идимо, кто-то крепко поработал над ней, внушив мысль о
том, что Изольда - преступница. Мама Надя? Это она все придумала?
   Я снова перескочила на другую тему, пытаясь за то время, которое  у  меня
еще оставалось, узнать как можно больше. А потому спросила про платья, какую
роль играли они во всех этих сумасшедших событиях,  если  не  в  жизни  Пунш
вообще.
   - Платья здесь ни при чем, хотя они - пусть тебя это не  удивляет  -  мои
талисманы.
   Она в точности повторила то, что говорила еще в Адлере, когда я задала ей
похожий вопрос. И мне еще подумалось, что, ответь она  иначе,  принципиально
иначе, навряд ли я стала бы слушать ее дальше,  поскольку  эта  нелогичность
могла бы свидетельствовать  о  том,  что  передо  мной  все-таки  нездоровый
человек. А так, услышав  про  платья-талисманы,  я  начала  верить  и  в  ту
казавшуюся мне еще недавно бредовой сказку,  что  Пунш  -  дочь  Изольды.  А
почему бы и нет? К тому же у меня из головы  не  шел  образ  самой  Изольды,
такой, какой я видела ее в  машине  -  подавленная  чувством  вины,  готовая
признаться в чем угодно ради спасения своей дочери. А  как  же  иначе  можно
было объяснить ее более чем странное поведение? Я уж не говорю о том,  когда
она произнесла это нелепое: "Катя, это я, я убила их всех..."
   Голос Пунш вернул меня в действительность - она все еще отвечала  на  мой
вопрос относительно роли платьев в ее бурной деятельности,  направленной  на
то, чтобы, отхватив жирный кусок, смотаться с ним за границу:
   - Тебе кажется абсурдным, что я вместо того, чтобы быть неприметной серой
мышкой и не попадаться на глаза потенциальным свидетелям, разодевшись в  пух
и прах, шокировала публику своим экстравагантным видом?
   Она правильно поняла меня.
   - Это были мои прощальные  гастроли...  -  Пунш  снова  мелко  и  странно
засмеялась, словно с трудом подавляя в себе внутреннюю дрожь. - И  я  ничего
не боялась. Савелий?.. Я знала, что он будет искать меня, чтобы четвертовать
за все то унижение, которое ему и его дружкам пришлось испытать, когда  они,
проснувшись поутру, поняли, как и, главное, КТО их кинул. Знала я и то,  что
ждет его здесь, в С., по возвращении...
   - И что же?
   - Его отодвинут. Свято место  пусто  не  бывает,  А  тут  еще  история  с
Холодковой. Бедная девочка, вот уж кто действительно пострадал из-за  любви.
Но, с другой стороны, у таких, как Вера, вместо любви  -  деньги,  а  вместо
ревности - лишь желание мести и злоба. Мне понятны ее чувства, потому что  я
тоже ревновала Варнаву и к тебе, и к Изольде. Но когда я  собиралась  убрать
тебя как помеху, я не знала, что ты - это ты, Валентина Хлуднева,  я  просто
знала, что у Варнавы появилась другая девушка. Я  даже  в  Адлере  этого  не
знала, когда выследила тебя  с  помощью  фотографа.  Помнишь,  он  дал  тебе
адресок? Он всегда мне помогал, когда  возникала  необходимость  кого-нибудь
отыскать. Фотограф - это моя находка, он постоянно находится  в  самой  гуще
людских потоков, у него все адреса,  телефоны  курортников,  бездельников  с
полными кошельками "зеленых"...
   Пунш перевела дух и достала новую сигарету. Закурила.
   - Может, хватит вопросов? - Она подняла  на  меня  глаза  с  воспаленными
розовыми веками, зевнула и потянулась, как если  бы  мы  были  подружками  и
допоздна засиделись, сплетничая,  -  обыкновенная  на  вид  девушка,  только
утомленная, мечтающая о сне... "Мне не  снятся  по  ночам  кошмары,  я  сплю
спокойно..." - вспомнилось мне.  Что  это:  стальные  нервы  или,  напротив,
болезнь?
   - Послушай, у тебя ничего не выйдет... - вдруг сказала я, потому  что  за
те несколько  минут,  что  я  находилась  в  прострации,  пытаясь  осмыслить
услышанное, у меня возник план, совершенно губительный для этой  обезумевшей
сестрицы, непонятно зачем свалившейся на мою голову.
   - Не выйдет с чем? - очнулась она.
   - С Варнавой, - так же решительно и беспощадно заявила я. - Ведь  ты  его
ждешь? А он не придет...
   - Но почему? Он не любит тебя, он сам мне говорил,  -  лгала  она  мне  в
лицо, - он связался с тобой лишь из-за  того,  что  ты  племянница  Изольды,
которая помогла бы ему поймать меня... - Пунш  криво  усмехнулась,  сигарета
выпала изо рта и покатилась по ковру. - Скажу тебе больше  -  он  вообще  не
умеет любить, он видит в женщине лишь самку... Но зато я люблю его. И у меня
есть деньги, которые ОН ЛЮБИТ... Я знаю его слабые места.
   - Я тоже. И не забывай, что и у меня есть деньги.
   - Нет, ты все врешь!.. Он тебе не нужен, а деньги ты  все  равно  вернешь
мне...
   - Послушай, - снова перебила я ее, - если я действительно твоя двоюродная
сестра, почему же ты не объявлялась раньше? Почему мы с  тобой  ни  разу  не
встретились?
   - Мы  живем  в  разных  плоскостях  или  даже  измерениях  и  никогда  не
пересечемся... - Она прикусила губу, как это делает проговорившийся человек.
- Ты не должна расспрашивать меня о наших делах...
   - Я не знаю твоего настоящего имени, да и знать не хочу,  но  скажи  мне:
если ты и в самом деле дочь Изольды, как же  ты  могла  за  столько  лет  не
повидаться с ней, не объявиться?
   - Зачем мне было объявляться  матери-убийце?  -  Пунш  смотрела  на  меня
глазами, в расширенных зрачках которых я прочла ненависть.
   - Изольда не могла тебя  убить,  мама  Надя  обманула  ее,  сказала,  что
ребенок родился мертвым. Я хорошо знаю  свою  тетю  -  она  не  способна  на
преступление.
   - Нет, Валентина, ты ничего не знаешь... И пусть все  остается  так,  как
есть...
   - Как ты их убивала? - Я задала этот вопрос неожиданно, рассчитывая,  что
в запальчивости Пунш мне выложит все.
   И тут вдруг она словно очнулась, вскинула голову и смерила меня с  головы
до ног тяжелым, холодным взглядом:
   - Ты не лезь в мою жизнь, не лезь. Отдай деньги, и расстанемся...
   - Не отдам...
   - Отдашь, но сначала расскажи мне так же  подробно,  как  я  рассказывала
тебе, каким образом кейс оказался у тебя. Цыган передал его тебе по ошибке?
   - Да, ты права, его отдал  мне  цыган,  когда  я,  надев  одно  из  твоих
платьев, вышла прогуляться по городу. Он сам,  заметь,  САМ  остановил  свою
машину возле меня и пригласил сесть...
   - Ты хочешь сказать, что этот близорукий кретин принял  тебя  за  меня  и
отдал кейс? Вот что значит плохое зрение! И когда же это случилось?
   - Он успел отдать мне кейс за несколько минут до  собственной  гибели.  Я
стояла у моста и видела, как вниз,  в  Глебучев  овраг,  съезжаются  машины.
Ворота за цыганом еще не успели закрыться, они въехали во двор и открыли там
стрельбу...
   - Савелий! Мерзавец! Он все рассчитал и вычислил цыгана!
   Я рассказывала ей все как на духу, чуть ли не извиняясь - вот они,  плоды
приличного воспитания!
   - Валентина... А ты не так глупа, как я думала... Я только одного не могу
понять, почему ты, у которой на руках оказалось столько денег,  до  сих  пор
здесь? Почему ты не уехала отсюда? Чего ждала?
   - Зачем тебе знать? Это моя жизнь...
   - Но деньги мои! - гневно вскрикнула она. - И ты должна мне их отдать!
   - Нет, с этими деньгами я действительно уеду, но уже  с  Варнавой.  Какой
ему смысл связываться с преступницей, когда рядом есть я?.. - И, не давая ей
возможности  опомниться,  я  выпалила  то,   ради   чего   и   начала   свою
провокационную тираду:
   - Он ждет меня, ждет, когда я возьму деньги и приеду к нему. У нас уже  и
билеты есть. Так что на этот раз ты, Елена Пунш, проиграла... Тем более  что
ты никакая и не Пунш, ты присвоила себе это имя так же, как присвоила  чужие
платья, потому что ты - сумасшедшая!
   Случилось то, что я  и  предполагала.  Она  налетела  на  меня  коршуном,
схватила за плечи и начала трясти. Еще недавно она точно так же в бессильной
злобе набрасывалась  на  Варнаву  и  чуть  не  вырвала  ему  волосы,  теперь
наступила моя очередь.
   - Где мои деньги? Отвечай, сука! - шипела она, опрокидывая меня на  спину
и пытаясь сдавить горло пальцами. - Я же предупреждала, что тебе не  жить...
Где деньги?! Отвечай! Иначе удушу...
   - ...Как удушила всех тех, на чьих  мертвых  телах  собиралась  построить
свое счастье?! -  Я  едва  сдерживала  ее  пальцы,  все  сильнее  и  сильнее
сдавливающие мое горло. - Расскажи, сестренка, как же ты  умудрялась  душить
их, что на шее не осталось  ни  одного  следа?..  Даже  бедного  Блюмера  не
пожалела...
   Ведь это твои тряпки, шпильки, пудру и помаду нашли в его  квартире,  где
ты скрывалась и жила, пока вы с ним не распродали все имущество Варнавы...
   Расскажи, не бойся, это "ноу-хау" уйдет вместе со мной  в  могилу,  если,
конечно, я не  последую  твоему  примеру  и  не  научусь  так  же,  как  ты,
умерщвлять людей каким-то оригинальным  способом...  У  нас  будет  семейный
подряд! И перед тем, как покончить с ними, я  непременно  произнесу  каждому
твое  коронное  "Тебе  не  жить"...  Бред!  Такая  же  пошлятина,  как  твои
многочисленные фальшивые могилы!
   Сколько их у тебя? Две? Три? Или в  каждом  городе  по  могиле?  Тебя  не
тошнит от своих же собственных фантазий? А покойники, все твои  жертвы,  они
не приходят к тебе по ночам, не задают тебе  никаких  вопросов?..  Не  душат
тебя так же, как ты их?..
   Уж не знаю почему, но мой страх вдруг куда-то улетучился. Мне стало  даже
смешно, что меня душит та, которая  только  что  назвалась  моей  двоюродной
сестрой...
   Мне было обидно за Изольду, которая,  рассиропившись  от  нахлынувших  на
нее, пусть  даже  и  запоздалых,  материнских  чувств,  совершенно  потеряла
ориентацию в реальном мире и собиралась пойти и  сдаться,  взвалив  на  себя
вину за погубленные Пунш жизни. Сначала было бы неплохо убедиться в том, что
Пунш действительно ее дочь. Разве можно вообще верить такой бестии?!.
   - Хорошо, - прохрипела я, когда до меня стало доходить, что еще  немного,
и она на самом деле меня удушит. - Я привезу тебе деньги.  Ты  сама  сможешь
взять их часа через два, не раньше, в квартире  моей  матери...  Думаю,  что
тебе не надо объяснять, где она находится,  ведь  ты  же  моя  родственница,
значит, все знаешь и у тебя имеются ключи от всех наших квартир, не так ли?
   Иначе как бы ты проникла в квартиру Изольды и выкрала у нее  зажигалку  и
рюмки... Так вот,  деньги  будут  ждать  тебя,  повторяю,  в  квартире  моей
матери...
   И Варнава должен прийти именно туда.
   Мне необходимо было заманить ее куда-нибудь, чтобы потом,  вырвавшись  на
свободу, успеть предупредить об этом Смоленскую или Ивана. Я собиралась  это
.сделать через Чашина. Привлекать коллег моей  тетушки  из  прокуратуры  мне
пока не хотелось: как-никак деньги Пунш я присвоила, и она могла  рассказать
о них на допросе. Что стоило бы потом оперативникам вычислить, где я была  в
течение последних дней после возвращения  с  юга,  тем  более  что  за  мной
наверняка была установлена слежка и меня  могли  видеть  в  камере  хранения
вокзала. Не хватало только, чтобы  с  таким  трудом  добытые  и  сохраненные
деньги конфисковали!
   "Быть может, -  подумала  я,  -  Пунш  и  на  самом  Деле  является  моей
родственницей, точнее, я - ее, поскольку ни разу  за  все  время  с  момента
получения кейса мне не пришла в голову мысль сдать деньги в милицию или хотя
бы признаться в их существовании родной тетке.  Нет,  я  твердо  считала  их
своими, и ни одна живая душа не убедила бы меня в обратном. Все  мои  темные
чувства  и  мысли,  сконцентрировавшись,  сделали  меня  похожей  на   милую
"сестрицу", и, хотя я в душе смеялась над этой возможной родственной связью,
многое говорило о том, что это  правда.  Даже  само  упоминание  имени  моей
любимой няни,  которую,  если  признаться  честно,  никто  особо  не  искал,
свидетельствовало в пользу Пунш и ее утверждения  о  том,  что  она  -  дочь
Изольды..."
   - Ну все, хватит! Теперь отпусти меня. - Я, собравшись с силами, оторвала
ее руки от моего горла, встала и отряхнулась. - Я смертельно устала  и  хочу
домой. Если тебе так нужно забирай к чертям собачьим эти  деньги  вместе  со
своим Варнавой и проваливай из страны...
   Я на  всякий  случай  назвала  адрес  маминой  квартиры  и,  пошатываясь,
покинула жилище мамы Нади. Голова моя раскалывалась от  Полученной  за  день
информации и боли.
   - Подожди! А где, в каком месте ты оставишь деньги?  И  во  сколько  туда
должен прийти Варнава?
   - Варнава появится там в полночь. А деньги будут лежать  в  спальне,  под
кроватью, в кейсе. Если их там не окажется, ты всегда успеешь меня убить.
   Я посмотрела на нее и додумала, что, слушая мои бредни, она  ни  разу  не
задалась вопросом: ЗАЧЕМ Я ПРИЗНАЛАСЬ ЕЙ В ТОМ, ЧТО ДЕНЬГИ У МЕНЯ?
 
Глава 19 
 
   Когда я вышла из подъезда, белая машина уже поджидала меня.  Миша  махнул
мне рукой.
   - Привет, - сказала я ему, усаживаясь рядом, - ну что? Отвез их в лес?
   - Отвез. Но по дороге твоей тете стало плохо, ее  вырвало...  Она  совсем
большая. Мне приказано отвезти тебя домой, но я на всякий  случай  взял  для
тебя бутерброд и по дороге купил бутылку колы.
   Это было очень мило с его стороны.
   -  Послушай,  Миша.  Сейчас  четверть  одиннадцатого,  так?   У   нас   в
распоряжении всего час, от силы полтора...
   Мне необходимо было Позвонить Желткову. То,  что  Изольда  со  Смоленской
велели держать связь через Желткова, было символичным. Желтков - личность  в
городе известная и уважаемая. И если в такой трудный для  себя  час  Изольда
обратилась к нему, значит, его роль в этом деле была не и  последних.  Кроме
того, он был единственным человеком, с  которым  я  могла  бы  поговорить  о
причинах, которые привели тетку и Смоленскую к нему в морг (а в том, что они
там сегодня были, я нисколько не сомневалась). И хотя у меня не было времени
поговорить ни с Изольдой, ни со Смоленской о том, как  провели  они  день  и
вечер и чем занимались, я была склонна думать, что они были на кладбище.
   - Миша, ты не знаешь, куда они сегодня ездили?
   - Откуда?! Я же пас тебя. Отвез  твои  записки  и  сразу  вернулся.  Знаю
только, что Иван еще с вечера заготовил толстые веревки, фонарь и лопату...
   Я все поняла. Оставалось только дозвониться до Желткова.
   - Володя? Привет, я тебя не разбудила?
   Но голос на другом конце провода был бодрым.
   - Нет, слушаю тебя внимательно. Как там у вас?..
   - Это не телефонный разговор. Надо встретиться. Мне  необходимо  с  тобой
поговорить...
   Через четверть часа мы уже подъехали  к  дому  Желткова.  Увидев  его,  я
почувствовала прилив чувств - все-таки я в эту ночь была не одна...
   - Они поднимали гроб? Что там? Кто там?
   - Груда рыбьих костей, - ответил он уклончиво, но по его лицу  я  видела,
что он внутренне ликует, что он доказал, возможно сам себе, нечто  такое,  о
чем боялся раньше сказать вслух.
   - Понятно. Не мог бы ты сейчас составить мне компанию и проехать со  мной
в цирк?
   - Там сегодня представление?
   - Именно - представление.
   - Я с тобой - хоть на край света. Поехали. Этому  парню  за  рулем  можно
доверять?
   - Нет.
   - Понял.
   В машине, пока Миша вез нас к цирку, я с  большим  трудом  переоделась  в
желтое платье Пунш. И еще подумала, с  каким  удовольствием  я  бы  устроила
костер из этих роковых платьев!
   По дороге мы купили вина  и  закуски,  затем  заехали  в  аптеку,  где  и
приобрели две пары резиновых хирургических перчаток,  бактерицидный  клей  и
пять марлевых бинтов.
   - Что мне надо делать? - спросил Володя, когда мы вошли в цирк с  черного
хода и приблизились к вертушке,  за  которой  в  стеклянной  конторке  сидел
знакомый мне вахтер.
   - Ничего. Просто сопровождай.
   Увидев меня, Кузьмич расплылся в улыбке.
   - Леночка?
   И я поняла, что мне страшно повезло: он снова был пьян и принял  меня  за
Пунш!
   - Вы впустите меня? - спросила я кокетливо и поставила на  стол  пакет  с
бутылками и закуской.
   - Тебя да не впустить?!
   Спустя пару минут мы с Володей Желтковым уже стояли возле чемодана Пунш и
смотрели на большую зеленую дорожную сумку. Это и была та  самая  "тяжесть",
та самая покупка, о которой говорил со мной Максимов.
   - Володя, для начала надень перчатки...
   Он надел, после чего  я  попросила  его  взять  тяжелую  сумку,  весившую
приблизительно пятьдесят килограммов, донести ее до машины и дождаться  меня
там.
   Оставшись одна, я тоже надела  резиновые  перчатки  и  осторожно  подняла
крышку чемодана. Платье, черное бархатное платье, самое  красивое,  пожалуй,
из всей этой странной коллекции, еще лежало сверху и ждало свою хозяйку.
   В складки его забился серый кроличий пух,  который  бросался  в  глаза  и
вызывал желание почистить нежный черный бархат... Что я и  сделала.  Оторвав
кусочек бинта, я уложила в него серую пушистую массу,  слегка  завернула  и,
взглянув на творение рук своих, осталась  им  вполне  удовлетворена.  Сделав
около  десяти  подобных  "подушечек",  набитых  серым  пухом,  слипшимся  от
запекшейся крови, я приклеила их с помощью бактерицидного клея внутри платья
в такие места, чтобы при  одевании  их  не  было  заметно,  после  чего  две
последние разместила под поролоновыми подплечиками.
   С оставшегося пуха содрала клочья окровавленной подсохшей плоти одного из
ушастиков и провела ими  по  горловине  платья.  Положила  его  аккуратно  в
чемодан, и сердце мое сжалось... Да,  на  свидание  к  Варнаве  .она  пойдет
именно в этом платье. Во-первых,  на  улице  ночь,  прохладно,  и  в  летнем
открытом платье без рукавов уже не выйдешь. Во-вторых, не  в  Изольдином  же
костюме, который меньше всего подходит для обольщения, она явится на встречу
к своему любимому.
   В-третьих, черное платье еще не сыграло своей драматической роли  в  этой
истории, поэтому именно ему пора было появиться на сцене...
   Теперь можно было уходить, и как можно скорее.
   ...Я вернулась в машину за минуту до того, как мы - я, Желтков и  Миша  -
услышали звук торопливых шагов по тротуару.
   Да, это была Пунш, которая примчалась сюда на такси, чтобы привести  себя
в порядок и подготовиться к встрече с Варнавой.
   Она вошла в цирк, а мы помчались на квартиру моей  матери.  По  дороге  я
заставила Володю забинтовать ботинки. Чтобы не оставить следов,  как  я  ему
объяснила.
   Дверь я открывала в перчатках. Желтков внес тяжелую сумку в квартиру, и я
попросила занести ее в спальню, а самому выйти.
   То, что мне предстояло сделать,  должно  было  решить  судьбу  и  мою,  и
самозванки Пунш. Какая она Пунш, если никакого отношение к цирку не имеет, а
лишь расхаживает в ее платьях и убивает и грабит всех подряд?!
   Да, как раз в тот  момент  мне  надо  было  распалить  себя,  разозлиться
по-настоящему на нее, чтобы быстрым движением открыть "молнию"  на  сумке  и
буквально вылететь из спальни...
   Плотно закрыв за собой дверь спальни, я, путаясь в бинтах, которыми  были
обмотаны и мои туфли, схватила Желткова за руку и потащила к дверям:
   - Быстрее! Уходим!!!
 
*** 
 
   После  того  как  Желткова  отвезли  домой,  мы  с  Мишей   должны   были
возвратиться в лесное жилище Ивана. Но на полпути я приказала ему остановить
машину и вернуться назад...
   Я не могла тогда объяснить, что двигало мной -  родственные  ли  чувства,
или страх, что теперь уже  по  моей  вине  погибнет  человек,  но  я  готова
поклясться всем,  чем  угодно,  что  мчалась  обратно  в  город  с  чувством
глубокого раскаяния в совершенном; и, конечно же, надеялась,  что  попаду  в
мамину  квартиру  раньше  Пунш  и  успею  предотвратить  подготовленное   со
свойственной мне основательностью и фантазией действо. Убийца, если я поняла
все правильно,  орудовал  настолько  оригинально  и  дерзко,  наблюдая,  как
гибнут, корчась в невообразимых муках, жертвы, что мне просто ничего другого
не оставалось, как поступить с ним точно таким же образом.  Да,  безусловно,
это было жестоким наказанием, но оно являлось лишь копией способа  убийства,
придуманного Пунш. "В случае же, если я ошибаюсь