и ни  один  из  них  не
подумал о том, что на этом приближающемся  к  аэропорту  самолете  находятся
перепуганные люди, почти триста  человек,  которые  скоро  могут  погибнуть?
Неужели тут нет никого,  кому  это  не  было  бы  безразлично?"  А  человек,
знакомый с миром новостей, ответил бы: "Да, тут есть люди,  которым  не  все
безразлично, и они станут переживать, возможно, даже сразу  после  передачи.
Или когда придут домой и до них дойдет весь  ужас  случившегося,  иные  -  в
зависимости от того, как будут разворачиваться события, - может, и заплачут.
Но сейчас ни у кого нет на это времени. Они заняты  передачей  новостей.  Их
обязанность - зафиксировать  то,  что  происходит,  дурное  или  хорошее,  и
сделать это быстро, эффективно..."
   А потом, в 18.40, через десять минут после того,  как  началась  передача
"Новостей", главной проблемой, занимавшей всех, кто сидел за  "подковой",  а
также и всех в репортерской, в студии и в аппаратной, был  вопрос:  появятся
или не появятся вовремя вместе  с  рассказом  "картинки"  о  происшествии  в
аэропорту Форт-Уорт?

Глава 2

   Для группы же из пяти журналистов, находившихся  в  далласском  аэропорту
Форт-Уорт, события начали разворачиваться на два часа раньше и достигли пика
в 17.10 по времени Срединного пояса.
   Этими пятью были - Гарри  Партридж,  Рита  Эбрамс,  Минь  Ван  Кань,  Кен
О'Хара, звукооператор Си-би-эй, и Грэм Бродерик,  иностранный  корреспондент
"Нью-Йорк тайме". Утром, еще до рассвета, они вылетели из  Эль-Сальвадора  в
Мехико, а затем, пересев после недолгого ожидания на другой самолет, прибыли
в Форт-Уорт. Сейчас они сидели в аэропорту и ждали каждый  своего  самолета,
чтобы разлететься в разных направлениях.
   Все устали - не только от  сегодняшнего  долгого  путешествия,  но  и  от
двухмесячной жизни  среди  неудобств  и  опасностей  в  малоприятных  частях
Латинской  Америки,  где  они  освещали   вспыхивающие   в   разных   местах
ожесточенные войны.
   В ожидании вылета они сидели в баре крыла 2Е, одном из  двадцати  четырех
оживленных баров, работавших в аэропорту. Бар  был  построен  в  современном
стиле и в то же время удобно. Его окружала  стеклянная  стена,  за  которой,
словно в зимнем саду, стояли растения; с потолка свисали  голубые  клетчатые
полотнища, подсвеченные розовым. Корреспондент из "Тайме"  сказал,  что  это
напоминает ему бордель в Мандалее, куда он однажды заглянул.
   Из-за столика у окна, где они сидели, был виден коридор-гармошка и  выход
ј 20. Через него скоро начнется посадка на самолет "Америкен  эйрлайнз",  на
котором Гарри Партридж должен вылететь в Торонто. Однако вылет задерживался,
и только что объявили, что самолет полетит не раньше чем через час.
   Партридж был высокий, сухопарый, вечно лохматый, отчего вид  у  него  был
мальчишеский, хотя ему и перевалило за сорок и  волосы  уже  начали  седеть.
Сейчас он расслабился, и его мало тревожила  задержка  вылета  или  что-либо
вообще. Впереди было три недели отпуска, который ему был крайне необходим.
   Рита  Эбрамс  ждала  самолета  на  Миннеаполис  -  Сент-Пол,  откуда  она
собиралась отправиться отдыхать в Миннесоту, на ферму  к  друзьям.  А  кроме
того, у нее на уик-энд было назначено свидание  с  одним  женатым  мужчиной,
занимавшим высокий пост в Си-би-эй (но эту информацию она хранила про себя).
Минь Ван Кань и Кен О'Хара летели домой, в Нью-Йорк. Как и Грэм Бродерик.
   Партридж, Рита и Минь часто работали вместе.  О'Хара  же  поехал  с  ними
звукооператором  впервые.  Молодой,  бледный,  тонкий,  будто  карандаш,  он
проводил большую часть времени за чтением журналов  по  электронике;  вот  и
сейчас он сидел, уткнувшись в один из них.
   Бродерик  был  для  них  человеком  посторонним,  хотя  часто  выезжал  с
телевизионщиками на одни и те же задания и поддерживал  с  ними  в  основном
хорошие отношения. Однако сейчас  этому  солидному,  кругленькому  и  слегка
напыщенному человеку было далеко не все по душе.
   Трое телевизионщиков немного перебрали спиртного.  Исключение  составляли
Ван Кань, ничего не бравший в рот,  кроме  содовой  воды,  и  звукооператор,
бесконечно долго сидевший за кружкой пива и отказавшийся выпить еще.
   - Слушай, ты, наглая твоя душа, - сказал Бродерик Партриджу, увидев,  что
тот вытаскивает из кармана пачку денег, - я же сказал, что за выпивку  плачу
я. - И он положил на под-носик, на котором официант принес  им  три  двойные
порции виски и стакан содовой воды, две банкноты - двадцатку  и  пятерку.  -
Если ты получаешь в два раза больше меня, это еще не значит, что  ты  должен
подавать милостыню прессе.
   - О, ради всего святого! - воскликнула Рита. -  Брод,  когда  ты  наконец
сменишь эту заезженную пластинку?
   Рита говорила, как с ней иной  раз  бывало,  достаточно  громко.  В  этот
момент через  бар  проходили  два  сотрудника  отдела  охраны  общественного
порядка в аэропорту; они с любопытством повернули  головы  в  сторону  Риты.
Заметив это, она улыбнулась и помахала им рукой. Охранники окинули  взглядом
группу и громоздившиеся возле  нее  кинокамеры  и  оборудование  с  ярлыками
Си-би-эй. Оба улыбнулись и пошли дальше.
   А Гарри Партридж, наблюдавший эту сценку, подумал:
   "Стареет Рита". Хотя она была  по-прежнему  сексуально  привлекательна  и
многие мужчины увлекались ею, на лице уже появились красноречивые  морщинки,
а жесткость, с какой она требовательно относилась как к себе, так и к тем, с
кем вместе работала, проявлялась в повелительности манер, что не всегда было
приятно. На это была, конечно, своя причина -  напряжение  и  огромный  груз
работы, которые выпали на нее, Гарри и на двоих других в эти  последние  два
месяца.
   Рите было сорок три года, и шесть лет назад она еще появлялась на  экране
в качестве корреспондента, хотя и  гораздо  реже,  чем  раньше,  когда  была
моложе и  ярче.  Все  знали  про  безобразное,  несправедливое  отношение  к
женщинам на телевидении, где мужчины-корреспонденты продолжали появляться на
телеэкране, даже когда было заметно, что они  постарели,  тогда  как  женщин
выбрасывали с работы, точно  отслуживших  свое  наложниц.  Несколько  женщин
пытались против  этого  бороться  -  Кристина  Крафт,  репортер  и  ведущая,
подавала даже в суд, но проиграла.
   Рита же, вместо того чтобы вступать в борьбу, в которой, она знала, ей не
избежать поражения, переключилась на другое и, став выпускающей, стоя теперь
за камерой, а не  перед  ней,  работала  необычайно  успешно.  Это  дало  ей
основание потребовать у старших выпускающих, чтобы ее послали в какую-нибудь
"горячую точку" за границу, куда почти всегда посылали мужчин. Ее начальники
некоторое время противились, потом сдались, и скоро Риту - вместе с Гарри  -
стали автоматически посылать туда, где шли самые жестокие  бои  и  где  были
наиболее тяжелые условия жизни.
   Бродерик, поразмыслив, решил все же ответить на последнее замечание Риты:
   - И ведь получаете-то вы такие деньги не потому, что ваша команда  занята
чем-то особо  важным.  Подумаешь,  каждый  вечер  выдавать  крохотную  кучку
новостей - да это же все равно что поковырять в зубах  мира  и  вытащить  на
свет то, что в  них  застряло.  Сколько  времени  она  у  вас  длится,  ваша
передача, - девятнадцать минут?
   - Если вы решили бить нас,  как  желторотых  птенцов,  -  любезным  тоном
заметил Партридж, - то уж по крайней мере прессе следует правильно  излагать
факты. Наша передача длится двадцать одну с половиной минуту.
   - Исключая семь минут на рекламу, - добавила Рита, -  что,  кстати,  дает
возможность платить Гарри такие безумные деньги, а вас  заставляет  зеленеть
от зависти.
   "Рита со своей прямотой лихо попала в точку насчет  зависти",  -  подумал
Партридж. Разница в оплате тех, кто  работал  на  телевидении,  и  тех,  кто
работал  в  прессе,  всегда  болезненно  воспринималась  журналистами.  Если
Партридж получал 250 тысяч  долларов  в  год,  то  Бродерик,  первоклассный,
высококомпетентный репортер, зарабатывал, по всей вероятности, тысяч 85.
   Корреспондент "Нью-Йорк тайме", словно его и не прерывали,  тем  временем
продолжал:
   - То, что весь ваш Отдел новостей производит за день, поместилось  бы  на
половине нашей полосы.
   - Глупое сравнение, - парировала Рита. - Всем же известно, что "картинка"
стоит тысячи слов. А мы  даем  сотни  "картинок"  и  показываем  людям  само
событие, чтобы они могли своими глазами увидеть и судить. Ни одна газета  за
все время существования прессы не в состоянии была сделать такое.
   Бродерик, держа в руке стакан с новой двойной порцией виски,  к  которому
он то и дело прикладывался, отмахнулся свободной рукой.
   - Это несущественно, - прошепелявил он.
   - А почему несущественно? - спросил Минь Ван Кань, обычно помалкивающий.
   - Потому что вы, ребята, - сонные тетери. Общенациональная  телевизионная
служба новостей отмирает. Вы всегда передавали, так сказать, лишь  заголовки
новостей, а теперь местные станции  отобрали  у  вас  даже  это:  с  помощью
техники они сами получают новости отовсюду, сдирая, точно стервятники,  мясо
с ваших костей.
   -  Ну,  кое-кто  уже  не  один  год  это  твердит,  -  заметил  Партридж,
по-прежнему пребывая в благодушно-расслабленном состоянии. -  Но  посмотрите
на  нас.  Мы  все  еще  существуем  и  держимся,  потому  что  люди  смотрят
общенациональные новости из-за их качества.
   - Ты совершенно прав, - сказала Рита. - А ты, Брод, еще в одном не  прав:
передачи новостей по местным телевизионным станциям не стали лучше.  Ничуть.
Они стали хуже. Кое-кто из тех, кто уходил из общенациональных  новостей  на
местные станции, вернулся к нам с очень невысоким мнением о них.
   - Почему же? - осведомился Бродерик.
   - Потому что руководство местных станций рассматривает новости как этакую
сверхрекламу, средство завоевать более  видное  место  и  получить  изрядный
доход. Они используют  эту  новую  технику,  о  которой  ты  говорил,  чтобы
потакать самым низкопробным вкусам телезрителей. А если и  посылают  кого-то
на  место  крупного  события,  то,  как  правило,  какого-нибудь  ничего  не
смыслящего сосунка, у  которого  нет  ни  знания,  ни  подготовки  репортера
общенациональной телестанции.
   Гарри Партридж зевнул. Он понимал, что разговор этот  подобен  много  раз
прокрученной пленке, которую запускают, чтобы заполнить свободное  время,  -
это игра, чтобы заполнить свободное время, не требующая умственных усилий, и
они много раз играли в нее.
   Тут Партридж вдруг заметил, что атмосфера в баре изменилась.
   Два сотрудника охраны общественного порядка находились по-прежнему здесь,
но если раньше они  прогуливались  враскачку,  то  сейчас  сосредоточенно  и
внимательно слушали  свое  переговорное  устройство.  По  нему  передавалось
какое-то сообщение.  Партридж  уловил  слова:  "...состояние  тревоги  номер
два.., столкновение в воздухе.., подлетает к полосе один-семь, левой.., всем
сотрудникам охраны  общественного  порядка  явиться..."  И  молодые  офицеры
поспешно покинули бар.
   Остальные в группе тоже это слышали.
   - Эй! - сказал Минь Ван Кань. - Может... Рита вскочила.
   - Пойду узнаю, что там происходит. - И  выбежала  из  бара.  Ван  Кань  и
О'Хара принялись собирать камеры и магнитофоны. Партридж и Бродерик  -  свои
вещи.
   Рита нагнала у стойки "Америкен эйрлайнз" одного  из  сотрудников  охраны
общественного порядка. Это был молодой красивый парень с фигурой футболиста.
   - Я - из "Новостей" Си-би-эй. - И она показала ему свою карточку прессы.
   Он окинул ее оценивающим взглядом.
   - Да, я знаю.
   В других обстоятельствах,  мелькнула  у  Риты  мысль,  она  бы  не  прочь
приобщить  этого  малого  к  радостям  утех  с  более  опытной  женщиной.  К
сожалению, на это не было времени, и она спросила:
   - Что происходит? Охранник замялся.
   - Вам следует позвонить в Бюро информации...
   - Это я сделаю позже, - нетерпеливо перебила  его  Рита,  -  Чрезвычайное
происшествие, верно? Так скажите же мне, в чем дело?
   - У "Маскигон эйрлайнз" случилась беда. Один  из  их  аэробусов  потерпел
аварию. Загорелся, но летит. У нас объявлена тревога номер два: это  значит,
что все средства помощи срочно направляются на полосу  один-семь,  левую.  -
Тон у него был серьезный. - Худо дело.
   - Я хочу, чтобы моя съемочная группа была там. Сейчас и немедленно.  Куда
нам идти? Охранник помотал головой.
   - Без сопровождения вы  на  поле  не  выйдете.  Вас  арестуют.  Тут  Рита
вспомнила, что ей  как-то  говорили,  будто  аэропорт  Форт-Уорт  хвастается
сотрудничеством с прессой. Она ткнула в переговорное устройство.
   - А вы можете по этой штуке вызвать Информацию?
   - Могу.
   - Так сделайте это. Пожалуйста.
   Ее убедительный тон подействовал. Охранник вызвал Информацию. Он  взял  у
Риты карточку прессы, прочел то, что на ней написано, и объяснил ее просьбу.
   Последовал ответ: "Скажите, чтобы они пошли на пункт охраны общественного
порядка номер один, записались в журнале и получили значки для прессы".
   У Риты вырвался стон. Она протянула руку к переговорному устройству.
   - Разрешите мне самой поговорить.
   Охранник нажал кнопку передачи и поднес Рите радио-фон. Пустив в ход свое
умение убеждать, она заговорила в микрофон: "Вы же должны понимать - на  это
нет времени. Мы - телевидение. У нас есть все допуски. Потом мы заполним вам
все бумаги, какие  хотите.  Только  пожалуйста,  пожалуйста,  разрешите  нам
сейчас выйти к месту события".
   "Не  отключайтесь.  -  Пауза,  затем  другой  голос  авторитетно  и  сухо
произнес:
   - О'кей,  быстро  идите  к  выходу  девятнадцать.  Попросите  кого-нибудь
вывести вас на поле. А там увидите "универсал" с мигалкой. Выезжаю к вам".
   Рита сжала охраннику локоть.
   - Спасибо, дружок!
   И помчалась  к  Партриджу  и  остальным,  как  раз  выходившим  из  бара.
Последним шел Бродерик. Уже выходя, он обернулся и с сожалением посмотрел на
оплаченное, но недопитое виски.
   Рита быстро рассказала Партриджу,  Миню  и  О'Харе  то,  что  ей  удалось
узнать, и добавила:
   - Это может быть большой новостью. Идите на поле. Не теряйте времени. А я
сделаю несколько телефонных звонков и присоединюсь к вам. - Она взглянула на
свои часы: 17.20 по местному времени, 18.20 в Нью-Йорке.  -  Если  сработаем
быстро, можем успеть к первому блоку "Новостей". - Но в глубине души  она  в
этом очень сомневалась.
   Партридж кивнул, принимая команду Риты. Отношения между корреспондентом и
выпускающим  никогда  не  были  четко  определены.   Официально   разъездной
выпускающий - в данном случае Рита Эбрамс - возглавлял всю  группу,  включая
корреспондента, и, если на задании что-то выходило не так, вся вина ложилась
на  выпускающего.  Если  же   все   шло   хорошо,   то   хвалили,   конечно,
корреспондента, чье лицо и имя фигурировали  на  экране,  хотя  выпускающий,
несомненно, внес свою лепту в формирование материала и в текст.
   Но  со  старшими  корреспондентами,  такими  "закоперщиками",  как  Гарри
Партридж, дело обстояло иначе: официальный порядок переворачивался и главным
становился корреспондент, а на  указания  выпускающего  просто  не  обращали
внимания. Однако, когда Партридж и Рита работали вместе, ни один из  них  не
думал о том, кто кем командует. Оба просто хотели, чтобы  материал,  который
они пошлют, поработав вместе, в одной упряжке, был как можно лучше.
   Рита побежала к телефону-автомату,  а  Партридж,  Минь  и  О'Хара  быстро
направились к выходу ј 19. Грэм  Бродерик,  мигом  протрезвев,  следовал  за
ними.
   Недалеко от выхода ј 19 была дверь с табличкой:

   ВЫХОД НА ПОЛЕ -
   ДЛЯ СЛУЖЕБНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ
   ТОЛЬКО НА КРАЙНИЙ СЛУЧАЙ.
   ПРИ ПОПЫТКЕ ОТКРЫТЬ ДВЕРЬ
   РАЗДАСТСЯ СИГНАЛ.

   Вблизи никого не было видно из служащих, и Партридж без колебаний  открыл
дверь; остальные последовали за ним. Когда они с  грохотом  бежали  вниз  по
металлической лестнице, сзади раздался сигнал тревоги. Не  обращая  на  него
внимания, они выскочили на поле.
   В это время дня на  поле  было  полно  самолетов  и  машин  авиакомпаний.
Неожиданно откуда-то вырулил "универсал" -  на  крыше  его  горела  мигалка.
Взвизгнув шинами, машина остановилась у выхода ј 19.
   Минь, стоявший  к  ней  ближе  всех,  открыл  дверцу  и  вскочил  внутрь,
остальные следом. Шофер, стройный молодой чернокожий  в  коричневом  деловом
костюме, отъехал столь же  быстро,  как  и  подкатал.  Не  оборачиваясь,  он
произнес:
   - Привет, ребята! Меня зовут Верной, я из Бюро информации.
   Партридж представился и представил остальных. Пошарив  рукой  по  сиденью
рядом с собой, Верной отыскал три зеленых значка. И передал их назад.
   - Это - временные, но лучше их прикрепить. Я и так уже  нарушил  правила,
но, как точно выразилась ваша подружка, времени у нас не навалом.
   Они пересекли две рулевые дорожки и  поехали  по  параллельной  объездной
дороге на восток. Впереди и вправо от них  тянулись  две  взлетно-посадочные
полосы. У дальней полосы стояли в ряд аварийные машины.
   А в аэропорту Рита Эбрамс  говорила  по  телефону-автомату  с  далласским
отделением Си-би-эй. Заведующий, как она выяснила, уже знал  о  чрезвычайной
ситуации в аэропорту и пытался послать туда  местную  команду  Си-би-эй.  Он
невероятно обрадовался, узнав, что Рита и остальные уже там.
   Рита попросила сообщить об этом в Нью-Йорк, затем осведомилась:
   - Как у нас с передачей через сателлит?
   - В порядке. Из Арлингтона выехал фургон с передвижным сателлитом.
   Арлингтон, как она  выяснила,  находился  всего  в  тринадцати  милях  от
аэропорта.  Фургон,  принадлежавший  филиалу   Си-би-эй,   был   послан   на
арлингтонский стадион для спортивной передачи, но сейчас от нее отказались и
направили фургон в далласский аэропорт. Шоферу и технику будет дано указание
по радиотелефону сотрудничать с Ритой, Партриджем и остальными.
   Это известие обрадовало Риту.  Она  поняла,  что,  по  всей  вероятности,
сообщение и "картинки" удастся передать в Нью-Йорк так, чтобы они  попали  в
первый блок "Вечерних новостей".

***

   "Универсал"  с  группой  Си-би-эй  и  корреспондентом  "Нью-Йорк   тайме"
приближался к полосе 17-Л - цифра "17" означала 170 градусов, иными словами:
направление почти на юг, а "л" - что это левая из двух  параллельных  полос.
Как во всех аэропортах, это было написано большими белыми цифрами  и  буквой
на поверхности полосы.
   Не снижая скорости, Верной пояснил:
   - Когда самолет терпит бедствие, пилот  сам  выбирает,  на  какую  полосу
садиться. На нашем аэродроме это обычно  один-семь,  левая.  Ширина  у  этой
кромки двести футов, и она ближе расположена к аварийным службам.
   "Универсал" остановился на рулевой дорожке, у пересечения с полосой 17-Л,
откуда видно будет самолет, когда он станет подлетать и садиться.
   - Здесь  будет  ваш  командный  пункт,  -  сказал  Верной.  Тем  временем
аварийные машины продолжали прибывать, некоторые остановились совсем рядом с
ними. В том числе семь желтых машин из пожарной  команды  аэропорта:  четыре
гигантских "ошкоша М-15",  грузовик  с  воздушной  лестницей  и  две  машины
быстрого реагирования  поменьше.  Пеновыбрасывающие  фургоны  с  гигантскими
колесами почти в шесть футов высотой, с двумя моторами  спереди  и  сзади  и
брандспойтами под высоким давлением были каждый своего рода пожарным депо. А
машины быстрого реагирования,  развивающие  большую  скорость  и  обладающие
маневренностью, предназначались для того, чтобы быстро  подойти  к  горящему
самолету на близкое расстояние.
   Подкатило с полдюжины голубых  с  белым  полицейских  машин,  из  которых
выскочили полицейские,  открыли  багажники  и,  вытащив  оттуда  серебристые
противопожарные костюмы, стали их натягивать. Верной пояснил, что полиция  в
аэропорту натренирована также на тушение пожаров. Поток непрерывно  даваемых
указаний шел по радио и был слышен в