офессию  так,
будто  она  пожизненна,   наследственна   и   обособленна.   В   книжках   о
железнодорожниках не было железной дороги и, уж во всяком  случае,  не  было
транспорта. В них изображались будка и  семафор,  а  сюжетом  рассказа  было
какое-нибудь бедствие или чудесное спасение. Без этого ничего интересного не
получалось.
     У  нас  рассказы  о  профессиях,  рассказы  о  труде  только   начинают
появляться.
     Нельзя же считать рассказами те  унылые  худосочные  "производственные"
книги, которые кормили ребят гайками, опилками и стружками.
     Трудно  сказать,  что  хуже:  старая  "будочная"  мелодрама   или   эти
беллетристические реестры гаек?
     Но разве  не  может  быть  такой  книжки,  которая  рассказывала  бы  о
железнодорожниках, не впадая в мелодраму чудесных спасений  и  не  превращая
всю железную дорогу в склад буферов и шпал?
     Может - и даже есть.
     В этом году Н. Григорьев {72} написал рассказ "Полтора разговора".
     В рассказе этом столько материала, сколько вмещает самый добросовестный
очерк. Тут и диспетчерская работа во всех се подробностях, и  паровозы  всех
систем - от визгливой "Овечки",  которая  таскает  вагоны  на  Сортировочную
станцию и обратно, до басовитой  "Щуки",  тянущей  за  собой  тяжелый  хвост
товарных вагонов - этак в полкилометра длиной.
     А есть еще на железной дороге великолепный паровоз "Элька".
     "Видали вы Эльку? Ее и по голосу сразу узнаешь.  Не  гудок  -  оркестр.
Восемьдесят километров в час, сто километров дает паровоз.
     В топке рев; голову высунешь в окно -  не  то  что  фуражку,  волосы  с
головы сорвет. А ход ровный, плавный. Машинист нацедит себе  стаканчик  чаю,
примостит его на котел, к арматурному патрубку, - даже не расплещется  чаек.
Вот это ход! Когда "Эльку" на график примешь, будто кто  ножом  полоснет  по
сетке...
     "Элька" не всякие поезда водит.
     Случалось вам ездить на "Красной стреле"? Вот это - Элька!
     Но главный герой рассказа - не  паровоз,  а  человек,  машинист  "Щуки"
Каратаев.
     Отправляют в Магнитогорск срочный груз  -  доменные  воронки.  Надо  их
насильно вогнать в расписание, втиснуть в график, а в  графике  и  без  того
тесно. "Десять минут - и поезд.  Десять  минут  -  и  поезд.  Вот  уже  пора
"Красную стрелу" отправлять, а ведь перед ней на пятьдесят  километров  путь
должен быть чист".
     Если не пройдет "Щука" перед "Красной стрелой", значит,  дело  отложено
на завтра.
     И вот взялся машинист Каратаев  удрать  на  "Щуке"  от  "Эльки".  Целых
шестьдесят три километра должен он удирать. Удерет или не удерет?
     Отсюда рассказ идет без замедления, без передышки до тех пор,  пока  не
решится спор между доменными воронками и "Красной стрелой".
     И спор этот - не азартная игра,  не  гонки,  не  скачки.  Это  одна  из
диспетчерских задач, которые приходится решать ежедневно.
     В старину, когда Октябрьская дорога была еще Николаевской и на  билетах
печатались орлы, - в те времена каждая  станция  действовала  за  себя,  без
всякого диспетчера. Да ведь и движение, в сущности, небольшое  было.  Какова
промышленность, таково и движение.
     Диспетчерская служба появилась у нас с революции. "В хозяйстве -  план,
на заводах - план, значит, и грузы надо возить по плану".
     Этот вывод делает автор книжки, и тот же самый вывод  делает  читатель,
который только что вместе с  диспетчером  решил  труднейшую  железнодорожную
задачу. Книжка дала читателю  не  голые  лозунги,  не  декламацию  и  не  те
декоративные подробности, которыми часто бесцельно щеголяют авторы, лишенные
замысла и материала.
     Новое   отношение   к   хозяйству,   к   труду,   к    социалистической
ответственности разительно отличает  книжку  о  диспетчере  и  машинисте  от
старых рассказов о стрелочниках и вагонных бандитах.
     Еще труднее было проявить  новое  отношение  к  труду  в  книге  о  той
экзотической профессии, которою издавна интересуются все подростки. Я говорю
о водолазах. Водолазы с незапамятных времен мелькали на обложках и картинках
авантюрных журналов. Занятие у них было такое: добывать со дна  моря  черные
жемчужины  для  невесты  индийского  раджи,  сражаться   с   осьминогами   и
разгадывать тайны затопленных четыреста лет тому назад испанских каравелл.
     Недавно о водолазах написал книгу водолаз К. 3олотовский {73}.  В  этой
книге  водолазы  выведены  не  подводными  бродягами  и  кладоискателями,  а
подводными мастерами.
     Вот что пишут об этой книге ребята: "Когда я взял книгу в  руки,  то  с
первого же взгляда мне показалось, что книга будет рассказывать  о  каких-то
фантастических похождениях водолазов.  Но,  прочитав  несколько  страниц,  я
разочаровался. Я понял, что в ней описывается жизнь тех водолазов, которых я
встречал часто на Фонтанке. "Ну, чего здесь интересного?" -  подумал  я.  Но
меня заинтересовала простота изложения в книге. (Я стал читать и,  к  своему
удивлению, не мог оторваться. Странно, никогда  я  не  думал,  что  водолазы
играют такую роль в строительстве  социализма!  В  этой  книге  я  не  нашел
недостатков".
     Книга, в которой читатель не находит недостатков,  -  вряд  ли  скучная
книга. Ведь от скуки и самый кроткий читатель становится придирчивым и видит
в книге тысячи недостатков: и язык ему нехорош, и герои как-то несимпатичны,
и психология не вполне понятна.
     В "Подводных мастерах", как видите, все оказалось на  месте.  Очевидно,
книга   заставила   читателя   в   конце   концов   забыть   пристрастие   к
лжеромантическим водолазам, увлекла его какой-то новой романтикой.
     Это потому, что "подводный мастер" - каждый день подвергает свою  жизнь
опасности  -  и  не  ради  жемчужин  индийской  принцессы.   Спускаться   на
многосаженную глубину ему приходится для того,  чтобы  прорыть  тоннель  под
затонувшим миноносцем, осмотреть заросший губками и водорослями  ледокол  на
дне Полярного моря.
     А насколько причудливее и богаче морское дно, по которому тянет  кабель
озабоченный и серьезный водолаз, чем отвлеченные таинственные глубины  "Мира
приключений"!
     И все же отдельные очерки и рассказы  о  железнодорожниках,  водолазах,
летчиках еще не решают задачи, стоящей перед нами. Нам надо создать  повести
и романы, полные  событий  и  приключений,  но  связанные  с  реальностью  и
показывающие беспредельные возможности человеческой мысли и труда.

                      7. Путешественники, звери, герои

     Я взял для  примера  всего  несколько  книжек  -  Гайдара,  Пантелеева,
Паустовского, Лоскутова, Ильина, Григорьева, Золотовского.
     Жаль, что время  не  позволяет  мне  рассказать  подробно  и  о  других
книжках, не менее принципиальных и достойных внимания.
     Следовало бы хоть вкратце остановиться на нашей географической книге  -
книге о путешествиях.
     В анкетах  читателей-детей  чаще  всего  упоминаются  два  литературных
жанра: "приключения" и "путешествия".
     "Приключения" на языке ребят далеко не всегда означают  авантюру.  Чаще
всего - это события, эпизоды, факты.
     Требуя "приключений", читатели настаивают на сюжетной книге,  а  иногда
даже на целой серии сюжетных книг с общими героями.
     К путешествиям они предъявляют  точно  такие  же  требования.  В  своих
письмах к Горькому ребята говорят о целых библиотечках путешествий. В  одних
письмах такие библиотечки охватывают мореплавателей эпохи великих  открытий,
в других - все путешествия  на  полюс,  в  третьих  -  экспедиции  советских
ученых.
     И все эти  книги  должны,  по  мнению  ребят,  быть  либо  героическими
романами,  вроде  "Капитана  Гаттераса"  {74},  либо  подлинными  дневниками
путешественников.
     По  совести  говоря,  это  вполне  законное  требование,  исходящее  из
правильного понимания задач литературы. Либо документ, либо свободный роман.
Географическую компиляцию, за неимением лучшего, наш читатель тоже, конечно,
примет, но без особой радости.
     Ведь обычная компилятивная книжка, чаще всего состряпанная из сведений,
которые можно найти в энциклопедическом словаре, из случайных цитат,  взятых
из записок путешественников с придачей  бутафорских  псевдобеллетристических
подробностей,  -  всегда  выдает  свое  суррогатное  происхождение,   отдает
маргарином.
     После такой книжки не захочешь сделаться исследователем полярных  стран
и непроходимых горных ущелий.
     Географические повести не должны фабриковаться с помощью ножниц и клея.
     Разве мало у  нас  замечательных  воспоминаний  о  путешествиях  разных
времен - от старинных "хождений" в чужие земли  до  кругосветных  перелетов?
Надо научиться  находить  их  и  обрабатывать  так,  чтобы  они  становились
увлекательными и понятными, не теряя ничего в  своей  подлинности.  А  разве
нельзя использовать  дневники,  доклады,  записки  наших  советских  ученых,
моряков и летчиков, возвращающихся чуть ли не каждый день из самых смелых  и
ответственных экспедиций?
     Если из ста  участников  экспедиций  найдется  хотя  бы  один,  умеющий
свободно и живо записывать  свои  наблюдения,  а  из  ста  литераторов  тоже
окажется один, способный  дать  нам  эпопею  арктического  или  каракумского
похода,  -  у  наших  ребят  скоро  будет  своя  географическая   библиотека
настоящего художественного качества и документальной точности.
     К сожалению,  наши  путешественники  редко  печатают  путевые  записки,
ограничиваясь только докладами и статьями. А писатели хоть и  начали  у  нас
путешествовать, но уехали пока не слишком далеко, не дальше путевого очерка.
     Еще редки у нас такие книги, как "В дебрях  Уссурийского  края"  В.  К.
Арсеньева.  Эта  книга  написана  настоящим  путешественником  и   настоящим
писателем и одинаково любима взрослыми и подростками.
     Еще меньше книг о путешествиях для младшего возраста. И не удивительно.
Для этого возраста чаще всего писали о  путешествиях  двоюродные  племянницы
путешественников и присяжные компиляторы.
     Сейчас у нас есть такие замечательные писатели, как Борис Житков, автор
смелых и  свободных  "Морских  историй",  человек,  написавший  классическую
книжку для детей, которая называется "Про слона". В  этой  маленькой  книжке
дается совершенно реалистическое и вместе с тем сказочное  представление  об
Индии. Вот, например, прибытие в индийский порт: "Ведь  это,  знаете,  когда
сушей едешь... все постепенно меняется. А тут две недели океан, вода и вода,
- и сразу новая страна. Как занавес в театре  подняли..."  Первый  спуск  на
берег. Первая встреча со слоном на дороге.
     Все  эти  подробности  запоминаются  читателем  надолго  -  почти   как
собственные впечатления. И не мудрено:  Борису  Житкову  нигде  не  изменяет
точность наблюдений, меткость глаза и меткость слова.  Именно  эти  качества
делают его, в сущности, довольно сложную и  своеобразную  прозу  понятной  и
доступной маленьким читателям.

                                   -----

     До революции сюжетные повести о животных были у нас почти исключительно
переводные - Сетон-Томпсон {75}, Робертс {76}, Лонг {77} и др.
     Правда, в детской библиотеке  можно  было  найти  короткие  рассказы  о
животных из  "Четырех  книг  для  чтения"  Л.  Толстого,  "Муму"  Тургенева,
"Каштанку" Чехова. Но не Толстым и не Чеховым  определялось  качество  наших
детских книг о животных. Больше всего места на книжных полках  в  библиотеке
для ребят занимали жалостливые рассказы о клячах, на которых  возят  слишком
много воды, или о птичках, которые умирают в клетках.
     Я до сих пор помню две книжки, которые были  у  меня  в  детстве.  Одна
называлась: "Любите животных", а другая "Уж и жаба, бедные зверьки".
     В книгах этих не было ни научной основы, ни свежих наблюдений и, уж  во
всяком случае, не было голоса писателя.
     Такие книги, изготовленные ремесленниками литературного дела, не могли,
разумеется, послужить образцом для нашей детской литературы о животных.
     Сейчас наш молодой писатель  может  не  только  изучать  рассказы  Льва
Толстого, но он может опереться и на опыт  книг  для  детей,  написанных  М.
Пришвиным ("Записки егеря Михал Михалыча" и др.) {78}, на повести и рассказы
Бориса Житкова {79}, В. Бианки {80}, на книжки,  написанные  и  нарисованные
Евгением Чарушиным {81}.
     Михаил Пришвин - писатель для взрослых. Пожалуй, не всякий  ребенок,  а
только прирожденный натуралист, путешественник и охотник согласится обойтись
без внешне законченной  фабулы  и  полюбит  книги  Пришвина  за  поэтическое
виденье мира, за богатство языка  и  материала.  Но  зато  всякий  писатель,
который захочет писать о природе, оценит пришвинские рассказы  для  детей  и
многому научится у них.
     Романтическая  фабула  и  серьезные  знания  естественника  -  вот  что
привлекает ребят в рассказах и повестях Виталия Бианки. Это, пожалуй, первый
из  наших  детских  писателей,  который  ввел   в   свои   книги   настоящий
биологический материал, не отказываясь в то же время  от  создания  сюжетной
повести. Это не очень легкая задача, и поэтому не  удивительно,  что  Бианки
ради  сюжета  иной  раз  впадает  в  ту  же  облегченную  англо-американскую
беллетристичность, которая вполне очевидна в его  повести  о  "Мурзуке",  но
зато совершенно  отсутствует  в  строгих,  богатых  материалом  книгах  типа
"Лесной газеты" и "Аскыра".
     Эта статья - не обзор. Я не могу здесь говорить сколько-нибудь подробно
о замечательных по своей тонкости и точности  охотничьих  рассказах  Евгения
Чарушина, не могу остановиться  на  книгах  Лесника  {82},  оригинального  и
талантливого лесного корреспондента, который приносит  городскому  жителю  в
рассказах, очерках и фельетонах освежающие сведения о погоде,  об  охоте,  о
рыбной ловле, о том, что делается в лесах, реках, в парках и заповедниках.
     Нет у меня места и для подробной оценки книжек Ольги Перовской {83},  а
ее книжки было бы интересно рассмотреть хотя бы потому, что  ей  свойственно
понимание читателя, верный учет его возраста и требований.
     Важнее всего здесь отметить то, что книжка о зверях, играющая  огромную
роль в мировоззрении ребенка, отрешается у нас от двух своих главных грехов.
     Она  уже  перестала  говорить  о  "немой  и  страдающей  душе   зверя",
запрятанной в грубую и  мохнатую  шкуру,  и  понемногу  перестает  подменять
живого  зверя  этой  самой  мохнатой  шкурой,  заготовленной  пушторгом  для
экспорта.

                                   -----

     Исторических книг для детей у нас мало.
     Если наш ребенок прочтет даже самый полный  их  комплект,  вся  мировая
история расположится в его сознании приблизительно таким образом: Спартак  -
Иван Грозный - Петр Первый - Пугачевский бунт - декабристы - Николай  Первый
- Николай Второй - 1905 год-1917 год.
     Получается лестница, которая должна вести на десятый  этаж,  а  состоит
всего-навсего из девяти ступенек, или, вернее, из тысячи зияющих провалов.
     А может случиться еще хуже.  Все  ступеньки  перепутаются.  Пугачевский
бунт окажется после  декабристов,  а  Николай  Первый  станет  перед  Петром
Первым.
     Разумеется, нельзя и не следует надеяться, что все провалы и пустоты  в
этой лестнице  исторических  сведений  будут  в  ближайшее  время  заполнены
художественными произведениями: повестями и романами. Да и какие бы это были
романы, если бы они писались последовательными сериями - по  триста  страниц
на каждую эпоху!
     Дать ребятам историческую перспективу  может  только  школа.  Даже  для
того, чтобы понять и оценить исторический роман, ребята  должны  располагать
хотя бы минимумом представлений и сведений.
     Но все-таки большинство людей начинают по-настоящему любить историю или
отдельную ее эпоху после  хорошей  исторической  повести  или  увлекательной
драмы, увиденной в театре. Для одного человека это  хроника  Шекспира  {84},
для другого - "Борис Годунов", для  третьего  -  "Князь  Серебряный"  А.  К.
Толстого, романы Вальтера Скотта {85}, а может быть, и Дюма {86}.
     В старой детской литературе были  сотни  повестей  и  очерков  о  самых
различных эпохах.
     "Чудеса древней страны пирамид"  {87},  "Три  тысячи  лет  тому  назад"
("Книга о войнах, о мирной жизни греческого народа и о греческих  мудрецах")
88,  "Печать  Цезаря"  {89},  "Дети-крестоносцы"  {90},  "Под  гром   пушек"
(рассказы из франко-прусской войны) {91}, "Кто были наши  предки  славяне  и
как они жили" {92}, "За царевича" - историческая трилогия Авенариуса {93}  и
т. д.
     Это были целые шкафы книг, толстых и тонких, "роскошных" и  "народных",
написанных  немецкими  доцентами  и  русскими  литераторами,  о  которых   в
рецензиях обычно говорилось:
     "Один     из     плодовитейших     писателей,      автор      множества
популярно-исторических романов и повестей. Произведения  его  не  отличаются
художественностью, но их смело можно рекомендовать детям среднего и старшего
возраста. Они будут прочитаны не без удовольствия".
     Воскрешать все эти "смело  рекомендованные"  книги  нам  незачем.  Даже
традиции и методы большинства из них были бы  нам  чужды  и  враждебны.  Нам
нечему учиться у плодовитейшего романиста Авенариуса, но надо вспомнить, что
в старой исторической библиотеке для детей были: "Жизнеописания" Плутарха (в
сокращении и в обработке) {94}, "Песнь о Роланде",  "Песни  скальдов"  {95},
"Илиада",  "Одиссея",  Тит  Ливий  {96},  Бенвенуто  Челлини  {97},  русские
летописи, былины, исторические песни.
     Надо вспомнить, что на одну  повесть  приходилось  несколько  серьезных
книжек, содержащих исторические очерки и документы с комментариями.
     Пожалуй,  эти  научные  книжки  так  же  малопригодны  для   советского
школьника, как и роман "За царевича". И все-таки, перелистывая их, мы  можем
сделать важные практические выводы.
     Если мы хотим создать  для  детей  настоящую  историческую  библиотеку,
которая  будет  служить  основой  их  культуры,  мы  не  должны  гнаться  за
скороспелой и поверхностной фабрикацией исторической беллетристики.
     Нам следует отобрать из  мировой  литературы  и  заново  перевести  или
тщательно подготовить к изданию  исторические  поэмы,  баллады,  сказания  и
романы, которые дадут детям представление о далеких эпохах.
     Нам  надо  взять  все,  что  возможно,  из  нашей  лучшей   современной
исторической беллетристики для взрослых, иной раз подвергая ее  переработке,
но никогда не допуская механического сокращения и  вульгаризации.  Вспомним,
как пересказал Шекспира Чарльз Лэм {98}. Этот пересказ завоевал в английской
литературе почетное место.
     Но одной беллетристики мало.
     Мы должны обратиться к нашим серьезным специалистам-историкам  и  с  их
помощью смело дать ребятам в руки  настоящие  исторические  исследования,  -
конечно, доступные их возрасту.
     Мы знаем, как любит читатель-ребенок и  подросток  -  чувствовать  себя
исследователем, искателем потерянных следов.
     Такого  читателя  легко  увлечь  серьезной   задачей   -   расшифровкой
загадочной надписи, восстановлением эпохи по ее осколкам и обломкам, поискам
исторической истины там, где она была  искажена  и  затушевана  чуждыми  нам
идеологами.
     Мы должны  дать  детям  исторические  документы  -  летописи,  хроники,
записки, - с новыми комментариями. Но только надо помнить, что комментарий -
это не унылые и обязательные примечания редакции, а подлинный  голос  нашего
времени. Комментарий может не только осветить по-новому старую книгу,  но  и
обогатить ее.
     Отбирая  материал  для  создания  исторической  библиотеки,  мы  должны
учесть; что у каждой эпохи были свои сюжеты, свои  любимые  герои.  Мы  тоже
должны облюбовать своих героев,  находя  их  на  самых  различных  страницах
истории. Нам нечего  бояться  далеких  эпох.  Смотрите,  с  каким  интересом
расспрашивают  ребята  в  переписке  с  Горьким  о  строителях  пирамид,   о
фин