Вену.  Мы  хотели  было
бежать, но они пригрозили нам пистолетом. Наконец  они  сделали,  привал
вон в том лесу. Мы от них убежали и понеслись навстречу вашему  экипажу.
Если вы нас теперь покинете, мы погибли: они в  двух  шагах  от  дороги,
один здесь - в кустах, остальные в лесу.
   - Сколько же их? - спросил форейтор.
   - Друг мой, - по-французски ответил ему тот из путешественников,  ко-
торый стоял на подножке и к которому обратилась Консуэло, так как он был
ближе других, - вас совершенно не касается, сколько их. Странный вопрос!
Ваша обязанность - драться, когда я вам прикажу, а считать врагов я  вас
вовсе не уполномачиваю.
   - Вы в самом деле хотите развлечься схваткою? - спросил по-французски
второй вельможа. - Но помните, барон, на это надо время.
   - Времени надо немного, а кости мы разомнем. Хотите присоединиться ко
мне, граф?
   - Пожалуй, если это вас забавляет. - И граф с величавой  беспечностью
взял в одну руку шпагу, а в другую два  усыпанных  драгоценными  камнями
пистолета.
   - О, господа, вы поступаете прекрасно! - воскликнула Консуэло,  поза-
быв на минуту в пылу возбуждения свою скромную роль и пожимая обеими ру-
ками руку графа.
   Граф, удивленный такой фамильярностью какого-то ничтожного мальчишки,
с гадливой усмешкой посмотрел на свой рукав, встряхнул его и с презрени-
ем медленно перевел взгляд на Консуэло, а та  не  могла  не  улыбнуться,
вспомнив, с каким пылом граф Дзустиньяни и другие знатные  венецианцы  в
былые времена добивались милости поцеловать ту самую руку,  чье  пожатие
показалось сейчас столь оскорбительным. Отразилась ли в  эту  минуту  на
лице Консуэло спокойная, скромная  гордость,  столь  противоречившая  ее
убогому виду, или ее изысканная речь, указывавшая  на  принадлежность  к
хорошему обществу, заставили предположить в ней переодетого юного дворя-
нина, или, наконец, инстинктивно почувствовалась прелесть  ее  пола,  но
только выражение лица графа вдруг сразу изменилось, и  он  улыбнулся  ей
уже не презрительно, а ласково. Граф был еще молод, красив, и  внешность
его могла бы показаться ослепительной, не  превосходи  его  барон  моло-
достью, правильностью черт лица и статностью фигуры.  Оба,  как  гласила
молва, были красивейшими мужчинами своего времени.
   Консуэло, видя, что выразительные глаза молодого барона также с недо-
умением и интересом устремлены на нее, отвлекла внимание обоих  вельмож,
сказав:
   - Идите, господа, или, вернее, пойдемте, - мы будем вашими  проводни-
ками. В кузове экипажа этих бандитов, как в темнице,  запрятан  какой-то
несчастный. Он лежит, связанный по рукам и по ногам, умирающий, окровав-
ленный, с кляпом во рту. Освободите его! Это дело достойно ваших  благо-
родных сердец!
   - Какой милый мальчуган, клянусь богом! Мы, право, не  зря  выслушали
его. Быть может, мы вырвем из рук этих бандитов  какого-нибудь  честного
дворянина.
   - Вы говорите, они там? - спросил граф, указывая на лес.
   - Да, - ответил Иосиф, - но они разбежались; и если только вашим сия-
тельствам угодно последовать моему скромному совету, вам следует  разде-
литься для нападения: надо как можно скорее подняться в карете по  этому
косогору и достигнуть вершины холма. У самой опушки леса вы найдете эки-
паж с узником. Я же в это время проведу господ всадников напрямик.  Бан-
дитов всего трое. Они хорошо вооружены, но если увидят, что их  окружили
со всех сторон, не будут сопротивляться.
   - Совет неплохой, - промолвил барон. - Граф, оставайтесь в карете,  и
пусть с вами едет ваш слуга: я возьму его лошадь. Один из юнцов проводит
вас и укажет, где остановиться. А я беру с собой егеря и вот этого юнца.
Поспешим, а то разбойники, вероятно, начеку и могут нас опередить.
   - Экипаж разбойников никуда от вас не уйдет, - заметила  Консуэло,  -
лошадь еле жива от усталости.
   Барон вскочил на коня графского слуги, а тот поместился  на  запятках
кареты.
   - Садитесь в карету, - сказал граф Консуэло, пропуская ее вперед;  он
и сам не мог понять, почему он так поступил. Однако сел  он  все  же  на
заднее сиденье, предоставив  ей  переднее.  Форейторы  пустили,  лошадей
вскачь, а граф, высунувшись из окна кареты, не спускал  глаз  со  своего
спутника, который верхом на лошади переправлялся через ручей в сопровож-
дении слуги, посадившего к себе на седло  Иосифа.  Консуэло  была  очень
неспокойна за своего бедного приятеля, которого могла уложить первая  же
шальная пуля; но в то же время горячность, с  какою  он  взялся  за  это
опасное дело, вызывала ее одобрение и внушала уважение к нему. Она виде-
ла, как он поднимался по холму в сопровождении всадников, лихо пришпори-
вавших своих коней. Затем все скрылись в  кустах.  Вдруг  раздались  два
выстрела, потом еще один. Карета в это время огибала холм.
   Консуэло, не зная, чем все кончилось, стала горячо молиться.
   Граф, испытывавший такую же тревогу за своего благородного  спутника,
с раздражением закричал форейторам:
   - Да погоняйте же, шалопаи! Вскачь!


   LXXII

   Синьор Пистолет, - мы не можем называть этого человека иначе, чем ок-
рестила его Консуэло, ибо не находим настолько интересным,  чтобы  наво-
дить о нем справки, - видел из своего убежища, как  карета  остановилась
на крики беглецов. Другой безыменный, прозванный Консуэло  Молчальником,
сделал с холма те же наблюдения и бросился бежать к Мейеру;  они  вместе
стали обсуждать, как спастись.
   Прежде чем барон переправился через ручей, синьор  Пистолет  опередил
его и успел притаиться в чаще леса. Он дал им проехать, а  потом  дважды
выстрелил вслед: одним выстрелом он пробил шляпу барона, а другим слегка
ранил лошадь слуги. Барон круто повернул коня, увидел стрелявшего,  пос-
какал на него и пистолетным выстрелом свалил на землю; затем,  предоста-
вив раненому с проклятиями кататься среди колючек, сам последовал за Ио-
сифом, подъехавшим к экипажу Мейера почти одновременно с графской  каре-
той. Граф успел спрыгнуть на землю. Мейер и Молчальник исчезли вместе  с
лошадью, не тратя времени на то, чтобы укрыть в  кустах  экипаж.  Прежде
всего победители взломали замок у ящика, где находился  узник.  Консуэло
рьяно принялась разрезать веревки и помогла вынуть кляп изо рта несчаст-
ного, а узник, почувствовав себя свободным, бросился в ноги своим  изба-
вителям и стал благодарить бога. Но едва успел он взглянуть  на  барона,
как решил, что попал из огня да в полымя.
   - Боже мой! Господин барон фон Тренк! - воскликнул он.  -  Не  губите
меня, не выдавайте! Сжальтесь, сжальтесь над несчастным дезертиром,  над
мужем и отцом! Ведь я такой же пруссак, как вы сами, господин  барон,  -
ведь я, как и вы, австрийский подданный и умоляю вас,  не  арестовывайте
меня. Ох, смилуйтесь надо мной!
   - Простите его, господин барон фон Тренк! - воскликнула Консуэло,  не
зная, ни с кем она говорит, ни о чем идет речь.
   - Я тебя милую, - отвечал барон, - с условием, что ты самой  страшной
клятвой поклянешься никогда не говорить, кому ты обязан своей  жизнью  и
свободой.
   С этими словами барон вынул из кармана носовой платок и закрыл им се-
бе лицо, оставив открытым только один глаз.
   - Вы ранены? - спросил граф.
   - Нет, - ответил он, опуская пониже на лицо шляпу, - но попадись  нам
эти мнимые разбойники, мне не очень хотелось бы, чтобы они меня  узнали.
Я и так не на слишком хорошем счету у своего милостивого монарха.  Этого
только еще мне недоставало!
   - Понимаю, - заметил граф, - но будьте покойны: я беру все на себя.
   - Это может спасти дезертира от розог и виселицы, но не  спасет  меня
от немилости. Да уж все равно, - почем знать, что может случиться; надо,
рискуя всем, оказывать услуги ближнему. Ну-ка, братец, можешь  держаться
на ногах? Что-то не очень, как видно. Ты ранен?
   - Правда, меня страшно били, но теперь я ничего не чувствую.
   - Короче говоря, ты в силах удрать?
   - О да, господин адъютант!
   - Не называй меня так, чудак! Молчи и убирайся! Да  и  нам,  любезный
граф, не мешает сделать то же самое. Мне не терпится поскорее  выбраться
из этого леса. Я убил вербовщика, и дойди это только до короля,  мне  не
поздоровится! Хотя в конце концов все это пустяки, - прибавил он,  пожи-
мая плечами.
   - Увы! - сказала Консуэло, в то время как Иосиф протягивал свою фляж-
ку дезертиру. - Если вы бросите его здесь, его сейчас же снова  заберут.
Ноги у него распухли от веревок, руками он с трудом владеет.  Взгляните,
какой он бледный и изнуренный.
   - Мы его не бросим, - заявил граф, не сводивший глаз  с  Консуэло.  -
Спешьтесь, Франц, - приказал он своему слуге и, обращаясь  к  дезертиру,
сказал: - Садись на эту лошадь, я ее дарю тебе; и вот  еще  впридачу,  -
прибавил он, бросая ему кошелек. - А хватит  у  тебя  сил  добраться  до
Австрии?
   - Да, да, ваше сиятельство!
   - Ты хочешь ехать в Вену?
   - Да, ваше сиятельство!
   - И снова поступить на службу?
   - Да, ваше сиятельство, только не в Пруссии.
   - Так отправляйся к ее королевскому величеству, - она всех  принимает
раз в неделю, - скажи ей, что граф Годиц шлет ей в подарок красавца гре-
надера, в совершенстве выдрессированного на прусский лад.
   - Лечу, ваше сиятельство!
   - Но смотри, не смей упоминать о господине бароне, а  то  велю  своим
людям схватить тебя и отправить обратно в Пруссию. Запомни!
   - Лучше мне сейчас же умереть! Ох! Если бы  негодяи  не  связали  мне
рук, я бы покончил с собой, когда они меня снова захватили!
   - Проваливай!
   - Слушаю, ваше сиятельство! Он дочиста опорожнил фляжку, возвратил ее
Иосифу, поцеловал его, не подозревая, что обязан ему гораздо большим, и,
бросившись в ноги графу и барону, стал благодарить их, но барон  остано-
вил его нетерпеливым жестом на полуслове; тогда он перекрестился,  поце-
ловал землю и взобрался на лошадь с помощью слуг, так как еле мог  шеве-
лить ногами. Однако, очутившись в  седле,  он  сразу  приободрился,  по-
чувствовал прилив сил, пришпорил коня и умчался по  дороге,  ведущей  на
юг.
   - Если когда-нибудь обнаружится, что я не удержал вас от  этого  пос-
тупка, - сказал барон графу, - то моя песенка спета. А впрочем, все рав-
но, - добавил он, заливаясь смехом. - Идея подарить Марии-Терезии  фрид-
риховского гренадера просто великолепна! Этот  олух,  пускавший  пули  в
уланов императрицы, теперь будет пускать их в кадетов прусского  короля!
Нечего сказать, хороши верноподданные! Прекрасные войска!
   - Государи от этого нимало не страдают, - проронил граф. - А  что  же
нам делать с этими юнцами? - добавил он.
   - Мы можем только повторить то, что сказал гренадер, - ответила  Кон-
суэло. - Если вы нас здесь покинете, мы пропали!
   - Мне кажется, мы не давали вам до сих пор повода сомневаться в нашей
гуманности, - проговорил граф, вкладывая в каждое слово какое-то рыцарс-
кое чванство. - Мы довезем вас до места, где вам нечего будет опасаться.
Мой слуга, у которого я взял лошадь, сядет на козлы, - сказал он  барону
и, понизив голос, прибавил: - Разве вы не  предпочитаете  общество  этих
двух юнцов обществу слуги, которого нам пришлось бы взять в карету,  что
гораздо больше стеснило бы нас?
   - Да, конечно, - ответил барон, - артисты, при всей  своей  бедности,
везде желанные гости. Кто знает, не окажется ли вот этот самый  музыкан-
тик, нашедший в кустах свою скрипку и схвативший ее  с  такой  радостью,
будущим Тартини? Ну, трубадур, - сказал он Иосифу, только что с  успехом
подобравшему свою сумку, скрипку и рукопись, - едем с нами, и на  первом
же привале вы нам воспоете это славное сражение, где на  поле  битвы  не
было обнаружено ни единой души.
   - Можете сколько угодно потешаться надо мной, ведь вам, а не мне  вы-
пала великая честь прикончить висельника, - промолвил  граф,  когда  оба
удобно расположились на заднем, а мальчики на переднем сиденье и  карета
быстро покатилась к Австрии.
   - В том-то и дело, что я не уверен, убил ли я его  наповал,  и  очень
боюсь когда-нибудь встретить его у дверей кабинета Фридриха. Охотно  ус-
тупил бы вам честь этого подвига.
   - А я, хотя мне не удалось даже видеть противника,  искренне  завидую
вам, - возразил граф. - Я уже начал было входить во вкус приключения и с
радостью наказал бы негодяев по заслугам. Подумайте только! Хватать  де-
зертиров и набирать рекрутов в самой Баварии, верной союзницы  Марии-Те-
резии! Наглость просто неслыханная!
   - Вот вам готовый повод для войны, не будь мы утомлены войнами  и  не
живи в такое мирное время. Вы очень обяжете меня, граф, если не  станете
разглашать это приключение; дело не только в моем государе, - а  он  был
бы крайне недоволен мной, узнай он о моей роли в этой истории, - но и  в
миссии, с какою я послан к вашей императрице. Она приняла бы меня  очень
недоброжелательно, явись я к ней после дерзкого  поступка,  совершенного
моим правительством.
   - Можете быть совершенно спокойны, - ответил граф, - вы знаете, что я
не особенно ревностный подданный, ибо во мне нет честолюбия царедворца.
   - Да какие же еще честолюбивые чувства вы могли  бы  питать,  дорогой
граф? И любовь и богатство увенчали все ваши желания. А вот я... Ах! Как
различна до сих пор наша судьба, несмотря на кажущееся с первого взгляда
сходство!
   Говоря это, барон вынул спрятанный на груди портрет, усыпанный  брил-
лиантами, и стал нежно глядеть на него, тяжко  вздыхая,  что  показалось
несколько смешным Консуэло. Она нашла,  что  столь  открытое  проявление
чувства отнюдь не является показателем хорошего тона, и в  глубине  души
посмеялась над манерами царедворца.
   - Дорогой барон, - проговорил граф, понижая голос  (Консуэло  сделала
вид, будто ничего не слышит, и даже искренне старалась  не  слышать),  -
умоляю вас, не удостаивайте никого доверием, каким вы  почтили  меня,  а
главное - никому, кроме меня, не показывайте портрета. Вложите  его  об-
ратно в футляр и не забывайте, что этот мальчик так же  хорошо  понимает
французский язык, как и мы с вами.
   - Кстати, - воскликнул барон, пряча портрет, на который Консуэло пос-
таралась не бросить ни единого взгляда, - что собирались делать с  этими
мальчуганами наши вербовщики? Скажите, что они вам предлагали,  уговари-
вая ехать с собой?
   - Действительно, - сказал граф, - я как-то об этом не подумал,  да  и
теперь не могу понять, что это им взбрело на ум: спрашивается, зачем по-
надобились дети людям, заинтересованным в том, чтобы набрать мужчин зре-
лого возраста и богатырского сложения?
   Иосиф рассказал, что мнимый Мейер выдавал себя за музыканта и, не пе-
реставая, говорил о Дрездене и об ангажементе в капелле курфюрста.
   - А! Теперь понимаю! - сказал барон. -  Готов  поручиться,  что  знаю
этого Мейера. Это, должно быть, Н., бывший  капельмейстер  военного  ор-
кестра, а теперь вербовщик музыкантов в прусские полки. Наши  соотечест-
венники туповаты, они играют фальшиво и не попадают в такт; а у его  ве-
личества слух потоньше, чем у его батюшки, покойного короля, и потому он
вербует своих трубачей, флейтистов и горнистов в Богемии  и  в  Венгрии.
Милейший профессор какофонии  вздумал  сделать  хороший  подарок  своему
властелину - привезти ему, помимо дезертира, выловленного на вашей  зем-
ле, еще двух смышленых музыкантиков. А соблазнять Дрезденом и придворны-
ми прелестями - было совсем неплохо придумано  для  начала.  Но  вам  бы
Дрездена и в глаза не видать, дети мои, и вы волей-неволей были  бы  за-
числены до конца дней своих в оркестр какого-нибудь пехотного полка.
   - Теперь я себе ясно представляю ожидавшую  нас  участь,  -  ответила
Консуэло. - Я слыхал рассказы об ужасах этого военного строя, о жестоком
похищении рекрутов, которых сманивают обманом. По тому, как обошлись эти
негодяи с несчастным гренадером, я вижу, что рассказы эти  нисколько  не
преувеличены. О! Вели кий Фридрих...
   - Да будет вам известно, молодой человек, - проговорил барон  с  нес-
колько иронической напыщенностью, - что его величеству неведомы  способы
действий, он знает только результаты их.
   - И он пользуется ими, не заботясь об остальном, - в тон ему  с  неу-
держимым негодованием заметила Консуэло. - О! Я прекрасно знаю, господин
барон, короли никогда не бывают виноваты, они не повинны ни в  чем,  что
делается им в угоду!
   - А плутишка не так глуп! - смеясь, воскликнул граф. - Но будьте  ос-
торожны, мой милый маленький барабанщик, и не забывайте, что говорите  в
присутствии старшего офицера полка, куда вы  должны  были,  по-видимому,
попасть.
   - Я умею молчать, господин граф, и никогда  не  ставлю  под  сомнение
скромность других.
   - Слышите, барон. Он обещает вам молчать, а вы и не помышляли просить
его об этом. Ну, право, прелестный мальчик!
   - И я всем сердцем полагаюсь на него, - проговорил барон. -  Граф,  -
продолжал он, - вам бы следовало завербовать его и предложить в пажи  ее
высочеству.
   - Готов, если он согласен, - смеясь, сказал граф. - Хотите занять эту
должность, гораздо более приятную, чем прусская служба?  Да,  дитя  мое,
тут не придется ни дуть в медные трубы, ни отбивать на барабане сбор, ни
получать тумаки, ни есть хлеб из толченого кирпича, а  только  поддержи-
вать шлейф и носить веер прелестнейшей дамы,  жить  в  волшебном  замке,
принимать участие в играх и веселье и выступать в концертах, не уступаю-
щих концертам Фридриха. Что? Вас это не соблазняет? Уж не принимаете  ли
вы меня за второго Мейера?
   - А кто же эта величественная и прелестная дама? -  спросила,  улыба-
ясь, Консуэло.
   - Вдовствующая маркграфиня Байрейтская, княгиня Кульмбахская, а  ныне
моя прославленная супруга и владетельница замка Росвальд  в  Моравии,  -
ответил граф Годиц.
   Много раз приходилось слышать Консуэло рассказы канониссы  Венцеславы
фон Рудольштадт о генеалогии, браках и всяких происшествиях в  княжеских
и аристократических родах, больших и малых, как Германии, так и соседних
с нею государств. Некоторые из биографий поразили Консуэло, и среди  них
была биография графа Годица-Росвальда, богатейшего моравского  вельможи.
Изгнанный и отверженный отцом, разгневанным его распутством,  граф-аван-
тюрист был известен всем европейским дворам; наконец он стал  обер-штал-
мейстером и любовником вдовствующей маркграфини Байрейтской, потом тайно
обвенчался с ней и увез ее сначала в Вену, а затем в Моравию;  здесь  он
унаследовал состояние отца, и его супруга оказалась обладательницей  ог-
ромного богатства. Канонисса часто возвращалась к этой  истории,  находя
ее весьма скандальной, ввиду того,  что  маркграфиня  была  владетельной
принцессой, а граф - обыкновенным дворянином. Для нее это был повод  об-
рушиться на неравные браки и на браки по любви. Консуэло,  стремясь  по-
нять кастовые предрассудки дворянства и познакомиться с ними,  извлекала
пользу из этих рассказов и не забывала их. Когда граф Годиц впервые наз-
вал себя, ей сразу показалось, что с его именем у нее  связаны  какие-то
смутные воспоминания; теперь же перед нею ясно встали все обстоятельства
жизни и романтического брака знаменитого авантюриста. Но  о  бароне  фон
Тренке ей никогда не приходилось слышать. Тогда  только  начиналась  его
нашумевшая опала, и ему не дано было предугадать свое ужасное будущее.
   Итак, она слушала рассказы графа, не без хвастовства рисовавшего кар-
тину своего богатства. Бывая при дворах, в маленьких  и  надменных  гер-
цогствах Германии, где над ним с презрением насмехались,  Годиц  не  раз
краснел, чувствуя, что на него смотрят как  на  бедняка,  разбогатевшего
благодаря жене. Унаследовав огромные имения, кичась царственной роскошью
своего моравского графства, он отныне считал честь свою  восстановленной
и любил подчеркивать свои новые преимущества на зависть мелким властите-
лям, более бедным, чем он. Полный внимания и  нежнейшей  заботливости  к
маркграфине, он, однако, не считал необходимой безупречную  верность  по
отношению к супруге, которая была гораздо старше его. А принц