зился и был озарен  каким-то  неземным  сиянием.
Правда, его взгляд еще таил в себе торжественное величие пережитых  бла-
городных страданий, но минувшие невзгоды не оставили на его лице ни  ма-
лейшего следа физической боли. На лице его отражалось  безмятежное  спо-
койствие возрожденного к жизни мученика, который видит, как земля, обаг-
ренная его кровью, уходит у него из-под ног,  а  разверстое  небо  сулит
бесконечные награды. Никогда еще, даже  в  дни  расцвета  античного  или
христианского искусства, ни один вдохновенный художник не создавал более
благородного образа героя или мученика.
   Все Невидимые также замерли от восхищения и, образовав  круг,  преис-
полненные великодушной радости, молча созерцали прекрасную  чету,  столь
чистую перед лицом бога и столь целомудренно счастливую среди людей. За-
тем двадцать сильных мужских  голосов  запели  хором  могучий  и  безыс-
кусственный гимн, напоминавший античный: "О Гименей! О Гименей!"  Музыка
принадлежала Порпоре, которому послали слова и поручили сочинить  эпита-
ламу для некоего славного союза, причем щедро вознаградили,  не  указав,
от кого исходит этот дар. Подобно Моцарту, написавшему  накануне  смерти
самое вдохновенное свое  произведение,  "Реквием",  заказанный  ему  та-
инственным незнакомцем, старый Порпора обрел весь гений молодости, когда
сочинял свадебный гимн, поэтическая загадка которого возбудила его вооб-
ражение. Консуэло с первых же тактов узнала манеру своего дорогого  учи-
теля и, с трудом оторвав взгляд от любимого, повернулась к  певцам,  ища
приемного отца, но здесь присутствовала только его душа. Среди достойных
исполнителей его музыки Консуэло узнала многих друзей. Здесь были: Фрид-
рих Тренк, Порпорино, молодой  Бенда,  граф  Головкин,  Шубарт,  шевалье
д'Эон - она познакомилась с ним еще в Берлине и, так же как вся  Европа,
никак не могла понять, к какому он принадлежал полу, - граф де  Сен-Жер-
мен, муж певицы Барберини канцлер Коччеи, содержатель кабинета для  чте-
ния Николаи, Готлиб, чей красивый голос выделялся среди всех  остальных,
и, наконец, Маркус, которого она узнала по выразительному знаку Ванды  и
еще ранее - благодаря инстинктивной симпатии, какую  вызывал  в  ней  ее
покровитель и названый отец. Все Невидимые сняли и перекинули через пле-
чо свои зловещие черные плащи, и теперь их ярко-красные с белым  наряды,
изящные и простые, украшенные золотой цепью с отличительными знаками ор-
дена, придавали группе праздничный вид. Маски висели у  каждого  на  за-
пястье, готовые тут же закрыть лицо хозяина по малейшему  сигналу  кара-
ульного, стоявшего в дозоре на крыше здания.
   Оратор - тот, кто служил посредником между наставниками  Невидимых  и
адептами, также снял маску и подошел поздравить счастливых супругов. Это
был герцог***, тот самый богатый вельможа, который отдал свое состояние,
ум и пылкое рвение делу Невидимых. Он являлся председателем сегодняшнего
сборища, и это в его замке давно уже нашли пристанище Ванда  и  Альберт,
спрятанные, разумеется, от глаз всех непосвященных.  Его  замок  являлся
также главным центром всей работы судилища ордена, хотя  существовали  и
другие резиденции. Правда, многочисленные сборища происходили  здесь  за
редкими исключениями лишь один раз в год, в  течение  нескольких  летних
дней. Посвященный во все тайны наставников, герцог защищал их интересы и
действовал вместе с ними. Никогда не выдавая их инкогнито и принимая  на
себя одного весь связанный с этим риск, он был их посредником в сношени-
ях с другими членами общества.
   Когда новобрачные обменялись со своими братьями ласковыми и радостны-
ми приветствиями, каждый занял свое место, и герцог, вновь превративший-
ся в брата-оратора, обратился к  увенчанной  цветами  супружеской  чете,
стоявшей на коленях перед алтарем, со следующей речью:
   - Дорогие и возлюбленные дети, именем  истинного  бога,  всемогущего,
вселюбящего и всеведущего, именем трех добродетелей, которые в душе  че-
ловека являются отражением божественного начала - трудолюбия, милосердия
и справедливости, - а нами именуются свободой, равенством  и  братством,
наконец именем судилища Невидимых, посвятившего себя  тройному  долгу  -
долгу рвения, веры и познания, - другими словами, тройному  исследованию
истин - политических, нравственных и божественных, -  я  провозглашаю  и
утверждаю, о Альберт Подебрад и Консуэло Порпорина, ваш брак, ранее зак-
люченный вами перед лицом бога и ваших родителей, а также в  присутствии
священника христианской веры в замке Исполинов  числа  175*  года.  Брак
этот, имевший законную силу в глазах людей, не имел таковой в глазах бо-
га. В нем недоставало: 1) самоотверженной готовности супруги жить вместе
с супругом, который, по всей видимости, доживал свой последний  час;  2)
одобрения представителя нравственной и религиозной власти,  признаваемой
и почитаемой супругом; 3) согласия некой  особы,  здесь  присутствующей,
которую мне не дозволено назвать, но которая связана с одним из супругов
узами крови. Если ныне эти три условия выполнены и ни один из вас,  суп-
ругов, не собирается предъявить какие-либо  требования  или  возражения,
соедините ваши руки и встаньте, дабы призвать небо  в  свидетели  добро-
вольности вашего деяния и святости вашей любви.
   Ванда, продолжавшая оставаться неизвестной братьям ордена,  взяла  за
руки своих детей. В едином порыве нежности и восторга  все  трое  подня-
лись, как бы составляя одно нераздельное существо.
   После нескольких торжественных фраз,  знаменующих  заключение  брака,
простые, трогательные обряды новой религии свершились тихо и благоговей-
но. Этот обет взаимной любви явился не обособленным актом, происходившим
среди равнодушных зрителей, которым был чужд скреплявшийся  здесь  союз.
Нет, все присутствовавшие были призваны утвердить религиозное  таинство,
освящающее узы двух существ, связанных с ними общностью веры.  Благосло-
вив супругов, они образовали вокруг них живое кольцо, цепь братской люб-
ви и духовного содружества, а потом поклялись во всем  поддерживать  их,
защищать их честь и жизнь, употреблять всяческие усилия,  чтобы  вернуть
их на стезю добродетели в случае, если они  проявят  слабость,  охранять
елико возможно от преследований и соблазнов внешнего мира при любых обс-
тоятельствах и встречах, - словом, любить их так же  свято,  сердечно  и
глубоко, как если бы они были связаны с  ними  узами  кровного  родства.
Красавец Тренк в простых, но красноречивых выражениях произнес это  обе-
щание от имени всех остальных. Затем, обращаясь к супругу, он добавил:
   - Альберт, согласно нечестивым и преступным обычаям старого общества,
от которого мы втайне отходим, чтобы в будущем приблизить его к нам, муж
должен требовать от своей жены верности именем унизительной  и  деспоти-
ческой власти. Если она изменит ему, он обязан убить соперника; он  даже
имеет право убить и свою супругу. Это называется  "смыть  кровью  пятно,
замаравшее честь". Итак, в этом старом, слепом и  порочном  мире  каждый
мужчина является естественным врагом счастья и чести,  охраняемых  столь
варварским образом. Друг и даже брат присваивают себе право  похитить  у
друга и брата любовь его подруги или по меньшей мере насладиться  жесто-
кой и подлой радостью, возбуждая его ревность, высмеивая его  бдительный
надзор, сея недоверие и разлад между ним и предметом его любви.  Как  ты
знаешь, здесь мы лучше понимаем значение дружбы, чести и фамильной  гор-
дости. Мы братья перед богом, и тот из нас, кто посмотрит с  вожделением
на жену своего брата, тем самым уже  виновен  в  кровосмешении  в  своем
сердце.
   Взволнованные и растроганные, все братья обнажили шпаги  и  поклялись
скорее обратить это оружие против самих себя,  нежели  нарушить  клятву,
только что произнесенную устами Тренка.
   Но тут прорицательница, охваченная тем  восторженным  порывом,  какие
оказывали такое сильное действие на воображение Невидимых и нередко  из-
меняли мнение и решение самих наставников, внезапно  вышла  из  круга  и
встала в середине. Ее выразительные, пламенные речи всегда покоряли слу-
шателей; исхудавшая высокая фигура в широком плаще, величественная осан-
ка, даже нервная дрожь, сотрясавшая тело и попрежнему закутанную  покры-
валом голову, - все в ней было  исполнено  какого-то  изящества,  свиде-
тельствовавшего о былой красоте, а ведь женская красота - это такая  си-
ла, которая оставляет след даже после своего исчезновения и все еще вол-
нует душу, когда уже не  может  волновать  чувственность.  Словом,  все,
вплоть до угасшего голоса, в эту минуту ставшего звучным  и  резким  под
влиянием экзальтации, делало ее таинственным существом, которое  сначала
внушало страх, а потом излучало могучее и непреодолимое обаяние.
   Все умолкли, слушая вдохновенную вещунью. Консуэло  была  взволнована
не меньше, а быть может, больше, чем остальные, ибо знала тайну этой не-
обыкновенной жизни. Трепеща от невольного страха, она  спрашивала  себя,
действительно ли это восставшее из гроба привидение  является  существом
из реального мира и не может ли оно, выкрикнув свое прорицание,  раство-
риться в воздухе вместе с пламенем треножника, придававшим  всему  проз-
рачный, голубоватый оттенок.
   - Скройте от меня блеск этих шпаг! - вся дрожа, воскликнула Ванда.  -
Если ваши клятвы призывают к тому, чтобы пустить в ход орудия  ненависти
и убийства, значит, они нечестивы. Я знаю, что по обычаям  старого  мира
этот кусок железа всегда прикреплялся К поясу любого мужчины как  символ
независимости и, гордыни; я знаю, что согласно взглядам, которые вы  не-
вольно вынесли из старого мира, шпага является  олицетворением  чести  и
что обязательство, принятое и скрепленное клятвой на оружии, считается у
вас священным, как у граждан древнего Рима. Но здесь, у нас, это было бы
осквернением великого обета. Поклянитесь лучше пламенем этого  треножни-
ка: ведь пламя - символ жизни, света и божественной любви. Впрочем, неу-
жели вам все еще нужны эмблемы и символы, видимые глазу?  Разве  вы  все
еще идолопоклонники? И разве фигуры, украшающие этот храм,  не  являются
для  вас  лишь  воплощением  отвлеченных  понятий?  О  нет,  поклянитесь
собственными чувствами, лучшими своими инстинктами, собственным  сердцем
и, если вы не смеете поклясться именем бога живого, именем истинной  ре-
лигии, вечной и священной, поклянитесь святым человеколюбием,  благород-
ными порывами вашего мужества, целомудренной чистотой этой молодой  жен-
щины и любовью ее супруга. Поклянитесь талантом и  красотой  Консуэло  в
том, что ни желанием, ни даже мыслью никогда не оскверните эту священную
арку Гименея, этот незримый и таинственный алтарь, на котором рукою  ан-
гелов запечатлен и начертан обет любви...
   - Хорошо ли вы знаете, что такое любовь? - добавила Ванда  после  ко-
роткой паузы, причем голос ее с каждой секундой становился  более  звон-
ким, более проникновенным. - Нет, о почтенные наставники нашего ордена и
первосвященники нашей религии, если бы вы знали это, то никогда не  поз-
волили бы произнести в вашем присутствии то обещание, которое может  ут-
вердить только бог и которое, будучи скреплено людьми, является  оскорб-
лением самой божественной из всех тайн. Какую  силу  можете  вы  придать
взаимному обязательству, которое само по себе есть чудо? Да, отказ  каж-
дого из двух существ от собственной воли, две воли, слитые воедино,  это
чудо, ибо каждая душа навеки свободна в силу божественного закона. И тем
не менее, когда две души отдаются друг другу и  сами  замыкают  на  себе
цепь любви, их взаимное обладание становится столь же  священным,  столь
же отвечающим божественному закону, как и свобода отдельной личности. Вы
видите, что тут действительно чудо и что тайну этого чуда  бог  навсегда
сохраняет для себя как тайну жизни и смерти. Сейчас вы спросите у  этого
мужчины и у этой женщины, хотят ли они принадлежать друг другу и  только
друг другу в этой жизни, и чувство их настолько пылко, что они  ответят:
не только в этой жизни, но и в вечной. Итак, вместе с  чудом  любви  бог
даровал им больше веры, больше силы, больше добродетели, нежели вы суме-
ли бы и посмели бы от них потребовать.  Так  прочь  же  святотатственные
клятвы и грубые законы! Оставьте любящим идеал и не  приковывайте  их  к
действительности цепями закона. Пусть сам бог продолжит свое чудо.  Под-
готовляйте души к тому, чтобы это чудо свершилось в их глубине,  направ-
ляйте их к идеалу любви, призывайте, доказывайте, восхваляйте  и  объяс-
няйте славу верности, без которой невозможна ни  нравственная  сила,  ни
великая любовь. Но не занимайтесь, подобно католическим священникам, по-
добно чиновникам старого мира, проверкой того, как  исполняется  клятва.
Ибо, повторяю, люди не в силах ни блюсти неизменность чуда, ни  охранять
его. Что знаете вы о тайнах предвечного? Разве мы уже  вступили  в  храм
будущего, в тот небесный мир, где, как говорят, человек может под  сенью
райских садов беседовать с богом, как друг беседует с другом? Разве  за-
кон о нерасторжимости брака исходит из уст всевышнего? Разве нам извест-
на его воля? А вы сами, о сыны человеческие, разве, принимая этот закон,
вы были единодушны? Разве папы римские никогда не расторгали брачные со-
юзы, - а ведь они считают себя непогрешимыми! Иногда, под предлогом  не-
действительности некоторых обязательств, папы официально санкционировали
разводы, и эти скандальные истории навсегда остались в  летописях  исто-
рии. А христианские общины, преобразованные секты, греческая церковь, по
примеру закона Моисея и всех древних религий, открыто ввели в нашем сов-
ременном мире закон  о  разводе.  Во  что  же  превращается  святость  и
действительность клятвы, данной богу, если известно, что люди  смогут  в
один прекрасный день освободить нас от нее? Так не оскверняйте же любовь
браком: вы только погасите ее пламень в чистых сердцах! Освящайте  брач-
ный союз увещаниями, молитвами, трогательными  обрядами,  широкой  глас-
ностью, внушающей почтение, - вы должны поступать так, если вы наши пас-
тыри, иначе говоря - друзья, руководители, советчики, утешители, светочи
знаний. Подготовьте души к святости этого таинства, и, подобно тому  как
отец семейства старается укрепить благосостояние, достоинство и безопас-
ность своих детей, вы, духовные наши отцы, должны  позаботиться  о  том,
чтобы обеспечить вашим сыновьям и  дочерям  условия,  благоприятные  для
развития истинной любви, добродетели и высокой верности в их сердцах.  И
когда, подвергнув их религиозным испытаниям, вы убедитесь в том,  что  в
их взаимном тяготении нет ни жадности, ни тщеславия, ни  легкомысленного
опьянения, ни чувственного ослепления, столь далекого от  идеала,  когда
вы убедитесь в том, что они понимают величие своей любви, святость своих
обязанностей и свободу своего выбора, тогда разрешите им  отдаться  друг
другу, и пусть каждый из них принесет в дар другому свою свободу.  Пусть
их семьи, их друзья и вся широкая семья верующих - пусть все они  высту-
пят и вместе с вами одобрят этот союз: торжественность  брачного  обряда
должна сделать его достойным уважения. Но не забывайте моих слов - пусть
этот обряд станет лишь религиозным соизволением, отеческим и  обществен-
ным согласием, толчком и призывом к нерушимости взятого на  себя  обяза-
тельства. Пусть он никогда не явится приказом, принуждением,  навязанным
извне рабством, карающим и жестоким законом, который  угрожает  позором,
тюрьмами и цепями в случае его нарушения. Иначе вы никогда не увидите на
земле свершения чуда во всей его полноте и длительности. Извечно  живот-
ворное Провидение, бог - неутомимый  источник  благодати,  всегда  будет
приводить к вам юные пары, пылкие и  простодушные,  готовые  добровольно
принести обет в вечной взаимной любви. Но ваш противобожеский и противо-
человеческий обряд всегда будет уничтожать в их душах действие  благода-
ти. Неравенство супружеских прав в зависимости  от  пола,  святотатство,
утвержденное общественными  законами,  различие  обязанностей  супругов,
принятое общественным мнением, ложные понятия о супружеской чести и  все
нелепые взгляды, проистекающие из предрассудков и неправильных  установ-
лении, всегда будут уничтожать доверие между супругами  и  охлаждать  их
пыл, причем наиболее искренние, наиболее  предрасположенные  к  верности
пары будут прежде других опечалены,  напуганы  продолжительностью  срока
обязательства и быстрее других разочаруются друг в друге. В самом  деле,
отречение от личной свободы противно требованию природы и голосу  совес-
ти, если оно происходит под чужим давлением, влекущим за собой иго неве-
жества и грубости, но оно отвечает стремлению благородных сердец и  тре-
бованиям религиозного инстинкта людей твердой воли,  если  бог  помогает
нам бороться с ловушками, которые люди расставляют вокруг брака с  целью
сделать его могилой любви, счастья и добродетели, сделать его  узаконен-
ной проституцией, как говорили ваши отцы лолларды, хорошо вам  известные
и часто вами упоминаемые. Итак, отдайте богу богово и отнимите у  кесаря
то, что не принадлежит кесарю.
   - А вы, сыны мои, - обратилась она к тем, кто стоял в центре  группы,
- вы только что поклялись не посягать на святость  брачного  союза,  но,
быть может, не поняли всего значения этой клятвы. Повинуясь порыву вели-
кодушия, вы с восторгом отозвались на призыв чести, и это достойно  вас,
учеников победоносной религии. Но теперь уясните себе, что в ваших  сло-
вах прозвучало нечто большее, нежели восхваление добродетели  отдельного
человека. Вы подтвердили закон, без которого целомудрие и верность вооб-
ще не могут быть возможны. Вникните в смысл принесенной вами  клятвы,  и
вы убедитесь, что не может быть истинной добродетели отдельного  челове-
ка, пока все члены общества не будут придерживаться по этому поводу  од-
них и тех же взглядов.
   О любовь, о священный огонь, такой могучий и такой изменчивый,  такой
внезапный и такой мимолетный! Небесная искра, которая проникает  в  нашу
жизнь и гаснет раньше самой этой жизни, словно боясь  испепелить  нас  и
уничтожить! Все мы ясно чувствуем, что ты - животворящее пламя,  исходя-
щее от самого бога, и что тот из нас, кто смог бы сохранить тебя в своей
груди и поддерживать до последнего часа все таким же жгучим  и  сильным,
был бы самым счастливым и самым великим из смертных. Поэтому-то последо-
ватели идеала всегда будут стараться приготовить для тебя в своих  серд-
цах святилище, которое ты не стремилась бы покинуть, чтобы вновь вознес-
тись на небо.
   Но, увы, ты, любовь, которую мы превратили в добродетель, в  одну  из
основ человеческого общества, желая уклоняться тебе, ты все же не позво-
лила заковать себя в цепи, как того требовали наши установления, и оста-
лась свободной, как птица в полете, и изменчивой, как огонек на  алтаре.
Ты словно смеешься над нашими клятвами, договорам"; даже над  нашей  во-
лей. Ты бежишь от нас несмотря на все, что мы изобрели, чтобы  приковать
тебя к нашим обычаям. Ты так же не можешь ужиться в  гареме,  охраняемом
бдительными стражами, как в христианской семье, окруженной угрозами свя-
щенника, приговором судьи и ярмом общественного мнения. В чем же причина
твоего непостоянства и твоей неблагодарности, о таинственная иллюзия,  о
любовь, принявшая образ жестокого и слепого божества - ребенка? Какую же
нежность и какое презрение внушают тебе поочередно все эти  человеческие
души, которые ты сначала обжигаешь своим огнем, а потом покидаешь - поч-
ти все до единой, - предоставляя им гибнуть в муках сожалений, раскаяния
или отвращения, что еще ужаснее? Почему люди на коленях  призывают  тебя
на всем земном шаре, превозносят и обожествляют тебя, почему дивные поэ-
ты воспевают тебя как душу мира, а варварские народы приносят тебе чело-
веческие жертвы, сжигая на погребальном костре вдову покойного вместе  с
супругом? Почему юные сердца