почкой.  И  одновременно  раздался  пронзительный  женский
голос, выкрикивавший что-то по-испански, но так быстро, что  Партридж  сумел
уловить лишь отдельные слова:
   - Animates!.. asesinos!.. diablos! <Звери!., убийцы!., черти!.. (исп.).>.
   Партридж почувствовал на плече руку Фернандеса, отстранявшую его. Пригнув
к  щели  голову,  Фернандес  заговорил  так  же  быстро,  как  женщина,   но
рассудительно  и   спокойно.   Постепенно   женский   голос   утратил   свою
пронзительность, и женщина умолкла; затем сняла цепочку и открыла дверь.
   Женщине было лет шестьдесят. Когда-то она, наверное, была  хороша  собой,
но время и тяжелая жизнь огрубили и сморщили кожу, нечесаные крашеные волосы
стали пегими. Глаза под выщипанными, нарисованными карандашом  бровями  были
красны и опухли от слез. Фернандес прошел мимо нее в квартиру,  остальные  -
следом за ним. Женщина, явно успокоившись, закрыла дверь.
   Партридж быстро огляделся. Комната была маленькой, бедно  обставленной  -
несколько деревянных стульев, диван с рваной обивкой,  простой  захламленный
стол и примитивный книжный шкаф, сооруженный из кирпичей  и  досок.  Как  ни
странно, шкаф был полон книг в твердых переплетах.
   - Судя по ее словам, всего несколько часов назад здесь убили ее сожителя,
- сказал Фернандес Партриджу. - Она  выходила  из  квартиры,  а  вернувшись,
обнаружила его мертвым; полиция забрала труп. Она  решила,  что  мы  убийцы,
которые вернулись, чтобы прикончить ее. Я убедил ее, что мы - друзья.  -  Он
снова сказал что-то женщине, и та перевела взгляд на Партриджа.
   - Мы очень сожалеем о смерти вашего друга, - заверил  ее  Партридж.  -  А
есть у вас предположение, кто его убил?
   Женщина отрицательно покачала головой и что-то пробормотала.
   - Она почти не говорит по-английски, - сказал Фернандес и перевел ей  то,
что сказал Партридж.
   Женщина  энергично  закивала  и   исторгла   поток   слов,   кончавшийся:
"...Сендеро луминосо".
   Это подтверждало опасения  Партриджа.  Человек,  которого  они  надеялись
увидеть, был каким-то образом связан с "Сендеро", но теперь до него  уже  не
доберешься. Однако оставалось  выяснить,  знает  ли  эта  женщина  что-то  о
похищенных. Скорее всего едва ли.
   Женщина снова заговорила  по-испански,  уже  медленнее,  и  на  этот  раз
Партридж понял ее.
   - Переведи ей, - сказал он Фернандесу, - что мы хотели бы присесть и  что
я был бы ей благодарен, если бы она ответила на несколько вопросов.
   Фернандес перевел просьбу Партриджа и затем ответ женщины:
   - Она говорит - да, если только сможет ответить. Я сказал ей, кто  вы,  -
кстати, ее зовут Долорес. Она также спрашивает, не хотите ли чего выпить.
   - No, gracias  <Нет,  благодарю  (исп.).>,  -  сказал  Партридж.  Долорес
кивнула и направилась к шкафу, явно  намереваясь  налить  себе.  Но  бутылка
джина,  которую  она  достала,  была  пуста.  Казалось,  она  сейчас   снова
расплачется, но вместо этого она что-то пробормотала и села.
   - Она говорит, что не знает, как будет жить, - перевел Фернандес. - У нее
нет денег.
   Партридж обратился теперь уже прямо к Долорес:
   - Le dare dinero si Ud. tiene la informaciyn que estoy  buscando  <Я  дам
вам денег, если у вас есть сведения, которые я ищу (исп.).>.
   Долорес и Фернандес обменялись репликами, и Фернандес сказал:
   - Она говорит: задавайте ваши вопросы.
   Партридж  решил  не  доверять  своим  скромным  познаниям  испанского   и
продолжать разговор через Фернандеса. Вопросы быстро следовали за ответами.
   - Ваш приятель, которого убили, чем он занимался?
   - Он был доктор. Специальный доктор.
   - Вы хотите сказать - специалист?
   - Он делал так, чтобы люди засыпали.
   - Анестезиолог?
   Долорес покачала головой, показывая, что не понимает.  Подойдя  к  шкафу,
она вытащила потрепанный чемоданчик. Открыла его, вынула папку  и  принялась
листать лежавшие  в  ней  бумаги.  Затем  выбрала  две  из  них  и  передала
Партриджу. Он увидел, что это медицинские дипломы.
   Первый  диплом   давал   право   Хартли-Хэролду   Госсейджу,   выпускнику
Медицинской школы Бостонского университета, практиковать в качестве  медика.
Второй  подтверждал,  что  все  тот  же  Хартли-Хэролд   Госсейдж   является
"профессиональным специалистом-анестезиологом".
   Несколько документов были чисто медицинского характера и не  представляли
интереса. Затем было письмо со  штампом  Массачусетсского  бюро  регистрации
медиков. Оно было  адресовано  "Х.  -  Х.  Госсейджу,  доктору  медицины"  и
начиналось  так:  "Настоящим   извещаем,   что   выданное   Вам   разрешение
практиковать медицину пожизненно аннулируется..."
   Партридж положил  на  стол  письмо.  Картина  прояснялась.  Тот  мужчина,
который жил здесь и которого, судя по всему, только что убили, был, по  всей
вероятности, Госсейдж, американец-анестезиолог, лишенный права  практиковать
и каким-то образом связанный  с  "Сендеро  луминосо".  Именно  он,  рассудил
Партридж,  помог  вывезти  похищенных  из  Соединенных   Штатов,   по   всей
вероятности, в бесчувственном состоянии, сделав им уколы  или  дав  какие-то
лекарства. Собственно, вчерашние открытия, сделанные в том доме в Хакенсаке,
о  чем  рассказал  Партриджу  Дон  Кстгеринг,  подтверждали  это.  По   всей
вероятности, этот бывший врач -  Госсейдж  -  усыплял  похищенных.  На  лице
Партриджа заходили  желваки.  Жаль,  что  он  не  смог  встретиться  с  этим
человеком, пока тот был жив...  С  помощью  Фернандеса  Партридж  возобновил
допрос Долорес.
   - Вы сказали, что  "Сендеро  луминосо"  убила  вашего  приятеля  доктора.
Почему вы так думаете?
   - Потому что он работал на этих  bastardos  <мерзавцев  (исп.).>.  -  Она
помолчала и вдруг вспомнила:
   - "Сендеро" дала ему другое имя - Баудельо.
   - А как вы об этом узнали?
   - Он мне сказал.
   - А он говорил вам, что он делал для "Сендеро"?
   - Кое-что говорил. - Слабая улыбка мелькнула на ее  губах  и  исчезла.  -
Когда мы пили вместе.
   - А вы знали про похищение? Это во всех газетах  было.  Долорес  покачала
головой:
   - Я не читаю газеты. Они ведь все врут.
   - А Баудельо последнее время уезжал из Лимы? Она усиленно закивала.
   - Надолго уезжал. Я по нему скучала. - Помолчала и добавила:
   - Он мне звонил из Америки.
   - Да, мы  знаем.  -  "Все  сходится,  -  подумал  Партридж.  -  Баудельо,
безусловно, присутствовал при похищении". - А когда он вернулся?
   Долорес подумала, прежде чем ответить.
   - Да с неделю будет. Так он был рад... Но боялся, что его убьют.
   - А он сказал почему? Долорес немного подумала.
   - По-моему, я что-то такое слышала. Насчет того,  что  слишком  много  он
знает. - И она заплакала. - Мы ведь  так  давно  вместе.  Что  же  я  теперь
делать-то буду?
   Оставалось выяснить еще один важный  вопрос.  Партридж  намеренно  медлил
задавать его и чуть ли не со страхом задал сейчас.
   - После того как Баудельо прилетел из Америки и  до  того,  как  вернулся
сюда, он нигде больше не был? Долорес кивком дала понять, что был.
   - Он не говорил, где именно?
   - Говорил. В Нуэва-Эсперансе.
   Партридж с трудом мог поверить  своему  неожиданному  везению.  Дрожащими
руками он стал  переворачивать  страницы  своего  блокнота  в  поисках  того
интервью с Сесаром Асеведо и со списком мест,  куда  "Сендеро  луминосо"  не
пускала католиков-медиков. И он увидел это название - Нуэва-Эсперанса.
   Узнал? Наконец-то  он  знает,  где  содержат  Джессику,  Никки  и  Энгуса
Слоунов.
   Все-таки Партридж прежде всего был  телекорреспондентом,  и  он  принялся
обсуждать с Ритой, Минем и О'Харой, что следует  тут  заснять:  Долорес,  ее
квартиру и дом снаружи. Все они уже находились тут - остальных троих  привел
Томас. Партридж попросил сделать крупный план медицинских дипломов и  письма
из Массачусетса,  отправлявшего  Госсейджа,  то  есть  Баудельо,  на  свалку
медицинской профессии. Бывший доктор уже лежал в могиле, но  Партридж  хотел
навеки зафиксировать ту подлость, которую  он  совершил  в  отношении  семьи
Слоуна.
   Однако, хотя Баудельо и сыграл важную роль в похищении, Партридж понимал,
что обнародование этой  информации  сейчас  было  бы  ошибкой,  так  как  ею
обладала пока только группа Си-би-эй. Но он хотел, чтобы та  часть  истории,
которая связана с Баудельо, была заранее готова и, когда настанет время,  ею
можно было воспользоваться в любую минуту.
   Долорес была снята крупным планом  -  ее  голос,  звучавший  по-испански,
будет потом замикширован, и вместо  него  пойдет  перевод.  Когда  съемка  и
запись были окончены, Фернандес сказал Партриджу:
   - Она напоминает вам, что вы обещали  ей  деньги.  Партридж  поговорил  с
Ритой, и та выдала тысячу долларов.  В  данных  обстоятельствах  плата  была
щедрой, но Долорес открыла перед ними существенный просвет,  а  кроме  того,
Партриджу и Рите было жаль ее, и они верили,  что  она  ничего  не  знала  о
похищении, несмотря на свою связь с Баудельо.
   - Пожалуйста, растолкуй ей, - сказала Рита Фернандесу, - что Си-би-эй  не
платит за появление в "Новостях", поэтому деньги мы ей дали за использование
ее квартиры и за информацию. -  Это  была,  конечно,  семантическая  уловка,
позволявшая телестанции делать  то,  что  она  не  должна  была  делать,  но
Нью-Йорку нравилось, когда выпускающие поступали таким образом.
   Судя по тому, как  благодарила  Долорес,  она  не  поняла  сделанного  ей
разъяснения, да ее это и мало заботило. Партридж был уверен, что, как только
они уйдут, пустая бутылка из-под джина будет быстро заменена полной.
   Теперь Партридж уже  мог  продумать  главное  -  как  провести  побыстрее
спасательную  экспедицию  в  Нуэва-Эсперансу.  Намечая  план  действий,   он
разволновался - любовь к борьбе и опасности вновь проснулась в  нем,  горяча
кровь.

Глава 10

   Кроуфорда  Слоуна  каждый  день  тянуло  позвонить  Партриджу  в  Перу  и
спросить: "Есть что новое?" Но он сдерживался, понимая, что малейшая новость
в развитии событий тотчас будет ему сообщена. А кроме того, он понимал,  что
не надо дергать Партриджа: пусть  делает  все,  как  считает  нужным.  Слоун
по-прежнему доверял Партриджу больше, чем любому другому, кого могли послать
с этой миссией в Перу.
   Была и еще одна причина, удерживавшая Слоуна от звонка:  Гарри  Партридж,
понимая его состояние, звонил ему  домой  каждый  вечер  или  рано  утром  и
сообщал, в чем удалось продвинуться, а в чем - нет.
   Со времени последнего звонка из Перу прошло, правда, несколько  дней,  но
Кроуфорд Слоун, хоть и  огорчался,  решил,  что,  видимо,  Партриджу  нечего
сообщить.
   И был не прав.
   Слоун не знал, да и не мог знать, что Партридж  решил  прекратить  всякую
связь с Нью-Йорком, будь то по телефону, через сателлит или  письменно,  так
как после интервью с генералом Ортисом, во время которого начальник  полиции
по борьбе с терроризмом дал ясно понять,  что  за  передвижениями  Партриджа
ведется наблюдение, он не был уверен, что его телефоны не прослушиваются,  а
возможно, даже и почта  просматривается.  Передачу  же  через  сателлит  мог
увидеть кто угодно при наличии нужного оборудования, а  пользование  другими
телефонами все равно не гарантировало секретности разговора.
   Объяснялась  осторожность  Партриджа  и  тем,  что  в  Лиме  полно   было
журналистов, в том числе и съемочных групп других  телестанций,  и  все  они
состязались в том, кто раньше осветит историю похищения Слоунов; все  искали
новые факты. До сих пор Партриджу удавалось избегать корреспондентов, но  он
знал, что  освещение  этой  истории  телестанцией  Си-би-эй  побуждает  всех
интересоваться, куда он ездит и с кем встречается.
   Вот почему Партридж решил не обсуждать - особенно по  телефону  -  своего
посещения улицы Хуанкавелика и того, что он там узнал. Он и остальным членам
команды  велел  придерживаться  того  же  правила  и  предупредил  их,   что
экспедиция в Нуэва-Эсперансу  должна  готовиться  в  полнейшей  тайне.  Даже
Си-би-эй в Нью-Йорке не сразу об этом узнает.
   Поэтому Кроуфорд Слоун  отправился  в  четверг  утром  в  главное  здание
Си-би-эй и приехал  туда  чуть  позже  обычного,  ничего  не  зная  о  новой
информации, появившейся в Лиме.
   Слоуна сопровождал молодой агент ФБР по имени Айвен Унгар.  ФБР  все  еще
охраняло Слоуна от возможного похищения - ходили слухи, что и другие ведущие
с других телестанций тоже имели охрану. Однако с  тех  пор,  как  похитители
дали о себе  знать,  круглосуточное  прослушивание  домашнего  и  служебного
телефонов Кроуфорда Слоуна было прекращено.
   А Отис  Хэвелок,  после  того  как  во  вторник  было  обнаружено  логово
похитителей в Хакенсаке, возглавил  обыск  там.  Заинтересовалось  ФБР,  как
выяснил Слоун, и аэропортом Тетерборо -  из-за  близости  его  к  убежищу  в
Хакенсаке. Агенты ФБР решили просмотреть записи вылетов с момента  похищения
и до того дня, когда, как стало известно, узники уже находились в  Перу.  Но
дело продвигалось медленно, так как  за  эти  тринадцать  дней  с  аэродрома
вылетало немало самолетов.
   Войдя в  здание  Си-би-эй,  Слоун  обнаружил  в  главном  вестибюле  лишь
охранника в форме, который небрежно  поздоровался  с  ним,  нью-йоркской  же
полиции, дежурившей здесь всю неделю после похищения, не было видно. Здесь в
здание вливался и выливался обычный поток посетителей, и,  хотя  они  должны
были регистрироваться у стойки приема, Слоун подумал, что охрана в  Си-би-эй
снова стала хромать.
   Из вестибюля Слоун с Унгаром поднялись на лифте на четвертый этаж, и  там
Слоун прошел в  свой  кабинет,  примыкавший  к  "подкове",  где  уже  сидели
несколько человек. Дверь в кабинет Слоун оставил открытой. Унгар  уселся  на
стул рядом с ней.
   Повесив плащ, Слоун заметил на столе  коробку  из  белого  пенопласта,  в
каких из ресторанов обычно присылают еду. Рядом с  Си-би-эй  было  несколько
такого рода заведений, где по телефону можно заказать  еду  или  даже  целый
обед с доставкой. Но Слоун ничего не заказывал и обедал обычно в  кафетерии,
а потому он решил, что коробка попала к нему по ошибке.
   Однако, к своему  изумлению,  он  увидел  на  прилепленной  к  пенопласту
наклейке фамилию - "К. Слоуну". Он  машинально  вынул  из  ящика  ножницы  и
разрезал белую веревку, которой была перевязана коробка. Внутри лежали комья
белой бумаги - Кроуфорд вынул ее.
   Две-три секунды, не веря глазам своим, он смотрел на содержимое  коробки,
затем раздался крик - крик нестерпимой, режущей ухо боли. Все,  кто  работал
поблизости, подняли голову. Унгар вскочил со стула и кинулся в  кабинет,  на
ходу вытаскивая оружие. Но кроме Слоуна, в помещении никого не  было,  а  он
стоял,  побелев  как  полотно,  уставясь  на  коробку   широко   раскрытыми,
обезумевшими глазами и кричал - снова и снова.
   Сбежались и остальные сотрудники. Несколько человек вошли  в  кабинет,  с
десяток других толпились у двери. Женщина-выпускающая нагнулась  над  столом
Слоуна и заглянула в коробку.
   - О мой Бог! - прошептала она и, почувствовав прилив  тошноты,  выскочила
наружу.
   Унгар заглянул в коробку, увидел в ней два пальца с запекшейся кровью  и,
подавив тошноту, принял на себя командование.
   - Прошу всех выйти - обратился он к людям, сгрудившимся  у  двери.  Затем
схватил телефонную трубку, нажал на кнопку "телефонистка" и крикнул:
   - Охрану - быстро! - Когда ему ответили, он отбарабанил:
   -  Говорит  специальный  агент  ФБР  Унгар,  слушайте  мой  приказ.  Всем
охранникам никого не выпускать из здания.  Никаких  исключений  -  в  случае
необходимости  применять  силу.  Отдадите  это  указание,  сразу   вызывайте
городскую полицию. Я спускаюсь в главный вестибюль. Пусть кто-то  из  охраны
встретит меня там.
   Тем временем Слоун рухнул в кресло. Кто-то потом скажет  -  он  выглядел,
как сама смерть.
   Сквозь толпу протиснулся Чак Инсен.
   - Что случилось? - спросил он.
   Унгар, узнав его, указал на белую коробку и сказал:
   - Только ничего здесь не трогать. Я бы предложил увести мистера Слоуна  и
запереть дверь, пока я не вернусь.
   Инсен кивнул - к этому времени он уже заглянул в коробку и заметил, как и
остальные, что пальцы  в  ней  лежат  маленькие  и  тоненькие,  явно  пальцы
ребенка.  Повернувшись  к  Слоуну,   он   взглядом   задал   ему   неизбежно
напрашивавшийся вопрос, Слоун кивнул и шепотом сказал:
   - Да.
   - О Иисусе Христе! - пробормотал Инсен. Казалось, Слоун  сейчас  потеряет
сознание. Инсен повел Слоуна к себе в кабинет, по дороге отдавая приказания.
   - Заприте кабинет мистера Слоуна, - велел он секретарше, - и никого  туда
не пускайте, кроме этого агента ФБР. Затем  попросите  телефонистку  вызвать
врача, скажите, что мистер Слоун пережил сильный шок и  что  ему,  очевидно,
необходимо успокоительное. - Затем обратился к одному из выпускающих:
   - Сообщи Дону Кеттерингу о том, что произошло, и вызови его сюда:  что-то
об этом должно быть сказано сегодня в "Новостях". Всем остальным - вернуться
на свои рабочие места.
   В кабинете Инсена было большое  окно,  выходившее  на  "подкову",  -  при
необходимости оно закрывалось  жалюзи.  И  сейчас  Инсен,  усадив  Слоуна  в
кресло, опустил жалюзи.
   К  Слоуну  постепенно  возвращалось  самообладание,  хотя  он   и   сидел
согнувшись, закрыв лицо руками.
   - Эти люди знали про Никки и про то, что он пианист,  -  пробормотал  он,
обращаясь то ли к себе, то ли к Инсену. - А как они  узнали?  Я  же  сам  им
преподнес! Я, и никто другой! На пресс-конференции после похищения.
   - Помню, Кроуф, - мягко произнес Инсен. - Но ты же отвечал на вопрос,  ты
не сам поднял эту тему. В любом случае,  кто  мог  предположить...  -  И  он
умолк, понимая, что никакими рассуждениями  тут  не  поможешь.  Потом  Инсен
скажет остальным:
   - Не могу не отдать должное Кроуфу. Мужественный он человек. После  таких
переживаний  большинство  людей  умоляло  бы  сделать  то,  о   чем   просят
похитители. А Кроуф с самого начала знал, что мы это делать не должны, да  и
не можем, и ни на секунду не отступил с этой позиции.
   Раздался тихий стук в дверь, и вошла секретарша.
   - Врач сейчас будет, - сказала она.

***

   Временный запрет на выход из здания был снят, как только всех проверили и
выяснили, зачем каждый находится тут. По всей вероятности, коробку  принесли
много раньше, а так как по зданию то и дело  шныряла  ресторанная  прислуга,
никто не обратил на это внимания.
   ФБР провело расследование в ближайших ресторанах в надежде выяснить,  кто
мог принести коробку, но никаких результатов это не дало. И  хотя  охрана  в
здании  Си-би-эй  обязана  была   проверять   каждого   посыльного,   однако
выяснилось, что проверка  проводилась  от  случая  к  случаю,  и  то  весьма
поверхностно.
   Сомнения насчет того, что  пальцы  принадлежали  Никки,  быстро  исчезли,
после того как ФБР обследовало спальню мальчика в Ларчмонте. Там сохранилось
множество отпечатков, и они в точности  соответствовали  тем,  которые  были
сняты с пальцев, лежавших в коробке у Кроуфорда Слоуна на столе.

***

   В здании Си-би-эй царили мрак и уныние, и тут прибыл еще один пакет -  на
сей раз в Стоунхендж. В четверг утром он  был  обнаружен  в  кабинете  Марго
Ллойд-Мэйсон.  В  пакете  оказалась  видеокассета,   отправленная   "Сендеро
луминосо".
   Эту кассету ждали, и Марго дала указание, чтобы  пленка  была  немедленно
переправлена шефу Отдела новостей.  Как  только  Лэс  Чиппингем  узнал,  что
пленка поступила, он вызвал Дона Кеттеринга и Нормана Джегера, и они  втроем
просмотрели ее в  кабинете  Чиппингема.  Все  трое  сразу  отметили  высокое
качество записи - как  подачи  материала,  так  и  технического  исполнения.
Начиналась она с титров: "Мировая революция:  "Сендеро  луминосо"  указывает
путь"; буквы шли  на  фоне  красивейших  ландшафтов  Перу  -  величественных
высоких Анд, мрачных гор и ледников, захватывающего ду