Катю и  Розу  об
этих женщинах, но вам не кажется это странным: орешки, жевательная  резинка,
забитые  в  саксофоны?..  Первый  раз  вижу  такое  циничное   отношение   к
музыкальному инструменту.  Единственное,  что  я  могу  сказать  точно,  эти
лилипутки не музыканты. Ни один уважающий себя музыкант  не  стал  бы  таким
кощунственным образом глумиться над инструментом. Это же уму непостижимо!  И
хотя не принято плохо говорить о покойниках, но... вы же сами видели...
   - Выходит, никакие они  не  циркачки  и  не  саксофонистки,  но  зачем-то
таскали за собой весь этот хлам... Вы только  посмотрите,  какие  грязные  и
линялые платья, а парики? Они же все свалянные! Позовите, пожалуйста,  своих
девушек, и я поговорю с ними...
   Максимов пожал плечами и покинул гримерную. Изольда  слышала  его  гулкие
шаги на лестнице, а спустя несколько минут  (во  время  которых  она  быстро
просмотрела ящики стола и полку, нет ли там чего интересного, затем порылась
в разбросанных по всей комнате вещах, но ничего такого, что могло бы указать
на связь между максимовской труппой и погибшими "саксофонистками", не нашла.
   Послышался мелкий цокот  каблучков  в  сочетании  с  шаркающими  тяжелыми
шагами.
   Дверь распахнулась, и она увидела двух маленьких розовощеких  лилипуточек
в ярко-зеленых, отлично сшитых, новых шелковых платьицах с  болтающимися  за
спинами белыми миниатюрными  цилиндрами,  держащимися  на  тонких  резинках,
впившихся в белые плотные шейки. Стройные, хотя и полноватые ножки  циркачек
были затянуты в кремовые прозрачные чулочки, но особенно хороши были  черные
лакированные туфельки-шпильки.
   Артистки запыхались - должно быть,  бежали  по  лестнице,  поднимаясь  из
буфета наверх, к себе в гримерную.
   Они были немного похожи на убитых  "саксофонисток"  -  так  же,  как  все
лилипуты чем-то похожи друг на друга. "Быть может, когда  им  будет  лет  по
пятьдесят, они будут выглядеть точно как те, что изображены  на  снимках  из
морга", - подумала Изольда, представляясь и знакомясь с девушками.
   - Катя, - назвала себя кареглазая рыжеволосая артисточка и улыбнулась, из
чего Изольда сделала вывод,  что  Максимов  не  предупредил  их  о  довольно
мрачной цели визита. Они явно ничего не знали о снимках, иначе вели бы  себя
совсем по-другому.
   - Роза, - просияла голубоглазая куколка  и,  чуть  покачнувшись,  сделала
реверанс.
   "Да они же набрались по уши!"
   Изольда протянула им снимки и спросила, не были ли они знакомы с убитыми.
   - Роза, да это же те две дуры, которых мы видели в Лазаревском,  помнишь?
Мы видели их, - обратилась Катя к Изольде, - видели несколько раз  во  время
гастролей, причем в разные годы и в разных местах...  Они  хотели  выступать
вместе с нами, но договариваться  с  Александром  Сергеевичем  почему-то  не
решались, а пытались сделать это через нас.
   - Странно, а почему же я ничего об этом не знал? - удивился Максимов.
   - Да потому, что мы вам об этом не говорили! Зачем нам в труппе  еще  два
лишних рта, если у  нас  и  самих-то  контрактов  раз,  два  и  обчелся?!  -
всплеснула руками возбужденная от пива  Катя,  и  по  ее  поведению  Изольда
поняла, что она в труппе чувствует себя если не хозяйкой, то  уж  во  всяком
случае играет не последнюю роль и что ее голос здесь имеет вес.
   Роза больше улыбалась и строила глазки, чем говорила  по  существу.  Даже
взглянув на  фотографии,  сделанные  в  морге,  Роза  отреагировала  на  это
довольно спокойно, словно ей каждый день приходилось видеть подобные вещи.
   - Да, это точно они... Две старые грымзы-саксофонистки, они говорили, что
у них номер, они работали, кажется, еще с Юрой... Видали мы такие номера,  у
нас самих денег нет, вечно ищем, к кому бы пристроиться...
   - Разве программа "Лилипуты и Гулливер" не  самостоятельная?  -  спросила
Изольда, которая, подышав всего  лишь  час  одним  воздухом  с  артистами  и
попытавшись примерить на себя их тяжелую, полную лишений  и  невзгод  жизнь,
прониклась к ним симпатией и жалостью.
   - Нет, у нас всего  лишь  несколько  номеров,  остальное  -  классическая
программа провинциального,  местного  цирка.  Но  зрители  клюют  именно  на
лилипутов, и, хотя нас осталось уже совсем мало, статус цирка лилипутов  еще
сохранился...
   "Да уж, - подумала Изольда, оглядывая верзилу Максимова, - лилипут!"
   - А кто такой Юра, которого вы сейчас  упомянули?  Вы  сказали,  что  эти
женщины работали у него?
   - Он тоже лилипут, Юра... Работал в цирке, но давно ушел, - Почему?
   - Да у него крыша поехала, - хохотнула Катя. - От него уже сто лет  назад
ушла жена, а он до сих пор по ней убивается...
   - И сколько же ему лет?
   - Много, а что? Его тоже убили?
   - Вы не слушайте их, -  вставил  Максимов,  который  во  время  разговора
продолжал манипулировать со своим лицом, накладывая какую-то зеленую пахучую
маску. - Это ведь женщины... Вы не смотрите, что они такие маленькие, у  них
все как у настоящих женщин, а уж характер - никакого терпения не хватит! Юра
- хороший артист, талант, именно он организовал  эту  труппу,  действительно
очень давно сколотил ее из нищих лилипутов. Ведь вы, нелилипуты,  ничего  не
знаете о таких вот симпатичных малышках, как эти...
   - Вы как будто тоже нелилипут, - заметила, покраснев за него, Изольда.
   - Но мы на самом деле мало знаем о вас.  -.Она  повернула  голову,  чтобы
взглянуть на сидящих прямо на столе и  болтающих  ножками  Катю  и  Розу.  -
Думаю, что вам несладко живется...
   Девушки (Изольда не могла бы назвать их женщинами из-за их  миниатюрности
и мультяшных  голосков)  никак  не  отреагировали  на  ее  слова:  привыкли,
наверно.
   - Так вот... Он сколотил труппу, арендовал на свои деньги зал в помещении
старого хореографического училища, и они стали репетировать.  Он  сам  писал
сценарии и придумывал номера, никому не доверял мастерить реквизит,  словом,
человек был на своем месте...
   - Он где-нибудь учился всему этому?
   - Да, безусловно. Он закончил цирковое училище, и к тому времени, как  он
решил организовать свою труппу, у него был довольно большой  опыт  работы  в
цирке... Кроме того, Юра - прекрасный дрессировщик!
   - Да? И что с ним приключилось?
   - Он влюбился в одну девушку и женился на ней...
   - Она тоже лилипутка?
   - О нет, она была совсем не лилипуткой... - Максимов глубоко  вздохнул  и
покачал головой. - Это была сказка, а не девушка. Но не совсем, как  бы  это
получше объяснить, благополучная... Юра, можно сказать,  спас  ее,  вылечил,
взял в свою труппу и научил всяким штукам. Красивая девица,  способная,  она
быстро все поняла и стала уже сама придумывать какие-то  немыслимые  номера,
порою  даже  опасные...  Тоже  дрессировала  животных  и  птиц...  Их  стали
приглашать центральные цирки страны, на них шел зритель.  Появились  деньги,
казалось бы, все шло хорошо, и вдруг Юра понял, что у него с  молодой  женой
возникли проблемы...
   - Она снова заболела?
   - Если бы. Ничего подобного. Стоило ей где-нибудь  выступить,  как  после
представления к ней в гримерную валом  валили  мужики.  Ну  просто  засыпали
цветами и подарками, предлагали деньги... Если бы мне такое рассказали, я бы
не поверил, но я сам был свидетелем того, как однажды ей пришло  приглашение
на ужин от одного высокопоставленного кремлевского чиновника, хотя  гастроли
проходили на юге...
   - А вы сами тоже входили в состав этой труппы? - Да я так,  -  отмахнулся
Максимов, - был рабочим "поди-принеси", но сам  себя  называл  униформистом,
мне  казалось  это  красивым  словом.  -  Он   почему-то   сник   при   этих
воспоминаниях, и видно было, что ему взгрустнулось.  Однако,  вспомнив,  что
речь в данном случае идет не о нем, Максимов продолжил разговор о Юре:
   - Так вот!  Ей  постоянно  приходили  приглашения  разного  рода,  всегда
заканчивавшиеся приблизительно одним и тем же... И какой же муж, скажите  на
милость, будет это терпеть?
   Зашуршали шелковые юбки, заскользили  по  столу;  каблучки  пробарабанили
дробь - Катя с Розой спрыгнули на пол.
   - Ну мы пойдем? - чувствуя, что  наступил  подходящий  момент,  когда  из
размягчившегося Максимова ' можно вить веревки, тихонько отпросилась Катя и,
получив согласие, схватила за руку находящуюся в сомнамбулическом  состоянии
Розу.
   Малышки на цыпочках покинули гримерную, прошептав Изольде почти хором:
   "До свидания!"
   - И что же он сделал? Как вообще был возможен брак лилипута, да к тому же
еще и немолодого, с такой, как вы говорите, красавицей? У них  была  большая
разница в возрасте?
   - Приличная.
   - Конечно, рано или поздно она бы взбунтовалась, разве ваш Юра  этого  не
понимал?
   - Но ведь это же он сделал из нее звезду! И после этого так  себя  вести,
так предавать его и причинять ему столько боли?! Мы  всей  труппой  осуждали
ее, но каждый из нас боялся скандала, ведь на ней, на Елене,  держалась  вся
программа, и именно ей мы были обязаны такими большими сборами...
   - Ее звали Елена? - Изольда напряглась. - И  сколько  же  ей  было  тогда
лет?
   - Когда? Какой год вас конкретно интересует?
   - Ну я не знаю... Когда она бросила своего мужа Юру?
   - Да асе это было очень давно, больше двадцати  лет  назад!  Он  взял  ее
совсем молоденькой девочкой, а  :  ушла  она  от  него,  когда  ей  было  за
двадцать, вот и считайте... Сейчас ей, наверно, было бы больше сорока... - А
ее что, уже нет в живых?
   - Да конечно! Я же не рассказал вам самого главного... Правда, не уверен,
что вам это следует знать, ; ведь это никоим образом не  связано  с  убитыми
лилипутками...
   - Рассказывайте! Мне очень интересно. Только ответьте прежде, ее цирковое
имя, случайно, было не Елена Пунш?
   - Точно! Так вы ее знали? Видели?  Бывали  на  наших  представлениях?  Ну
вот... - Максимов улыбнулся, разводя руками.
   - Да нет, я не была на  ваших  представлениях,  но  это  имя  мне  хорошо
знакомо.
   - Не знаю, откуда оно вам известно, ведь на афишах его не  было,  а  была
лишь цветная большая фотография Лены с дрессированными голубями на руках...
   - Фотография?
   - Ну не совсем фотография, а рисунок, но она там как живая...
   - Так что же произошло между Юрой и его  женой?  -  Изольде  все  еще  не
верилось, что она услышала . здесь, в цирке, имя, которое столько времени не
давало покоя ни ей, ни Кате Смоленской,  ни  всем,  кто  занимался  поисками
убийц на Черноморском побережье  Кавказа...  Ведь  все,  абсолютно  все  эти
преступления крутились вокруг одной женщины, имя которой Елена Пунш!
   - А случилось то, что и должно было случиться: она его бросила.
   Написала ему письмо, что уходит от него, что оставляет цирк, что на свете
есть  много  чего  интереснее,  чем  "этот  вонючий  балаган"...   Вы   себе
представить не можете, как тяжело перенес Юра ее  уход...  Он  заболел!  Его
даже положили в больницу! И я понимаю его, ведь Лена была смыслом его жизни,
он так любил ее...
   - Александр Сергеевич, извините, что я перебиваю вас, но вы так  страстно
рассказываете об этой романтической любви  старого  лилипута  к  молоденькой
красивой девушке, словно действительно не  понимаете,  что  ей,  этой  самой
Лене, следовало подумать о своем будущем!.. Неужели никому из  вашей  труппы
не приходило в голову, что она уже давно РАСПЛАТИЛАСЬ со своим благодетелем,
ведь вы же сами сказали, что только благодаря ей ваша труппа делала  большие
сборы! Ну вылечил он ее, помог стать дрессировщицей, фокусницей, я не  знаю,
кем еще... Я считаю, что  уже  сам  факт  того,  что  Юра  ЖЕНИЛСЯ  на  ней,
безнравствен.
   - Почему же?
   - А очень просто. Вы думаете, ей было приятно ложиться в постель  с  этим
лилипутом в свои семнадцать-восемнадцать лет?
   - Все вы,  женщины,  такие...  -  обиженным  тоном  заметил  Максимов  и,
скрестив  руки  на  груди,  довольно  театрально  и   громко   вздохнул.   -
Продолжать?
   - Конечно! Она ушла от него, он заболел. Что дальше?
   - А то, что он стал пить, пытался ее разыскать... Но, надо  сказать,  пил
недолго, очень скоро взял себя в руки, занялся небольшим бизнесом...
   - Это в те-то годы? Интересно, каким же?
   - Дело в том, что у него были накопления, и немалые.  Сейчас  прошло  уже
много времени, и я, как мне думается, могу вам рассказать...  Юра  со  своей
труппой,  то  есть  с  нами,  гастролировал  не  только  официально,  но   и
подрабатывал налево, особенно летом... Насколько мне известно, он  вкладывал
все деньги в  строительство  домов  на  побережье,  в  Лазаревском,  Адлере,
словом, там, где жилье приносит доход. А уж когда началась перестройка,  так
он просто-напросто превратил многие свои дома...
   - Вы говорите так, словно он и в самом деле был миллионером... Что-то мне
не верится...
   - А вы и не верьте. Но тогда, еще в то время, строительный  материал  был
дешевым, как и все остальное, а он со своей девочкой  Леночкой  не  гнушался
даже выступлениями прямо на пляже, на берегу, вечером, когда полно народу...
Это были живые деньги. С ними выступали и музыкальные эксцентрики, те  самые
артистки... - вздохнул он, - фотографии которых вы нам сейчас показывали...
   - Так вот откуда эти саксофоны и платья...  Понятно...  Значит,  ваш  Юра
сейчас состоятельный человек...
   - Я говорил о строительных материалах... Так вот,  сначала  Юра  построил
один дом на берегу, кажется,  в  Лазаревском,  а  спустя  год,  когда  часть
вложения уже окупилась отдыхающими, он начал строительство  гостиницы...  Он
умеет ладить с людьми, знает, чем кого заинтересовать, кроме  того,  у  него
есть одно завидное качество - как раз то, чего  мне  никогда  не  хватало  в
жизни... Он умеет считать деньги. Он и нас, если разобраться, подчас  держал
в  черном  теле,  чтобы  потом   обновить   костюмы,   поправить   реквизит,
отремонтировать технику...
   - Свою жену он тоже держал в черном теле?
   - Этого я не знаю, это уже их  семейные  дела,  хотя  краем  уха  слышал,
конечно, что скандалы между ними возникали если не  на  почве  ревности,  то
из-за денег, это так... Но в какой семье не скандалят из-за денег? Деньги  -
это все!
   Это и Юра всегда нам внушал, он говорил,  что  без  денег  человек  -  не
человек, а  полное  ничтожество,  особенно  жестко  высказывался  по  поводу
мужчин... Он считал, что если у мужчины нет денег, то виноват в этом он сам,
значит, такой бестолковый и никчемный... Меня это злило,  поскольку  я  мало
что умею делать, только выступать на сцене, да  и  то  не  блестяще...  Слаб
человек, чего уж там...
   Но Юра... Как бы это поточнее  выразиться...  Он  -  человек  практичный,
умный и умеет смотреть далеко вперед. Что, собственно, и доказал всей  своей
жизнью. Так что сейчас, я думаю, он живет в свое удовольствие и ни в чем  не
нуждается.
   - Вы сказали, что он первое время разыскивал свою жену... Зачем?
   - Хотел вернуть, наверное... Любил, да и обижен был на нее...
   - И что же, он нашел ее, они встретились?
   - Вот уж чего не знаю, того не знаю... Но Лены уже давно нет в живых...
   - Она умерла?
   - Да, умерла лет пять назад от воспаления легких.
   - Юра знает об этом?
   - Знает, конечно, и до сих пор не может себе простить, что не попал на ее
похороны. Но он и не попал бы, потому что уже давно живет в Лазаревском  или
Адлере, точно сказать не могу, а Лена жила здесь... Вряд ли кто  сообщил  бы
ему о ее смерти, зная об их отношениях.
   - А вы сами-то были на ее похоронах?
   - Нет, я тоже узнал о ее  смерти  поздно.  Но  слышал,  что  ее  хоронила
подруга или подруги, ведь у Лены никого из родных не было.
   - А фамилии ее подруг вы не знаете?
   - Да нет, конечно. Но могу себе представить, какие у нее были  подруги...
Наверное, такие же, как сама она...
   - Послушайте, Александр Сергеевич, да ведь вы пьяны! -  Изольда  схватила
со стола бутылку, из которой пил  в  течение  всего  разговора  Максимов,  и
понюхала горлышко. - Это же не вино! Подкрашенный самогон?
   - Ну и что, что самогон. И не такой уж я пьяный.
   Изольда сжала кулаки от досады: надо же, встретить человека, который  был
лично знаком с Еленой Пунш и Юрой,  ее  мужем,  который  мог  бы  так  много
рассказать о ней, и позволить ему напиться прямо  на  твоих  глазах,  и  это
вместо того, чтобы подробнейшим образом расспросить его обо всем!..
   - Я вот что еще хочу сказать... Вы, верно, забыли, что Юра - маленький.
   А Лена была высокая девушка. Вам это ни о чем не говорит? То-то и оно.  А
вот ему было не все равно... И он, как  мне  думается,  хотел  доказать  нам
всем, что он не МАЛЕНЬКИЙ, а БОЛЬШОЙ человек, понимаете? И  доказал.  Теперь
я, несчастный клоун и пьяница, в полном дерьме, а он - маленький -  забрался
так высоко, что не достать... Он как-то говорил мне,  что  мечтает  опустить
ее, принизить, доказать ей, что она ничто и всем обязана лишь ему...  Думаю,
что его любовь к  ней  постепенно  превратилась  в  самую  что  ни  на  есть
ненависть! И кто знает, если бы она не сбежала от него, осталась ли бы  Лена
вообще жива...
   - В смысле? - У Изольды волосы зашевелились на голове. -  Что  вы  хотите
этим сказать?
   - Только то, что он мог желать ее смерти... Теперь Изольда уже  нисколько
не сожалела, что Максимов напился - человек в таком состоянии, как вправило,
говорит все, что думает.
   - Желать ее смерти?..
   - Он не говорил об этом открыто, но как-то намекнул мне, что неплохо было
бы подрезать канат, на котором ее поднимали в одном номере с голубями, когда
они слетают сверху ей на плечи... Она примерно полминуты  висела  прямо  под
куполом...
   - И он способен был на это?
   - Он был способен лишь говорить об этом, но  никогда  бы  не  смог  этого
сделать. Он любил ее... и тяжело переживал ее уход...
   - Вы сказали, что он мечтал опустить ее...
   - ...опустить с высоты ее роста, как я понимал, ее ложного роста,  потому
что высокий рост, вот такой, как у меня, это еще  не  личностный  рост,  вот
так-то! Юра был маленький, а труппа у него была большая, и сборы они  делали
большие. А я вот родился большой, но ума-то, -  Максимов  постучал  себя  по
макушке, - Маловато... Потому и труппа - дерьмо!..
   - Вы можете назвать фамилию Юры?
   - Пожалуйста:  Лебедев.  Вы  будете  искать  его?  Он  вам  нужен,  чтобы
расспросить про этих убитых малышек?
   - Да...
   - Тогда вам совет: если найдете его и будете  говорить,  то  постарайтесь
при нем не произносить слова "лилипуты"... И еще... так, на  всякий  случай,
чтобы знали: в цирке их тоже не называют лилипутами...
   - А как же?
   - Маленькие.
 
Глава 11 
 
   Я пришла в себя на той самой  квартире,  которую  сняла  вместе  с  Таней
Журавлевой, где меня застала врасплох Пунш.
   Сон был так похож на реальность, что я долго не могла решиться  встать  и
посмотреть на себя в зеркало. Мне казалось, что мое лицо еще хранило на себе
печать сильной и прохладной ладони Пунш, той несправедливой оплеухи, которой
она наградила меня за правду...
   За окном была ночь, в квартире - тихо, если не считать характерного звука
капающей из кухонного крана воды.
   Я встала, включила свет и подошла к шкафу, в котором должны  были  висеть
платья, открыла его и моментально покрылась холодным потом: платьев не было!
   Тогда я метнулась к  зеркалу  в  ванной  комнате  и  посмотрела  на  свое
отражение.
   Я была готова кричать от ужаса, потому что вся правая щека  горела,  была
красной. Но это было не последним моим открытием.  Руки!  Мои  руки  были  в
черной земле, которая забилась под ногти...
   В прихожей на полу стояли мои туфли, к каблукам  которых  прилипли  комья
белесой глины.
   Неужели я действительно ездила С НЕЙ на кладбище? Но  ведь  этого  же  не
могло быть! Не могло-о-о!!!
   На кухне царил беспорядок: на столе  стояли  грязные  чашки  с  остатками
кофе, сахар был рассыпан (я же нервничала, когда готовила ЕЙ кофе!)...
   А когда, вернувшись в комнату, я увидела лежащий на подушке, с которой  я
всего н