в
день вашей встречи во дворце он уехал в Варшаву. Он никогда не  проводит
в Берлине более трех дней. Но через год он, конечно, вернется.
   - А что, если это Альберт!.. - сказала Консуэло, погруженная в глубо-
кое раздумье.
   Принцесса пожала плечами.
   - Право, - сказала она, - судьба приговорила меня не иметь иных  дру-
зей, кроме сумасшедших - как мужчин, так и женщин. Одна принимает  моего
мага за своего покойного мужа, каноника фон Клейста. Другая - за  своего
покойного супруга, графа Рудольштадта. К счастью, у меня еще есть голова
на плечах, не то я приняла бы его за Тренка, и бог весть, что  могло  бы
из этого выйти. Трисмегист плохой маг, если не воспользовался  подобными
ошибками! Успокойтесь, Порпорина, не смотрите на меня  так  испуганно  и
смущенно, моя красавица. Придите в себя.  Помните,  ведь  если  бы  граф
Альберт не умер, а очнулся от летаргического сна,  столь  необыкновенное
происшествие наделало бы в обществе много шума. К  тому  же  вы,  должно
быть, сохранили какую-то связь с его семьей, и она,  конечно,  известила
бы вас.
   - Нет, я не сохранила с ней никакой связи, - ответила Консуэло. - Ка-
нонисса Венцеслава дважды написала мне за этот год и сообщила о двух пе-
чальных событиях: о смерти графа Христиана - ее старшего  брата  и  отца
моего мужа, который так и умер в беспамятстве и до последнего дня  своей
долгой, полной страданий жизни не осознал постигшего его несчастья, и  о
смерти барона Фридриха, брата Христиана и канониссы,  который  погиб  на
охоте, свалившись в овраг с роковой горы Шрекенштейн. Разумеется, я соч-
ла своим долгом ответить на письмо канониссы, но не решилась  просить  у
нее позволения приехать и разделить с ней ее печаль. Судя по письмам,  в
сердце ее боролись два чувства - доброта и высокомерие. Она называла ме-
ня своей дорогой дочерью, своим великодушным  другом,  но,  по-видимому,
вовсе не нуждалась ни в моих заботах, ни в моем сочувствии.
   - Так ты думаешь, что оживший Альберт спокойно и  безвестно  живет  в
замке Исполинов, не написав тебе об этом, втайне от всех, находящихся за
пределами замка?
   - Нет, принцесса, я этого не думаю, потому что это было бы совсем  уж
невероятно, и я просто сошла с ума, если еще в чем-то сомневаюсь, -  от-
ветила Консуэло, закрывая руками лицо, залитое слезами.
   По мере того, как текли ночные часы, дурной характер принцессы  начи-
нал вступать в свои права. Ее насмешливый и беспечный тон при упоминании
о событиях, столь близких сердцу Консуэло, жестоко ранил молодую  девуш-
ку.
   - Довольно, перестань сокрушаться, - резко сказала Амалия.  -  Нечего
сказать, веселый получился вечер! Ты наговорила таких вещей, что  сбежал
бы сам дьявол. Фон Клейст все время дрожала и бледнела; кажется, она го-
това умереть со страху. Мне так хотелось  быть  счастливой,  веселой,  а
вместо этого я сама страдаю, глядя на твои страдания, бедное мое дитя!
   Последние слова принцесса произнесла уже другим тоном, и, подняв  го-
лову, Консуэло увидела слезы сострадания, катившиеся по  ее  щеке,  хотя
губы все еще кривила ироническая усмешка. Консуэло поцеловала протянутую
ей руку и мысленно пожалела аббатису за то, что она не может быть доброй
четыре часа кряду.
   - Как ни глубока таинственность, окружающая твой замок  Исполинов,  -
добавила принцесса, - как ни велика гордыня канониссы  и  скрытность  ее
слуг, уверяю тебя, - все, что там происходит, так же  быстро  становится
достоянием гласности, как и в любом другом месте. Тщетно пытались родные
скрыть странности графа Альберта, - вскоре о них узнал весь край, и  еще
до того, как к твоему несчастному супругу пригласили доктора  Сюпервиля,
о них заговорили придворные Байрейтского двора. Теперь в этой семье есть
другая тайна, которую, без сомнения, скрывают с не меньшим  старанием  и
тоже не смогли уберечь от людского злословия. Я говорю о побеге  молодой
баронессы Амалии - она сбежала с красивым искателем  приключений  вскоре
после смерти своего кузена.
   - А я довольно долго не знала об этом. И могу  сказать,  что  не  все
становится известным на этом свете: ведь до сих пор неизвестно  ни  имя,
ни звание человека, похитившего молодую баронессу, как неизвестно и мес-
то, где они скрываются.
   - Да, правда, Сюпервиль тоже говорил об этом. Поистине, старая  Чехия
- страна таинственных приключений. Однако это еще не  значит,  что  граф
Альберт...
   - Во имя неба, принцесса, не будем больше говорить об этом. Простите,
что я утомила вас своей длинной историей, и, когда ваше высочество  при-
кажет мне удалиться, я...
   - Два часа ночи! - воскликнула госпожа  фон  Клейст,  вздрагивая  при
мрачном звуке башенных часов замка.
   - Если так, дорогие подруги, нам надо расстаться, - сказала  принцес-
са, вставая. - Моя сестра фон Анспах придет будить меня  в  семь  часов,
чтобы поделиться слухами о любовных похождениях своего дорогого маркгра-
фа, который недавно вернулся из Парижа, безумно влюбленный в мадемуазель
Клерон. Прекрасная Порпорина, это вы, королевы сцены, в действительности
являетесь королевами мира, как мы являемся ими по  праву,  и,  поверьте,
ваша участь завиднее. Нет такого монарха, которого вы не  можете  у  нас
отнять, если вам придет подобная фантазия, и я  нисколько  не  удивлюсь,
если в один прекрасный день умная мадемуазель Ипполита Клерон  сделается
маркграфине фон Анспах, заменив мою глупую сестру.  Дай  мне  шубу,  фон
Клейст, я хочу проводить вас до конца галереи.
   - И потом принцесса вернется одна? - с испугом спросила  госпожа  фон
Клейст.
   - Да, одна, - ответила Амалия, - и притом без малейшего страха  перед
дьяволом и его приспешниками, хотя, по слухам, они уже несколько ночей в
полном составе собираются у нас во дворце. Пойдем, Консуэло, пойдем! По-
любуемся, как будет дрожать фон Клейст, проходя через галерею.
   Принцесса взяла свечу и вышла первая, увлекая за собой  взволнованную
госпожу фон Клейст. Консуэло шла за ними,  тоже  немного  встревоженная,
сама не зная почему.
   - Уверяю вас, принцесса, - говорила госпожа фон Клейст, - что страшно
неосторожно проходить сейчас через эту часть замка. Что вам стоит  оста-
вить нас у себя еще на полчаса? В половине третьего все  привидения  уже
исчезают.
   - Нет, нет, - возразила Амалия, - я не  прочь  встретиться  с  ней  и
взглянуть, что она собой представляет.
   - О ком вы говорите? - спросила Консуэло, догоняя госпожу фон Клейст.
   - Ты не знаешь? - удивилась принцесса. - Вот уже несколько ночей, как
белая женщина, та, что обычно подметает лестницы и коридоры дворца перед
тем, как один из членов королевской фамилии  должен  умереть,  появилась
опять. И, по слухам, она начала свои забавы  именно  здесь,  возле  моих
комнат. Значит, под угрозой именно моя жизнь. Вот почему я так спокойна.
Моя невестка, королева прусская (самая безмозглая голова, когда-либо но-
сившая корону) не может, говорят, уснуть от страха и каждый вечер уезжа-
ет ночевать в Шарлоттенбург, но так как и она, и королева, моя мать, ко-
торая в этих делах ничуть не умнее ее, питают к Женщине с метлой  беско-
нечное почтение, обе дамы запретили выслеживать призрак и  нарушать  его
благородные занятия. Поэтому дворец усиленно подметает сам Люцифер, что,
как видишь, не мешает полу быть довольно грязным.
   В эту минуту большущий кот, выскочивший откудато из темноты  галереи,
с громким мяуканьем промчался мимо  госпожи  фон  Клейст.  Та  испустила
пронзительный крик и хотела было бежать обратно, в сторону покоев  прин-
цессы, но Амалия силой удержала ее, огласив пустоту коридоров  раскатами
хриплого язвительного хохота, еще более зловещего, чем  северный  ветер,
свистевший в обширном пустом здании. Консуэло дрожала от холода, а может
быть, и от страха, так как искаженное лицо госпожи фон Клейст  говорило,
казалось, о реальной опасности, а деланная и вызывающая веселость  прин-
цессы отнюдь не убеждала в искренности ее спокойствия.
   - Я восхищаюсь упорным неверием вашего королевского высочества,  -  с
досадой сказала госпожа фон Клейст прерывающимся от волнения голосом,  -
но если бы вы видели и слышали, как я, эту белую женщину накануне смерти
короля, вашего августейшего отца...
   - К несчастью, я убеждена, - язвительным тоном прервала ее Амалия,  -
что на этот раз она пришла не затем, чтобы возвестить смерть короля, мо-
его августейшего брата, и, стало быть, она пришла за мной, чему я  очень
рада. Чертовка отлично знает, что для моего счастья необходима либо  од-
на, либо другая из этих двух смертей.
   - Ах, принцесса, не говорите так в подобную минуту! - с трудом  выго-
ворила госпожа фон Клейст, у которой стучали зубы. -  Умоляю,  останови-
тесь и прислушайтесь - разве сейчас можно оставаться спокойной?
   Принцесса остановилась с насмешливым видом, но когда шум ее  плотного
и жесткого, словно картон, шелкового платья перестал заглушать более от-
даленные звуки, наши три героини, стоявшие в конце коридора, уже почти у
самой лестничной площадки, явственно различили сухой стук метлы, которая
неравномерно ударяла по каменным ступенькам и, казалось, быстро  прибли-
жалась к ним, поднимаясь все выше, словно кто-то из слуг  спешил  закон-
чить свою работу.
   Принцесса с секунду колебалась, потом решительно сказала:
   - Так как на этом свете ничего сверхъестественного нет,  я  хочу  уз-
нать, кто там - лунатик-лакей или проказливый паж. Опусти вуаль,  Порпо-
рина, не надо, чтобы нас видели вместе. Ну, а ты, фон Клейст, можешь па-
дать в обморок, если тебе угодно. Предупреждаю, что не буду с тобой  во-
зиться. Идем, храбрая Рудольштадт, тебе случалось без страха встречать и
более страшные приключения. Если любишь меня, следуй за мной.
   Амалия твердым шагом направилась к началу лестницы. Консуэло, которой
принцесса не позволила нести свечу, пошла за ней, а госпожа фон Клейст -
ей было одинаково страшно и оставаться одной и двигаться вперед - попле-
лась сзади, цепляясь за накидку Порпорины.
   Адская метла умолкла, и принцесса, дойдя до перил, остановилась,  вы-
тянув руку со свечой, чтобы осветить себе путь. Однако  потому  ли,  что
спокойствие ее было наигранным, или потому, что она увидела нечто страш-
ное, рука ее дрогнула, и позолоченный подсвечник с хрустальным узорчатым
ободком с треском упал вместе со свечой в глубокий и  гулкий  лестничный
пролет. Тут госпожа фон Клейст, совсем потеряв голову и забыв не  только
об актрисе, но и о принцессе, пустилась бежать обратно по галерее и  бе-
жала до тех пор, пока не наткнулась в темноте на дверь в покои своей по-
велительницы, где и нашла убежище. А принцесса, не в силах побороть вол-
нение и вместе с тем стыдясь признаться себе, что сдала позиции,  напра-
вилась вместе с Консуэло той же дорогой, вначале медленно, а  потом  все
быстрее и быстрее, ибо чьи-то другие шаги слышались за ее спиной, и  это
не были шаги Порпорины - певица шла с ней рядом и,  пожалуй,  еще  более
решительно, хотя и без малейшей рисовки. Эти странные шаги громко  отда-
вались в темноте на каменных плитах и словно догоняли их с каждой секун-
дой, напоминая шаркающие шаги старухи, обутой в ночные туфли:  метла  же
делала свое дело, стукаясь о стены - то справа, то слева. Этот  короткий
путь показался Консуэло бесконечно длинным. Людей здравомыслящих  и  ис-
тинно бесстрашных может победить только такая опасность, которую  нельзя
ни предвидеть, ни понять. Не претендуя на бесполезную  отвагу,  Консуэло
ни разу не обернулась. Принцесса же утверждала потом, будто она сама не-
однократно оборачивалась, но так ничего и не увидела в кромешном  мраке,
и впоследствии никто не мог ни опровергнуть, ни  подтвердить  ее  слова.
Консуэло помнила только, что во  время  этого  вынужденного  отступления
Амалия ни разу не замедлила шаг, не обратилась к ней ни с единым  словом
и что, поспешно войдя к себе, она едва не захлопнула дверь  перед  самым
носом у своей гостьи. Однако же принцесса не призналась в своей слабости
и, быстро обретя хладнокровие, начала  высмеивать  госпожу  фон  Клейст,
совсем больную от перенесенного волнения, и горько упрекать ее в трусос-
ти и невнимании к ее особе. Сострадательная Консуэло, которой жалко было
смотреть на тяжелое состояние госпожи фон Клейст,  постаралась  смягчить
принцессу, и та удостоила заметить, что ее любимица Клейст все равно ни-
чего не слышит, ибо в полной прострации лежит на кушетке, зарывшись  ли-
цом в подушки. На часах пробило три, когда бедняжка пришла  в  себя,  но
пережитый ужас все еще заставлял ее проливать слезы. Принцессе уже прис-
кучила роль простой смертной, и ей вовсе не улыбалась мысль самой разде-
ваться и самой прислуживать себе. А кроме того, в душе ее затаилось, как
видно, какое-то зловещее предчувствие. Так или иначе, она  решила  оста-
вить у себя госпожу фон Клейст до утра.
   - Мы успеем еще, - сказала она, - выдумать какой-нибудь предлог, что-
бы приукрасить эту историю, в случае если она станет известна брату.  Но
объяснить твое присутствие здесь, Порпорина, было бы гораздо труднее,  и
я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел, как ты выходишь отсюда. Стало  быть,
тебе надо уходить одной, и как можно скорее, - ведь в этой гнусной  гос-
тинице встают необыкновенно рано. Послушай, Клейст, успокойся, я  остав-
ляю тебя здесь до утра, и если ты в состоянии произнести хоть  одно  ра-
зумное слово, объясни, какой дорогой ты сюда пришла и где тебя ждет твой
провожатый, чтобы Порпорина могла воспользоваться  его  услугами,  когда
пойдет домой.
   Страх делает человека столь эгоистичным, что госпожа фон Клейст,  ра-
дуясь, что ей уже не угрожают ужасы галереи и мало заботясь о  том,  что
певице, быть может, будет страшно идти  одной,  сразу  обрела  сообрази-
тельность и объяснила, какой дорогой ей надлежит идти и  какой  условный
знак следует подать доверенному слуге, которому приказано ждать у выхода
из дворца в некоем укромном и пустынном уголке.
   Вооруженная этими сведениями и уверенная, что на сей раз она  уже  не
заблудится во дворце, Консуэло простилась с принцессой, которая не выра-
зила ни малейшего желания проводить ее по галерее. Итак, молодая девушка
вышла одна и ощупью, но беспрепятственно добралась до страшной лестницы.
Висевший внизу фонарь облегчил ей путь,  и  она  спустилась  без  всяких
приключений и даже без особого страха. На этот раз она взяла себя в  ру-
ки, так как чувствовала, что выполняет свой долг по отношению к несчаст-
ной Амалии, а в подобных случаях она всегда бывала мужественна и сильна.
Наконец через маленькую потайную дверь - ключ от нее ей дала госпожа фон
Клейст - она вышла из дворца и оказалась в углу  заднего  двора.  Пройдя
двор, она пошла  вдоль  наружной  стены,  отыскивая  слугу  госпожи  фон
Клейст. Не успела она шепотом произнести условленную фразу, как от стены
отделился темный силуэт, и мужчина, закутанный в широкий плащ, с  почти-
тельным поклоном молча подал ей руку.


   XI

   Консуэло вспомнила, что госпожа фон Клейст, желая скрыть свои  частые
и тайные визиты к принцессе Амалии, не раз приходила по вечерам в замок,
пряча голову под плотным черным чепцом, кутаясь в темную накидку и  опи-
раясь на руку слуги. В таком виде она не бросалась в глаза прислуге зам-
ка и могла сойти за одну из тех бедных женщин, которые украдкой пробира-
ются во дворец и получают кое-что от щедрот королевской  семьи.  Однако,
несмотря на все предосторожности наперсницы и ее госпожи, секрет их  был
отчасти секретом полишинеля, и если король молчал, то единственно  пото-
му, что есть такие мелкие скандальные истории, которые лучше терпеть, не
поднимая шума, чем бороться с ними. Он  прекрасно  знал,  что  обе  дамы
больше заняты Тренком, нежели магией; почти одинаково  осуждая  и  то  и
другое, он закрывал на это глаза и в глубине души был признателен Амалии
за то, что она окутывает свой роман ореолом тайны и таким образом  осво-
бождает его от ответственности.  Он  предпочитал  казаться  одураченным,
только бы люди не думали, что он поощряет любовь и безумие своей сестры.
Вся тяжесть жестокого нрава короля обрушилась, - таким образом, на  нес-
частного Тренка, и пришлось обвинить его в мнимых  преступлениях,  чтобы
никто не догадался об истинных причинах опалы.
   Думая, что слуга госпожи фон Клейст желает помочь ей сохранить инког-
нито, а потому протягивает руку, принимая ее за свою госпожу,  Порпорина
не колеблясь оперлась на нее, ступая по скользкой от льда  мостовой.  Но
не успела она сделать и трех шагов, как этот человек сказал ей развязным
тоном:
   - Ну что, прекрасная графиня, в каком расположении духа  оставили  вы
сумасбродную Амалию?
   Несмотря на холод и ветер,  Консуэло  почувствовала,  как  вся  кровь
прихлынула к ее лицу. Очевидно, слуга принял ее за госпожу фон Клейст  и
таким образом выдал возмутительную близость с ней.  Порпорина  брезгливо
вырвала у него руку и сухо произнесла:
   - Вы ошиблись.
   - Я не имею обыкновения ошибаться, - возразил человек в  плаще  столь
же непринужденно. - Публика может не знать, что  божественная  Порпорина
является графиней Рудольштадт, но граф де - Сен-Жермен осведомлен лучше.
   - Кто же вы? - спросила Консуэло вне себя от изумления. - Разве вы не
принадлежите к числу слуг госпожи фон Клейст?
   - Я принадлежу только самому себе и служу только  истине,  -  ответил
незнакомец. - Я назвал свое имя, но,  видимо,  графине  Рудольштадт  оно
незнакомо.
   - Так, стало быть, вы граф де Сен-Жермен?
   - А кто еще мог бы назвать вас именем, которого никто не знает?  Пос-
лушайте, графиня, вот уже дважды вы чуть не упали, сделав два  шага  без
моей помощи. Благоволите снова опереться на мою руку Я  прекрасно  знаю,
где вы живете, и считаю своим почетным долгом довести вас до дому  целой
и невредимой.
   - Вы очень любезны, граф, - ответила Консуэло, чье  любопытство  было
чересчур возбуждено, чтобы она могла  отказаться  от  предложения  этого
удивительного, необыкновенного человека, - но, может  быть,  вы  окажете
мне и другую любезность - скажете, почему вы назвали меня так?
   - Потому что хотел сразу добиться вашего доверия и  доказать,  что  я
достоин его. Я давно знаю о вашем браке с Альбертом и  все  время  свято
хранил вашу общую тайну, как буду хранить ее и впредь, пока на то  будет
ваша воля.
   - Зато господин Сюпервиль, как видно, совсем не посчитался с моей во-
лей, - сказала Консуэло, которой не терпелось удостовериться в том,  что
граф де СенЖермен получил эти сведения именно от него.
   - Не обвиняйте бедного Сюпервиля, - возразил граф. - Он рассказал это
только принцессе Амалии, желая сделать ей приятное. Я узнал обо всем  не
от него.
   - В таком случае от кого же?
   - От самого графа Альберта Рудольштадта. Да, да, я  знаю,  сейчас  вы
скажете, что он умер под конец соединившей вас с ним брачной  церемонии,
но я отвечу, что смерти нет, что никто не умирает и что можно разговари-
вать с теми, кого люди называют усопшими, если понимать их язык и  знать
тайны их жизни.
   - Если вы так много знаете, граф, то, вероятно, вам известно, что ме-
ня нелегко убедить такими утверждениями и что они  причиняют  мне  много
горя, беспрестанно напоминая о несчастье, которое я считаю непоправимым,
несмотря на лживые обещания магии.
   - Вы правы, что остерегаетесь чародеев и  шарлатанов.  Мне  известно,
что Калиостро напугал вас, явив вам призрак, что было  по  меньшей  мере
несвоевременно. Желая доказать вам свое могущество, он  уступил  чувству
мелкого тщеславия, не подумав при этом о состоянии вашей души и о  вели-
чии собственной миссии. И все же  Калиостро  не  шарлатан,  отнюдь  нет!
Просто он слишком честолюбив, и это нередко давало повод упрекнуть его в
шарлатанстве.
   - Вас, граф, упрекают в том же, но так как при этом обычно добавляют,
что вы человек выдающийся, я осмеливаюсь признаться,  что  питаю  к  вам
предубеждение и оно мешает мне уважать вас.
   - Эта благородная прямота вполне в духе Консуэло, -