше: силу и богатство или же
умственные  сокровища?  Чем  труднее  мне  как  императору  отвечать на этот
вопрос,  тем  решительнее  я чувствую себя обязанным мерить должностных лиц,
воинов и престарелых учителей одной и той же меркой.
     И  сами  александрийцы  тоже задерживали Адриана разными новыми знаками
своего  почтения.  Они  возвели  его в звание божества, посвятили ему храм и
устраивали  в  честь  его празднества за празднествами, несомненно для того,
чтобы  расположить его в пользу города и выразить свою радость и гордость по
поводу  его  продолжительного  пребывания  в  Александрии.  Но наряду с этим
здесь  существовал  и  другой  мотив:  александрийские  граждане,  жадные до
всяких  удовольствий,  с  радостью  воспользовались  случаем потешить себя и
предаваться    всевозможным    изысканным   наслаждениям.   Таким   образом,
императорское  посещение  поглотило  много  миллионов,  и Адриан, который не
оставлял  ничего не исследованным, сумел собрать сведения об израсходованных
городом суммах и порицал легкомыслие расточительных гостеприимцев.
     Впоследствии,  полный  признательности, он писал своему зятю Сервиану о
богатстве  и  трудолюбии александрийцев*. Он расхваливал в них то, что между
ними  никто не шатается праздно. Одни изготовляют стекло, другие - папирусы,
третьи  - полотно, и каждый из этих неутомимых людей, говорил он, занимается
каким-нибудь  ремеслом.  Даже  подагрики,  хирагрики и слепцы ищут и находят
здесь  занятия.  Однако  же  он  называет александрийцев народом строптивым,
беспорядочным,  с  острым  и  злым  языком,  который  не  щадил  ни Вера, ни
Антиноя.  О  евреях,  христианах  и  почитателях  Сераписа он говорит в этом
письме,  что  они  вместо  олимпийских богов поклоняются только одному богу.
Но,  утверждая относительно христиан, что они чтут Сераписа, Адриан разумеет
под этим то, что они держатся учения о продолжении жизни души после смерти.
     ______________
     *  Это  любопытное  письмо, внушающее некоторые подозрения относительно
своей  подлинности,  сохранилось в сочинениях Флегона. Сервиан, занимавший в
то  время  должность консула, был женат на сестре Адриана, Павлине. В 136 г.
в девяностолетнем возрасте он был приговорен к смерти Адрианом.

     Много  хлопот  доставил  Адриану  спор  о  том,  в  какой  храм следует
поместить  новонайденного  Аписа.  Это  священное  животное  с давних времен
помещалось  в  храме  бога  Пта*, в Мемфисе. Но Александрия далеко опередила
почтенный  город  пирамид,  и  здесь  храм Сераписа в десять раз превосходил
блеском и величиною мемфисский храм этого бога в области Сокари.
     ____________________
     *  Пта,  или  Птах (егип. миф.), - повелитель всех богов, олицетворение
предвечного огня, источник жизни.

     Александрийские  египтяне, жившие в квартале Ракотида, который прилегал
к  Серапейскому,  хотели иметь этого бога, жившего на земле в образе быка, у
себя,  а  жители Мемфиса не желали отступиться от своего старинного права, и
императору  было  нелегко  привести  этот  глубоко  волновавший  умы  спор к
удовлетворительному решению.
     Мемфис  удержал своего Аписа, зато александрийский Серапейон был осыпан
милостивыми  дарами,  какие  обыкновенно  доставались только храмам в городе
пирамид.
     В июне император смог наконец выехать.
     Он  пожелал  пересечь  провинцию  пешком  и  верхом на лошади, а Сабина
должна была отправиться на судне по наступлении нильского разлива.
     Императрица  охотно  вернулась  бы  в  Рим  или  Тибур, потому что Вер,
вследствие  решительного  предписания  врачей,  с  наступлением  летней жары
должен  был  оставить Александрию. Он уехал вместе со своей супругой как сын
царствующей  четы...  но  Адриан ни одним словом не сказал ему о возможности
возведения его в сан наследника престола.
     Необузданная  страсть  этого  красавца  и кутилы к наслаждениям не была
сломлена   его   болезнью,   и   в  Риме  он  продолжал  пользоваться  всеми
удовольствиями жизни.
     Медлительность  Адриана  часто беспокоила его, так как этот царственный
сфинкс  слишком  часто  давал  в  высшей  степени  неожиданные решения своим
загадкам.  Предсказанный  претору  мрачный  конец  причинял ему мало заботы;
напротив  того,  это пророчество Бен-Иохая побуждало его пользоваться каждым
часом здоровья, который еще посылала ему судьба.


XI

     Бальбилла  и  ее  компаньонка, Публий Бальбин и другие знатные римляне,
софист  Фаворин  и  большая свита придворных и слуг должны были сопровождать
императрицу  на  корабле. Адриан отправился в свое путешествие сухим путем с
маленькой свитой, к которой он присоединил великолепный охотничий поезд.
     Прежде  чем  он  добрался  до  Мемфиса,  он  убил  в  Ливийской пустыне
несколько  львов  и  много  других  хищных  животных,  причем  снова нашел в
Антиное лучшего товарища по охоте.
     Хладнокровный  в опасности, неутомимый ходок, довольный и услужливый во
всяком  положении,  юноша казался своему повелителю спутником, как бы самими
богами созданным для его радости.
     Когда  Адриан  по  целым  часам  и  дням размышлял и молчал, Антиной не
беспокоил  его  ни  одним  словом,  но  и  в  такие  времена императору было
необходимо  присутствие  любимца,  потому  что  его  делало  счастливым само
сознание, что Антиной находится подле него.
     Антиной  во  время  этого  путешествия тоже чувствовал себя хорошо, ибо
сознавал,   что  мог  быть  полезен  своему  высокочтимому  государю  и  тем
облегчить  все еще угнетавшую его тяжесть совершенного им преступления. Он и
без  того  любил  больше мечтать, чем говорить, а движение на свежем воздухе
предохраняло его от вялой апатии.
     В Мемфисе Адриан задержался на целый месяц.
     Ему  пришлось  вместе с Сабиной, корабль которой он нашел там, посетить
лично  храмы  египетских  богов  и  в  облачениях  фараонов выполнить разные
церемонии.
     Сабина  часто  думала,  что  умрет,  когда, украшенная большим головным
убором  повелительниц  Нильской  долины,  изображавшим  коршуна,  в  длинных
одеждах  и  обремененная  золотыми  украшениями,  она должна была шествовать
рядом  с  супругом  в  процессии  через  все  залы, на кровли, и, наконец, в
святилище  храмов. И каким бессмысленным обрядностям приходилось подчиняться
при  этих  круговых обходах, при каком множестве жертвоприношений нужно было
присутствовать!
     Возвращаясь  домой  после  посещения  храмов,  она  чувствовала крайнее
изнеможение.  Да  и  в  самом  деле, это было нешуточным делом подвергнуться
таким  бесконечным  окуриваниям  и окроплениям, выслушать так много гимнов и
литаний,  проходить  такие  большие  пространства и, сидя на троне божества,
когда   тебя   возвели   в   сан  небожительницы,  позволять  украшать  себя
разнообразными коронами, убирать разными повязками и символами.
     Супруг подавал ей хороший пример.
     При  этих  церемониях  он  выставлял  напоказ все строгое величие своей
натуры  и  между египтянами вел себя, как египтянин. Но находил удовольствие
в   том,  чтобы  углубляться  в  мистическую  мудрость  жрецов,  с  которыми
беседовал часто и долго.
     Как   в   Мемфисе,  так  и  в  других  наиболее  значительных  городах,
расположенных  гораздо южнее, императорской чете оказывались во всех главных
храмах почести со стороны жрецов и проводились церемонии обоготворения.
     Там,   где  Адриан  жертвовал  средства  для  расширения  какого-нибудь
святилища,  он  должен  был  собственноручно  положить  камень  при закладке
здания.
     При   всем  том  он  находил  время  охотиться  в  пустыне,  заниматься
государственными  делами  и  обозревать памятники прошлых времен, на которые
стоило  посмотреть.  В  Мемфисе  замечательнее  всего  был  Город  мертвых с
пирамидами, большим сфинксом, Серапейоном и могилами аписов.
     Перед  отъездом  оттуда  Адриан и его спутники обратились с вопросами к
оракулу священного быка.
     Поэтессе  Бальбилле  была предсказана самая счастливая будущность. Бык,
которому  она  должна  была,  отвернувшись  от  него  лицом, подать лепешку,
остался доволен даром и лизнул ее руку своим мокрым языком.
     Адриан  оставался  еще  в неизвестности относительно пророчества жрецов
Аписа,  потому  что  оно было подано ему в запечатанном свитке, так же как и
объяснение   содержавшихся  в  нем  знаков,  причем  ему  было  торжественно
запрещено открывать свиток ранее истечения полугода.
     Император  встречался  со  своей  супругой  только в более значительных
городах, так как он путешествовал сухим путем, а она - водным.
     Суда  почти  всегда  приходили  к  месту  назначения  раньше сухопутных
путешественников,  и  когда наконец эти последние добирались туда, то каждый
раз  давались  празднества  по случаю приезда императора, на которых Сабина,
правда,  редко  присутствовала.  Тем усерднее Бальбилла старалась обрадовать
путников в момент их прибытия дружескими сюрпризами.
     Она  чтила  императора,  и  красота его любимца производила неотразимое
впечатление на ее артистическую душу.
     Смотреть  на  него  было  для нее наслаждением, его отсутствие огорчало
ее, и, когда он возвращался, она первая приветствовала его.
     Но  он  интересовался  веселой  девушкой  не  больше  и  не меньше, чем
другими  женщинами  в  свите Сабины, да и Бальбилла не желала от него ничего
другого,  кроме удовольствия смотреть на него и наслаждаться созерцанием его
красоты.
     Если  бы  он  осмелился принять ее поклонение за любовь и предложить ей
свою,  поэтесса с негодованием указала бы ему должные границы. Однако же она
не скрывала своего восхищения красотой вифинца.
     Когда  путники  после  долгого  отсутствия  появлялись  снова,  Антиной
находил  в  занимаемой  им  каюте корабля цветы и отборные плоды, присланные
ею, а также стихи, в которых она воспевала его.
     Он  складывал  все  это  к  другим  вещам  и  обращал  мало внимания на
поэтессу,  а  она  ничего  не  знала  об  этом равнодушии своего прекрасного
идола, да и не заботилась о его чувствах.
     До  сих  пор  ей  постоянно  удавалось  без  труда держаться в границах
приличий.  Теперь  бывали  часы,  когда  она говорила себе самой, что, может
быть, она позволяет себе их переступать.
     Но  какое  ей  было  дело  до мнения окружавших ее людей, какое дело до
внутренней  жизни  вифинца,  в  котором  ей  нравилась только его прекрасная
внешность?
     Возможность  возбудить в нем надежды, которые она никогда не могла и не
желала  осуществить,  не  пугала  ее, так как не приходила ей даже в голову.
Однако  же  она была недовольна собою, потому что один человек не одобрял ее
поступков.  Этот человек в ясных словах порицал ее намерение почтить красоту
юноши  цветами, и приговор этого одного значил для нее больше, нежели мнение
всех других мужчин и женщин, вместе взятых.
     Этим  человеком  был архитектор Понтий, и, странно, именно воспоминание
о нем заставляло ее совершать одно безумство за другим.
     Она  часто  виделась  с архитектором в Александрии и, прощаясь, взяла с
него  обещание  последовать за императрицей и за нею и по крайней мере часть
плавания по Нилу совершить в ее обществе.
     Но  он  не  являлся, не присылал