гого, как тяжесть
или одежду?
     - Они  говорят  это, и мой друг из Афин в этом убежден. В сочинениях по
магии  имеются указания, каким образом можно перенести несчастье не только с
людей  на животных, но и с одного человека на другого. Были даже произведены
по  этому  поводу  замечательные  опыты над рабами, и в некоторых провинциях
мне   все   еще   приходится   бороться   против   человеческих   жертв  для
умилостивления  или умиротворения богов. Вспомни только о невинной Ифигении,
приведенной  к  алтарю*. Разве не сомкнулся треснувший форум после того, как
Марк   Курций   бросился   в  трещину?**  Если  судьба  пускает  тебе  вслед
смертоносную  стрелу  и  я  принимаю ее своей грудью, то, может быть, судьба
довольствуется этим ударом, не спрашивая, в кого попала стрела.
     ______________
     *  Когда  штиль,  посланный  разгневанной  Артемидой,  удержал в Авлиде
греков,   стремившихся  в  Трою,  жрец  Калхас  объявил,  что  богиню  можно
умилостивить,  принеся  ей  в  жертву  Ифигению,  которую Артемида подменила
оленьей самкой и затем унесла в облаке.
     **  По  преданию,  в  362  г.  до  н.э.  на  римском  форуме  во  время
землетрясения   образовалась   трещина.   Гадатели   предсказали,   что  она
закроется,  если  только Рим пожертвует самым ценным, что у него есть. Тогда
выступил  мужественный юноша и объявил, что самое ценное в Риме это оружие и
храбрость,  после  чего  он в полном вооружении бросился на коне в пропасть,
которая сейчас же за ним закрылась.

     - Боги  были  бы  слишком  прихотливы,  если бы они не захотели принять
твоей крови вместо моей.
     - Жизнь  есть жизнь, - возразил император, - и жизнь юноши дороже жизни
старика. Тебя ожидает еще много радостей.
     - А ты нужен для всего мира.
     - После меня явится другой. Ты честолюбив, мальчик.
     - Нет, господин.
     - Что  же  это  значило  в  таком  случае? Все поздравляли меня с сыном
Вером, только ты не поздравил. Или тебе не нравится мой выбор?
     Антиной покраснел и со смущением опустил глаза, а Адриан сказал:
     - Говори откровенно то, что думаешь.
     - Претор болен.
     - Ему остается жить немного лет, а когда он умрет...
     - Он может выздороветь.
     - Когда  он  умрет,  я  должен  буду  искать  себе другого сына. Как ты
думаешь:  от  кого  каждому,  будь  то раб или консул, в особенности приятно
слышать слово "отец"?
     - От того, кого он искренне любит.
     - Совершенно  верно,  и  в  особенности, когда этот единственно любимый
предан  ему  с  непоколебимой верностью. Я такой же человек, как и другие, а
ты,  мой  славный  мальчик,  стоишь  теперь  ближе  всех к моему сердцу, и я
благословлю  тот день, когда сумею позволить тебе назвать меня "отцом" перед
всем  миром.  Не  прерывай  меня.  Когда  ты крепко заберешь в руки всю свою
волю,  когда ты с неослабным вниманием, как на охоте, будешь всматриваться в
деятельность  окружающих  тебя людей, когда ты постараешься изощрить свой ум
и  усвоить  то,  чему  я  буду  учить  тебя,  тогда  может случиться, что со
временем вместо Вера Антиной...
     - Только  не  это!  -  вскричал юноша, сильно побледнев и подняв руки с
умоляющим видом.
     - Величие,  которое  нам внезапно посылает судьба, кажется нам страшным
только  до  тех пор, пока оно для нас ново, - возразил Адриан. - Моряк скоро
привыкает  к  бурям,  и  в  конце  концов  человек  носит  багряницу  так же
свободно, как ты свой хитон.
     - О  господин, прошу тебя, оставь эти мысли, - сказал Антиной тревожно,
- я не гожусь для величия!..
     - Из маленьких ростков вырастают пальмы.
     - Но  я  только  бедная  маленькая  былинка,  прозябающая в твоей тени.
Гордый Рим...
     - Рим   -  мой  слуга.  Он  уже  не  раз  подчинялся  управлению  людей
невысокого  звания,  и  я желал бы ему показать, как идет пурпурная мантия к
прекраснейшему   из   его   сынов.  Мир  вправе  ожидать  такого  выбора  от
императора,  которого  он  уже  давно знает как художника, то есть как жреца
всего  прекрасного.  Если  он  не согласится, то я заставлю его сообразовать
свой вкус с моим.
     - Ты  издеваешься  надо мною, цезарь, - возразил встревоженный вифинец.
-  Не  можешь  же  ты  говорить  это  серьезно,  и если ты в самом деле меня
любишь...
     - Ну, мальчик?
     - То  позволь  мне  тихо  жить  для тебя и заботиться о тебе и затем не
требуй от меня ничего, кроме почтения, любви и верности.
     - Которыми  я  обладаю  уже  давно;  и  я  желал  бы вознаградить моего
Антиноя за эти богатые дары.
     - Оставь  только  меня  при  себе,  позволь мне, когда это будет нужно,
умереть за тебя.
     - Я  думаю,  мальчик,  что  ты  был  бы  способен  принести для меня ту
жертву, о которой мы говорили.
     - В любой час, не пошевельнув бровью.
     - Благодарю  за  эти  слова.  Каким  приятным  сделался этот вечер, а я
ожидал такого дурного.
     - Потому что тебя испугала старуха у могилы?
     - "Смерть"  -  отвратительное  слово. Правда, смерть не может устрашить
мудрого;   но   переход  из  света  во  тьму  ужасен.  Образ  старухи  и  ее
пронзительный  крик  не  выходят у меня из головы. Затем пришел христианин и
повел  странные,  тревожащие  сердце  речи.  Еще  до  наступления темноты он
направился  домой  вместе  с  хромой  девушкой.  Я  поглядел  им вслед и был
ослеплен  солнцем,  склонявшимся к закату позади Ливийских гор. Горизонт был
светел,  только  ниже  дневного светила висели облака. Египтяне говорят, что
на  западе  лежит  царство  смерти.  Я  невольно вспомнил об этом; и оракул,
который  вместе  со  звездами  угрожает  мне  несчастьем в этом году, и крик
женщины  - все это разом пришло мне на ум. Когда я затем увидел, как солнце,
борясь  с  облаками,  все  более  и  более  приближается к цепи холмов по ту
сторону  Нила, я сказал себе: "Если оно зайдет с блеском, ты можешь спокойно
смотреть  в  будущее;  если  же  оно, заходя, покроется тучами, тогда судьба
исполнится, тогда нужно будет убирать паруса и ожидать бури".
     - Что же случилось?
     - Огненный   солнечный   шар  горел  красным  пламенем  и  был  окружен
миллионами  лучей.  Один  луч  отделялся от другого и светил ярко. Казалось,
что  в  заходящем солнце собралось бесчисленное множество стрелков из лука и
что  они  пускают  золотые  стрелы  во  всех направлениях в облака. Это было
чудное  зрелище,  и мое сердце начало уже вздыматься от радостного волнения,
но  вдруг  одна  мрачная  туча, точно рассерженная ранами, полученными ею от
светящихся  стрел,  стремительно  опустилась вниз, за нею быстро последовали
вторая,  третья  и  четвертая,  и мрачные демоны набросили серый клочковатый
покров  на  сияющее  чело Гелиоса, как палач накладывает грубое черное сукно
на  голову  приговоренного  к смерти преступника, в которого затем упирается
коленом, чтобы задушить его.
     При  этом  рассказе  Антиной  закрыл  лицо  обеими  руками  и  в страхе
пробормотал:
     - Ужасно,  ужасно! Что предстоит нам? Послушай только, как гремит гром,
как дождь ударяет в крышу палатки.
     - Облака  низвергают  целые  ручьи на землю. Вода уже течет к нам сюда.
Пусть  рабы  выкопают  канавки  для  стоков. Эй вы, ребята, что там снаружи,
забейте колки покрепче, не то ветер сорвет легкую палатку.
     - И какой душный воздух!
     - Горячий  ветер как будто согрел дождевые потоки. Здесь покамест сухо.
Налей мне стакан вина с водою, Антиной. Пришли письма?
     - Да, господин.
     - Так подай мне их, Мастор.
     Раб,  усердно  работавший,  чтобы  укрепить  палатку землею и камнями и
оградить  от  просачивавшихся  в  нее дождевых ручьев, вскочил, быстро вытер
руки,  взял  одну  сумку  из  сундука,  предназначенного для корреспонденции
императора, и подал ее повелителю.
     Адриан  открыл  сумку,  вынул оттуда один свиток, быстро распечатал его
и, пробежав его содержание, спросил:
     - Что  это?  Я  распечатал  изречение  оракула Аписа. Каким образом оно
очутилось между новыми письмами?
     Антиной подошел к Адриану, посмотрел на сумку и сказал:
     - Мастор  ошибся.  Эти  бумаги  из  Мемфиса.  Я  сейчас принесу тебе ту
сумку, которая нужна тебе.
     - Подожди,  - возразил император. - Игра ли это случая или воля судьбы?
Почему  эта  ошибка  произошла  именно  сегодня?  Почему  из двадцати бумаг,
находящихся  в  этой сумке, я должен был схватить именно эту? Посмотри сюда!
Я  объясню  тебе  эти  знаки. Вот здесь изображены три пары рук, вооруженных
щитами  и  мечами,  возле названия египетского месяца, который соответствует
нашему  ноябрю.  Это  три  знака  несчастья.  Вот  эти  три  лютни  вверху -
счастливое  предзнаменование; вон те мачты показывают обыкновенное состояние
вещей.  Три  из  этих  иероглифов  стоят  всегда  вместе. Три лютни означают
большое  счастье, две лютни и одна мачта - счастье и среднее благосостояние,
одна  пара  рук  и две лютни - несчастье, за которым следуют хорошие часы, и
так  далее.  Здесь,  в ноябре, начинаются вооруженные руки; они соединены по
три  пары  и  предвещают  исключительно  угрожающее  несчастье,  которое  не
ослабляет  ни одна благоприятная лютня. Видишь ты это, мальчик? Понимаешь ты
теперь смысл этих знаков?..
     - Да,  да;  но  правильно  ли  ты  истолковываешь их? Сражающиеся руки,
может быть, ведут к победе.
     - Нет.  Египтянин  изображает  ими  распрю, а распря и беспокойство для
него то же самое, что мы называем дурным и злым.
     - Как это странно!
     - Нет,  это  правильная  мысль. Египтяне говорят, что все первоначально
было  создано  богами,  хорошо, но сами по себе совершенные части мироздания
изменились   в   своей   природе   благодаря  беспокойным  отклонениям.  Это
объяснение  дал  мне  жрец Аписа; а вот здесь, возле имени ноября, стоят три
пары  сражающихся  рук  -  ужасные  знаки!  Если  одна  из  молний,  которые
беспрестанно  освещают  нашу  палатку  потоками света, убьет меня, и тебя, и
всех  нас,  то  в  этом  не  будет ничего удивительного. Нам предстоит нечто
тяжкое,  страшное.  Нужно  иметь мужество, чтобы сохранить ясный взгляд и не
пасть духом при подобных знамениях.
     - Употреби  против борющихся рук египетских богов свои собственные руки
-  они  сильны,  -  возразил Антиной; но император опустил голову и сказал с
унынием:
     - В борьбе против судьбы даже боги должны потерпеть поражение.
     Непогода  продолжала  бушевать.  Буря  не  один  раз  вырывала из земли
колышки,  к  которым  были  прикреплены  веревки палатки, и заставляла рабов
удерживать  руками  легкое жилище императора. Развернувшиеся тучи низвергали
огромные  массы  воды  на  горы пустыни, на которые в продолжение нескольких
лет  не падала ни одна дождевая капля, и наполняли ручьями и потоками каждую
сухую впадину на склонах.
     Ни Адриан, ни Антиной не смыкали глаз в эту страшную ночь.
     Император  открыл  еще только один свиток из всех, находившихся в новой
сумке.  Он  содержал в себе известие, что префект Титиан жестоко страдает от
припадков  застарелой  одышки,  и  просьбу  этого почтенного человека о том,
чтобы  ему было позволено оставить государственную службу и удалиться в свои
имения.
     Для  Адриана  было  далеко  не  малою  потерею лишиться в будущем этого
надежного  помощника,  человека,  которого  он  имел в виду для успокоения и
покорения  Иудеи,  где вспыхнули новые восстания. Уничтожить взбунтовавшуюся
провинцию  -  это  мог сделать и другой, но победить ее добротою и сохранить
ее в целости могло удаться только кроткому и умному Титиану.
     У  императора не хватило мужества распечатать еще какое-нибудь письмо в
эту  ночь.  Он молча лежал в постели до рассвета и думал о всех дурных часах
своей  жизни: об умерщвлении Нигрина, Титиана* и других сенаторов, благодаря
чему  он обезопасил свое владычество; он давал обеты богам принести им новые
великие жертвы, если они охранят его от приближавшегося несчастья.
     ______________
     *  Согласно  другой  версии,  Атилий  Руф Титиан подвергся опале лишь в
царствование Антонина Пия.

     Когда  он  утром встал, Антиной испугался, пораженный его видом: в лице
и губах Адриана не было ни кровинки.
     По  прочтении полученных писем Адриан уже не пешком, а верхом на лошади
отправился с Антиноем и Мастором в Безу, чтобы дожидаться там своей свиты.


XIII

     Разъяренные  стихии  свирепствовали  в  эту  ночь  и в округе нильского
города Безы.
     Граждане  этого  старого  города сделали все, что могли, для приличного
приема  путешествовавшего  властителя.  Главные улицы были убраны цветочными
гирляндами,  перекинутыми  от  мачты  к  мачте, от дома к дому, а в гавани у
самого  берега  были  поставлены  статуи  императора  и его супруги. Но буря
свалила  гирлянды  вместе  с  мачтами  на  землю,  и возмущенные волны реки,
ударяясь  с неукротимой силой в берег, отрывали и уносили с собой один кусок
земли  за  другим,  вбивались,  подобно  водяным клиньям, в трещины засохшей
почвы и подламывали высокий берег у пристани.
     После   полуночи   буря  разбушевалась  с  неслыханной  силой,  сорвала
покрытые  пальмовыми ветвями кровли с нескольких домов и так сильно хлестала
нильский поток, что он стал похож на бушующее море.
     Огромная  масса  волн  всей  своей  сплошной силой устремлялась снова и
снова на выступ берега, где стояли статуи императорской четы.
     Незадолго  до  появления  первого  проблеска  рассвета  коса  земли, не
укрепленная  никакими  каменными  сооружениями,  не выдержала напора бешеных
волн.  Земляные  глыбы скользили и падали с громким плеском в поток, за ними
последовал, с громовым шумом, большой кусок берегового спуска.
     Лежавшая  позади площадь земли понизилась, статуя императора зашаталась
и  медленно наклонилась, готовая упасть. Когда рассвело, она лежала на земле
пьедесталом вверх, ее голова зарылась в землю.
     На  рассвете  граждане  вышли  из  своих  домов  и  узнали от моряков и
рыболовов  о  случившемся  в  гавани ночью. Как только буря улеглась, сотни,
тысячи  мужчин,  женщин  и детей столпились на пристани, чтобы посмотреть на
упавшую  статую. Они увидели оползшие глыбы, узнали, что река оторвала часть
земли от берега и причинила это несчастье.
     Не прогневался ли на императора нильский бог Хапи!
     В  несчастье,  постигшем  статую императора, во всяком случае следовало
видеть дурное предзнаменование.
     Топарх*,  глава  народа,  приказал  вновь  поставить статую повелителя,
которая,  впрочем,  осталась  неповрежденною,  и сделать это немедленно, так
как император мог прибыть через несколько часов.
     ______________
     * Топарх - начальник области.

     Множество  жителей  этого  города,  свободные  и рабы, усердно занялись
этой  работой,  и  вскоре  статуя  императора, изваянная в египетском стиле,
снова стояла прямо и своим неподвижным лицом смотрела на гавань.
     Статуя  Сабины  была  придвинута к статуе Адриана, и топарх, довольный,
вернулся домой.
     Большая  часть  работников  и  ротозеев оставили пристань, но после них
пришли  другие  любопытные, которые уже не видели статуи в лежачем положении
на  обрушившейся  земле  и  теперь  обменивались мнениями насчет того, каким
образом она упала.
     - Буря  никоим  образом  не  могла  опрокинуть  эту тяжелую известковую
массу,  - сказал один канатный мастер, - да и притом она так далеко стоит от
оторвавшейся земли.
     - Должно  быть,  она  упала  вслед за земляными глыбами, - возразил ему
хлебопек.
     - Да, так оно и было, - подтвердил матрос.
     - Вздор!  -  вскричал  канатный  мастер.  -  Если  бы  статуя стояла на
оторванной  земле,  она  прежде  всего упала бы в воду и потонула бы в реке;
это ясно для каждого ребенка. Здесь действовали другие силы.
     - Может  быть, - заметил храмовый служитель, занимавшийся истолкованием
знамений,  -  может быть, боги низвергли гордую статую, чтобы подать Адриану
предостерегающий знак.
     - В  наше  время небожители уже не вмешиваются в дела людей, - возразил
сапожник,  -  но  в  эту  ужасную ночь спокойные граждане оставались дома, и
враги императора могли делать что хотели.
     - Мы - верные подданные, - прервал его хлебопек с негодованием.
     - Вы  - строптивая сволочь, вот вы кто! - крикнул в лицо гражданам один
римский  солдат,  который,  как  и  вся когорта, которая квартировала здесь,
служил  под  начальством  свирепого  Тинния  Руфа  в  Иудее.  -  Между вами,
поклонниками  животных,  ссоры  никогда не прекращаются, а о христианах, что
гнездятся  там  за  рекой,  по  ту  сторону  лощины, можно сказать все самое
дурное, и даже это не будет преувеличено.
     - Храбрый  Фуск  прав!  -  вскричал  нищий.  -  Эта  проклятая  нечисть
принесла  нам  чуму  в  дома. Где только появлялась зараза, там всегда можно
было  видеть  христиан  и  христианок.  Они приходили также и к моему брату.
Целые  ночи они оставались при его больных детях, и оба ребенка, разумеется,
умерли.
     - Если  бы  только  мой  старый легат Тинний Руф был здесь, - проворчал
солдат, - им всем пришлось бы не лучше, чем их распятому богу.
     - Я,  конечно,  не  имею  с  ними ничего общего, - возразил хлебопек. -
Однако  же  что  правда,  то  правда.  Это  тихие, ласковые люди, аккуратные
плательщики,  которые  не  делают  ничего  дурного и оказывают помощь многим
бедным.
     - Помощь?  -  прохрипел  нищий,  которому  дьякон  общины в Безе не дал
никакой  милостыни,  советуя  ему  работать.  -  Все  пятеро  жрецов великой
Сехмет*  из  грота  Артемиды  поддались  их  искушениям и бросили храм своей
богини. И разве это хорошо, что они отравили детей моего брата?
     ______________
     * Сехмет - богиня, супруга Пта.

     - Да  почему  бы им не убивать и детей? - спросил солдат. - Еще в Сирии
слышал  я  о  подобных  вещах,  а  что  касается  этой  старухи,  то я готов
отказаться от моего меча, если...
     - Послушайте  храброго  Фуска, он многое видал на свете, - раздалось из
толпы.
     - Пусть  мне  больше  не  носить  меча,  если  не они в темноте свалили
статую.
     - Нет,  нет, - возразил моряк решительно. - Она упала вслед за подмытой
землей; я видел, как она там лежала.
     - Уж  не  христианин ли и ты? - спросил солдат. - Или ты думаешь, что я
клянусь  моим  мечом  попусту?  Я, люди добрые, служил в Вифинии, в Сирии, в
Иудее  и  знаю  эту  нечисть.  Там можно было видеть сотни христиан, которые
отбрасывали  свою  жизнь, как износившийся башмак, из-за того, что не хотели
поклониться статуе императора и приносить жертвы нашим богам.
     - Слышите  вы? - прохрипел нищий. - И заметили ли вы хоть единственного
из них в числе граждан, которые помогали поднять статую снова?
     - Ни   одного   не   было   при   этом,  -  сказал  матрос,  начинавший
присоединяться к мнению солдата.
     - Христиане  сбросили  статую  императора  на землю, - закричал нищий в
толпу.  -  Это  доказано,  и  им  придется  плохо.  Кто  любит божественного
Адриана, тот пусть идет со мной выгонять их теперь из их домов!
     - Не  бунтовать!  -  прервал  солдат рассвирепевшего нищего. - Вон идет
трибун, он выслушает вас.
     Трибуна,  который проходил с отрядом солдат, чтобы встретить императора
при  въезде  его в город, толпа приветствовала громкими криками. Он приказал
замолчать и велел солдату рассказать, что так волнует граждан.
     - Очень  возможно,  -  сказал  наконец  этот,  по-видимому,  сильный  и
строгий  человек, который тоже, подобно Фуску, служил под начальством Тинния
Руфа  и  из  погонщиков дослужился до трибуна. - Очень возможно, но где ваши
доказательства?
     - Большинство  граждан  бросилось,  чтобы  поднять статую, но христиане
держались  вдали  от  этой  работы!  - вскричал нищий. - Ни одного из них не
было   здесь   видно.   Спроси   матроса,  господин,  он  был  тут  и  может
засвидетельствовать это.
     - Во  всяком  случае, это более чем подозрительно. Это дело должно быть
строго расследовано. Тише вы