когда первая половина сообщения уже передавалась с одного аппарата в эфир, а
вторая еще только наматывалась на бобину другого. В такие минуты вспотевшие,
нервничающие монтажеры до предела напрягали все свое умение.
   Старшим выпускающим тут частенько был Уилл Казазис, родившийся в Бруклине
в весьма эмоциональном греческом семействе, от которого он и унаследовал эту
черту.  Однако   его   эмоциональность,   похоже,   вполне   соответствовала
своеобразию  выполняемой  работы;  при  этом,  несмотря  на  такое  свойство
характера, Казазис никогда не терял самообладания. В  этот  день  именно  он
получил через сателлит передачу Риты Эбрамс из аэропорта Форт-Уорт - сначала
"грязные" и наспех сделанные  "картинки"  Минь  Ван  Каня,  затем  "звуковую
дорожку" Гарри Партриджа и его изображение крупным планом.
   Было 18.48 - оставалось десять минут до начала "Новостей".  В  эфире  шла
реклама.
   Казазис бросил монтажеру, принявшему материал:
   - Живо склей. Используй всю звуковую дорожку  Партриджа  и  наложи  самые
лучшие "картинки". Я тебе доверяю. А ну, давай, давай, давай!
   Сам же Казазис уже послал на "подкову" помощника с сообщением о том,  что
из Далласа начал поступать материал. И сейчас же Чак Инсен,  находившийся  в
аппаратной, спросил по телефону:
   - Как материал? Казазис ответил:
   - Фантастика! Роскошь! То, чего и следовало ожидать от Гарри и Миня.
   Зная, что у него нет  времени  самому  просмотреть  материал,  и  доверяя
Казазису, Инсен решил:
   - Даем в эфир сразу после рекламы. Будь  наготове.  До  эфира  оставалось
меньше минуты, монтажер, обливаясь потом, несмотря на кондиционер, продолжал
склеивать материал, соединяя  воедино  комментарии,  зрительный  и  звуковой
ряды.
   Приказ Инсена был передан и ведущему,  а  также  сидевшему  рядом  с  ним
текстовику. Сводка была уже готова, и  текстовик  передал  листок  Кроуфорду
Слоуну, который, пробежав его глазами,  быстро  изменил  одно-два  слова.  А
через мгновение  на  "экране-подсказке"  вместо  начальных  слов  следующего
сюжета перед ведущим появился текст о  событии  в  далласском  аэропорту.  В
студии, где заканчивался выпуск рекламы, режиссер начал отсчет:
   - Десять секунд.., пять.., четыре.., две...
   Вот он махнул рукой, и Слоун начал:
   "В начале этой передачи мы уже сообщали,  что  неподалеку  от  Далласа  в
воздухе произошло столкновение между аэробусом компании "Маскигон" и частным
самолетом. Частный самолет разбился. В живых не осталось никого.  А  горящий
аэробус  совершил  аварийную  посадку  в  далласском   аэропорту   Форт-Уорт
несколько минут назад; есть тяжело пострадавшие. На месте события  находится
наш корреспондент Гарри Партридж, и он только что прислал нам  свой  горящий
репортаж".
   В "Однодюймовке" лихорадочная  склейка  материала  завершилась  всего  за
несколько секунд до эфира. И теперь  на  мониторах  по  всему  зданию  и  на
миллионах телеэкранов на Востоке и  Среднем  Западе  Соединенных  Штатов,  а
также в Канаде появилась драматическая "картинка"  приближающегося  горящего
аэробуса, и послышался голос Партриджа:
   "В давно отгремевшей войне пилоты называли это "посадкой  с  молитвой  на
одно крыло"..."
   Этот репортаж вместе с "картинками"  и  составил  первый  блок  "Вечерних
новостей на всю страну".
   Сразу за первым блоком пойдет второй. Так всегда бывало, и он передавался
на Восточном побережье телестанциями,  не  успевшими  принять  первый  блок,
широко  принимался  на  Среднем  Западе  и  большинством  станций  Западного
побережья, которые запишут второй блок и позже передадут его в эфир.
   В начале второго блока пойдет, конечно, репортаж Партриджа из далласского
аэропорта, и хотя конкурирующие  станции  к  этому  времени,  возможно,  уже
получат постсобытийные "картинки" для своего второго  блока,  во  всем  мире
только Си-би-эй будет обладать "картинками" в момент события, которые  будут
не раз передаваться в последующие дни.
   Между окончанием первого блока и  началом  второго  было  две  минуты,  и
Кроуфорд Слоун воспользовался этим перерывом, чтобы позвонить Чаку Инсену.
   - Послушай, - сказал Слоун, - я считаю, надо вернуть на место материал  о
Саудовской Аравии.
   - Я знаю, - не без сарказма ответил  Инсен,  -  кто-кто,  а  ты  нажимать
умеешь. Но в таком случае устрой нам  пять  минут  дополнительного  времени,
хорошо?
   - Нечего играть в бирюльки. Это важный материал.
   - И такой же тягучий, как нефть. Я говорю "нет".
   - А имеет значение то, что я говорю "да"?
   - Безусловно, имеет. Поэтому мы поговорим об этом завтра. А  пока  я  тут
все-таки кое за что отвечаю.
   - Что не исключает, а,  вернее,  должно  включать  разумное  отношение  к
международным новостям.
   - У каждого из нас свои обязанности, - сказал Инсен, - и время для твоего
материала истекает. Да, кстати, ты отлично сработал с Далласом  -  и  тут  и
там.
   Слоун, никак на это  не  отреагировав,  повесил  трубку.  И,  вспомнив  о
чем-то, сказал сидевшему рядом текстовику:
   - Попроси кого-нибудь вызвать Гарри Партриджа к  телефону  в  Далласе.  Я
поговорю с ним во  время  следующего  перерыва.  Хочу  поблагодарить  его  и
остальных.
   - Пятнадцать секунд! - раздался голос режиссера. "Да, -  решил  про  себя
Слоун,  -  завтра  надо  будет  провести  разговор  с  Инсеном  -   разговор
откровенный. Инсен, пожалуй, уже пересидел, пора ему уходить".

***

   А Чак Инсен - по окончании второго блока "Новостей" - хмурый, с поджатыми
губами, зашел к себе в кабинет, чтобы взять с десяток журналов,  которые  он
вечером читал дома.
   Читать, читать,  читать,  быть  в  курсе  событий  на  множестве  фронтов
являлось обязанностью ответственного выпускающего. Где бы он ни находился  и
какой  бы  ни  был  час  дня,  Инсен  хватал  газету,   журнал,   бюллетень,
публицистическую книгу, а иногда какую-нибудь совсем неизвестную публикацию,
как другие хватают  чашку  кофе,  носовой  платок  или  сигарету.  Он  часто
просыпался ночью  и  читал  или  слушал  новости,  передаваемые  зарубежными
радиостанциями. Дома с помощью личного компьютера он  получал  все  основные
новости телеграфных агентств и каждое утро в пять часов все их просматривал.
По дороге на работу он слушал в машине "Известия" по радио - главным образом
станцию Си-би-эс, чьи радиопередачи  считал,  как  и  многие  профессионалы,
наилучшими.
   По мнению Инсена, именно широкое знакомство с "ингредиентами" новостей  и
темами, которые интересуют простых людей, и позволяло ему судить о том,  что
следует давать в эфир, с  большей  компетентностью,  чем  Кроуфорду  Слоуну,
который часто рассуждал с элитарных позиций.
   У Инсена была  своя  философия  насчет  миллионов  телезрителей,  которые
смотрят "Вечерние новости на всю страну". Большинство телезрителей,  по  его
мнению, жаждет получить ответ на три основных вопроса: "Спокойно ли в  мире?
Могу ли я быть спокойным за свой дом и  свою  семью?  Произошло  ли  сегодня
что-то интересное?" И Инсен старался, чтобы "Новости"  каждый  вечер  давали
ответ прежде всего на эти вопросы.
   "Устал я до смерти, - со злостью думал Инсен,  -  сражаться  со  Слоуном,
державшимся позиции "Я - знаю - все - лучше - всех", "Я - святее - самого  -
папы" при отборе новостей". Поэтому завтра они выскажут друг другу  все  без
обиняков: Инсен скажет то, что он сейчас по этому поводу думает, и плевал он
на последствия.
   А какие могут быть последствия? Ну, в прошлом, когда возникал спор  между
ведущим  и  ответственным  за  выпуск,   побеждал   неизменно   ведущий,   а
выпускающему приходилось искать себе другую работу. Но сейчас  многое  стало
меняться. Возник другой климат, да к тому же рано или поздно с  чего-то  все
начинается, и ведущий может уйти, а выпускающий остаться.
   Имея в виду такую возможность, Инсен несколько дней назад провел разведку
и  строго  конфиденциально  поговорил  по  телефону  с   Гарри   Партриджем.
Согласился бы Партридж, спросил  Инсен,  "уйти  с  холода",  обосноваться  в
Нью-Йорке и стать ведущим "Вечерних новостей на  всю  страну"?  При  желании
Гарри способен был заставить себя слушать и вполне мог подойти для этой роли
- он ведь не раз уже демонстрировал свои способности, замещая Слоуна,  когда
тот уходил в отпуск.
   Реакцией Партриджа было изумление и неуверенность, но по крайней мере  он
не сказал "нет". Кроуф Слоун, конечно, ничего не знал об этом разговоре.
   Так или иначе, Инсен был уверен: хватит до бесконечности  препираться  со
Слоуном - надо разрубить этот узел.

Глава 4

   Было 19.40, когда Кроуфорд Слоун на "бьюике-сомерсет"  выехал  из  гаража
Си-би-эй. По обыкновению он взял машину Си-би-эй, которая полагалась ему  по
контракту, - он мог бы ехать с шофером, если бы захотел,  но  большую  часть
времени обходился без него. Свернув с Третьей  авеню  на  Пятьдесят  девятую
улицу, он поехал на восток, в направлении шоссе Франклина Делано  Рузвельта,
продолжая думать о только что окончившейся передаче.
   Сначала он думал об Инсене, а потом решил выбросить все мысли  о  нем  до
завтра. Слоун нимало не сомневался в своей способности справиться с  Инсеном
и помочь его передвинуть - возможно, в кресло вице-президента компании, что,
несмотря на звучный  титул,  будет  понижением  по  сравнению  с  работой  в
"Вечерних новостях на всю страну".  Слоуну  ни  на  минуту  не  приходило  в
голову,  что  может  произойти  обратное.  Если  бы  кто-то  высказал  такое
предположение, он бы только рассмеялся. Он стал думать  о  Гарри  Партридже.
Для Партриджа, вынужден был признать Слоун,  этот  наскоро  сработанный,  но
превосходный репортаж из Далласа был еще одной ступенькой в его и  без  того
успешной профессиональной карьере. Слоун  нашел  Партриджа  в  аэропорту  по
телефону и поздравил с успехом, попросив передать поздравления Рите, Миню  и
О'Харе. Это была  естественная  благодарность  со  стороны  ведущего  -  так
сказать, noblesse oblige <положение обязывает (фр.).>, -  хотя  в  отношении
Партриджа Слоун сделал это без великого  восторга.  Поэтому  в  речи  Слоуна
чувствовалась напряженность, как это бывало в разговорах с ним. Партридж  же
был абсолютно раскован, хотя голос у него и звучал устало.
   Сейчас, мчась в машине и  находясь  наедине  с  собой,  Слоун  совершенно
честно спросил себя: "Как я все-таки отношусь к Гарри Партриджу?" И со  всей
честностью ответил:
   "При нем я не чувствую себя в безопасности".
   И вопрос, и ответ имели свое объяснение в недавнем прошлом.
   Эти двое знали друг друга  свыше  двадцати  лет  -  столько  времени  они
работали в "Новостях"  Си-би-эй,  почти  одновременно  поступив  на  службу.
Карьера у обоих с самого начала складывалась успешно, но  по  характеру  они
были совсем разные.
   Слоун был педантичный, требовательный, безупречный в одежде  и  речи;  он
любил власть и, естественно, пользовался ею. Младшие сотрудники, обращаясь к
нему, говорили "сэр" и пропускали в дверях  впереди  себя.  С  малознакомыми
людьми он склонен был держаться холодно и суховато, но  его  острый  ум  все
подмечал - как сказанное, так и оставшееся в подтексте.
   Партридж же, наоборот, был со всеми запанибрата, ходил  в  мятой  одежде,
обожал старые твидовые пиджаки и редко надевал костюм. Он умел располагать к
себе, держался со всеми как равный, отчего людям всегда было  с  ним  легко;
нередко создавалось впечатление, что он ничем не дорожит, хотя  это  было  с
его стороны уловкой. В своей журналистской карьере  Партридж  довольно  рано
понял, что сможет выяснить куда больше, если не  будет  изображать  из  себя
важную "шишку" и обнаруживать свой удивительно острый ум.
   Разными были эти двое и по происхождению.
   Кроуфорд Слоун был выходцем из кливлендской  семьи  среднего  достатка  и
первую стажировку на телевидении прошел в Кливленде. А Гарри Партридж прошел
школу в Отделе новостей Си-би-эс в Торонто, а до  того  работал  диктором  -
читал "Новости" и погоду на  маленьких  радио-  и  телестанциях  в  Западной
Канаде. Родился он в провинции Альберта, недалеко от Калгари, в селении  под
названием Де-Уинтон, где у его отца была ферма.
   Слоун окончил  Колумбийский  университет.  А  Партридж  не  окончил  даже
средней школы, но, работая в мире новостей, быстро получил образование.
   Долгое  время  на  Си-би-эй  их  карьеры  развивались  параллельно  -   в
результате на них стали смотреть как на соперников. Сам  Слоун  тоже  считал
Партриджа соперником, даже представлявшим опасность его продвижению  вперед.
Он, правда,  не  был  уверен,  считал  ли  так  Партридж,  Особенно  сильное
соперничество возникло между ними, когда оба вели репортажи с полей войны во
Вьетнаме. Телестанция послала их туда в конце 1967  года  -  предполагалось,
что они будут работать вместе, и в известном смысле так оно и было.  Правда,
Слоун смотрел на войну лишь как на  бесценную  возможность  продвинуться  по
службе - уже тогда он явно нацеливался на место ведущего "Вечерних  новостей
на всю страну".
   Слоун знал, что весьма существенную роль в этом продвижении могло сыграть
возможно более частое появление на экране  в  "Вечерних  новостях".  Поэтому
вскоре после прибытия в Сайгон он решил не слишком удаляться от  "Восточного
Пентагона"  -  штаб-квартиры  военного   командования   США   во   Вьетнаме,
находившейся на воздушной базе в пяти милях от Сайгона.
   Даже после стольких лет Слоун хорошо помнил разговор,  который  произошел
однажды между ним и Партриджем.
   - Кроуф, - заметил тот, - ты никогда не поймешь ничего в этой войне, если
будешь только ходить в сайгонский Цирк или околачиваться в "Каравелле".
   "Цирком" пресса  прозвала  пресс-конференции,  устраиваемые  военными,  а
"Каравеллой"   -    отель,    в    бассейне    которого    любили    плавать
корреспонденты-международники, старшие офицеры  и  сотрудники  американского
посольства.
   - Если ты говоришь о риске, - запальчиво возразил Слоун, - то я готов  на
него идти не меньше, чем ты.
   - Забудь про риск. Мы все тут рискуем. Я говорю о  глубине  материала.  Я
хочу поглубже вникнуть и понять эту страну. Мне хочется  хотя  бы  на  время
избавиться от  военных,  не  таскаться  по  огневым  точкам,  не  передавать
репортажи о "пах-пах", которые ждет от нас начальство. Это просто. А если уж
рассказывать про военные дела, то я хочу быть на передовой,  чтобы  сообщать
не то, о чем нас оповещает пресс-служба американской разведки, а то,  что  я
сам видел.
   - Для этого, - заметил Слоун, - тебе придется уезжать  на  целые  дни,  а
порой и недели.
   Это замечание явно позабавило Партриджа. - Я так и думал,  что  ты  мигом
сообразишь. Уверен, ты уже прикинул, что мое намерение так работать позволит
тебе почти каждый вечер появляться в "Новостях".
   Слоуну было не  очень  приятно,  что  Партридж  без  труда  разгадал  его
замысел, хотя именно так он и собирался себя вести.
   Никто не может сказать, что Слоун плохо работал во  Вьетнаме.  Он  хорошо
работал и при этом рисковал. Ему  случалось  отправляться  с  поручениями  в
места, где действовали вьетконговцы, порой он попадал под огонь и  в  минуты
опасности думал с вполне  естественным  страхом:  "А  удастся  ли  вернуться
живым?"
   Живым он  всегда  возвращался  и  редко  отсутствовал  в  Сайгоне  больше
двадцати четырех часов, привозя драматические "картинки" боев  и  интересные
рассказы о сражающихся молодых американцах, то есть материал,  который  ждал
Нью-Йорк.
   Ловко следуя намеченному плану, Слоун не слишком усердствовал  в  опасных
ситуациях и, как правило, оказывался под рукой, когда в Сайгоне устраивались
пресс-конференции дипломатов и военных, где в  ту  пору  всегда  можно  было
почерпнуть  что-то  интересное.  Лишь  много  позже  станет   ясно,   какими
поверхностными были материалы  Слоуна  и  сколь  много  внимания  он  уделял
драматическим "картинкам", не заботясь дать продуманный анализ,  а  порой  и
греша против правды. Но когда это стало ясно, для Кроуфорда Слоуна  сие  уже
не имело значения.
   В общем и целом замысел Слоуна сработал. Он всегда  внушительно  выглядел
перед камерой, а тем более - во Вьетнаме. Он стал  любимцем  выпускающих  не
только на нью-йоркской  "подкове"  и  потому  часто  появлялся  в  "Вечерних
новостях" - порой  по  три  или  четыре  раза  в  неделю.  А  это  создавало
корреспонденту определенную репутацию как у телезрителей, так и у  тех,  кто
принимал решения в главном здании Си-би-эй.
   Гарри же Партридж придерживался своих правил  игры  и  действовал  совсем
иначе.  Он  выискивал  более  глубинные  явления,  требовавшие  времени  для
изучения и заводившие его вместе с оператором в дальние уголки Вьетнама.  Он
стал специалистом по  военной  тактике  и  американцев,  и  вьетконговцев  и
понимал, почему ни та, ни другая порой не срабатывали. Он изучал соотношение
сил, выезжал  на  передовые,  собирая  факты  об  эффективности  наземных  и
воздушных атак, о жертвах,  а  также  о  положении  в  тылу.  Некоторые  его
сообщения противоречили  официальным  отчетам  военных  из  Сайгона,  другие
подтверждали их, и это-то - беспристрастное суждение об американских военных
операциях - выделяло  Партриджа  и  горстку  ему  подобных  из  общей  массы
корреспондентов, работавших во Вьетнаме.
   Репортажи о войне во Вьетнаме к тому времени носили в основном негативный
и  недоброжелательный  характер.  Молодые  журналисты  -   многие   из   них
симпатизировали тем, кто на родине выступал против войны, - с недоверием,  а
порой и с  презрением  относились  к  американским  военным,  и  большинство
средств массовой информации отражало именно  такую  точку  зрения.  Примером
тому может служить  описание  наступления  противника  под  Тетом.  Средства
массовой информации единодушно объявили, что под Тетом был  разгром,  полная
победа коммунистов, а два десятилетия спустя  это  было  опровергнуто  более
спокойными исследователями.
   Гарри Партридж был в числе тех, кто в ту пору сообщал,  что  американские
войска под Тетом сражались куда лучше, чем говорили, а противник  преуспевал
куда меньше и в ряде случаев не сумел достичь своей  цели.  Вначале  старшие
выпускающие за "подковой", подвергнув сомнению его  репортажи,  намеревались
их  отложить.  Но  в  ходе  обсуждения  верх  взяла   репутация   Партриджа,
славившегося точностью и достоверностью представляемой информации, и большая
часть его репортажей пошла в эфир.
   Среди репортажей Партриджа, не дошедших до эфира, был материал с критикой
в адрес уважаемого Уолтера  Кронкайта,  который  тогда  работал  ведущим  на
Си-би-эс, за его негативный взгляд на ход событий.
   Кронкайт, ведя репортаж  из  Вьетнама  в  специальном  выпуске  Си-би-эс,
посвященном боям под Тетом,  заявил,  что  "кровавая  бойня  во  Вьетнаме..,
заходит в тупик" и что "на каждую нашу попытку эскалации противник  отвечает
тем же..."
   И  далее:  "Сказать,  что  мы  сегодня  ближе  к   победе...   -   значит
присоединиться к оптимистам,  которые  уже  ошибались  в  прошлом".  Поэтому
Кронкайт призывал Америку "вести переговоры не с позиции  победителей,  а  с
достоинством, как люди, показавшие, что они способны защищать  демократию  и
по мере сил всегда старались это делать".
   Учитывая источник, это  убежденно  высказанное  мнение,  сопровождавшееся
честно переданной информацией, имело огромное воздействие и, как сказал один
комментатор,  "придало  силу  и   обоснованность   антивоенному   движению".
Президент Линдон Джонсон якобы сказал, что, потеряй он Кронкайта, он потерял
бы страну.
   Партридж, проинтервьюировав целый ряд людей на  месте,  дал  понять,  что
Кронкайт не только ошибается, но что он, прекрасно зная о  своем  влиянии  и
власти,  выступил,  по  словам  одного  интервьюируемого,  "как  неизбранный
президент   и   вопреки   собственным   утверждениям   о   беспристрастности
журналистов".
   Когда материал Партриджа поступил в