рий - между тем ирландцы до сих пор верят в фей и ведьм.
     - Мама верит, - говорит бледная девушка.  Кроткая  "мама"  улыбается  и
кивает головой.
     - Да, я верю.
     - Какие же они бывают - феи? - спрашиваю я.
     - Разные: добрые и злые, светлые и темные.
     - А где они живут?
     - В пещерах, в  лесу,  да  и  в  домах  иногда,  -  отвечает  старушка,
улыбаясь...
     Кто-то   противопоставляет   немузыкальность   англичан   музыкальности
ирландцев.
     По этому случаю пожилая учительница даже спела  куплет  одной  народной
песни:

                         Ах, продам тебя я, прялка.
                         Я продам веретено.
                         Мне себя самой не жалко,
                         Жизнь иль смерть - мне все равно.

     Я мог бы проездить по английским железным дорогам  десяток  лет,  а  не
услышал бы песни - особенно из уст старой девы...
     В этот день я приехал  в  большой  город  Лимерик,  где  я  рассчитывал
переночевать перед тем, как отправиться в  путь  -  по  левому  берегу  реки
Шаннон. Рано утром я  вышел  побродить  по  улицам  и  заглянул  в  парк.  У
необычайно высокого  памятника  с  классически  задрапированной  фигурой  на
скамье сидел молодой человек.
     - Чей это памятник? - полюбопытствовал я.
     -  Сторонника  Унии  между  Англией  и  Ирландией  {3},  Сиринг  Раиса.
Памятник, правда, красивый, но лучше бы он не стоял здесь. Вот было бы время
убрать  его...  теперь,  когда  гомруль  станет  законом   и   уния   тысяча
восьмисотого года будет уничтожена.
     Худощавый молодой человек произнес эти слова  очень  Энергично.  Впалые
глаза его засветились гневным огоньком.
     Я сообщил ему, что я иностранец и нахожусь в Ирландии впервые.
     Молодой человек счел своим долгом прочесть мне целую лекцию об Ирландии
и ее прошлом.
     Об англичанах и их политике в Ирландии он говорил с  озлоблением,  весь
дрожа. В воздухе веяло сыростью  и  ранней  прохладой,  и  этим  можно  было
отчасти объяснить дрожь моего собеседника, который был в легком пиджачке без
пальто.
     Я спросил его:
     - Примирит ли вас с Англией ваша автономия?
     - Не знаю, не думаю,  -  увлеченно  ответил  молодой  человек,  -  века
преследований не забываются. Мы все были бы счастливы, если бы  какая-нибудь
держава отторгла нас от Англии... Сколько способностей и дарований  погибало
и  погибает  в  нашей  стране  даром.  Сколько  естественных   богатств   не
использовано из-за религиозной вражды. Капиталы находятся, главным  образом,
у протестантов. Все крупные фермы в их руках. Вот отчего нашей молодежи  так
трудно пробивать себе  дорогу.  Вы  побродите  по  Ирландии,  вы  узнаете  и
полюбите наш народ. О, это прекрасный народ. Пойдите в  наши  доки  здесь  в
Лимерике, и вы услышите много глубоких  и  остроумных  вещей,  каких  бы  не
сказал никакой писатель или  профессор.  Ни  одного  бранного  слова  вы  не
услышите в наших тихих доках. На днях я прихожу на почту рано  утром.  Вижу,
стоят двое рабочих-грузчиков. Дрожат от холода. "Что, спрашивают, пришли  ли
газеты. Мы хотим узнать результат голосования в Палате общин  после  второго
чтения гомруля" {4}. А еще говорят, что наше простонародье  не  интересуется
гомрулем.
     Городские часы пробили девять. Молодой  человек,  еще  не  остывший  от
недавнего волнения, поплелся на службу.
     Город давно проснулся. По улицам ходили женщины в черных  шалях  -  без
шляп. (В Англии последняя прачка или деревенская жительница выходят на улицу
не иначе, как в шляпке. Даже цыганки - и те носят шляпы!)
     На почте ко мне подошел высокий, прямой старик и сказал  мне  строго  и
просто:
     - Пишите мне телеграмму, - и не дожидаясь моего согласия,  продиктовал:
- "Килдайсарт. О'Селливану. Везти ли телят на базар или оставить их дома".
     После высоко  просвещенной  Англии  меня  даже  тронул  этот  экземпляр
неграмотности, невежества. Старик напомнил мне родную мне Россию...
     Мой утренний  знакомый  был  прав.  Доки  Лимерика  оказались  необычно
тихими. Ни гулкой брани, ни выкриков. Добродушные грузчики вели  за  работой
тихую беседу, столь несвойственную людям  их  профессии:  будто  старушки  у
камина.
     Если  в  воздухе  и  слышались  здесь  какие-нибудь   крики,   то   они
принадлежали чайкам, галкам и воронам, носившимся над доками.
     Снежно-белые и черные птицы мелькали над водой и кружились над  мачтами
парусных судов, прибывших издалека.


ВЕРБЛЮД И СВИНЬЯ

     Верблюд сказал:
     - Я рад, что у меня длинные ноги и длинная шея. Это очень удобно.
     Свинья сказала:
     - А я рада, что у меня  короткие  ноги  и  короткая  шея.  Это  гораздо
удобнее. Верблюд сказал:
     - Давай поспорим. Если ты окажешься права,  я  отдам  тебе  свой  горб.
Свинья сказала:
     - Давай. Если ты окажешься прав, я отдам тебе свой пятачок!
     -- Ладно! - сказала свинья.
     - Идет! - сказал верблюд.
     Они пошли вместе и остановились у сада. Сад был обнесен низкой оградой,
а калитки не было. Верблюд, не долго думая, вытянул шею  и  стал  срывать  с
веток сладкие плоды. А свинье ничего не досталось.
     Верблюд позавтракал и сказал свинье:
     - Ну, кто из нас прав?
     - Пойдем дальше! - сказала свинья.
     Пошли дальше и пришли к огороду.  Вокруг  огорода  была  очень  высокая
ограда, а калитка была очень низенькая. Свинья вошла в огород и  стала  есть
вкусные овощи, которые росли на земле. А верблюд не мог войти и  остался  за
оградой.
     Свинья пообедала и, выйдя из калитки, сказала верблюду:
     - Ну, кто из нас прав?
     Спорили они, спорили да и порешили,  что  верблюд  останется  со  своим
горбом, а свинья со своим рылом.


ЗАМОК ИНЧИКУИНА

     Я учился в английском  колледже.  Был  у  нас  рыжий  студент,  потомок
древних ирландских королей. Звали его Инчикуин. Ему было  всего  шестнадцать
лет. Мы с ним учились вместе целый год, а никогда не разговаривали.  У  него
было всего два приятеля - с ними он ездил верхом по парку каждое утро  перед
завтраком. А на других студентов и смотреть не хотел.
     Как-то раз я вышел после лекции в сад. Было это весной, солнце начинало
припекать. Вижу - на скамейке сидит Инчикуин,  без  шапки,  в  руках  держит
книжку. Ветерок растрепал его рыжий пробор.
     - Проклятая латынь! - бормочет Инчикуин, наморщив маленький лоб.
     Я молчу.
     Инчикуин вынул изо рта трубку и говорит сквозь Зубы:
     - Послушайте, вы что-нибудь смыслите в латыни?  Будь  я  проклят,  если
когда-нибудь пойму хоть одну латинскую строчку.
     - Давайте, я вам помогу, - сказал я  и  быстро  перевел  ему  несколько
строк.
     - О, - сказал Инчикуин, - вы, иностранцы, дьявольски умный народ! А для
меня латынь все равно что готтентотский  язык.  Пожалуйста,  переведите  еще
раз, я запишу.
     Ничего не поделаешь - пришлось продиктовать ему страницу из Овидия.
     Он то и дело прерывал меня и спрашивал, как пишутся слова.
     - Да ведь я диктую вам не по-латыни,  а  по-английски  -  на  вашем  же
родном языке!
     Инчикуин не смутился и сказал очень весело:
     - Будь я проклят, если я когда-нибудь одолею  английское  правописание!
Для меня это китайская грамота!
     После этого случая не только Инчикуин, но  и  его  товарищи  стали  при
встрече улыбаться мне.
     Я часто слышал, как они говорят между собой:
     - О, эти иностранцы - чертовски умный народ! Жарят  Овидия,  как  "Отче
наш".

                                   -----

     Однажды я сидел в нашей  маленькой  тихой  университетской  библиотеке.
Инчикуин вошел в комнату, перелистал журнал  "Хоккей",  а  потом  от  нечего
делать подсел к моему столику. В библиотеке нельзя было курить - поэтому  он
держал во рту потухшую трубку.
     - Слушайте, - сказал он, - знали ли вы  в  России  одного  человека,  я
забыл его фамилию. Кончается на "ский"... Славный  парень,  ростом  в  шесть
футов!
     Я ничего не мог ему ответить, но он и не ждал моего ответа.
     - Слушайте, - сказал он опять. - А знакомы ли вы с  русским  царем,  то
есть я хочу сказать - бываете ли во дворце? Я в прошлом  году  видел  вашего
великого князя. Позабыл только, как его зовут. Кажется, Михайловна.

                                   -----

     Я очень любил читать книги о средневековых рыцарях. Инчикуин  увидел  у
меня в  руках  книгу,  которая  называлась  "Ирландский  замок".  На  первой
странице были изображены развалины замка с деревьями на крыше.
     - О, - сказал Инчикуин, - у меня у самого есть в  Ирландии  замок.  Ему
восемьсот двадцать три года.
     - А башни уцелели? - спросил я.
     - Да, башни, подъемный мост и все прочее. На реке Шаннон,  недалеко  от
деревни Килдайсарт. Красивый вид. Приезжайте посмотреть. Только мы живем  не
в замке, а в двух милях от него. У меня дома отличные лошади.  Читали  вы  в
газетах о Ирландской Девушке, которая взяла приз на Дерби? Это моя кобыла.
     Я записал адрес Инчикуина на обложке "Ирландского замка".

                                   -----

     Летом я жил в английской деревне у подножия  высоких  гор,  похожих  на
сахарные головы. Гладко  вымощенная,  будто  полированная  дорога  проходила
через деревню, а потом вилась в горах.
     Деревня была чистенькая, уютная, вся увитая розами и диким  виноградом.
Я жил в небольшом двухэтажном доме, а против  моего  окна  высился  столб  с
блестящей вывеской гостиницы: "Королевская таверна. Автомобильный клуб".
     По дороге то и дело проезжали автомобили.
     Зашел я раз в бакалейную лавочку за папиросами  "Золбтой  мундштук".  В
лавочке пахло всеми английскими колониями: тут  были  ящики  кофе,  какао  и
корицы, а на стене висели целые ветви желтых, слегка почерневших бананов.
     Перед прилавком стоял высокий  и  прямой  юноша  в  роговых  очках.  Не
шевелясь, он смотрел на лавочника в упор и допрашивал его, как следователь.
     - Лучше всего, - говорил пискливым голосом лавочник,  сидя  на  высокой
табуретке, - лучше всего доехать  по  железной  дороге  до  гавани  Фишгард.
Оттуда есть пароход в Ирландию, в Росслер.
     Когда я подошел к прилавку, лавочник весело пропищал:
     - Доброе утро,  сэр.  Славная  сегодня  погода!  Вот  мистер  Робертсон
собирается  путешествовать  по  Ирландии  -  пешком.  Забавная  страна!   Вы
подумайте только - Англия с Ирландией составляют одно королевство,  а  какая
разница! Вы там не бывали еще?
     Я сказал, что давно собираюсь.
     Высокий молодой человек, не поворачивая головы, сказал мне:
     - Если хотите, поезжайте со мною. Вдвоем  веселее.  Вы  умеете  ходить?
Захватите дорожный мешок и будьте у "Королевской таверны" через два часа.
     Потом он повернулся, оскалил лошадиные зубы и сказал:
     - Та-та.
     Так говорят для краткости вместо "гуд бай". "Гуд бай" значит  "прощай",
а "та-та" что-то вроде нашего "пока".

                                   -----

     Мы поехали.  В  поезде  мистер  Робертсон  все  время  молчал  и  читал
путеводитель, раскрыв маленькую карту.
     На пароходе он лежал в длинном кресле  на  палубе.  Лицо  у  него  было
зеленое, как море зимой. Рот был широко открыт. Шляпу он надвинул на  глаза,
чтобы не видеть мелких перекатывающихся морских волн.
     - Как вы чувствуете себя? - спросил я, проходя мимо.
     -  Отлично,  великолепно,  наслаждаюсь  путешест...  -  попробовал   он
соврать, но, не кончив слова, закрыл глаза и склонил голову набок.
     В  несколько  часов  мы  переправились  через  небольшое,   но   бурное
Ирландское море.
     - Что же, пешком? - спросил я у Робертсона, когда мы  с  ним  сошли  на
землю.
     - Да, я признаю только пешее передвижение.
     Мы пошли по пыльной большой дороге. По одну сторону  виднелись  круглые
холмы, по другую только луга. На лугах паслись овцы без пастухов и собак.
     По дороге проходили женщины, закутанные в черные платки  и  похожие  на
монахинь.
     Мистер Робертсон опустился у края дороги на камень.
     - Что с вами? - спросил я. Притворно улыбаясь, он прошептал:
     - Маленькое головокружение... от свежего воздуха.
     - А вы можете дальше идти, мистер  Робертсон?  Все  с  той  же  веселой
улыбкой он отвечал:
     - Конечно, могу, но лучше бы поехать.
     Мимо нас бежал мелкой трусцой ослик, тащивший повозку  вроде  открытого
ящика. В ящике стоял длинный человек  в  соломенной  шляпе  и  колотил  осла
палкой.
     - Ги-ги! - кричал он. - Двигай ногами, дармоед, а то  я  тебе  перешибу
спину!
     - Послушайте! - закричал я ему. - Моему товарищу дурно, не подвезете ли
вы нас немного?
     - Он и меня везти не хочет, - отвечал  человек  в  шляпе.  -  Садитесь,
будем вместе погонять его!
     Робертсон тяжело грохнулся в повозку, как замороженный труп. Я полез за
ним.
     - А не будет ли ослу тяжело? - спросил я.
     - Спросите у него, - пробормотал человек в шляпе и ткнул осла дубиной.
     В это время нас догнала женщина. Из-под черного платка виднелся  только
край ее красного лба и седые космы волос.
     - Пьяница! - закричала она. - Посадил  черт  знает  кого,  а  я  должна
пешком тащиться!
     Осел, видимо,  испугался  крика  и  поскакал  по  дороге,  как  хороший
призовой конь.
     - Вы знаете ее? - спросил я, когда женщина пропала из виду.
     - Зияю, - спокойно ответил возница.
     - А кто она такая?
     - Жена.
     - Чья жена?
     - Моя.
     Осел остановился у маленькой железнодорожной  станции.  Робертсон  стал
шарить по карманам.
     - Что потеряли? - спросил я.
     Робертсон побледнел и сказал дрожащим голосом:
     - Путеводитель...
     Возница посмотрел на Робертсона с испугом и участием.
     -  Оставил  в  кресле  на  палубе,  -  сказал  Робертсон.  -  Проклятое
Ирландское море!
     - Что за беда, Робертсон. Будем путешествовать и без путеводителя.
     - Как же это можно! - возмутился Робертсон. - Там  указаны  все  замки,
церкви, кладбища,  все  гостиницы,  все  станции,  все  дороги  шоссейные  и
проселочные. Я без него не пойду. Придется сесть на поезд. Я даже  не  знаю,
где здесь останавливаются на ночь. А новый путеводитель не во всяком  городе
найдешь - особенно здесь, в этой дурацкой Ирландии.
     - В Лимерике найдем, - успокоил я его.
     Где-то близко свистнул паровоз. Мы торопливо  простились  с  владельцем
осла и побежали на станцию.
     Через несколько минут мы сидели на полинялых диванах в душном маленьком
вагоне и мчались на запад Ирландии - в город Лимерик.
     - Лимерик, - вспоминал Робертсон, -  страница  сто  семьдесят  пятая  в
путеводителе... Кожевенные фабрики, памятник  Родсу...  Расположен  на  реке
Шаннон.
     - Шаннон! - закричал я.  -  Там  находится  замок  студента  Инчикуина,
потомка ирландских  королей.  Мы  непременно  побываем  у  него.  Мы  увидим
подъемный мост, башни, бойницы, деревья на крыше.
     - Сначала надо найти путеводитель, - угрюмо, сказал Робертсон.

                                   -----

     В Лимерике мы хорошо выспались. Робертсон  опять  повеселел  и  заходил
большими шагами. Под мышкой у него  был  новенький  путеводитель  в  красном
переплете.
     Мы побывали в доках. Там грузили пароход, но никто при этом не кричал и
не суетился. Это была самая тихая  пристань  в  мире.  Кричали  одни  только
чайки.
     - Знаете, Робертсон, - сказал я, - хорошо бы нам сегодня отправиться  в
деревню Килдайсарт, в замок Инчикуина.
     - Постойте, - ответил Робертсон, - надо  сначала  узнать,  есть  ли  на
свете такая деревня и такой замок.
     Он присел на перевернутую лодку и раскрыл свой новенький путеводитель.
     - Деревня Килдайсарт, - прочел он. - Церковь,  кладбище...  А  никакого
замка Инчикуина поблизости нет. Никакого. Есть, правда, замок в окрестностях
Лимерика, но совсем в другом направлении.
     Я обиделся и сказал резко:
     - Я иду в Килдайсарт. Я хорошо  знаю,  что  замок  Инчикуина  находится
недалеко от деревни Этиа. Хотите - идем вместе, а не хотите - мы можем здесь
расстаться.
     Робертсон притворно улыбнулся и сказал:
     - Держу пари, что никакого Инчикуина на свете нет.
     - Нет Инчикуина? Что же, я его выдумал?
     - Нет, вы просто ошиблись. Его фамилия, вероятно, не так  произносится,
а может быть, не так пишется. Никакого замка вы не  найдете.  Пари  на  фунт
табаку?
     - Идет, - сказал я, - через три дня мы встретимся в Лимерике и  увидим,
чей табак будем курить.
     - Отлично, - сказал Робертсон, ласково  и  ехидно  улыбаясь.  -  Только
имейте в виду, что в деревне нет гостиницы и вам негде будет ночевать.
     - Переночую под деревом или у местных жителей.
     - Под деревом? - изумился Робертсон. -  Разве  что  под  деревом,  а  у
жителей вряд ли.  Ну,  счастливого  пути!  Пожимая  мне  руку,  он  еще  раз
улыбнулся.
     - А где же вы будете ночевать? - крикнул он мне вслед.  -  В  рыцарском
замке! - ответил я гордо.

                                   -----

     Я шел зелеными лугами. Надо мной висели и  дрожали,  как  на  резиновых
ниточках, жаворонки. Я видел, как они отрывались от земли, а потом падали  в
траву или в колосья. Только изредка попадался мне домик или  церковь.  Перед
церковью высилось распятие из белого или черного мрамора.
     Свернув с дороги, я чуть было не утонул с  болоте.  Сначала  я  заметил
только, что мои сапоги заблестели, а потом у меня  под  ногами  захлюпала  и
зачмокала трава. Я вернулся на дорогу.
     "Подвез бы меня кто-нибудь, - подумал я, - а  то  мне  и  до  вечера  в
деревню не поспеть".
     Мимо пробежало несколько осликов с ящиками на колесах - вроде  того,  в
котором мы с  Робертсоном  тряслись  вчера.  По  ящики  были  плотно  набиты
бидонами с молоком.
     Вдруг сзади послышалось громкое, веселое ржанье. Я обернулся и увидел в
столбе пыли большой и высокий экипаж.
     Должно быть, важная карета. Не подвезет, пожалуй.
     Да, правда, карета. Везут ее две крупных лошади. Громко щелкают длинные
бичи. На козлах два человека. Должно быть, кучер и лакей.
     Уж не сам ли Инчикуин катит - потомок ирландских королей?
     Ближе, ближе, - я отхожу в сторону и пропускаю лошадей.
     Что это значит? Карета без окон! На  боковой  стенке  надпись  крупными
буквами:

ДЖЕЛФС, ДЖЕЛФС И КОМПАНИЯ
                        ЛУЧШАЯ ПРАЧЕЧНАЯ В ЛИМЕРИКЕ

     - Простите, - закричал я бородатому кучеру, - не можете ли довезти меня
до деревни?
     - Отчего же нет, - сказал бородач, осаживая лошадей. - Место  найдется,
а лошади у нас, как видите, не дохлые.
     Я взобрался на высокое колесо, а оттуда полез на сиденье. Вместо  лайся
я увидел на козлах маленькую  сморщенную  старушонку.  Я  сел  между  нею  и
бородачом. Опять щелкнул бич, и мы с грохотом покатили.
     "Этак мы скоро домчимся", - подумал я, задыхаясь от быстрой езды  и  от
пыли. Но через пять минут фургон остановился у ворот. За железной оградой  я
увидел великолепный парк.  На  ветвях  каштанов  качались,  как  султаны  на
цирковых  лошадях,  белые  цветы.  По  главной  аллее,  между  двумя  рядами
каштанов, шел важный мужчина в блестящем цилиндре и вел под руку женщину.
     Сморщенная старушонка скатилась с козел и  быстро  побежала  в  ворота,
кланяясь на ходу гулявшим по парку людям.
     Бородач тоже поклонился. Человек в  цилиндре  пристально  посмотрел  на
меня.
     Через несколько минут старушка воротилась с громадным узлом.  Отодвинув
дверцу фургона, она  впихнула  туда  узел,  а  сама  с  ловкостью  мальчишки
взобралась к нам на сиденье.
     Так вот оно что! Мы собираем  по  усадьбам  грязное  белье  и  развозим
господам чистое. Только теперь я это понял.
     Чем дальше, тем чаще мы останавливались в пути. Когда  мы  подъехали  к
седьмым воротам, я решил покинуть прачечный фургон и продолжать путь пешком,
хотя солнце уже садилось.
     Едва только я поставил ногу на колесо, как  из  ворот  вышли  несколько
молодых людей. Один из них, рыжий, без шляпы,