ть  программы  -
понимаешь, все мы решили: не позволим мы шайке подонков - кто бы они ни были
- диктовать Си-би-эй свои порядки.
   - Я - за, - ответил Партридж. - Надеюсь, Кроуф тоже.
   - Честно говоря, это идея Кроуфа. Как всякому королю, ему  становится  не
по себе вдали от трона. А кроме того, если он будет прятаться, это все равно
ничего не даст. Да, вот еще что: в самом конце передачи Кроуф скажет от себя
несколько слов - поблагодарит тех, кто прислал телеграммы и  вообще  выразит
сочувствие.
   - От себя?
   - Ну конечно. Как раз сейчас над текстом корпят трое текстовиков.
   Партриджа это позабавило даже при нынешних обстоятельствах.
   - А вы поладили, - сказал он. Инсен кивнул:
   - Мы заключили негласное перемирие до окончания этой истории.
   - А потом?
   - Поживем - увидим.

Глава 6

   Почти месяц назад, как только  Мигель  нелегально  проник  в  Соединенные
Штаты, он попытался приобрести гробы для того, чтобы переправить двух -  как
сначала предполагалось - похищенных в Перу. Весь план был разработан задолго
до его  прибытия,  и  Мигель  надеялся,  что  осуществит  покупку  быстро  и
незаметно - дело-то нехитрое. Но оказалось, что это не так.
   Он отправился в похоронное бюро в Бруклине, желая раскинуть сети  пошире,
а не крутиться все время на одном пятачке - в "Малой Колумбии" в  Куинсе,  в
то время служившей ему опорной базой.  Он  выбрал  заведение,  расположенное
неподалеку от Проспект-парка, - элегантный белый особняк с вывеской "Филдс",
к которому примыкала большая автостоянка.
   Мигель открыл тяжелые дубовые  двери  и  вошел  в  холл  -  пол  покрывал
золотисто-бежевый ковер, всюду стояли высокие растения в кадках,  на  стенах
висели идиллические пейзажи. Там его чинно встретил мужчина  средних  лет  в
черном пиджаке с белой гвоздикой в  петлице,  в  полосатых  черных  с  серым
брюках, в белой рубашке и темном галстуке.
   - Доброе утро, сэр, - изрек сей муж. - Меня зовут мистер Филд.  Чем  могу
быть полезен?
   Мигель отрепетировал то, что ему надлежало сказать.
   - Мои престарелые родители хотели  бы  заранее  позаботиться  о  своем..,
м-м.., уходе из жизни.
   В знак одобрения и сочувствия Филд склонил голову:
   - Понимаю, сэр. Многие пожилые люди на закате дней хотят быть  спокойными
и уверенными в своем будущем.
   - Именно. Так вот, мои родители хотели бы...
   - Простите, сэр. Думаю, нам лучше пройти в мой кабинет.
   - Хорошо.
   Филд шел впереди. Они миновали - возможно, так было специально задумано -
несколько комнат, напоминавших салоны: здесь стояли диваны и кресла, в одной
из них - ряды стульев, приготовленных для отпевания. В каждой комнате  стоял
открытый фоб с телом покойного - голова покоится на подушечке с рюшами, лицо
слегка подгримировано.
   Кабинет владельца помещался в конце коридора,  предусмотрительно  скрытый
от посторонних глаз. На  стенах  висели  дипломы  в  рамках,  совсем  как  в
кабинете врача, с той лишь разницей, что один  из  них  (украшенный  лиловой
лентой) был дипломом гримера покойников, а другой - бальзамировщика.
   Филд жестом предложил Мигелю сесть.
   - Могу я узнать вашу фамилию, сэр?
   - Новак, - солгал Мигель.
   - Что ж, мистер Новак, давайте начнем с главного. Вы  или  ваши  родители
уже выбрали и приобрели место на кладбище?
   - Гм, нет.
   - Значит, этим следует заняться в  первую  очередь.  Мы  должны  об  этом
позаботиться не откладывая - купить место, особенно хорошее, становится  все
труднее и труднее. Разумеется, мы не говорим о кремации.
   Мигель, с трудом обуздывая нетерпение, помотал головой:
   - Нет. Но я-то хотел с вами обсудить...
   -  Затем  встает  вопрос  о  вероисповедании   ваших   родителей.   Какая
потребуется служба? Есть и другие вопросы, которые следует решить.
   И Филд протянул буклет, напоминавший тщательно разработанное  ресторанное
меню. Это был длинный прейскурант услуг,  например  таких,  как  "обмывание,
дезинфекция, одевание и гримирование  покойного  -  250  долларов",  "особые
процедуры после вскрытия тела - 125 долларов" и "различные формы  помощи  со
стороны церкви - 100 долларов". "Традиционный пакет услуг" - 5900 долларов -
помимо всего прочего,  включал  положение  креста  в  руки  покойного  -  30
долларов. За гроб взималась отдельная  плата  -  цена  доходила  до  20  600
долларов.
   - Меня-то, собственно, интересуют гробы, - сказал Мигель.
   - Понимаю. - Филд поднялся. - Пожалуйста, следуйте за мной.
   На сей раз он повел Мигеля вниз  по  лестнице,  в  подвал.  Они  вошли  в
помещение с красным ковром на полу, где были выставлены образцы; Филд  начал
с гроба стоимостью в 20 600 долларов.
   - Это наш лучший образец. Изготовлен из сорокавосьмимиллиметровой стали и
имеет три покрытия - стеклянное и два медных; рассчитан на веки вечные.
   Снаружи  гроб  был  декорирован  прихотливым  узором.  Изнутри   -   обит
бледно-лиловым бархатом.
   - А нельзя ли что-нибудь попроще? - спросил Мигель. Они  остановились  на
двух гробах - один побольше, другой поменьше - за 2300 и 1900 долларов.
   - Моя мать очень миниатюрная  женщина,  -  пояснил  Мигель.  А  про  себя
подумал: "Ростом с одиннадцатилетнего мальчика".
   Тут Мигель обратил  внимание  на  несколько  грубо  сколоченных,  простых
ящиков. Он спросил про них у Филда, и тот объяснил:
   - Это для правоверных  иудеев,  которые  стремятся  к  простоте.  На  дне
каждого ящика просверлены два отверстия, чтобы "прах с  прахом  соединился".
Вы не еврей?
   Мигель отрицательно покачал головой, и Филд доверительно прошептал:
   - Откровенно говоря, я бы не хотел, чтобы мои близкие покоились  в  таком
вот ящике.
   Они вернулись в кабинет, и Филд продолжил:
   - Теперь  я  предлагаю  обсудить  оставшиеся  проблемы.  Начнем  с  места
захоронения.
   - В этом нет нужды, - ответил Мигель. - Я бы хотел  просто  заплатить  за
гробы и забрать их. Филд был потрясен.
   - Это невозможно.
   - Почему?
   - Так никогда не делается.
   - Видимо, мне с самого начала следовало все  четче  объяснить.  -  Мигель
начал понимать, что дело это не такое простое, как он думал. - Мои  родители
хотят иметь гробы сейчас и поставить их дома, чтобы каждый день видеть.  Они
хотят привыкнуть к своему, с позволения сказать, будущему жилищу.
   Филд явно растерялся.
   - То, что вы говорите, невозможно. Мы здесь, если можно  так  выразиться,
занимаемся всем "пакетом" услуг. Ваши родители могут приехать и взглянуть на
гробы, в которых потом будут покоиться. Но гробы должны оставаться у нас  до
тех пор, пока в них не возникнет необходимость, - так уж у нас заведено.
   - А вы не могли бы...
   - Нет, сэр, об этом не может быть и речи. Мигель почувствовал, что вместо
заинтересованности у собеседника возникает подозрительность.
   - Хорошо. Я все обдумаю и, возможно, приеду еще.
   Филд проводил Мигеля до дверей. А у Мигеля не было ни малейшего намерения
возвращаться. Он видел, что и без того произвел ошеломляющее впечатление.
   На следующий день Мигель побывал еще в нескольких похоронных бюро. Однако
ответ был один и тот же. Никто не соглашался продать ему гробы без  "пакета"
услуг.
   Тогда  Мигель  понял,  что  совершил  ошибку,  пытаясь  действовать   без
чьей-либо помощи, и вернулся в Куинс, к своим связным из  "Малой  Колумбии".
Через несколько дней его направили в небольшое, обшарпанное похоронное  бюро
в Астории, неподалеку от  Джэксон-Хейтс.  Так  он  познакомился  с  Альберто
Годоем.
   Заведение Годоя по сравнению  с  заведением  Филда  было  все  равно  что
дешевый супермаркет по сравнению с магазином  Тиффани.  Да  и  сам  владелец
казался каким-то облезлым и потертым.
   Годой был толстый, лысый, насквозь прокуренный и обрюзгший  от  пьянства.
Его черный пиджак и брюки в серую полоску были в пятнах от еды.  Говорил  он
скрипучим голосом, то и дело задыхаясь от  присущего  курильщикам  кашля.  В
течение разговора с Мигелем, который начался в  маленьком,  тесном  кабинете
Годоя, он выкурил три сигареты, прикуривая одну от другой.
   - Моя фамилия Новак, и я пришел, чтобы кое-что выяснить, - сказал Мигель.
Годой кивнул:
   - Знаю.
   - У меня двое престарелых родителей...
   - А-а, это, значит, так называется?
   Мигель все же довершил свой рассказ - Годой слушал со смешанным  чувством
скуки и недоверия. Когда Мигель закончил, Годой задал единственный вопрос:
   - Как будете платить?
   - Наличными.
   Годой стал чуть дружелюбнее.
   - Пойдемте со мной.
   Здесь образцы гробов были тоже выставлены в  подвале,  только  ковер  был
темно-коричневый и потертый, да и выбор не то что  у  Филда.  Мигель  быстро
нашел два подходящих гроба - один среднего размера, другой поменьше.
   - За гроб обычного размера, - объявил Годой, - три  тысячи  долларов.  За
детский - две пятьсот.
   Хотя слово "детский" не упоминалось в легенде и  было  близко  к  истине,
Мигель пропустил его мимо ушей. Он был  убежден,  что  общая  сумма  -  5500
долларов - по крайней мере вдвое превышала  реальную  стоимость  гробов,  но
безоговорочно  согласился.  Наличные  были  при  нем,   и   он   расплатился
стодолларовыми банкнотами. Годой потребовал еще 454 доллара на налог  городу
Нью-Йорку, Мигель добавил эту сумму, хотя сомневался,  что  городская  казна
когда-либо получит эти деньги.
   Мигель задним  ходом  подал  недавно  купленный  фургон  фирмы  "Дженерал
моторе" к месту погрузки, где под бдительным  оком  Годоя  гробы  вкатили  в
кузов.  Затем  Мигель  отвез  их  на  конспиративную  квартиру,  где  они  и
дожидались своего часа.
   С тех пор прошел месяц, и сейчас, в поисках третьего гроба, он вернулся в
заведение Альберто Годоя.
   Мигель понимал, что появляться здесь лишний раз опасно. Он вспомнил,  что
Годой, как бы между прочим, назвал "детским" второй гроб. "Не мог  ли  Годой
догадаться, -  раздумывал  Мигель,  -  что  вчерашнее  похищение  женщины  и
мальчика каким-то образом связано с покупкой гробов? Едва ли". Но Мигель был
до сих пор жив только благодаря тому, что взвешивал  все  "за"  и  "против".
Однако решение перевезти третьего пленника в  Перу  было  принято,  и  стало
быть, кроме Годоя, обращаться все равно не к кому. Приходилось идти на риск.
   Приблизительно через час после того, как  они  отъехали  от  здания  ООН,
Мигель велел Луису припарковать катафалк  в  квартале  от  похоронного  бюро
Годоя. Мигелю снова пришлось раскрывать зонт - шел проливной дождь.
   В приемной похоронного бюро секретарша поговорила с Годоем по  селектору,
затем предложила Мигелю пройти в кабинет владельца.
   Толстяк настороженно смотрел на Мигеля сквозь облако сигаретного дыма.
   - Опять вы. Ваши друзья не извещали меня о вашем приходе.
   - О нем никто не знал.
   - Что вам угодно? - Какими бы  мотивами  ни  руководствовался  Годой  при
заключении первой сделки, было ясно, что сейчас он насторожен.
   - Один пожилой друг попросил меня об услуге. Он увидел гробы,  которые  я
приобрел  для  моих  родителей,  и  ему  так  понравилась   идея,   что   он
поинтересовался, не мог бы я...
   - Ну хватит! - Рядом со столом Годоя стояла старомодная плевательница. Он
сплюнул в нее, вынув сигарету изо рта.  -  Слушайте,  любезный,  давайте  не
будем понапрасну терять время: мы оба знаем, что все  это  сказки.  Еще  раз
спрашиваю, что вам угодно.
   - Один гроб. Плачу, как в прошлый раз.
   Глазки Годоя перестали бегать и впились в Мигеля.
   - У меня тут неплохое дело. Да, иногда я оказываю услуги вашим друзьям, а
они - мне. И вот что я хотел бы у вас выяснить: не окажусь ли я потом по уши
в дерьме?
   - Все будет чисто. При условии, что вы не станете  упрямиться.  -  Мигель
постарался, чтобы в его голосе прозвучали угрожающие нотки, и  это  возымело
должный эффект.
   - Ладно, он ваш, - произнес Годой уже более миролюбиво. - Но  с  прошлого
раза цена выросла. За гроб для взрослого теперь четыре тысячи.
   Мигель молча вскрыл конверт из  толстой  бумаги,  который  дал  ему  Хосе
Антонио Салаверри, и стал отсчитывать сотенные. Отсчитав сорок, он  протянул
их Годою, который сказал:
   - Плюс еще  двести  пятьдесят  -  на  налог  Нью-Йорку.  Мигель  ответил,
заклеивая клейкой лентой конверт:
   - Обойдетесь и вы, и Нью-Йорк. - И добавил:
   - У меня там снаружи машина. Пусть гроб доставят к месту погрузки.
   Стоя на погрузочной платформе, Годой слегка удивился, увидев катафалк. Он
вспомнил, что в прошлый раз  гробы  увез  фургон.  Клиент  вызывал  у  Годоя
сильные подозрения, и он запомнил номер  и  буквы  нью-йоркского  номера  на
катафалке и, вернувшись в кабинет, записал их, хотя и сам не знал зачем.  Он
сунул клочок бумаги в ящик стола и вскоре забыл о нем.
   У Годоя было ощущение, что он оказался втянутым  в  нечто  такое,  о  чем
лучше не знать, однако он так и  лоснился  от  удовольствия,  пряча  в  сейф
четыре тысячи долларов. В том же  сейфе  хранились  остатки  денег,  которые
клиент заплатил месяц назад: у Годоя не было ни  малейшего  желания  платить
подоходный налог с каждой сделки в казну Нью-Йорка, более того, он  даже  не
собирался заявлять о них в своей налоговой декларации. Три гроба с легкостью
исчезнут из его книг - голова-то у него варит неплохо. Эта мысль подняла ему
настроение,  и  он  решил  наведаться  в  ближайший  бар,   куда   частенько
заглядывал, и пропустить стаканчик.
   Его приветствовали несколько завсегдатаев бара. Быстро размякнув от виски
"Джэк Даниэле", он поведал честной компании, как какой-то прощелыга купил  у
него два гроба и поставил их, по его словам, в  родительском  доме:  пускай,
мол, старики готовятся "сыграть в ящик", а потом явился  за  третьим  -  как
будто покупал стулья или сковородки.
   Под всеобщий хохот Годой признался и  в  том,  что  обвел-таки  прощелыгу
вокруг пальца, всучив ему  гробы  по  тройной  цене.  Один  из  его  дружков
предложил за это выпить, и Годой, чьи  тревоги  бесследно  исчезли,  заказал
выпивку на всех.
   В баре сидел бывший гражданин Колумбии, а ныне - США, который пописывал в
захудалую газетенку,  выходившую  на  испанском  языке  в  Куинсе.  Огрызком
карандаша он вкратце записал рассказ Годоя на обороте конверта. На следующей
неделе он тиснет это в газету - отличный получится сюжетец.

Глава 7

   Для  работников  телестанции  Си-би-эй  денек  выдался  жаркий,  особенно
досталось  группе  поиска  семьи  Слоуна.  Подготовка  детального  отчета  о
похищении для "Вечерних новостей" по-прежнему оставалась в центре  внимания,
заслоняя собой даже важные события, происходившие в мире.
   Сюжету  о  похищении  отводилось  пять  с  половиной   минут   -   случай
исключительный: порой ведь приходилось бороться за  какие-нибудь  пятнадцать
секунд. Поэтому вся группа в полном составе работала над вечерней программой
- сегодня было не до рассуждений и не до стратегических планов.
   Передачу открывал Гарри Партридж следующими словами:
   "Прошло тридцать шесть часов мучительного ожидания, но о  семье  ведущего
программы Си-би-эй Кроуфорда Слоуна, чьи жена, сынишка и отец были  похищены
вчера  утром  из  Ларчмонта,  штат   Нью-Йорк,   по-прежнему   нет   вестей.
Местонахождение миссис Джессики Слоун, одиннадцатилетнего Николаса и мистера
Энгуса Слоуна остается неизвестным..."
   При  упоминании   каждого   имени   над   плечом   Партриджа   появлялась
соответствующая фотография.
   "Мы  также  ничего  не  знаем  о  личностях  похитителей,  их   целях   и
принадлежности к какой-либо организации".
   В следующую секунду  на  экране  возникло  встревоженное  лицо  Кроуфорда
Слоуна. Полным отчаяния голосом он взмолился: "Кто бы и где бы вы  ни  были,
ради всего святого дайте о себе знать! Сообщите хоть что-то!"
   Опять голос Партриджа за кадром, а на экране -  фотография  штаб-квартиры
ФБР, здания Дж. Эдгара Гувера в  Вашингтоне:  "Пока  ФБР,  которое  проводит
официальное расследование, воздерживается от комментариев..."
   Изображение быстро  меняется:  на  экране  уже  пресс-центр  ФБР,  откуда
говорит представитель организации: "В данный момент заявление  ФБР  было  бы
преждевременным".
   Снова Партридж: "...В частных беседах сотрудники ФБР признаются,  что  до
сих пор им не удалось добиться каких-либо результатов.
   Со вчерашнего дня из высоких инстанций идет поток  телеграмм,  выражающих
тревогу и возмущение..."
   Конференц-зал Белого дома, говорит президент: "В Америке не  должно  быть
места подобному злу. Преступники будут найдены и наказаны".
   Партридж: "...а более скромные слои населения..."
   В Питсбурге черный сталелитейщик в шлеме стоит  перед  домной  -  отсветы
пламени падают на лицо: "Мне  стыдно,  что  такое  могло  случиться  в  моей
стране".
   Белая домохозяйка из Топики на своей сверкающей кухне:
   "Неужели нельзя было это предвидеть  и  принять  меры.  Я  от  всей  души
сочувствую Кроуфорду. - И, махнув рукой в сторону телевизора:
   - В нашем доме он как член семьи".
   Девочка-азиатка из Калифорнии, сидя за партой, тихим  голосом:  "Я  очень
волнуюсь за Николаев Слоуна. Это же несправедливо, что они похитили его".
   В течение дня съемочные группы Си-би-эй и ее отделений в  других  городах
страны работали над  откликами  со  стороны  властей  и  общественности.  На
телестудии просмотрели отснятый материал и из  пятидесяти  интервью  выбрали
три следующих.
   На экране дом Слоуна в Ларчмонте  в  то  дождливое  утро  -  общий  план:
ожидающая на улице толпа, затем камера наезжает, и возникает  панорама  лиц.
За кадром голос Партриджа:
   "Сегодня разыгралась новая  трагедия,  одной  из  причин  которой  явился
повышенный массовый интерес к случившемуся".
   Партридж говорил с паузами, заполнявшимися  звукозаписью  уличного  шума,
"картинки" сменяли одна другую, две машины ФБР с обычными номерами отъезжают
от дома.., толпа зевак, хлынувшая на мостовую  и  преградившая  путь  первой
машине..,  первая  машина  тормозит,  ее  заносит..,  визг   шин   и   крики
пострадавших.., обезумевшие от страха люди устремляются на  тротуар,  вторая
машина  беспрепятственно  проезжает..,  крупный   план   растерянного   лица
Кроуфорда Слоуна.., вторая машина на большой скорости исчезает из виду.
   Во   время   монтажа   возникли   некоторые   разногласия    относительно
целесообразности показа лица Слоуна крупным планом и удаляющейся машины, сам
Слоун утверждал, что "эти кадры создают превратное впечатление".
   Но Айрис Иверли, работавшая над этим  видеосюжетом  весь  день  вместе  с
одним из лучших монтажеров Си-би-эй  Бобом  Уотсоном,  сумела  отстоять  оба
кадра.
   - Нравится Кроуфу или нет, - заметила она, - но это программа новостей, и
мы обязаны быть объективными. Тем более что это единственное происшествие за
истекшие сутки, Рита и Партридж поддержали Айрис.
   Затем  последовал  профессионально  сделанный  обзор  вчерашних  событий.
Открыла его Присцилла Ри, худенькая  пожилая  женщина,  в  прошлом  школьная
учительница, которая еще раз рассказала  о  варварском  похищении  Джессики,
Никки и Энгуса Слоунов около супермаркета в Ларчмонте.
   Минь Ван Кань мастерски снял крупным планом  лицо  мисс  Ри.  Видна  была
каждая складочка и каждая морщинка, прорезанная возрастом,  но  также  ум  и
сильный характер. Минь вытащил ее на разговор осторожными вопросами - прием,
иногда используемый во время съемок. Когда рядом нет корреспондента, опытный
оператор сам берет интервью у тех, кого снимает. Потом вопросы вырезают и на
пленке остаются ответы, которые затем можно использовать.
   Описав происшествие на автостоянке и  отъезд  пикапа  "ниссан",  мисс  Ри
внезапно зазвеневшим голосом заявила:
   "Эти похитители вели себя так жестоко, настоящие дикари, звери!"
   Затем шеф полиции Ларчмонта подтвердил, что  никаких  новых  сведений  не
поступало: похитители до сих пор не дали о себе знать.
   За этим последовало интервью с криминалистом Ральфом Салерно.
   Интервью с Салерно было записано при помощи спутниковой связи  в