т сказать, черт его  побери?" - подумал Джонни,
пожимая руку священника и уверяя его, что ни Джек, ни его сестра ни в чем не
будут нуждаться, пока он находится в Клонмиэре.
     -  Я  вам  верю, -  сказал священник,  открывая  свой  громадный  зонт,
долженствующий защитить его внушительную фигуру от дождя. -  Лично я получил
доказательства вашего  благородства  и  щедрости, а  что  до этой девушки  -
несчастная,  у нее  нет ни  отца,  ни  матери, только брат,  который  о  ней
заботится, - то она всецело доверилась вам.
     И,  выйдя  из привратницкого  дома,  он  направился  вниз по  дороге  к
деревне.
     - Ах, он настоящий святой, наш преподобный отец, - сказал Джек Донован,
- а уж привязан к нашей Кейт! Скорее  умрет, чем допустит, чтобы ее обидели,
так же, как и я сам. Говорю вам  прямо, Капитан, если я узнаю, что она  себя
опозорила, я задушу ее собственными руками. Ты это знаешь, Кейт, не так ли?
     - Да,  Джек, -  тихо  ответила  его сестра,  скромно опустив  глаза  на
работу, лежащую у нее на коленях.
     -  Есть на  свете  джентльмены,  Капитан, хотите верьте, хотите  нет, -
грозно  продолжал Джек  Донован,  - которые  пользуются невинностью  молодой
девушки, чтобы  позабавиться  с ней, как  только ее брат отвернется,  а ведь
бедняжка  невинна,  как  новорожденный младенец. Это  просто  отвратительно,
знаете ли.
     Джонни  пожал плечами  и  допил  свой стакан.  Неужели  Джек собирается
разыгрывать неведение,  притворяясь,  будто не  знает, что происходит у него
под носом в последние несколько месяцев? Что же до невинности Кейт, то она с
ней рассталась, едва только выйдя из пеленок.
     - Приходи завтра  в замок, Джек, - коротко бросил он, вставая с кресла.
- Филлипс принесет мне счет за муку и корм для скотины, в котором я ни черта
не понимаю.
     - Вы не останетесь с нами поужинать, капитан?
     - Нет, не хочется. Спокойной ночи, Кейт.
     Придя  домой, он нашел письмо от Кэтрин,  в котором она упрекала его за
то,  что  он  уже  несколько  недель  не появляется  в  Ист-Гроув.  Она  так
надеялась, говорилось в письме, что он приедет к ним на Новый год, но он так
и не приехал. Его крестница  Молли растет и цветет, Генри очень ею гордится,
и  если он не  собирается к ним  приехать,  она  предлагает,  чтобы они сами
приехали к нему погостить в следующее воскресенье. Генри берет с собой ружье
и интересуется, есть еще  в лесу вальдшнепы, а на острове  Дун зайцы? У  них
теперь гостит ее брат Билл Эйр, он приедет тоже.
     Письмо привело Джонни в состояние лихорадочного волнения. Дом находится
в ужасном состоянии,  в нем  нет никаких  удобств для  Кэтрин,  ей там будет
холодно и неуютно. Но как приятно будет снова  ее увидеть,  смотреть на нее,
когда она будет сидеть в гостиной, пусть недолго, хотя бы несколько часов.
     В  эти  немногие  дни, оставшиеся  до  субботы, Джонни проявил  бешеную
активность,  стараясь  привести  в порядок  дом.  Он  бранил  слуг,  кого-то
выгонял, потом снова брал в дом, и все это на протяжении какого-нибудь часа.
Ходил  по лесу вместе с  егерем, чтобы  приготовить  все для охоты. Он  даже
послал приглашение  своему  крестному,  доктору Армстронгу и  еще  некоторым
соседям, чтобы Генри было веселее и интереснее.
     "Я  им покажу, - говорил он сам себе,  - что я могу все это устроить не
хуже, чем дед".
     Утро великого дня было ясное и свежее, и Джонни, поднявшись ни свет, ни
заря - ему уже много недель  не  случалось вставать так рано, -  прошелся до
залива и взглянул на покрытую снегом  гряду Голодной Горы. Солнце сверкало в
окнах Клонмиэра, двери были  широко распахнуты, и обеденный стол в столовой,
на котором  был  сервирован  холодный завтрак, выглядел чистым и аппетитным,
чего не случалось уже давным-давно.
     К нему вернулась  гордость за свой  дом, знакомая ему  еще  с  детства,
когда он смотрел на Клонмиэр с жадной  завистью, мечтая о том времени, когда
умрет дед, и дом перейдет  к  нему. Он  покажет Кэтрин,  что  он не  так  уж
достоин презрения, что он хозяин  в  своем доме  и хозяин своим поступкам, и
она поймет, почему ему хотелось, чтобы в этот день дом был вычищен до блеска
специально   для  нее.  Джонни  вошел  в  комнаты,  чтобы  отдать  последние
распоряжения слугам, и ему доложили,  что мистер  Донован дожидается  его  в
библиотеке. Джонни  нахмурился; еще несколько дней  назад он намекнул Джеку,
что  будет  весьма обязан, ему и его  сестре, если во  время  визита брата и
невестки они  будут держаться подальше от  дома  и  не будут показываться на
глаза. Генри не любит Джека Донована, и, поскольку он гость, к его симпатиям
и антипатиям следует относиться с уважением.
     - В чем дело, Джек? - спросил он. - Что-нибудь случилось?
     Лицо  приказчика было  мрачным и  исполненным  важности. Его  морковные
волосы были смазаны маслом и гладко причесаны; на нем была воскресная пара.
     - Кейт что-то неможется, капитан. Она говорит, не могли бы вы заглянуть
к нам в домик, навестить ее?
     - Разумеется, я не могу, - раздраженно ответил  Джонни. - Я ожидаю, что
ко мне  приедет  мой  брат Генри  со  своей женой и еще кое-кто из друзей  и
соседей. Я не намерен заходить в ваш дом, пока они не уедут. Брат, возможно,
погостит у меня несколько дней.
     Джек Донован помрачнел еще больше.
     - Она очень переживает, сэр, - сказал он. -  Ума не приложу, что мне  с
ней делать, и это сущая правда. Всю эту ночь мы ни  секундочки  не  спали. А
она ревет, прямо убивается, я уж собирался послать за доктором  Армстронгом.
Рад, что этого не сделал, раз он все равно приезжает нынче охотиться.
     - Да что такое, в самом деле? - раздраженно сказал Джонни,  нетерпеливо
поглядывая на часы. - Гости ожидаются с минуты на минуту.
     Джек Донован кашлянул, водя своей шапкой по краю стола.
     -  У женщин в эту пору  бывают всякие фантазии, капитан, - сказал он. -
Что  ей  ни  говори, она не желает  слушать. "Я себя  порешу,  - говорит,  -
брошусь  в воду, если он  теперь меня покинет". "Успокойся, Кейт, - говорю я
ей,  - капитан слишком добрый наш друг. Ты  - порядочная  женщина,  и он  не
поступит с тобой, как с уличной девкой. Будь спокойна, он позаботится о том,
чтобы  вернуть  тебе  честное имя, пока  по всей округе не  поползли  разные
слухи, после которых он не сможет смотреть людям в глаза".
     Джонни грохнул кулаком по столу.
     - Послушай, Джек, - сказал он, - к чему,  скажи на милость, ты клонишь,
и что это нашло на Кейт, почему она  вдруг так себя ведет, что понять ничего
не возможно?
     - Да что вы, сэр, - начал приказчик, удивленно раскрывая глаза, - разве
вы  не знаете, что она  в интересном положении вот уже два месяца,  как  она
говорит?
     Джонни  пристально смотрел на своего приказчика - в  душе у него царили
растерянность и недоумение.
     - Я в первый раз об этом слышу, - сказал он.
     Джек Донован продолжал тереть шапкой край стола.
     - Бедняжечка просто ума лишилась,  так переживает, -  говорил он. - При
ней сейчас преподобный отец, он  молится у ее  постели. Только мне думается,
она не успокоится, пока не увидится с вами.
     - Я не могу ее видеть, это невозможно, - в волнении проговорил  Джонни,
меряя шагами комнату. - Ты должен ей объяснить, как обстоят дела; она и сама
прекрасно знает, что я жду брата с женой. Она уверена, что это действительно
так? Откуда она знает, что... что это случилось, черт побери?
     -  Ясное  дело, уверена, ей  сказала  наша старая тетушка, что живет  в
Дунхейвене, сомнений тут нету. Говорю  вам, капитан,  у  меня просто  сердце
разрывается. Ведь эта девушка, моя родная сестра, отдалась вам,  не думая  о
последствиях,  и  теперь готова умереть, если мы не придумаем, как закончить
дело по-благородному.
     В аллее послышался стук колес, и Джонни, выглянув в окно, увидел, что к
дверям подъезжает экипаж его брата.
     -  Послушай, Джек, - сказал он,  отчаянно волнуясь, -  я не могу сейчас
заниматься  этим  делом... Уходи через черный ход и не показывайся, покуда я
тебя не позову. Уходи отсюда, любезный, ради всего святого.
     Он сунул руку в карман, где всегда лежала заветная фляжка, опорожнил ее
и только тогда вышел на крыльцо встречать гостей, злой и глубоко несчастный.
     - Милый Джонни, - сказала Кэтрин, выходя из экипажа и подавая ему руку.
Он  смотрел  на  нее,  такую прекрасную и безмятежную, на ее спокойное  лицо
мадонны,  и думал  о том,  какой  ужасный, чудовищный контраст  представляет
собой та, другая: покрасневшее лицо, взлохмаченные волосы - ненавистная Кейт
в своей спальне в привратницком доме.
     - Как ты себя чувствуешь, старина? - приветствовал его Генри. - У  тебя
встревоженный вид.
     - Пустяки,  я в полном порядке, - быстро отозвался  Джонни. -  Как твое
здоровье, Генри?  А ты как поживаешь, Боб? Надеюсь, ты привез с собой ружье?
Отлично. А где доктор? А-а,  вот и он, и с ним кто-то  еще. Пойдемте сразу в
лес, хорошо? Впрочем, подождите минутку, сначала я должен показать Кэтрин ее
комнату.
     Он  был  возбужден  и говорил так непоследовательно, что  Генри  и  Боб
обменялись понимающими взглядами.
     - Не беспокойтесь обо мне, Джонни, - сказала Кэтрин. - Я сама прекрасно
здесь устроюсь, если вы хотите сразу же отправиться на охоту.
     - К  черту охоту, - заявил Джонни. - Самое главное, это  чтобы вам было
хорошо и  удобно,  - и  он  дернул  шнурок  звонка  с  такой  силой, что тот
оборвался.
     - Мне кажется, нужно предоставить Кэтрин  делать то, что  ей хочется, -
примирительно сказал Генри. - Вот идут дядя Вильям и другие, а вот и Филлипс
вместе  с загонщиками. Пойдем-ка лучше на  свежий  воздух, Джонни,  это тебя
немного успокоит.
     Все идет кувырком, думал  Джонни, совсем не так собирался провести этот
день. Кэтрин, очевидно, собирается остаться  в доме  и  не  пойдет с ними на
охоту, а этому  проклятому  идиоту  Филлипсу я ведь велел встретить их возле
фермы,  откуда должна начаться охота,  а не являться к самым дверям вместе с
этими обрванцами в качестве загонщиков - у них такой вид, словно  они лазали
по  амбарам, охотясь за крысами.  Солидная порция спиртного  в  дополнение к
новости, сообщенной  Джеком  Донованом, и сдерживаемому  волнению  по поводу
приезда Кэтрин - все это привело к тому, что Джонни почти не владел собой.
     Он  начал  бушевать, кричать  на  егеря,  который,  неизвестно  почему,
вырядился, как чучело  - на нем были старые бриджи с заплатой на заду вместо
новых вельветовых, которые Джонни заказал специально для этого случая.
     - Клянусь Богом, это невыносимо, - кричал Джонни. - Этот тип нарочно не
желает  выполнять  мои распоряжения! -  И, плохо  соображая,  что делает, он
поднял ружье и выстрелил прямо в злополучную заплату на бриджах егеря.
     Громко  вскрикнув от боли, несчастный упал ничком на  землю, а  Джонни,
увлеченный и растерянный, смотрел, как его крестный  и Билл Эйер бросились к
нему на помощь. Генри взял брата под руку и отвел его обратно в дом.
     - По-моему, ничего  страшного не  произошло,  - сказал  он.  -  Однако,
принимая во внимание все  обстоятельства, мне кажется, будет лучше,  если ты
останешься  дома, а охоту я возьму на  себя. В том  случае, конечно, если мы
вообще станем охотиться, после того, что произошло.
     Все это случилось  так  внезапно  и  так  нелепо, что  Генри  не  знал,
смеяться  ему  или сердиться, однако  в  лице брата  было  что-то  настолько
трагическое, даже страшное, что Генри не хотелось оставлять его одного.
     - Я позову Кэтрин, - сказал он. - Она побудет с тобой.
     Он пошел в переднюю и посмотрел наверх, в сторону лестничной площадки.
     - О нет, - сказал Джонни, - пожалуйста, не надо...
     Ему было плохо, он чувствовал огромную усталость, и ему было невероятно
стыдно того, что он выставил  себя на посмешище. Меньше всего ему  хотелось,
чтобы о его поведении стало известно Кэтрин.
     - Вот, -  сказал он, подозвав брата и нащупав в кармане пару соверенов,
-  отдай  этому  несчастному  и  скажи,  что  я   очень   сожалею.  А  затем
отправляйтесь  развлекаться, если сможете.  Это даже хорошо, что меня с вами
не будет.  Даже  если бы ничего не случилось,  я бы только испортил  вам все
удовольствие.
     Теперь,  когда его  бессмысленный  нелепый гнев  нашел себе  выход,  он
чувствовал  себя  опустошенным, ему хотелось забыть  всех и  вся. Он пошел в
библиотеку,  закрыл дверь и сидел в высоком кресле деда, закрыв лицо руками.
Наверху в  спальне слышались  негромкие  шаги  Кэтрин, которая доставала  из
чемоданов вещи и раскладывала их по местам. Потом из леса на  горе донеслись
отдаленные звуки выстрелов. В доме все было тихо и спокойно.
     И  тут он  вспомнил дом  при воротах, тесную  душную кухню,  распятие и
четки  на  стене, Джека  Донована,  Кейт  и  отца  Хили. Эта  отвратительная
запутанная история,  в  которую  он оказался  втянутым,  постыдная и подлая,
наполняла его  отчаянием и бессильным  гневом. Он  представлял себе, как все
семейство собралось  в этом  проклятом доме:  вот  они сидят в своей  кухне,
старая  тетка из  деревни  расспрашивает племянницу о том,  что  именно  она
чувствует, а этот толстобрюхий отец Хили, перебирая четки, бормочет  молитвы
возле истерически рыдающей Кейт. Мысль о том, чтобы увидеть ее, прикоснуться
к  ней, вызывала  у  него  отвращение. Было  оскорбительно думать,  что часы
пьяного  забвения привели к тому, что теперь к нему предъявляются претензии,
и эта  женщина, к которой он не испытвает никаких чувств, считает себя с ним
связанной  из-за  того, что между  ними  было. Он снова услышал  шаги Кэтрин
наверху, ее тихий голос, когда она сказала что-то горничной, и вспомнил свой
визит в Ист-Гроув прошлым летом,  когда  Генри, гордый и счастливый, сообщил
ему, что  Кэтрин  ожидает ребенка к Рождеству. Как  нежен  был его брат, как
заботлив, как он беспокоился, уговаривая жену, чтобы она ни в коем случае не
уставала, настаивал на том, чтобы она прилегла на кушетку  и отдохнула.  Как
больно его тогда кольнуло в сердце,  когда  он увидел, как  они близки между
собою.  Джонни  завидовал  брату,  завидовал  его  спокойной  жизни, мирному
течению месяцев,  предшествовавших  Рождеству и  рождению ребенка; тому, как
гордился и искренне  радовался  Генри, когда его дочь, наконец, появилась на
свет. И вот теперь, в доме при воротах  находится  женщина точно  в таком же
положении, в  котором около года тому  назад была Кэтрин, и  виной тому  он,
Джонни. При этой мысли  его охватывала дрожь, ему становилось тошно.  Он  не
желал больше видеть эту женщину.
     Подобные истории, наверное, много раз случались в его семье, среди  его
предков; он вспоминал рассказы о своем прадеде, о том,  скольких  сыновей он
рассеял по округе. Возможно, он над этим не задумывался,  и  когда, проезжая
через Дунхейвен,  видел какого-нибудь чернявого мальчишку, который ковырялся
в земле у дороги, он, зная, что это, может быть, его собственный сын, бросал
ему монетку и  тут же  об этом забывал.  Но Джонни не таков. Он не может так
жить. Он не может жить в  Клонмиэре, зная,  что  в деревне,  в домике своего
брата скрывается Кейт, такая непривлекательная, вечно растрепанная,  а потом
появится ребенок, в жилах которого течет его кровь и который будет  называть
Джека Донована "дядей".
     Боже мой, какую  жалкую жизнь он  ведет, насколько она лишена  красоты!
Неужели нет никакого выхода, неужели никак нельзя покончить с этим делом? Он
посмотрел на ружье,  которое он,  войдя в  комнату, приставил  к стене.  Да,
конечно, этот выход у него всегда есть.  Но что, если  он не сработает? Что,
если  его постигнет неудача, как во всем, что бы он ни  делал, и  ему снесет
полголовы, а он  все-таки  останется жить?  Джонни  потрогал  ружье,  провел
пальцем  по стволу. Впрочем, может  быть, он все-таки  не промахнется. Но  у
него не хватит мужества, вот  в чем дело. Ему придется оглушить себя  виски,
прежде  чем приступить  к делу. Он  открыл длинный ящик  дедовой  конторки и
достал оттуда бутылку виски, где оставалось еще около  четверти.  Нет, этого
недостаточно,  подумал  он, для задуманного дела не хватит. И в этот момент,
едва  он открыл бутылку, дверь  отворилась, и  в  комнату вошла  Кэтрин. Она
стояла  на  пороге, глядя на него, и он устаивлся  на нее, как дурак,  держа
бутылку в руках.
     - Простите меня, Джонни, - сказала она, - я пришла, чтобы  взять книгу.
Я думала, что вы тоже ушли на охоту вместе с Генри и другими.
     Она отвернулась, спокойно и учтиво, так, как если бы наткнулась на него
в ванной. Он поставил бутылку обратно в ящик, слегка прикрыв его.
     - Пожалуйста, не уходите, - сказал он. - Я... я хочу с вами поговорить.
     Она  сразу  же  обернулась  снова, обратив на  него серьезный  ласковый
взгляд. Хотел бы я знать, что она обо мне думает, спрашивал он себя.
     -  День начался неудачно, - сказал он, - и, как всегда, по  моей  вине.
Все ушли на охоту, кроме меня.
     Она подошла к нему и положила руку ему на плечо.
     - Что случилось,  Джонни?  - спросила  она.  - Не могу  ли я чем-нибудь
помочь?
     -  Чем-нибудь  помочь...  Она  стояла  возле него. Ему достаточно  было
сделать  одно  движение, и она окажется  в его  объятиях. Кэтрин, сдержанная
далекая Кэтрин, с ее лицом мадонны, с ласковыми нежными руками.
     Джонни резко отвернулся.
     -  Нет,  -  хрипло выговорил он,  -  вы  не  можете  помочь. А  почему,
собственно,  только  вы?  Никто  не  может.  Лучше  пойдите  туда,  где  все
остальные, - ваш муж и брат.
     Она  не  шевельнулась. Продолжала спокойно  стоять на  месте,  глядя на
него.
     - Вы несчастливы, - сказала она наконец. - Когда человек несчастлив, он
совершает неразумные поступки.
     Он заметил взгляд, который она бросила на приоткрытый ящик, из которого
он доставал бутылку, а потом на ружье, прислоненное к стене.
     - Ну и что? -  спросил он  вызывающим  тоном.  - Что тут  такого? Разве
будет не проще, если я сам  положу  конец  своей  жизни?  Никто об  этом  не
пожалеет.
     - В этом вы ошибаетесь, -  возразила  она ему. - Многие пожалеют - ваша
матушка, Генри, другие ваши братья, Фанни. И все ваши друзья.
     - У меня нет друзей, - сказал он.
     - А мне казалось, что я ваш друг.
     С минуту он молчал, не произнося ни слова. Кэтрин - его друг...
     -  У вас есть Генри, ваш ребенок, ваш  дом,  - сказал он. - К чему  вам
беспокоиться обо мне? Да я и не достоин этого.
     - Людей любят независимо от того, достойны они  этого  или нет, - мягко
проговорила она. - Человека любят ради него самого.
     Что она хочет этим сказать? Что имеет в виду, произнося слово "любовь"?
Жалость? Может быть, они обсуждали его дела с Генри и говорили: "Надо что-то
предпринять в отношении Джонни, так больше продолжаться не может"?
     - Если  вы думаете,  что меня  еще можно  исправить, вы ошибаетесь.  Вы
только зря потратите время, - сказал он.
     Она отошла к окну и стала смотреть в сад.
     - Каким счастливым и мирным мог бы стать этот дом, -  задумчиво сказала
она. - Вы не даете ему  этой возможности. Наполняете его печальными гневными
мыслями.
     - Он был бы счастливым и мирным, если бы здесь жили  вы, - сказал он, -
всегда, а не приезжая в гости на один-два дня.
     - Вы хотите сказать,  - с улыбкой  проговорила она, -  что  мои веселые
мысли разогнали  бы  ваши грустные? Сомневаюсь, чтобы  у них хватило  на это
силы.
     Она снова обернулась к окну, так что ему был виден ее профиль. Если  бы
она была  моей, я  бы непременно заказал  ее портрет,  велел  бы написать ее
именно так, как сейчас: стоит  у окна, набросив на  плечи шаль, а волосы вот
так же собраны в узел на затылке.
     - Вы так  или иначе будете здесь жить, - сказал  он, - вместе с  Генри,
когда  я  умру.  И  ваш  портрет будет  висеть  на  стене в столовой рядом с
портретом тети Джейн и картиной,  где мы все изображены детьми. Может  быть,
здесь тогда снова восстано