комфортабельную  комнату,  поскольку вы
сказали, что денег жалеть не нужно. Она стоит на тридцать франков дороже, но
я думаю, вы не будете возражать?
     - Боже мой, конечно, нет.
     - Они, разумеется, не допустят там никакого беспорядка, вроде того, что
здесь, у  нее  в доме,  -  сказала миссис Прайс. -  У них  есть определенные
правила, и это одно из них.  Администрацию нельзя за это осуждать. Там такая
чистота,  такой  порядок -  полы  так и  сверкают, на них можно есть, как на
столе.  Все сестры  и сиделки в симпатичных зеленых  форменных платьях,  это
придает  опеределенный  жизнерадостный  эффект. Меня познакомили  с той, что
будет  приставлена к вашей матушке. Весьма благоразумная особа,  у нее такое
приятное выражение лица.
     - А они знают, понимают, почему ее туда помещают?
     - О  да,  конечно, и они, знаете  ли, так ловко придумали:  ей разрешат
играть в  рулетку,  если  она захочет.  У  них  есть  для этого  специальная
комната. Все, конечно, понарошку,  там нет  никаких денег, ничего такого. Но
она этого не поймет. Их новые методы весьма оригинальны.
     Генри встал со своего кресла и снова подошел к окну.
     - Разве вы не хотите чаю? - спросила миссис Прайс.
     - Как можно утверждать,  что она не поймет? - спросил он. - Ведь она же
окончательно  лишилась рассудка.  Она  увидит,  что все это  обман и  что ее
держат в тюрьме, пусть даже такой роскошной.
     Миссис Прайс продолжала наливать чай.
     - Ей  скажут, что  это отель, -  объяснила  она, - и что он принадлежит
казино, нечто  вроде его придатка. Все  будет в  порядке, я  договорилась  с
доктором. Он  скажет,  что вы за нее беспокоитесь, считаете, что  ей  трудно
жить одной, и потому  устроили ее в этом отеле. Он уверяет, что не пройдет и
нескольких дней, как она успокоится и будет счастлива и довольна.
     Генри беспокойно схватился за книгу, но тотчас снова ее отложил.
     - Если бы я  только был уверен, что поступаю  правильно, - сказал он. -
Мне  кажется,  ей совсем  неплохо жилось на  этой  вилле,  как  бы грязно  и
непривлекательно  там не было. И  мне совсем  не  жалко денег,  которые  она
проигрывает в казино, если она при этом счастлива, если это отвлекает ее  от
мысли...
     Аделина Прайс задула огонек, горевший под чайником.
     -  Разумеется, если  вы  так  думаете, то не стоит  помещать ее туда, -
сказала она. - Однако мне казалось, что после всего того, что вы пережили за
последние десять дней,  вам  следовало  бы понять,  что  это  самое разумное
решение. Вы же не хотите, чтобы ее снова и  снова вышвыривали из казино, как
это  случилось  пять дней тому назад? А потом, ей же ни в чем нельзя верить.
Она бесконечно всех обманывает,  лжет  на  каждом  шагу.  Сказала  же  она в
прошлый  вторник,  что идет спать,  а  потом  мы обнаружили, что  она  снова
отправилась  туда. Конечно, если вы хотите, чтобы дело кончилось полицейским
участком, это ваше дело. Все идет именно к тому, я вас уверяю.
     Генри снова бросился в кресло.
     - Вы правы,  - сказал он. -  Я  понимаю, что  вы правы. И все-таки, это
ужасно больно - принять такое решение. Боже мой,  моя мать!  Она  была такая
милая,  такая  веселая,  просто  душечка.  Не  могу  вам  объяснить,  что  я
испытываю, как мне тяжело.
     Аделина Прайс налила ему чаю.
     - Полно, - сказала она. - Выпейте чаю. После хорошей чашечки чая всегда
чувствуешь себя лучше. И мужчин  это тоже касается, не только женщин. Уверяю
вас,  ваша  мать  будет чувствовать себя прекрасно в этом месте. Она заведет
друзей, будет рассказывать  им о прошлом, а вы можете ехать домой, зная, что
она в надежных руках,  и  что для нее делается все необходимое. Ах  да,  они
спрашивали меня, не хотите  ли вы, чтобы ей давали по  вечерам вина. За это,
разумеется,  придется  платить особо, так же, как и за то, чтобы в камине  в
холодные ночи разжигали огонь. Счет вам будут посылать каждый месяц,  или вы
можете платить через банк, это избавит вас от хлопот.
     Она помазала свой кусочек хлеба вареньем из гуавы.
     - Вся эта история причинила вам так много хлопот, - сказал Генри, глядя
на  нее. - Я,  право,  не знаю, что бы  я без вас  делал. Все это напоминает
какой-то кошмар.
     Аделина Прайс улыбнулась.
     - Мужчины так беспомощны в критической ситуации,  - сказала она.  - Мой
муж  был точно  такой же.  Он  терялся, не  мог  ничего  предпринять,  когда
возникали затруднения. В первый же момент, как только  я увидела, что вы  не
можете открыть дверь виллы в день вашего приезда, я сразу же поняла, что  вы
за человек. Я очень  рада, что выглянула в это время в окно и увидела вас. И
я не могу понять, как  это вы прожили  эти несколько лет без всякой помощи и
заботы.
     - Я  и сам  не знаю, - отозвался Генри.  -  Плыл, наверное, по течению.
Единственное, что я могу сказать: мне было чертовски одиноко.
     - Мне тоже одиноко, - сказала она, - но несколько в другом смысле. И во
всяком случае, у меня  всегда было достаточно дел. Слава  Богу, я никогда не
принадлежала к числу  людей, которые  постоянно  ноют  и жалуются. Я  всегда
считала,  что таким  людям не достает характера. - Она  составила на  поднос
все, что стояло на столе, и позвонила горничной. - Я надеюсь, что не слишком
много на себя беру, - сказала она, - но доктор согласился со мной в том, что
чем скорее мы поместим вашу матушку в "Приют",  тем лучше. Я вполне понимаю,
как тягостно было бы для  вас заниматься этим  делом,  и готова взять все на
себя. Я человек более или менее посторонний, и для меня это не будет связано
с эмоциями.  Так вот,  если  вы не  возражаете, я сейчас пройду к ней на  ее
виллу, помогу ей собрать то  немногое, что ей  понадобится,  найму  экипаж и
отвезу ее в  "Приют". Я ей объясню, что мы поедем  в отель, который является
частью  казино, и  я  уверена,  что  все  сойдет  гладко,  и она  не  станет
противиться. Я скажу, что  вам пришлось куда-то уехать,  но что утром вы  ее
навестите,  чтобы  узнать,  все  ли у  нее  в  порядке  и  не  нужно  ли  ей
чего-нибудь. Я думаю, так будет лучше всего, как вам кажется?
     Миссис  Прайс снова ему  улыбнулась,  она так ловко всем распорядилась,
так  мастерски  разрешила  все его затруднения,  что  он  почувствовал  себя
совершенно беспомощным  и понял,  что во  всем  теперь  зависит от того, что
найдет нужным она.
     -  Не  знаю,  -  в отчаянии  проговорил  он.  -  Я  потерял способность
соображать. Что бы я  ни решил, через  пять  секунд мне кажется, что решение
неправильное.
     -  Не тревожьтесь,  -  говорила она.  -  Предоставьте  все  мне.  А  вы
поезжайте-ка  и закажите обед.  Я  отвезу ее  в "Приют", а  потом  мы с вами
встретимся в ресторане. Вам, по крайней мере, будет чем заняться.
     Она подала ему шляпу и трость и подтолкнула к дверям.
     - Вы совсем как ребенок, - сказала она. - Мне кажется, вы мне не вполне
доверяете.
     - Напротив, -  возразил он, - я безоговорочно вам доверяю, одобряю все,
что вы делаете.
     - В таком  случае,  ступайте, - велела  она, -  и не  надо  предаваться
унынию.
     Генри,  как  автомат,  машинально  прошел  по  дорожке  и спустился  по
извилистым улицам к  набережной.  Он был,  как во  сне,  дома  казались  ему
призрачными, а  люди  были похожи на  привидения. Ницца  сразу  стала чужой,
незнакомой  и  враждебной. Шок, который он получил, узнав о пагубной страсти
матери, показал ему во всей своей неприглядности то,  что  у его собственной
жизни тоже не было твердой  основы.  Он чувствовал свою незащищенность. Ни в
чем  не  было прочности  и  уверенности.  Даже  дети, оставшиеся  в Лондоне,
казались нереальными. Они  все эти годы плыли вместе с ним по волнам  жизни,
словно маленькие призраки.  С  того самого момента, как  он закрыл  на замок
Клонмиэр и вместе  с ним прошлое, в его  жизни не оставалось  ничего живого,
реального. Слушая однообразный  плеск  волн на  скучном  пляже,  он вспомнил
бурный прилив  на  родных берегах,  шум  прибоя на  острове  Дун.  Вспоминал
ласковый ветерок, неяркое солнце  и белые облака над вершиной Голодной Горы.
Вспомнились ему и маленькое  кладбище, и малиновка,  которая  пела  там в ту
зиму. Все это кануло в вечность,  там, в  тех  краях,  его больше  нет,  и с
прошлым он не связан ничем...
     Придя в  отель, Генри уселся там  в холле и стал  ждать Аделину  Прайс.
Прошел час, другой, а она все не приходила. Наконец он не выдержал, вышел на
улицу,  вскочил в фиакр  и  велел  везти  себя в "Приют". Уже стемнело, и он
почти ничего не видел, только бесконечные аллеи и  деревья. Вдалеке бились о
берег волны; в темноте заквакали лягушки; подул свежий ветерок.
     Фиакр проехал вдоль  высокой стены  и остановился  возле больших ворот.
Они были заперты. Кучер позвонил в звонок, и через некоторое  время появился
привратник, который посмотрел на посетителя через узкую щель.
     "Это тюрьма, - подумал Генри, - что бы там ни говорили, а это настоящая
тюрьма".
     Через  несколько минут  привратник отворил  ворота,  фиакр  проехал  по
извилистой аллее, обсаженной  высокими  деревьями, и остановился у подъезда.
Здание было почти не освещено. Шторы на окнах были задернуты  на ночь. Возле
подъезда  стоял экипаж.  Генри  узнал  кучера.  Его фиакр  обычно  стоял  на
маленькой площади неподалеку от матушкиной виллы. Генри вышел и  осведомился
у привратника, как  можно  повидать  миссис  Бродрик  или миссис  Прайс. Тот
ответил,  что эти дамы вошли в дом около часа  тому назад. Он добавил что-то
относительно  позднего времени и намекнул на  то,  что рассчитывает получить
вознаграждение за  свои  услуги.  Генри тут же  дал  ему  десять  франков, и
привратник положил их в  карман,  бормоча что-то про себя.  Генри подошел  к
двери и позвонил. Ему открыл человек в белом халате.
     -  Моя фамилия Бродрик, - представился  Генри. - Я сын миссис  Бродрик,
которая прибыла к вам сегодня вечером.
     - О  да,  конечно,  номер тридцать  четыре, - сказал человек на хорошем
английском  языке. -  Если вы пройдете в приемную, я наведу для вас справки.
Вы хотите повидать вашу мать?
     -  Да, пожалуйста, - сказал Генри.  -  А  с ней еще  одна  дама, миссис
Прайс. Не может ли она спуститься и поговорить со мной?
     Служитель проводил Генри в большую комнату  направо от двери. Она  была
уютно  обставлена  -  там  стояли  столы,  кресла, на  столе  лежали  книги.
Посетителей в данную минуту не было. В то время, как  он дожидался, раздался
звонок к обеду. Сквозь полуоткрытую дверь он видел, как люди направляются по
коридору  в столовую. Он заметил зеленое  форменное  платье и  белый  чепчик
сиделки. Какой-то старичок шел на костылях.
     - Пошевеливайтесь, мистер Вайнс, - послышался резкий голос, - нельзя же
так копаться.
     Были слышны  разговоры. Кто-то  засмеялся  пронзительным глупым смехом.
Шаги  и  голоса  замерли вдали, где-то захлопнулась дверь. Генри  все  ждал.
Наконец в  дверях показался человек  в сером фраке и с моноклем. Он вошел  в
комнату и протянул Генри руку.
     - Я доктор  Уэллс,  - представился  он.  - К сожалению,  главного врача
сейчас нет, он в  Ницце на званом обеде,  но сегодня вечером я  заменяю его.
Насколько  я  понимаю,  вы  сын миссис  Бродрик. У  нас  возникли  некоторые
затруднения  -   ничего  серьезного,  вам  не   следует  беспокоиться.  Ваша
приятельница миссис Прайс оказалась такой разумной женщиной.
     - Что вы хотите сказать, какие затруднения? - спросил Генри.
     - Миссис Бродрик  была в  некотором недоумении, когда  ее привезли. Это
вполне  естественно,  со  многими,  знаете  ли,  так  случается.  Но  с  ней
находились ваша приятельница и дежурная сестра, весьма компетентная женщина.
Мы решили, что в первый день ей  лучше пообедать в  своей комнате,  а завтра
она  уже может пойти в столовую. Мне  кажется,  что миссис Прайс сейчас сюда
спустится.
     Он обернулся к двери, и в эту минуту в комнату вошла Аделина Прайс. Вид
у нее  был абсолютно спокойный и невозмутимый,  словно у нее  не могло  быть
никаких причин для волнения.
     - Все в  порядке, - объявила она. - Ваша матушка уже успокоилась. Когда
я уходила, она показывала сиделке  фотографии. А  какой превосходный обед ей
принесли в комнату.  Отлично приготовленный, прекрасно сервированный. Должна
признать, что обслуживание здесь великолепное, доктор.
     Доктор Уэллс улыбнулся, поигрывая моноклем.
     - Мелочи играют весьма важную роль, - сказал он.
     Аделина Прайс внимательно посмотрела на Генри.
     - Зачем вы пришли? - укоризненно проговорила она. - Я ведь сказала вам,
чтобы вы дождались меня в отеле.
     Доктор улыбнулся.
     - Ничего удивительного, что мистер  Бродрик волнуется, -  успокоительно
проговорил он.  -  И  раз  уж  он  находится здесь,  может  быть, ему  стоит
подняться наверх и пожелать спокойной ночи своей матушке. Он убедится в том,
что она устроена вполне удобно.
     - Да, я бы хотел это сделать, - сказал Генри.
     Аделина Прайс поморщилась.
     - Вы уверены,  что  это  разумно? - спросила она. - Не расстроит ли это
ее?
     - Я не думаю, - сказал доктор. - Возможно, что это как раз придаст всей
ситуации  нужную  окраску.  Разумеется,  мы  дадим   ей  легкое  снотворное,
поскольку  это  ее первый  день, и обстановка  может ей показаться несколько
странной.
     - Я буду ждать вас в фиакре,  - вдруг сказала  Аделина Прайс. - Мне нет
никакого смысла подниматься туда еще раз.
     Она быстрым  шагом  вышла из комнаты  - высокая фигура в сером вечернем
платье  и  пальто,  воплощенная  уверенность  в  себе.  Генри последовал  за
доктором  наверх. Паркетные  полы в  коридорах - ковров там не было  -  были
чисто вымыты и натерты до блеска.  Стены  выкрашены в зеленую краску того же
оттенка,  что  и  форменные  платья сестер и  сиделок.  На верхней  площадке
лестницы им встретилась молоденькая сестра. Она улыбалась, казалась доброй и
отзывчивой.  Ее вид внушил  Генри  надежду, он уцепился  за нее,  словно  за
соломинку.
     - А что, у вас много молодых сестер? - спросил он. - Вот та, что только
что прошла, она тоже будет ухаживать за моей матерью?
     - Вам  об  этом расскажет сестра-хозяйка, - сказал  доктор, - она лучше
меня  знает,  что к чему. Я,  конечно, могу навести  для  вас справки. Номер
тридцать четыре, вот комната вашей матери.
     Он постучал в дверь. Ее открыла немолодая толстая сиделка в очках.
     - В чем  дело?  - резко  спросила  она.  -  Ах, это  вы,  доктор. Прошу
прощения. Заходите, пожалуйста.
     Доктор Уэллс что-то прошептал ей на ухо, а потом громко сказал:
     - Мистер Бродрик просто пришел пожелать спокойной ночи своей матери. Он
пробудет здесь недолго, всего несколько минут.
     - Хорошо, - сказала сиделка.  - Но мне нужно ее умыть  и сделать прочие
необходимые  вещи,  чтобы приготовить ее ко сну, и как  можно  скорее, у нас
сегодня не хватает людей.
     -  Но сейчас всего  восемь  часов, - заметил  Генри. - Моя мать  обычно
ложится спать часов в двенадцать, а то и позже.
     Сиделка хотела что-то сказать, но доктор ее остановил.
     - Это только  на сегодня, - сказал он. -  Завтра  она  уже  будет вести
нормальный образ жизни вместе со всеми остальными.
     Генри вошел в комнату. Стены там были зеленые, как и в коридоре, но  на
полу лежали цветные коврики, а огромное окно занимало всю  стену. Шторы были
желтые,  с зелеными цветами. Комната  оказалась не такой просторной,  как он
ожидал.  В  углу стояло единственное кресло.  Мать сидела на кровати, считая
деньги, которые доставала из кошелька. Она не заметила, как он вошел. Деньги
рассыпались по одеялу, и она их собирала, разговаривая сама с собой.  Пышные
седые  волосы, словно серебряное  облако,  покрывали  ее  плечи.  Вдруг  она
увидела сына.
     - Родной мой, - потянулась она  к нему. - А мне сказали, что ты уехал и
что я не смогу с тобой повидаться.
     Он наклонился и взял ее за руку.
     - Мне захотелось зайти на минутку, сказать вам спокойной ночи, - сказал
он.
     Она кивнула головой, а потом подмигнула, указав глазами на дверь.
     -  Такие  странные здесь  люди,  -  сказала  она.  -  По-моему, они все
сумасшедшие. Горничная - мне кажется, это просто сиделка, - требует, чтобы я
померила себе температуру. Это, наверное, водолечебница, я слышала, что есть
такие, только понятия не  имела,  что  они  связаны с казино.  Миссис  Прайс
сказала, что я каждое утро смогу ходить отсюда в зал, где рулетка.
     - Да, дорогая.
     - Это очень дорого стоит?  Ты же знаешь, я никогда не представляю себе,
что сколько стоит.
     - Нет, дорогая, не так уж дорого. Я все это устроил.
     -  Милый  мальчик,  ты  всегда так  добр  ко мне. Но ты знаешь, я  ведь
отлично могла бы жить и  у  себя  на вилле.  Ты  напрасно беспокоился. - Она
стала складывать деньги обратно в сумочку. - Миссис Прайс говорит, что здесь
довольно странные порядки. Тебе просто дают фишки, и  за них ничего не нужно
платить. А как мои мальчики, Генри? Будет их кто-нибудь кормить?
     - Какие мальчики?
     -  Да мальчики же, дорогой. Они будут скучать,  не поймут, почему я  не
возвращаюсь вечером домой. Ведь неделя тянется так долго.
     Генри ничего не сказал. Он просто стоял, держа мать за руку.
     - Поставь на камин фотографию Джонни, - вдруг сказала она. - Так, чтобы
я могла  ее видеть, лицом ко мне. У него всегда такое угрюмое лицо, когда он
в форме, и такое прелестное... Генри...
     - Да, маменька.
     - Смотри, как следует, за своим сыном.  Я вот  не  обращала  на  Джонни
должного внимания. -  Она сидела, обратив на Генри испуганные зеленые глаза.
- Ты  понимаешь, я никак не могу этого забыть, потому и хожу в казино. Нужно
ведь чем-то заниматься. Джон был так дорог мне, я  имею в виду твоего отца -
он  был  такой ласковый, такой добрый. Он  все  понимал.  Я чувствовала себя
такой потерянной, когда его не стало, такой одинокой. Вы были еще маленькие,
когда  он умер.  Иногда мне кажется,  было бы  лучше, если  бы я снова вышла
замуж. -  Она улыбнулась и провела  рукой по волосам. - Какая  я  глупая,  -
сказала она, -  болтаю, словно старая старуха. Вот что я тебе  скажу, Генри:
будь  я проклята, если  позволю им  отобрать у  меня деньги, даже если у них
теперь  какая-то новая система. Я им покажу, как  надо  играть в рулетку. Уж
этим-то не удастся меня провести, как это сделали в казино.
     Вошла сиделка и встала около кровати.
     - Ну же, миссис Бродрик, - сказала она, - мы с вами не должны забывать,
что нас жде приятная тепленькая ванна, верно?
     Фанни-Роза подмигнула Генри.
     -  Вот  глупая,  -  прошептала она,  - обращается  со  мной,  словно  с
ребенком. Впрочем, какая разница, если ее это забавляет.
     Генри поцеловал мать, прикснувшись губами к  ее голове. Он понимал, что
больше никогда ее не увидит.
     - Спокойной ночи, родная, спите сладко, - проговорил он. Она на секунду
прижалась к нему, а потом рассмеялась и отпустила.
     - Жизнь такая забавная  штука,  Генри, - сказала  Фанни-Роза. - Не надо
быть таким  серьезным, мой  мальчик. И  не  надо слишком  много думать,  это
никому еще не приносило пользы.
     Она проводила его глазами, когда он выходил из комнаты. Доктор все  еще
ждал его у двери.
     - Вы же видите,  она чувствует  себя прекрасно, начинает привыкать. Вам
совершенно не  о чем беспокоиться. Насколько я понимаю, миссис Прайс, помимо
всего  прочего, договорилась  о некоторых  дополнительных удобствах, которые
будут ей предоставлены.
     - Благодарю вас, - сказал Генри. - Благодарю вас... вы правы.
     Он пожал доктору руку и вышел, взяв свою шляпу и трость. Спустившись по
ступенькам, он  сел в стоявший у подъезда фиакр, там, на заднем сиденье, его
ожидала Аделина Прайс.
     - Второй фиакр я отпустила, - сказала она. - Какой смысл платить за два
экипажа? Ну как, все в порядке?
     - Да, - сказал он. - По-моему, все хорошо.
     Кучер стегнул лошадь. Они поехали прочь по длинной темной алл