дик; сердце
его наполняли тоска и уныние. Он все-таки не представлял себе, что это будет
так  печально.  Собираясь  сюда,  он  рисовал  себе совсем  другие  картины.
Англичанка все еще стояла на своей веранде, она  поливала цветы в горшке. Ее
домик   выглядел  чистеньким  и   аккуратным,  ничего   похожего  на  жалкую
обшарпанную  виллу  его  матери.  Женщина  услышала  его  шаги и обернулась,
посмотрев на него через плечо.
     - Вы нашли все, что нужно? - весело окликнула его она.
     Генри вдруг решил поделиться с ней своими затруднениями.
     - Послушайте, - сказал он,  подходя  к ее  веранде. - Вы знакомы с моей
матерью?
     Женщина нерешительно помолчала, стягивая с рук садовые перчатки.
     -  Мы  улыбаемся,  здороваемся  друг  с  другом,  иногда  болтаем через
изгородь,  - сказала она.  - Но в доме я никогда  не бывала. Дело в том, что
миссис Бродрик  почти не бывает дома. Вы, должно быть, ее  сын? Вы  очень на
нее похожи.
     Она посмотрела на него с нескрываемым любопытством и снова улыбнулась.
     - Моя фамилия Прайс, - сказала она, протягивая ему  руку через кусты. -
Аделина Прайс.  Вы,  может  быть, слышали о моем  муже  - генерале Прайсе из
индийской армии. Он умер три года тому назад, и с тех пор я живу здесь. Могу
я вам чем-нибудь помочь? Приготовить чай или что-нибудь еще? Это так грустно
- приехать в пустой дом.
     - Мне бы хотелось, чтобы вы зашли и посмотрели, что тут делается. Да, я
Генри  Бродрик. Матушка должна  знать о  моем  приезде,  я  нашел  у нее  на
письменном столе свое письмо, оно было распечатано.
     Миссис Прайс спустилась с веранды и прошла через калитку.
     - У  вашей  матушки есть  горничная, она приходит два или  три  раза  в
неделю,  - сказала  она. -  Я  видела,  как она  входит  через  черный  ход.
Настоящая неряха. Я бы ни за что не взяла такую в служанки, даже если бы мне
заплатили. Сегодня, наверное, не ее день.
     Они  вместе вошли в  дом.  Генри смотрел  на  ее лицо. Она оглядела всю
комнату критическим взглядом своих синих глаз,  начиная от увядших  цветов и
кончая грязной чашкой.
     -  Хм-м,  -  сказала  она. -  Настоящий  свинарник,  верно?  Напоминает
некоторые квартиры наших женатых офицеров в  Индии. Эти  жены  боялись  меня
больше,  чем моего мужа. Им  не нужно было два раза  повторять одно и то же.
Давайте-ка посмотрим другие комнаты. Вы знаете,  мистер Бродрик, в этом доме
не убирали по крайней мере неделю. Никогда не видела такого безобразия, даже
в  Индии,  а  это  кое  о  чем  говорит.   Простите   меня,  пожалуйста,  за
откровенность, но скажите мне, ваша  матушка сильно нуждается? Неужели у нее
не хватает средств на то, чтобы нанять приличную служанку?
     Стальные синие глаза смотрели прямо на него, не  отрываясь. Генри пожал
плечами.
     - Нет, - коротко ответил он. - У нее есть все, что необходимо. Я ничего
не могу понять. Все это просто отвратительно.
     Миссис Прайс  прошла обратно  в гостиную. Она посмотрела  на фотографию
Джонни на камине.  Провела пальцем по рамке и  показала его Генри. Палец был
черным от пыли.
     - Мне кажется, -  сказала она, -  что миссис Бродрик  принадлежит к тем
женщинам,  которым  все безразлично.  Я-то  никак  не  разделяю такую  точку
зрения. Послушайте,  вы сейчас пойдете ко  мне  и выпьете  со мной чаю, а  я
пошлю  сюда свою девушку, и она  тут все  как  следует  уберет. Нет-нет,  не
возражайте, она сделает это с удовольствием, а мне будет приятно иметь гостя
к чаю. Пойдемте со мной и не думайте больше об этом. Я извинюсь перед миссис
Бродрик, когда она придет.
     Генри пошел  за  ней  в  соседний  дом,  пытаясь вежливо  протестовать,
повторяя,  что  он  и  думать не  может  о  том,  чтобы  причинить ей  такое
беспокойство.  Миссис Прайс  только  отмахнулась.  Он не должен спорить.  Он
должен сесть и пить чай.
     Генри рассмеялся.
     - Мне кажется, это вам следовало быть генералом, - заметил он.
     -  У  нас  многие так говорили, - отозвалась она.  -  А  теперь  сядьте
спокойно  в это кресло, поставьте  ноги  на  скамеечку  и  попробуйте  моего
варенья из гуавы. Чай могу рекомендовать особо: его мне специально присылают
из Дарджилинга. Воду я всегда кипячу сама. Ни одной служанке нельзя доверить
заваривание чая.
     Как приятно сидеть, и  чтобы вокруг  тебя  хлопотали, думал Генри.  Она
оказалась права,  чай был  великолепен, так  же, как и  варенье  из гуавы. В
комнате все  было аккуратно и  чисто прибрано.  На столике  лежали газеты  и
журналы из Англии. Какой контраст по сравнению с соседним домом!
     Он начал говорить, рассказав миссис Прайс о себе и о своих детях. В  ее
быстрых движениях, веселой  приветливой манере себя вести  было что-то очень
разумное и ободряющее. Она была остроумна, ее  меткие замечания  показывали,
что она неглупа.
     -  С  вами,  конечно,  не  очень-то  считаются, - сказала она. -  И  не
возражайте. Люди всегда  готовы злоупотребить добротой одинокого человека. А
вы не  поддаетесь.  Все,  что угодно,  лишь  бы мне  было спокойно.  Все вы,
мужчины, похожи один на другого.
     -  Признаю,  я  не  очень часто  указываю  своим детям, как  им следует
поступать, - засмеялся он, - а когда я это делаю,  Молли начинает  спорить и
настаивать на своем. Мы, Бродрики,  обожаем  спорить, это  у  нас  фамильная
черта.
     -  Я  бы  никогда не  допустила,  чтобы мне  возражала пятнадцатилетняя
девица,  -  заявила миссис Прайс.  -  Вы,  конечно, ее избаловали, да и всех
остальных  тоже. Хорошо еще,  что мальчика  отправили  в Итон.  Там из  него
быстро  выбьют  всякие  глупости.  А  девочкам  давно   пора   расстаться  с
гувернанткой. Я всегда считала  ошибочным держать подолгу старых  слуг.  Они
забирают много воли, а дети их совсем не слушаются.
     - Мисс  Фрост живет у нас уже много лет, - сказал Генри. - Мне кажется,
Молли и Кити очень огорчились бы, если бы пришлось с ней расстаться.
     - Просто при ней они делают, что хотят,  вот и  все. Беда в том, что вы
сентиментальный  человек,  и  чтобы  это  скрыть,  смеетесь и  притворяетесь
циником.
     Она  посмотрела  на  него  через  стол  и  улыбнулась. Эти  синие глаза
действительно очень проницательны.
     - Я слишком много говорю о себе, - сказал он, глядя на нее. - Уже почти
семь часов, а матушки до сих пор нет. Что, если нам с вами поехать в Ниццу и
пообедать? Теперь ваша очередь рассказывать о себе.
     Миссис Прайс покраснела и  от этого  помолодела сразу на несколько лет.
Генри стало забавно. Ей, должно быть, не приходилось обедать в ресторане или
в гостях с тех пор, как умер ее муж.
     -  Пожалуйста, поедемте, -  уговаривал он, -  вы доставите мне  большое
удовольствие.
     Она  поднялась наверх  переодеться и  вернулась через  двадцать минут в
черном платье и меховой мантилье, великолепно оттенявшей ее седеющие волосы.
Выглядела она, действительно, великолепно. Генри тоже переоделся, вернувшись
для  этого  на  виллу матери. Дом блистал чистотой - его  вымыла и вычистила
служанка  миссис Прайс. В его комнате тоже было убрано, и постель постелена.
Генри был исполнен благодарности.
     Слава Богу, что она выглянула  из окна, думал он. Если бы не она, я бы,
кажется, сел на первый же поезд и уехал домой.
     Они  дошли  до угла улицы,  окликнули фиакр и поехали обедать в один из
больших отелей на набережной.
     - Это такое для меня удовольствие, - говорила она. - Я здесь веду очень
спокойный  и   уединенный  образ  жизни.  Вот  в  Индии  у  нас  было  много
развлечений, и я без этого скучаю.
     - Вам следовало бы поселиться в Лондоне, - сказал он, - а не забираться
сюда, в такую глушь.
     Она сделала выразительный жест, потерев большой  палец об указательный,
и посмотрела на него.
     - Вдовья солдатская пенсия не так уж велика, мистер Бродрик,  - сказала
она. -  Здесь на  эти деньги я могу  позволить себе больше, чем в Лондоне...
Посмотрите-ка на эту распутницу. Почему француженки так сильно красятся?
     - Я  думаю,  потому,  что  от  природы  они  не  так красивы,  как  вы,
англичанки, - галантно провозгласил  Генри. - Пойдемте, я угощу вас  обедом,
самым лучшим, какой только может предложить Ницца.
     Было очень  приятно,  решил  он, сидеть  за обеденным  столом  напротив
женщины,  бесспорно  привлекательной и  оживленной, которая, к  тому  же,  с
удовольствием  ела  и пила  вино и вообще была весьма приятным  компаньоном.
Ресторан наполнялся людьми, оркестр в  уголке зала играл легкую классическую
музыку, которую Генри  знал  и  любил. Он уже много  лет не испытывал такого
удовольствия.
     - Это гораздо приятнее,  чем  есть в матушкином  доме яйцо и  овощи  из
угольного ведра, - сказал он.
     -  Вы  мне  испортите  аппетит,  -   сказала  миссис  Прайс,  притворно
вздрогнув.  -  Моя горничная  уже  рассказала  мне,  что  она  обнаружила  в
кладовке, но вас я пощажу.
     После того, как  они  выпили кофе и послушали  музыку,  Генри предложил
заглянуть в казино.
     - Не будем отставать от всех, раз уж мы здесь оказались, - сказал он.
     Ночь  была тихая и  теплая. Генри насвистывал  мелодию из  "Риголетто",
подсаживая миссис Прайс в фиакр.
     - Вы знаете, - сказал он,  - когда я сегодня днем  стоял у дверей  этой
виллы, настроение у меня было ужасное. Это был поистине неприятный момент.
     - Понимаю, -  отозвалась она. - Бедняжка, мне было так вас жалко. А как
сейчас ваше настроение?
     - Лучше, чем оно было в течение многих месяцев, -  сказал он, - и я вам
за это очень благодарен.
     Она  снова  покраснела,  рассмеялась  и перевела  разговор на другое. В
казино было много людей, и они  медленно двигались среди  толпы, прокладывая
себе путь из одной  комнаты  в другую. Яркие лампы, не защищенные абажурами,
давали резкий свет;  монотонно звучал бесстрастный голос  крупье, позвякивал
шарик  рулетки.  Они  наблюдали  за  игрой,  заглядывая  через плечи  людей,
стоявших перед ними. Было безумно душно.
     - Я бы долго такого не выдержал, - сказал Генри своей спутнице. - Какая
пустая трата времени, и ведь это каждый день!
     - Ужасно! -  согласилась она.  -  У меня  уже через  час разболелась бы
голова.
     Они перешли в другую комнату. Оттуда, смеясь, выходили два человека.
     -  Но это же обычная история, - говорил один  из  них.  - Она постоянно
устраивает крупье ужасные скандалы,  когда он ей говорит, что она проиграла.
Кажется, она живет здесь уже много лет.
     - И что, ее никогда отсюда не выгоняют?
     - По-моему, иногда это случается, когда она уж слишком разойдется.
     Когда Генри и  миссис Прайс подошли поближе  к столу, они заметили, что
многие  смеются,  а те люди, что стояли у стен, протискиваются вперед, чтобы
лучше видеть.  Крупье спорил  с  какой-то женщиной,  объясняя  ей что-то  на
ломаном  английском   языке,   а   она  пыталась  его  перекричать   сначала
по-французски, а потом по-английски.
     - Но, мадам,  - говорил крупье, -  неужели  вы  хотите, чтобы я  позвал
полицейского? Я не могу допустить, чтобы мне все время мешали.
     Женщина кричала во весь голос.
     - Это безобразие,  все ваше  заведение  нужно уничтожить! Ваша дирекция
отбирает у меня деньги мошенническим образом. Я вас все время на этом ловлю.
В  нашей  стране  вас  бы за  это  просто  застрелили,  и  вы  этого  вполне
заслуживаете. Вы  у меня еще попляшете. Я знакома с  членами парламента, мой
родственник - граф Мэнди.
     Раздался взрыв смеха  - это  она бросила в  голову крупье  свою муфту и
перчатки. К ней подошел человек в форменной одежде и схватил ее за руку.
     - Отпустите меня! - кричала она. - Как вы смеете ко мне прикасаться?
     Лоснящаяся  бархатная мантилья, облако седых волос, высокомерный наклон
головы  - все это было так знакомо. Служитель  подтолкнул  Фанни-Розу, чтобы
она шла  вперед, она  споткнулась, выронила  сумочку, и по  полу  покатились
фишки и несколько монет.
     - Идиот, медведь косолапый! - кричала она. -  Что ты делаешь, черт тебя
побери?
     И тут она увидела сына, который стоял прямо перед ней.
     Секунду они были недвижимы, просто смотрели  друг на друга, потом Генри
обратился к служителю.
     - Эта дама - моя мать, - сказал он. - Я сам о ней позабочусь.
     Человек отпустил  руку  Фанни-Розы.  Люди,  собравшиеся  вокруг  стола,
смотрели  на них  и перешептывались. Крупье  пожал  плечами и снова запустил
рулетку. "Faites vos jeux*. Игра продолжалась.
     [* Делайте ставки (фр.).]
     Генри нагнулся, подобрал с пола и отдал матери сумочку, фишки и деньги.
     -  Все в порядке,  не беспокойся, - говорил  он, - мы  с  миссис  Прайс
отвезем тебя домой.
     Она, по-видимому, не понимала, что происходит.
     -  Но я  совсем не хочу ехать домой,  -  протестовала она, глядя  то на
одного, то на другую. - Я еще не попытала счастья за другими столами. Если я
перейду в другой зал, все изменится.
     -  Нет,  - сказал Генри. - Уже поздно. У меня сегодня был  утомительный
день. Я хочу лечь спать.
     Он  взял мать под руку и  двинулся к  двери. Она все оглядывалась через
плечо на игорные столы.
     - Терпеть не  могу  этого крупье,  - говорила  она.  - Уверена,  что он
стакнулся  с  администрацией, у них есть  свои способы направлять  шарик. Ты
должен написать об этом в газеты, Генри.  Ты такой умный, ты знаешь, как это
делается.
     Всю  дорогу  до лестницы у  выхода из  казино она  непрерывно говорила,
обвиняя здешнюю  администрацию, уверяя Генри и миссис Прайс, что всему штату
было дано распоряжение помешать ей выигрывать.
     - Несколько раз именно так и случалось, - продолжала она, когда они уже
ехали в фиакре. -  Мне исключительно везло,  я просто  не могла ошибиться, и
вдруг, внезапно,  все обернулось против меня. Конечно же,  это было  сделано
нарочно. Они ужасно боятся, как бы кто-нибудь по-настоящему не выиграл. Но я
твердо решила им не поддаваться. Это дело принципа. Генри, дорогой  мой, как
я рада тебя видеть! Как глупо, что я забыла, когда ты приезжаешь. Надеюсь, в
доме все было  в порядке? Я и не знала, что ты знаком с миссис Прайс. Завтра
мы должны все втроем отправиться в казино и попытать счастья. У миссис Прайс
счастливое лицо, я уверена, что мы загребем кучу денег.
     Она продолжала болтать, задавая вопросы и не дожидаясь на них ответа.
     Генри, не  оборачиваясь,  смотрел все время в окно, держа мать за руку.
Миссис Прайс ничего  не говорила.  Теперь-то  он  понял, понял  с  горечью и
грустью, всю историю последних нескольких  лет. Он представил себе ее жизнь:
напускную веселость, жалкий  флаг  мужества, которым она размахивала. И день
за днем, месяц за месяцем, из года в год этот ужас затягивал ее все глубже и
глубже, так что теперь она была одержима  - душой и телом ее  завладела одна
идея,  разум  ее  пошатнулся,  оставив  только  крошечный  лоскутный  коврик
воспоминаний, который не давал ей ничего, а только еще больше  ее запутывал.
Кто в  этом виноват? Как это случилось?  Кого можно в этом винить? Ответа на
эти  вопросы не было, а сердце  его  разрывалось  от боли  и  жалости. Фиакр
подъехал к  воротам  виллы. Фанни-Роза  неловко попыталась  открыть калитку.
Собаки в доме подняли лай.
     - Полно, успокойтесь, миленькие вы мои, -  приговаривала Фанни-Роза.  -
Мамочка уже пришла, а вместе с ней - ваш братец Генри.
     Она пошла по дорожке к дверям. Генри обернулся к Аделине Прайс.
     - Простите меня, - начал он. - Ради Бога...
     -  О,  пожалуйста,  не извиняйтесь, - сказала она. -  Для вас  это было
гораздо большим потрясением, чем для меня. Если утром я смогу вам чем-нибудь
помочь, не стесняйтесь, заходите. Лично я считаю, что наилучшим выходом было
бы  поместить  ее  в  соответствующее  заведение.  Там  ей  будет  обеспечен
настоящий  хороший  уход.  Я хочу  сказать: нельзя же  оставить  ее  в таком
положении, верно?
     - Верно, - согласился Генри. - Нельзя.
     -  Сейчас вам нужно лечь спать и  как следует отдохнуть, а утром вы все
обдумаете. Но, несмотря ни на что,  обед доставил  мне большое удовольствие.
Спокойной ночи.
     Она повернулась и пошла к своей вилле. Генри уныло  побрел по дорожке к
дверям. Мать он нашел в гостиной. Стоя на коленях, она играла с собаками.
     - Значит,  мои  глупые сыночки  соскучились  по своей старой мамочке? -
приговаривала она. - Но ведь мама оставила своим  мальчикам вкусный обед,  а
его кто-то  убрал. Наверное, эта дура-служанка,  хотя  я  всегда  наказываю,
чтобы  она  ничего  не  трогала  в  гостиной.  Генри,  котик  мой,  у   тебя
встревоженный вид. Что-нибудь случилось?
     - Нет, дорогая, но я хочу, чтобы ты легла спать.
     -  Я и собираюсь. Но  сначала  я должна  поцеловать  своих  мальчиков и
пожелать им спокойной ночи. Я  всегда это делаю перед  сном. Постелила  тебе
горничная постель? Я достала чистые простыни, но у меня  ужасное подозрение,
что я забыла их проветрить.
     - Нет-нет, все в порядке.
     Она стояла  в  дверях  своей  спальни.  Служанка миссис  Прайс там тоже
убрала, так  же,  как  и  внизу.  Платья  были  аккуратно  сложены,  постель
приготовлена. Мать, по-видимому, не заметила, что здесь что-то было сделано.
Она  смотрела прямо  перед собой, покусывая ноготь. Генри показалось, что на
нее нахлынули  воспоминания, потревожив ее  шаткий  ум; она вдруг показалась
такой одинокой, такой чужой всем на свете.
     - Маменька, дорогая моя, - сказал он, - расскажите мне, пожалуйста, что
с вами происходит?
     Она улыбнулась и потрепала его по щеке.
     - Милый Генри, -  сказала  она.  - Всегда-то  он обо всех  заботится. Я
просто думала, как это странно, что за весь вечер  ни разу не вышла девятка.
Ну просто ни разу. А я все время ставила только на нее.

        "6"

     Он сидел в гостиной Аделины  Прайс, перелистывая журналы, полученные из
Индии.  Иллюстрации ничего  ему не говорили, а  слова  еще  того  менее.  Он
посмотрел на  часы,  стоящие на камине. Разве  ей еще  не пора вернуться? Ей
было  назначено  на  три часа. Он  встал  и  начал ходить по  комнате. Вошла
горничная и накрыла на стол к чаю. Свеженарезанный хлеб, масло, кресс-салат,
только  что испеченные ячменные  лепешки; вазочка с  вареньем из  гуавы;  и,
наконец,  сверкающий серебряный  чайник. Он услышал  звук  колес на  дороге.
Выглянул  в  окно  и  увидел  Аделину  Прайс,  которая  вышла  из  фиакра  и
расплачивалась с  кучером. На  чай она, должно быть, дала  ему недостаточно,
потому что он начал ворчать.
     - Больше вы ничего не получите, любезный, - весело проговорила она. - И
не пытайтесь пробовать на мне свои штучки. Не на таковскую напали.
     Она помахала Генри рукой и весело направилась по дорожке к дому.
     -  Все  они  одинаковы,  -  сказала  она.  -  Воображают,  что  если  я
англичанка, то, значит, сама печатаю деньги. Чай уже готов?
     - Да, - сказал он.
     Миссис  Прайс  вошла  в комнату, снимая на ходу  перчатки. На  ней было
серое платье, простое, но весьма элегантное. Она была очень красива.
     - Ну  что же, все прошло  вполне благополучно, -  сказала она. - Доктор
такой приятный человек, он отлично  разобрался в ситуации. Это  естественно,
ведь через  его  руки прошло немало  таких случаев. Никакого лечения  против
этого нет, сказал он. В особенности  в возрасте вашей  матушки.  Он считает,
что мы поступаем совершенно правильно.
     Она зажгла спичку  и поднесла ее  к фитильку горелки.  Чайник  зашумел.
Аделина  Прайс потянулась за хлебом  с маслом и, нахмурившись,  взглянула на
салат.
     - Зачем  только  эта девица  его подала? - недовольно  заметила  миссис
Прайс. -  Знает же,  что я  никогда  его  не ем. Здесь,  во Франции, никогда
нельзя ни в чем  быть уверенной.  Вы его  тоже не ешьте. За этими служанками
нужен глаз да глаз.
     - Расскажите еще об этом  заведении, - попросил Генри. - Что  оно собой
представляет?
     - О,  там  очень  мило. Большой сад,  цветы,  деревья. В саду  я видела
людей.  А  для нее  я выбрала  самую