бы  отец
услышал...
     - Он  спит,  и  того,  что  ты  скажешь мне здесь по секрету, не узнает
никто.
     - Зачем  мне  таиться? Я каждый день хожу в сопровождении Арсинои в эту
мастерскую и работаю там, чтобы добыть сколько-нибудь денег.
     - За спиной отца?
     - Да.  Он скорее позволил бы нам умереть с голоду, чем потерпел бы это.
Каждый  день  мне  приходится  выносить отвращение к этому обману, но делать
нечего,  потому  что  Арсиноя думает только о себе, играет с отцом в тавлеи,
завивает ему кудри, а на мне лежит обязанность заботиться о малютках.
     - И  ты,  ты  говоришь,  что в тебе нет любви! К счастью, никто тебе не
верит,  и я меньше всех. Недавно мне рассказывала о тебе моя мать, и я тогда
подумал, что из тебя могла бы выйти именно такая жена, как нужно.
     - А сегодня?
     - Сегодня я знаю это наверное.
     - Ты можешь ошибиться.
     - Нет,  нет!  Тебя  зовут  Селеной, и ты так же кротка, как приветливый
свет луны. Имена нередко соответствуют своему значению.
     - Мой  слепой  брат,  никогда  не  видевший  света, носит имя Гелиос, -
возразила девушка с иронией.
     Поллукс  говорил  с  большим  жаром, но последние слова Селены испугали
его и умерили пыл.
     Так  как  он  ничего  не  отвечал  на  ее  горькое  восклицание, то она
заговорила снова, сперва холодно, затем все с большим пылом:
     - Ты  начинаешь  мне  верить,  и  ты  прав, так как то, что я делаю для
малюток,  происходит  не от доброты, не от любви и не потому, что их счастье
для  меня  выше  моего  собственного. От отца я унаследовала гордость, и для
меня  было  бы  невыносимо,  если бы мои сестры ходили в лохмотьях и если бы
люди  считали  нас такими бедными, какие мы на самом деле. Самое ужасное для
меня  -  это  болезнь  в  доме,  потому  что она усиливает страх, никогда не
оставляющий  меня, и поглощает последние сестерции; а дети не должны терпеть
нужды.  Я  не хочу выставлять себя более дурною, чем на самом деле: мне тоже
горько  видеть,  что  они  пропадают.  Но  из  того,  что  я делаю, ничто не
доставляет  мне радости; все это разве только умеряет страх. Ты спрашиваешь,
чего  я боюсь? Всего - да, всего, что может случиться, потому что у меня нет
никакого  основания  ожидать  чего-нибудь  хорошего.  Когда стучатся к нам в
дверь,  то  это может быть кредитор; когда на улице мужчины таращат глаза на
Арсиною,  я  уже вижу, как бесчестье подкарауливает ее; когда отец поступает
вопреки  приказанию  врача,  то  мне кажется, что мы уже стоим на улице, без
крова.  Разве я что-нибудь делаю с радостью в сердце? Я, конечно, не провожу
времени  в праздности, но завидую каждой женщине, которая может сидеть сложа
руки  и иметь рабынь к своим услугам. И если бы я вдруг разбогатела, я более
не   пошевельнула   бы  пальцем  и  спала  бы  каждый  день  до  полудня.  Я
предоставила  бы  рабам  заботиться  о  моем  отце  и  о  детях. Моя жизнь -
настоящее  бедствие.  Если  иногда выдается какой-нибудь час лучше других, я
удивляюсь ему, и он проходит, прежде чем я опомнюсь от удивления.
     Слова  Селены  повеяли  холодом  в душу художника, и его сердце, широко
раскрывшееся навстречу подруге его детских игр, теперь болезненно сжалось.
     Прежде  чем  он  смог найти истинные слова ободрения, которые искал, из
залы,  где  спали  работники и рабы, послышался звук трубы, призывавший их к
пробуждению.
     Селена  вздрогнула,  плотнее  закуталась  в накидку, попросила Поллукса
позаботиться  об отце и спрятать от людей стоявшую возле него винную кружку,
а затем быстро пошла к двери, позабыв свой светильник.
     Поллукс  поспешил  за нею, чтобы посветить ей, и, провожая ее домой, он
теплыми,  настойчивыми  и  удивительно  трогательными  для ее сердца словами
выудил у нее обещание еще раз позировать ему в той же накидке.
     Пока  смотритель  дворца спал в своей постели, Поллукс, растянувшись на
своем  ложе,  долго думал о бледной девушке с оцепеневшей душой. Когда же он
наконец  заснул,  то  в приятном сновидении явилась ему прелестная маленькая
Арсиноя,  которая,  не  подоспей  он на помощь, неминуемо была бы растоптана
пугливой  лошадью  нумидийца  во время праздника Адониса; ему снилось, будто
она  отнимает  у  своей  сестры  Селены  миндальный  пирожок и отдает ему. А
обокраденная  мирится  с  этим  и  только,  вся  бледная, спокойно улыбается
холодной улыбкой.


VI

     Александрия волновалась.
     Ввиду  предстоящего  в  скором времени прибытия императора трудолюбивые
граждане,  оставив свои дела, теперь спешили, давя друг друга, получить хлеб
и  другую пищу. Они стремились только к тому, чтобы свободные от работы часы
наполнить до краев радостью и весельем.
     Во  многих мастерских и складах колесо трудолюбия остановилось, так как
все  промышленные  классы  и сословия были одушевлены одинаковым стремлением
праздновать прибытие Адриана с неслыханным блеском.
     Все,  кто  среди  граждан  Александрии  отличался изобретательным умом,
богатством,  красотою,  были призваны к участию в играх и процессах, которые
должны были длиться много дней.
     Богатейшие   из   граждан-язычников   взялись  доставить  средства  для
театральных  зрелищ,  показательных  морских  сражений, которые предполагали
разыграть  в присутствии императора, а также кровавых зрелищ в амфитеатре; и
число  желающих  платить  богачей  было  так велико, что средств оказывалось
больше, чем требовалось.
     Однако  постановка  отдельных  частей  шествия, в котором могли принять
участие  и  люди  бедные, выполнение построек на ипподроме, украшение улиц и
угощение  римских  гостей  требовали  таких громадных сумм, что они казались
чрезмерными  даже  префекту  Титиану, который привык видеть, как его римские
собратья по званию сорили миллионами.
     В   качестве  императорского  наместника  он  должен  был  давать  свое
согласие  на  каждое  развлечение,  предназначенное для услаждения слуха или
зрения  его  повелителя.  В  целом  он предоставил гражданам великого города
полную  свободу  действий,  но  не  раз  был  принужден энергично восставать
против   излишеств,   так   как  хотя  император  и  мог  долго  предаваться
удовольствиям,  но  то, что александрийцы первоначально хотели заставить его
видеть и слышать, превосходило самые неутомимые человеческие силы.
     Наибольшие   затруднения  причиняли  не  только  ему,  но  и  избранным
распорядителям  празднеств никогда не прекращавшиеся раздоры между языческой
и   еврейской   частями   александрийского  населения,  а  также  распорядок
торжественного  шествия,  потому что ни одна часть не хотела быть последней,
ни один член ее - быть третьим или четвертым.
     Наконец   на  одном  совещании  все  мероприятия,  вследствие  строгого
вмешательства   префекта,   были   бесповоротно  одобрены,  и  затем  Титиан
отправился  в  Цезареум  к  императрице,  требовавшей,  чтобы  он  ежедневно
являлся к ней.
     Он  был  рад,  что достиг по крайней мере такого результата, потому что
прошло  уже  шесть  дней  с  тех  пор,  как  были начаты работы в Лохиадском
дворце, и время прибытия императора приближалось.
     Префект  застал  Сабину возлежавшей, по обыкновению, на кушетке, но она
скорее   сидела,   чем  лежала,  прислонясь  к  подушкам.  По-видимому,  она
оправилась  от  утомительного морского пути; в знак лучшего самочувствия она
положила  больше румян на щеки и губы, чем три дня тому назад, а так как она
только  что принимала у себя скульпторов Папия и Аристея*, то велела сделать
себе  прическу  Венеры-Победительницы,  с атрибутами которой она за пять лет
до этого позволила (хотя и неохотно) изобразить себя в мраморной статуе.
     ______________
     *  Аристей  -  греческий  ваятель  II в. н.э., из работ которого до нас
дошли два кентавра, найденные на тибурской вилле Адриана.

     Когда  копию  этого  изваяния выставили в Александрии, чей-то злой язык
бросил замечание, часто затем повторявшееся среди местных граждан:
     - Афродита   действительно  победоносна:  тот,  кто  видит  ее,  спешит
убежать подальше. Ее следовало бы назвать Кипридой, обращающей в бегство.
     Титиан  явился  к  императрице,  взволнованный  ожесточенными спорами и
неприятными  выходками,  при которых он только что присутствовал. На сей раз
он  застал  ее без посторонних, кроме постельничего и нескольких прислужниц.
На  почтительный  вопрос  префекта  о  ее  здоровье  она,  пожимая  плечами,
ответила:
     - Как  мое  здоровье?  Если  я  скажу "хорошо" - это будет ложь; а если
скажу  "плохо"  -  увижу  соболезнующие  физиономии,  на  которые  неприятно
смотреть.  Жизнь нужно терпеть так или иначе. Однако множество дверей в этих
комнатах убьет меня, если я буду вынуждена долго здесь оставаться.
     Титиан  взглянул  на  двери  покоя,  в котором пребывала императрица, и
принялся  выражать  сожаление  по  поводу изъяна, которого он не заметил; но
Сабина прервала его и сказала:
     - Вы,  мужчины,  никогда  не замечаете того, что нас, женщин, огорчает.
Наш  Вер - единственный человек, который это чувствует и понимает... вернее,
угадывает  чутьем.  Тридцать пять дверей находятся в занимаемых мною покоях.
Я  велела  сосчитать  их!  Тридцать  пять!  Если  бы они не были так стары и
сработаны  из  драгоценного  дерева,  я  бы  подумала,  что  они  устроены в
насмешку надо мною.
     - Может быть, некоторые из них можно заменить драпировками.
     - Оставим  это! Несколькими пытками больше или меньше в моей жизни - не
все ли равно? Покончили ли александрийцы со своими приготовлениями?
     - Надеюсь,  -  ответил  префект  со  вздохом.  - Они из кожи лезут вон,
чтобы  сделать  получше,  но, в своих усилиях протиснуться вперед, каждый из
них   ведет  войну  против  каждого,  и  я  нахожусь  еще  под  впечатлением
отвратительной  перебранки,  при  которой  должен  был присутствовать целыми
часами и нередко укрощать ее грозным: "Quos ego!"*
     ______________
     * "Я вас!" - грозный оклик Нептуна у Вергилия ("Энеида").

     - Да?   -   спросила  императрица  и  улыбнулась,  точно  она  услышала
что-нибудь  приятное. - Расскажи мне подробнее об этом собрании. Я скучаю до
смерти,   так  как  Вер,  Бальбилла  и  другие  просили  у  меня  позволения
посмотреть   на   работы,   которые  производятся  на  Лохиаде.  Я  привыкла
наблюдать,  что людям приятнее быть где угодно, только не со мною. Могу ли я
удивляться,  если  моего  присутствия  недостаточно  даже  для  того,  чтобы
заставить  друга  моего  мужа  забыть  легкую  дисгармонию,  какие-то мелкие
неприятности?  Мои  беглецы что-то долго не возвращаются: на Лохиаде, должно
быть, есть на что посмотреть.
     Префект  сдержал  свое  неудовольствие;  он  ни  одним  словом не выдал
своего  опасения,  что  архитектору и его помощникам могут помешать, и тоном
вестника в трагедии начал:
     - Первый спор поднялся по поводу распорядка шествия.
     - Отступи  немножко  назад,  -  сказала Сабина, прижав правую, покрытую
кольцами руку к уху, как будто чувствуя боль.
     Щеки  префекта  слегка  покраснели, но он повиновался и, понизив голос,
продолжал:
     - Итак, спокойствие было нарушено сперва по поводу шествия.
     - Я  уже  это  слышала,  -  отвечала  матрона  и  зевнула.  -  Я  люблю
процессии.
     - Но,  -  сказал с легким волнением префект, - люди и здесь, как в Риме
и  везде,  если  они  не  подчиняются  приказанию  одного человека, являются
сынами  раздора  и  отцами  распри,  даже  в  том случае, когда дело идет об
устройстве какого-нибудь мирного празднества.
     - Тебе,  по-видимому,  неприятно,  что  Адриана  желают  почтить такими
пышными празднествами?
     - Ты  шутишь.  Именно потому, что я особенно желаю, чтобы они вышли как
можно  блистательнее,  я  самолично  вхожу  во  все  подробности, и, к моему
удовольствию,  мне  удалось укротить даже строптивых. Едва ли я по должности
был обязан...
     - Я  думала,  что  ты  не  только  слуга  государства,  но и друг моего
супруга.
     - Я горжусь тем, что имею право называть себя этим именем.
     - Да,  у  Адриана  стало  много,  очень  много друзей с тех пор, как он
носит  багряницу.  Ну,  теперь  ты  забыл свое дурное расположение духа? Ты,
должно  быть,  сделался  очень  впечатлительным, Титиан; у бедной Юлии очень
раздражительный супруг.
     - Она  не столь достойна сожаления, как ты думаешь, - возразил Титиан с
достоинством,  -  так  как  моя  должность до такой степени погружает меня в
заботы,   что   жена  редко  имеет  возможность  замечать  мое  возбужденное
состояние.  Если  я  забыл  скрыть  от тебя свое волнение, то прошу простить
меня   и  приписать  это  моему  горячему  желанию  обеспечить  для  Адриана
достойный его прием.
     - Не  думай,  что  я  сержусь  на тебя... Однако вернемся к твоей жене.
Значит,  она  разделяет  мою  участь.  Бедные, мы не получаем от своих мужей
ничего,  кроме объедков после государственных дел, которые все поглощают. Но
рассказывай же, рассказывай!
     - Самые  тяжелые часы я пережил из-за неприязни между евреями и другими
гражданами.
     - Я  ненавижу  эти  проклятые  секты  евреев, христиан, или как они там
называются!  Не  отказываются  ли  они  внести  свою  долю пожертвований для
приема императора?
     - Напротив,  алабарх*,  их  богатый  глава,  вызвался взять на себя все
издержки на целую навмахию**, а его единоверец Артемион...
     ______________
     *   Алабарх   -   глава  евреев  в  Александрии;  вероятно,  фискальная
должность,  т.е.  связанная  со  сбором  налогов  и  пошлин  в  личную казну
императора.
     **  Навмахия  -  сражение  на  кораблях,  устраиваемое для увеселения в
специально предназначенном для этого бассейне.

     - Ну? Так пусть возьмут от них деньги, пусть возьмут!
     - Эллинские  граждане чувствуют себя достаточно богатыми, чтобы принять
на  свой  счет  все  издержки,  которые  будут  составлять  много  миллионов
сестерциев,  и  добиваются  того,  чтобы  исключить  евреев  везде  из своих
процессий и зрелищ.
     - Они правы.
     - Позволь  мне  спросить тебя: справедливо ли было бы помешать половине
александрийцев оказать почет своему императору?
     - Адриан  с  удовольствием откажется от этой чести. Титулы Африканский,
Германский,  Дакийский  служили к славе наших победителей, но после того как
Тит разрушил Иерусалим, он не позволил назвать себя Иудейским*.
     ______________
     *  Император  Тит, разрушивший часть Иерусалима в 70 г. н.э., отказался
из презрения к евреям принять титул Иудейский.

     - Он  поступил так потому, что его пугало воспоминание о потоках крови,
которые  он  вынужден был пролить, чтобы сломить упорное сопротивление этого
народа.  Приходилось  ломать  побежденному  сустав  за  суставом,  палец  за
пальцем, прежде чем он наконец решил покориться.
     - Ты  опять  говоришь  почти  как  поэт. Уж не выбрали ли тебя эти люди
своим адвокатом?
     - Я  знаю  их  и стараюсь быть к ним справедливым как ко всем гражданам
этой  страны, которой управляю от имени государства и императора. Они платят
такие  же подати, как и другие александрийцы, даже больше других, потому что
между  ними  есть  очень  много  богатых  людей,  они прославились в области
торговли,  ремесел,  науки  и  искусства, и поэтому я мерю их тою же меркой,
какой  и  остальных  жителей  этого  города.  До их суеверия мне так же мало
дела, как и до суеверия египтян.
     - Но  оно выходит из границ. В Элии Капитолине*, которую Адриан украсил
многими  зданиями,  они  отказались  принести жертву статуям Юпитера и Геры.
Это значит, что они отказываются воздавать честь мне и моему супругу.
     ______________
     *  Элия  Капитолина  - название, данное Адрианом Иерусалиму, который он
вздумал  застроить  после  разрушения,  чтобы основать там новую колонию. На
месте   еврейского   храма   был  воздвигнут  храм  Юпитеру  Капитолийскому.
Некоторые  писатели  относят  построение нового города ко времени подавления
еврейского  восстания  (135 г.). Но Эберс, как видно из романа, считает, что
восстановление началось до поездки Адриана в Египет, а именно в 119 г.

     - Им   запрещено   служить   какому-либо   другому   богу,   кроме   их
собственного.  Элия  была  выстроена  на  развалинах Иерусалима, а статуи, о
которых ты говоришь, стоят на священнейших для них местах.
     - Какое нам дело до этого?
     - Тебе  известно,  что  и Гай не мог убедить их поставить свою статую в
святая  святых их храма. Даже наместник Петроний должен был согласиться, что
принудить к тому - значит поголовно истребить их*.
     ______________
     *  Здесь  имеется  в  виду  римский  император  Гай Калигула (37-41 гг.
н.э.),   который   поручил  своему  проконсулу  в  Сирии  Петронию  заказать
собственную огромную статую и поставить ее в Иерусалимском храме.

     - В  таком  случае  пусть  будет  с  ними  то,  чего  они  заслуживают.
Уничтожить их! - вскричала Сабина.
     - Уничтожить?  -  спросил префект. - В одной Александрии почти половину
граждан, то есть несколько сот тысяч верноподданных... уничтожить?
     - Так  много?  -  спросила  императрица  с  испугом.  -  Но это ужасно!
Всемогущий  Зевс! Что, если эта масса восстанет против нас? Никто не говорил
мне  об  этой  опасности...  В  Киренаике  и в Саламине на Кипре они грабили
десятки тысяч своих сограждан.
     - Их   раздражали   до   крайности,   и  они  оказались  сильнее  своих
угнетателей.
     - А  в их собственной стране, говорят, восстание следует за восстанием.
Все  из-за  тех  жертвоприношений,  о  которых  мы  сейчас  говорили. Теперь
легатом  в  Палестине  Тинний  Руф*. У него, правда, противный резкий голос,
но,  по-видимому,  он  не  такой  человек, чтобы позволить шутить с собой, и
сумеет укротить это опасное отродье.
     ______________
     *  В  начале  еврейского  восстания  (132  г.) легат Тинний Руф зверски
уничтожал и грабил население Иудеи.

     - Может  быть,  - сказал Титиан, - но боюсь, что одной строгостью он не
достигнет цели, а если достигнет, то обезлюдит целую провинцию.
     - В империи слишком много народа.
     - Но полезных граждан никогда не бывает достаточно!
     - Мятежные ненавистники богов - полезные граждане?
     - Здесь,  в  Александрии, где многие из них вполне применились к нравам
и  образу  мыслей  эллинов  и  все  усвоили  их язык, они, конечно, полезные
граждане и, несомненно, искренне преданы императору.
     - Принимают ли они участие в празднествах?
     - Да, насколько позволяют им эллины.
     - А постановка морского сражения?
     - Ее  не  будет.  Но  Артемиону  дозволено  поставлять диких зверей для
игрищ в амфитеатре.
     - И он не выказал скупости?
     - Ты  бы  поразилась  его  щедрости.  Должно  быть, этот человек умеет,
подобно Мидасу*, превращать камни в золото.
     ______________
     *  В  благодарность  за  указанную услугу бог Дионис обещал фригийскому
царю  Мидасу  исполнить  его  желание  -  чтобы  все  то,  к  чему бы тот ни
прикасался,  превращалось  в  золото. Так как после этого и пища, до которой
Мидас  дотрагивался,  становилась  золотой,  что  грозило ему смертью, то он
упросил бога взять свой дар обратно.

     - И много подобных ему между вашими евреями?
     - Изрядное число.
     - В  таком  случае  я желаю, чтобы они попытались взбунтоваться, потому
что, если возмущение уничтожит богатых, нам достанется их золото.
     - А   до   тех  пор  я  постараюсь  сохранить  их  живыми  как  хороших
плательщиков податей.
     - Разделяет ли это желание Адриан?
     - Без сомнения.
     - Твой преемник, может быть, внушит ему другие мысли.
     - Адриан  всегда  действует  по  своему собственному разумению, а я еще
состою в должности, - гордо сказал Титиан.
     - И  да  сохранит тебя в ней иудейский бог на многие лета, - насмешливо
отвечала Сабина.


VII

     Прежде   чем  Титиан  успел  открыть  рот  для  ответа,  главная  две