вперед, другому назад.
     Конечно, не сразу,  машина не тронулась бы с места, а по очереди,
переключая управление то на передний руль, то на задний. А инструктор,
вместо того чтобы ездить неотлучно  рядом  с  одним  учеником,  теперь
устраивался  под  броней  между обоими,  давая указания то одному,  то
другому...
     Рассказывая о  манеже,  профессор  что-то  изображал  на листочке
ватмана, пользуясь то карандашом, то резинкой, то пером.
     - Возьмите, Сергей Иванович. Пригодится!
     Это оказался  чертеж  дополнительного   рулевого   устройства   в
броневике.
     Домокуров полюбовался картинкой и попросил  пририсовать  к  башне
щитки.
     - Щитки?  - Старик озадаченно вскинул брови.  - Какие  еще  такие
щитки?
     Домокуров напомнил:
     - Щитки  на башне.  Ведь академик Щуко в письме ссылается на вас.
Или забыли... Сами же подсказали ему эту деталь.
     - Я?..  -  Тут  старик выкатил на Сергея глаза,  как выкатывал на
своих тетушек. - Я подсказал кому-то что-то для памятника?..
     Он встал, взволнованный, и заходил по кабинету.
     - Нет,  это  уже,  извините,  фантасмагория!  Напоминаю  вам,   я
автомобилист и в манеже не броневиком занимался - автомобилем! Ходовая
часть машины,  двигатель, рулевое управление - вот моя компетенция как
инженера.  А  чисто  военные устройства - увольте,  они меня нимало не
интересовали...
     Расхаживая, он усердно дымил сигарой, закашлявшись, положил ее на
край пепельницы и продолжал:
     - Да,  ставя  дополнительный руль,  я работал над броней.  Но эта
коробка только стесняла движения.  Было тесно,  неуютно,  я набил себе
шишек и синяков - вот и все, чем мне запомнился броневик в целом!
     Лев Галактионович поглядел на шапочку  пепла,  образовавшуюся  на
погасшей сигаре,  и,  стараясь шапочку не уронить,  опрокинул сигару в
пепельницу.
     - А  напоследок,  -  сказал  он,  садясь  в  кресло,  - еще раз о
Васе-прокатчике.
     С группой  солдат  он  был  на  площади,  где  готовилась встреча
Ленину.  Вдруг на броневике,  что выдвинулся к вокзалу, замечает белую
цифру на борту: это была двойка.
     Солдат подошел ближе,  заглянул внутрь машины и с  достоверностью
убедился,  что  это  тот  самый  броневик,  в котором под руководством
инженера вольной службы делали в манеже  реконструкцию.  Слесарь,  как
всякий рабочий, узнал, разумеется, дело собственных рук.
     Взволнованный открытием, Прокатчик не ограничился тем, что увидел
сам.  Он  подвел  к броневику еще нескольких солдат,  своих товарищей,
чтобы и те удостоверились в необычном устройстве машины.
     А через  некоторое  время  на этот самый броневик взошел Владимир
Ильич Ленин..
     Наутро Прокатчик, радостный, пришел ко мне и все рассказал.
     - Лев Галактионович!  - Домокуров бережно закрыл  блокнот.  -  На
прощанье только одно слово: как фамилия Прокатчика?
     - Искренне досадую, - вздохнул профессор. - Если бы я помнил!

x x x

     Так или иначе встреча на Васильевском, считал Домокуров, удалась.
Долго в паспорте маячил один-единственный пункт: "Башня со щитками".
     А тут привалило сразу три новых:
     Примета Э 2:  под броней два руля (второй,  дополнительный, перед
задней стенкой).
     Примета Э 3: машина английская, фирмы "Остин".
     Примета Э 4: снаружи на борту цифра "2" (крупно белой краской).
     Сейчас, на  трибуне  в  Смольном,  профессор  Фатеев  рассказал о
броневике нечто новое:
     - Дублированный руль,  - говорил он, - приобрел не только учебное
значение.  Повадились ко мне офицеры и техники из действующей армии  -
"за  чертежиком".  Я,  разумеется,  заинтересовался,  что за польза от
дубля в сражениях. И тогда один из офицеров познакомил меня с тактикой
боя броневиков.
     Коротко говоря,  машина,  на которую,  как правило,  обрушивается
артиллерийский огонь,  вынуждена,  уходя от опасности, маневрировать -
взад-вперед,  взад-вперед...  А как дать задний ход?  Не откроешь ведь
дверцу,  не высунешься,  чтобы направить машину, - мигом подстрелят. И
вслепую,  наугад,  пятиться не лучше:  как  раз  завалишься  в  свежую
воронку от снаряда... Так вот, дублированный руль, как обнаружили сами
фронтовики, и спасает их от подобных неприятностей...
     Теперь Домокуров огорчился. Оказывается, дублированные рули не на
одной машине.  Значит,  это уже не решающая примета. Придется выявлять
дополнительные,  но  сколько  их  потребуется,  где  и  когда  удастся
собрать? Поиск осложняется...

x x x

     Профессор возвратился с  кафедры  на  свое  место  за  столом  и,
отдуваясь, расправлял бороду.
     Председательствующий громко объявил:
     - Слово  предоставляется  заслуженному  красногвардейцу,  бывшему
командиру  бронеавтомотоциклетно-пулеметного  отряда  при  Смольном  -
первой советской воинской части - товарищу Быкову Федору Антоновичу!
     Зал выразил свои симпатии оратору горячими аплодисментами.
     И тут, прокашлявшись, заговорил ветеран у своих плакатов.
     - Это правильно доложено...  - Послышался его глуховатый голос. -
В общем и целом...  Профессор.  - Он стукнул об пол комлем указки, как
бы  понуждая  себя  говорить  складнее.   Преодолел   волнение,   речь
наладилась.
     В его отряде,  как оказалось,  среди прочих броневиков "Лейтенант
Шмидт",  "Рюрик"  и  других,  числом  девять,  находился  и  ленинский
броневик.
     - "Двойка"? - подсказал Фатеев.
     - "Двойку"  мы  аннулировали.  В  первую  же  зиму,  в  Смольном.
Присвоить  броневику революционное имя - вот как постановили в отряде.
Принято единогласно. Сами бойцы и название придумали: "Враг капитала".
Красиво этак легло пояском на башню. Суриком пустили: краска такая, на
Семянниковском у судостроителей разжились; что ни буква - жаром пышет!
     Команда броневика была из тройки лучших бойцов отряда.  Нес он, в
очередь с другими броневиками,  караульную службу у Смольного. А народ
в Смольный - рекой.
     И каждому хотелось подойти к броневику,  прикоснуться к  броне  и
особенно к башне - той самой...
     Караул оттеснял любопытных: "Посторонитесь, товарищи, броневик на
боевом посту. В случае тревоги из-за вас и не развернуться!"
     А командир Быков,  чтобы разредить толпу у броневика,  поднимался
на   каменное   крыльцо   перед   входом  в  Смольный,  рассказывал  о
революционной истории броневика и отвечал на вопросы слушателей...
     - А  теперь,  -  объявил  бывший  красногвардеец  -  и  голос его
поднялся до пафоса,  - не под осенним дождем у крыльца, а выступаю я в
Лепном  зале  Смольного,  и  не перед случайными слушателями,  а перед
большевистскими делегатами с заводов и перед учеными людьми... Спасибо
товарищу Семибратову, что не забыли о моем существовании!
     Переждав аплодисменты,   Быков   повел   деловой   разговор.   Он
подтвердил  слова профессора Фатеева о том,  что в машине было двойное
управление.
     - И  щель  была  в  задней  броневой  стенке,  -  добавил  он.  -
Смотровая. Чтобы водить броневик, когда понадобится, задним ходом.
     Фатеев встрепенулся. Громогласно пробасил:
     - Мы дрелью щель эту высверлили. Да зубилом вырубали!
     А Домокуров  строчил  в  блокноте - такие удивительные новости...
Едва успел записать примету,  как уже  просится  в  блокнот  другая...
Впервые было сказано, что броневик имел две башни с пулеметами.
     Быков развернул плакат со схемой:  прямоугольник,  в него вписаны
две  окружности.  Броневик  в  плане.  Веерами  показаны секторы огня.
Увлекшись,  Быков  пустился  нахваливать  чисто  военные,  тактические
особенности броневика.
     Это на многолюдном собрании было уже лишнее. Семибратов деликатно
направил его мысль в нужную сторону. Попросил Быкова рассказать, как и
где он искал броневик.
     Оказалось, красногвардеец шаг за шагом обошел пригородные пустыри
и свалки, потом, расчертив план города на квадраты, принялся шагать по
дворам,  обследуя  каждый  глухой  уголок,  стараясь  не  упустить  ни
дровеника,  ни сарая.  Случалось,  его останавливали дворники: "Ты что
тут  высматриваешь,  почтенный?"  Сперва  он  пытался объясниться,  но
упоминание о попытке разыскать историческую реликвию только  усиливало
подозрение  среди  дворников:  "Вон чем прикрывается бродяжка,  что-то
больно  грамотный!"  -  не  раз  его  препровождали  в  милицию.   Там
спрашивали  у него паспорт,  он предъявлял.  Истинным намерениям его в
большинстве случаев верили, но советовали обзавестись документом: мол,
предъявителю  сего  разрешается  поиск  в  черте  города исторического
броневика.
     "Предъявитель! - возмущался Быков.  - Я, старый слуга партии, для
них всего лишь предъявитель!" Документа ему,  конечно,  не выправили -
не  существовало  официальной  формы  для  такого документа,  но Быков
упрямо продолжал хождение  по  дворам.  Постепенно  в  городе  к  нему
привыкли.   Решили:   "Чудак,   но  человек  безвредный.  Ну  и  пусть
развлекается, роется по задворкам!"
     Говорил в Лепном зале Быков с умолчанием, иносказательно - видно,
опасался показаться людям смешным.  Но выслушали  его  с  уважением  и
сочувствием:  из  рассказа  вставал  образ человека,  самоотверженно и
страстно преданного высокой идее.  Больной и почти ослепший, он шаг за
шагом  вознамерился  обследовать громадный город.  "Но это невозможно!
Тут и здоровому жизни не хватит!" -  так  подумал  Домокуров  и  решил
предложить Быкову свою помощь.
     К сказанному о броневике интересное добавление  сделал  профессор
Фатеев.  Оказывается,  исторический  броневик,  как и некоторые другие
"остины",  достраивался не в Англии,  а на одном из старейших  русских
заводов  -  Ижорском,  близ  Петербурга.  От  фирмы  "Остин" - шасси и
двигатель.  А  конструкция  корпуса,  форма  и  расположение  башен  -
русское.  И  "броневая  рубашка" не английская.  Ижорцы одели машину в
броню своего состава и собственной варки.

x x x

     На трибуне новый  оратор  -  военный  с  полным  набором  шпал  в
петлицах.  Он  не  спешил  начинать.  Деловито  опорожнил  портфель  и
разложил перед собой бумаги.  Жестом  привычного  к  кафедре  человека
наполнил водой из графина стакан и, блеснув стеклами очков, заговорил.
     Обращаясь к карте Советского  Союза,  которая  появилась  по  его
знаку в руках красноармейца, ученый как бы распахнул перед слушателями
грандиозную панораму фронтов гражданской войны...
     Вот там  водил  полки командарм Фрунзе.  Здесь и здесь внезапная,
как вихрь,  конница Буденного опрокидывала целые вражеские армии.  Там
разгуливал  по  тылам врага неуловимый Котовский.  На Украине поднимал
партизан Щорс,  а в Сибири - Лазо.  У  Волги  сокрушал  белогвардейцев
Чапаев...
     - Двадцать два миллиона квадратных километров,  товарищи, так или
иначе  были  охвачены  действиями  Красной  Армии  и партизан.  Такого
плацдарма освободительной войны народов еще не знал мир!
     Ученый отхлебнул воды, помедлил и продолжал:
     - Перехожу к частному,  но сегодня в первую очередь интересующему
нас вопросу - о действиях бронечастей.  Организуя свои удары,  Красная
Армия создавала мощные броневые кулаки...
     Опять несколько  крупных,  но  точных  мазков  -  и перед глазами
слушателей поля сражений...
     Вот набирается  сил,  трубит поход на Москву адмирал Колчак;  тут
броневые средства республики - десятки бронепоездов, отряды бронемашин
- уходят на восток.
     Завтра марш,  марш-поход начинает Деникин,  и броневой  советский
кулак  нависает над белыми армиями на юге страны.  Послезавтра броня с
юга перекидывается на запад, а там на север...
     - Нет  сомнения,  -  сказал ученый,  - что и броневик,  о котором
сегодня идет речь, успел побывать на многих фронтах гражданской войны.
Тем более что это не только боевая единица.  За броневиком утвердилась
слава первой ленинской трибуны в тысяча девятьсот семнадцатом году,  и
представляете,  какое соревнование разгоралось между воинскими частями
за обладание реликвией?  Но из этого,  товарищи,  следует...  - ученый
вздохнул,  - вывод из этого следует неутешительный: легче найти иголку
в стоге сена,  чем броневичок,  причем едва ли  целый  после  стольких
боев,  обнаружить на шестой части земного шара.
     Военный исследователь кончил.

x x x

     Председательствующий объявил перерыв. Широко распахнулись двери в
коридор, и оттуда повеяло манящей прохладой.
     "Лучше бы этот военный не выступал!" - подосадовал  Домокуров,  и
тревога  за  исход  совещания  уже  не покидала его:  а вдруг признают
поиски  бессмысленными?  Он  настороженно  прислушивался   к   спорам,
закипавшим вокруг.
     - Писать нам надо,  а не слоняться  по  задним  дворам,  -  зашел
разговор среди художников. - У нас юбилейные холсты!
     - Военный прав, - безапелляционно заявляли другие, - бессмысленно
искать то, чего нет...
     - Предоставить следует  инвалидам  и  пенсионерам,  -  рассуждали
третьи, - у них время не считанное...
     Тошно это было слушать Сергею, и он вышел из толпы.
     - Эй, Серега!
     В дверях буфета,  развернутого по случаю  совещания  тут  же,  на
третьем  этаже,  стоял  Лещев.  Причмокивая  от удовольствия,  попивал
лимонад.
     - Дядя  Егор!  -  И  Сергей приложил обе руки к груди.  - Извини,
опять не постоять, не побеседовать!
     Он спешил    увидеться    с    Быковым.   И   обнаружил   бывшего
красногвардейца в первом этаже  у  столовой.  Он  шагал,  опираясь  на
трость. Двое товарищей бережно поддерживали его под руки.
     Столовая - уголок Смольного в своем роде примечательный.  Потолок
подпирают  старинного рисунка чугунные столбики.  Огромный медный куб,
словно толстяк,  самодовольно выставивший пузо и сияющий  от  сознания
своего исключительного положения в человеческом обществе.
     Чтобы открыть кран и налить в стакан чаю,  кубоватая, молоденькая
женщина  с  крахмальной наколкой в волосах,  берется за рукоятку крана
пригоршней.
     - Хочу с вами, Федор Антонович, познакомиться, - начал Домокуров,
вставая в очередь к кубу.
     Тот повернулся на голос.
     Домокуров назвал себя,  сказал, что он с совещания в Лепном зале,
что слышал его, Быкова, доклад и что восхищен его деятельностью.
     В ответ - неожиданное и редкое по силе рукопожатие.
     - А  систему мою понял?  Нет!  - И красногвардеец не без гордости
объявил: - Я ведь по квадратам работаю. Ну, взять, к примеру...
     Домокуров, уважительно   слушая,   обнаружил,   что   в   походах
красногвардейца по городу есть своя логика: он не каждый квадрат берет
в обследование и даже не каждый район Ленинграда, а обследует квадраты
из тех мест,  где,  как подсказывает ему память, действовал броневик в
операциях   против   контрреволюционеров   или  отстаивался  в  боевых
резервах.
     - Хотелось  бы помочь вам,  - предложил Домокуров.  - Лето у меня
свободное,  каникулярное,  к тому же белые ночи,  можно ведь  и  ночью
искать...
     Красногвардеец нахмурился.  И без  слов,  но  весьма  решительным
жестом показал, что не допустит вмешательства в свои дела.
     Домокуров поспешил переменить разговор.
     - Федор   Антонович!   Как   считаете,   какое   примет   решение
совещание?.. Не сорвут поиски?
     Губы красногвардейца скривились в желчной усмешке:
     - Это,  дорогой товарищ,  не старая афишка на заборе. Ноготков не
хватит,  чтоб  сорвать!..  Про  других не ведаю,  скажу о себе.  Искал
броневик и буду искать.  Пока темные воды совсем не затопят мои глаза.
И  когда ослепну,  все равно меня не отымешь от этого дела,  все равно
буду искать! Каждый мальчишка пойдет ко мне поводырем.

x x x

     Получили чай.  Получили  по  сдобной  булочке.  Но  к  столам  не
подступиться,  и  Быков  остановился  посреди  зала,  прислонившись  к
чугунному столбику.
     - Вот так,  бывало,  Владимир Ильич...  на этом самом месте. Чаек
попивает и с людьми разговаривает.  Допьет кружку и опять к кубу.  А у
куба... - и Быков заулыбался воспоминанию... - А у куба, между прочим,
стояла знаменитая женщина - с красногвардейцами пришла в  Смольный.  В
кипятке  у  нее  не  было  отказу - ни днем ни ночью.  Она и делегатов
Второго съезда Советов, который провозгласил Советскую власть - здесь,
на  первом этаже,  - обслуживала кипяточком...  Ну,  так вот.  Допьет,
бывало,  Владимир Ильич кружечку и опять к ней:  "Екатерина  Саввишна,
пожалуйста,  еще.  Никогда не пивал такого ароматного чаю!" А Саввишна
сложит руки на животе,  вздохнет  и  горестно:  "Да  ведь  без  сахару
чай-то,  Владимир Ильич. И настоен невесть на чем..." А Владимир Ильич
только рассмеется.

x x x

     Быков все больше нравился Сергею.  Он мысленно сбросил  с  Федора
Антоновича  очки - и увидел умное привлекательное лицо интеллигентного
рабочего. Правильная красивая внешность, но искажена болезнью...
     Не терпелось ему поговорить с Быковым. И случая не упустил. Когда
вышли из столовой, Сергей усадил Быкова на скамейку в коридоре:
     - Присядем,  Федор Антонович, пока перерыв. - И сразу же к нему с
вопросами: - Скажите, это вы повели броневик с вокзала?
     Быков отрицательно помотал головой:
     - Товарищ Елин Георгий Васильевич - он от Петроградского комитета
большевиков был - следил за порядком при встрече Владимира Ильича.  Он
и броневиками распоряжался, два их вывели из ремонтной мастерской, что
была на Малой Дворянской,  девятнадцать.  Елин и говорит мне: "Садись,
Быков,  за руль".  А я - в сторону.  Объясняю ему:  "Туман застит  мне
глаза,  случается. От ранения в голову. И не осмелюсь я везти товарища
Ленина!"
     Домокуров стремился ускорить беседу:
     - А кто повел?
     Быков усмехнулся:
     - Лестно  ведь  имечко  свое  оставить  в  истории   революции...
Несколько  парней  из  шоферни  стали  набиваться в водители - да Елин
круто навел порядок.  А кого он посадил  -  не  скажу:  матросы  стали
отгонять  от  броневика  лишних - я и попал в лишние...  А спустя годы
историки стали называть солдата шофера Огоньяна Мирона Сергеевича.  Он
и  считался  официально,  что  вез  Владимира  Ильича  в  броневике от
Финляндского вокзала до дворца  Кшесинской,  в  Петроградский  комитет
партии.
     Держал Сергей Быкова на скамейке,  а мимо уже  люди  двигались  в
зал.  Федор Антонович заволновался,  но Домокуров сказал: "Перерыв еще
не кончился.  Я слежу по часам".  Уверенный твердый голос его успокоил
собеседника.
     Домокуров, не мешкая,  достал свой паспорт броневика.  Быков,  по
его просьбе, развернул свой.
     Стали сличать.  У красногвардейца сведения  оказались  полнее.  И
неудивительно. "Двойка"-то постоянно была у него перед глазами!
     - Приступочку не забудь, - сказал Быков.
     - А это что такое, тоже примета?
     Красногвардеец объяснил,  что ижорцы позаботились об удобстве для
водителя  броневика.  С  земли  до  дверцы высоко,  так они прикрепили
приступку,  а чтобы нога не соскальзывала - дело ведь  жаркое,  в  бою
человек!  -  сделали  у  приступки  бортики,  и получилась она в форме
совка. Тогда удобство, а сейчас это - важная примета.
     Поставил Домокуров в паспорт приступку-совок. Заглянул к Быкову:
     - А это что за пункт у вас,  Федор  Антонович?  "Броневик  внутри
оклеен войлоком". Разве так бывает? А если загорится в бою, тогда что?
     Быков развел руками:
     - А голову о голые стены расшибить лучше?
     Ах, какими наивными выглядят подчас люди,  когда оборачиваешься к
прошлому! Казалось бы, танкистский шлем - чего проще сшить? На шлеме -
кожаные колбаски,  а начинка колбасок  -  войлок.  Вот  и  не  ушибают
головы.  Просто и удобно,  а вот поди ж ты,  и до шлема мысль человека
дошла не сразу: была предшествующая ступень - войлок на стенках боевых
машин...
     "Войлок... - мысленно взвесил Домокуров,  - какая же это примета,
если войлок наклеивался во всех броневиках?"
     И оставил он в паспорте только надежные приметы.
                               ПАСПОРТ
               бронеавтомобиля, с которого в 1917 году