, - рассуждала я, -  ловушка
просто-напросто не сработает, и  восстанавливать  справедливость  будут  уже
прокурорские работники..."
   Мы  влетели  в  город  и  на  огромной  скорости  промчались  мимо   всех
желтоглазых мигающих светофоров, какие только встретились на нашем пути.
   Я молила бога, чтобы она опоздала, чтобы та, что назвалась моей  сестрой,
осталась жива. Но это я опоздала. Кинулась  в  подъезд  и  тут  же  услышала
душераздирающий крик, женский крик, ее крик... Он и поныне стоит  у  меня  в
ушах...
   Все было кончено. Расчет оказался верным - мы с Желтковым были правы...
   Я убила свою сестру.
   ...Едва удерживаясь на ногах, я вернулась в машину, села и закрыла руками
лицо. Да, меня не было там, в спальне, куда вскоре после нашего ухода  вошла
Елена Пунш, но я очень хорошо себе все это представила...
   Не услышав голоса Варнавы, которого она  наверняка  позвала,  прежде  чем
приняться за поиски денег, Пунш, вероятно, бегло осмотрела квартиру, а потом
решила зайти в спальню и поискать  кейс  там,  под  кроватью.  Я  вообще  не
уверена, что ей был нужен в ту  минуту  Варнава.  Деньги!  Она  пришла  сюда
только за деньгами!
   В чем она была? Она была в черном бархатном платье, сливавшемся цветом  с
ее темными мыслями.
   Мое сознание вновь  и  вновь  прокручивало  черно-белое  кино  -  хронику
получасовой давности, и изображение дрожало, как если  бы  пленке  было  лет
пятьдесят... И я ВИДЕЛА, пусть и  в  таком  ирреальном  варианте,  все,  что
происходило в тот момент в спальне моей матери.
   Вот она открывает дверь, заходит,  цокая  своими  острыми  каблучками,  в
темноту комнаты и еще не видит, что тот, с помощью которого  она  собиралась
убить и меня, и Варнаву, и всех, кто мешал ей  в  осуществлении  собственных
планов, уже лежит на полу... Он тяжелый, толстый и длинный.  Свет,  падающий
на поверхность его  кожи,  раскрашенной  самой  природой  в  черно-желтые  с
зеленоватым отливом тигровые узоры, заставляет мерцать  чешую...  Под  кожей
затаились могучие мышцы,  уставшие  от  ожидания...  Он  голоден,  он  очень
голоден, это непременное условие. И не зрение, а именно обоняние срабатывает
первым: крепкий и родной, древний, как мир, запах  крови  возбуждает  его  и
заставляет вскинуться вверх почти во весь трехметровый рост и  броситься  на
неосторожную,  так  легкомысленно  позволившую  себе  споткнуться   о   него
жертву...
   Гигантский тигровый питон, привлеченный запахом кроличьего пуха и  крови,
вскинувшись  и  вцепившись  острыми   зубами   в   шею   жертвы,   мгновенно
закручивается вокруг ее тела смертельной спиралью, сдавливает ее  и  держит,
пока не перестанет биться сердце... Кролик ли это, курица ли  -  срабатывает
инстинкт... И задержись я немного возле сумки, таким же страшным мог быть  и
мой крик...
 
*** 
 
   Мы вернулись с Мишей в лес, где, войдя в дом Ивана  и  увидев  измученное
лицо Смоленской, я отвернулась и спрятала лицо. Мне не хотелось, чтобы  она,
эта чистая женщина, увидела и поняла по моему удовлетворенному  взгляду  всю
грязь и  низменность  моих  мыслей  и  чувств:  мести,  презрения,  сладости
отмщения и еще целого сонма дьявольских искушений... Равно как  раскаяния  -
этого запоздалого и светлого чувства.
   Екатерина Ивановна повела  меня  на  кухню  и  заставила  съесть  тарелку
горячего супа.
   Иван, сидевший на кухне и не спускавший с  меня  настороженного  взгляда,
предложил мне выпить бокал вина. Я не отказалась.
   - Она никого не убивала... - сказала я, имея в виду Изольду. - А где она?
Как себя чувствует?
   - Спит, - ответил Иван и тяжело вздохнул. - А где была ты? Где ты сегодня
провела весь день?
   - Если бы у меня были силы, я бы обязательно все  рассказала...  Главное,
чтобы Изольда не пошла в прокуратуру.
   Екатерина Ивановна подогрела мясо, поставила тарелку передо мной и  села,
подперев ладонями лицо.
   - Валентина, мы сегодня были на кладбище... Вырыли гроб  Пунш...  Извини,
что говорю это за столом...
   - Да ничего... И что же вы там нашли? Рыбьи кости?
   - Нет. Это не рыбьи кости...
   - Я знаю. Она убивала с помощью питона.
   - И ты знала об этом?
   - Откуда? Я поняла это только в тот момент, когда оказалась возле цирка и
увидела  афишу...  Картинка  -  огромный  питон,   обвивающий   голый   торс
дрессировщика, - сказала мне о многом...
   - Чудовищно! - передернула плечами Смоленская.  -  Питон!  Какая  ужасная
смерть! Значит, серная кислота - это не средство пытки, а способ  маскировки
укуса питона?
   - Я читала, что его зубы прокалывают кожу  на  полтора  сантиметра.  Пунш
пришлось вылить немало кислоты, чтобы прожечь  кожу  убитых  на  достаточную
глубину... А те, кто умер от разрыва сердца, погибли от страха...
   - Изольда хочет взять всю вину на себя, она  ведет  себя  неадекватно,  я
боюсь за нее... Она постоянно твердит о том, что у нее нет алиби, повторяет,
что золотую зажигалку она по рассеянности оставила на месте преступления, не
знаю, что и думать... Как бы она, бедняжка, не повредилась рассудком.
   - Екатерина Ивановна, она вам так и не рассказала, о чем они беседовали с
Пунш?
   - Нет, а что?
   Я посмотрела на Ивана, не зная, можно ли говорить при нем, но поняла, что
хуже уже просто быть не может и выбирать союзников  не  приходится,  глубоко
вздохнула и рассказала о том, кем для Елены Пунш является Изольда.
   Услышав имя мамы Нади, Иван медленно повернул голову и с ужасом  взглянул
на меня.
   - Вам знаком этот человек? - спросила я его, протягивая ему паспорт,  тот
самый, на имя Полетаева Виктора Николаевича, которым размахивала перед  моим
носом Пунш и который я забрала незаметно для нее. - Быть может, вы слышали о
нем? Он мог бы многое рассказать об Изольде и маме Наде...
   - Н-нет... Я не знаю этого человека...
   - Конечно, - вздохнула Смоленская, - сколько времени-то прошло!  Но  если
Изольда - мать Пунш, то теперь я могу понять ее чувства и желание выгородить
дочь... И в то же время, если честно, не могу... Слишком уж  все  нереально,
странно, невероятно... Ну не может быть, чтобы у такой женщины, как Изольда,
родилась такая змея... Боже, до меня только сейчас дошло - какой же это удар
для нее! Но для чего было этой самой маме Наде обманывать ее, говорить,  что
ребенок умер, что она его похоронила? Какой в этом смысл, если Изольда  сама
бы смогла вырастить дочку?..
   Иван встал и отошел к окну. Мы видели лишь его спину и поднимающийся  над
его головой дым от сигареты. И вдруг он заговорил:
   - Мама Надя. Она же Лебедева Надежда Петровна,  она  же  Петрунина  Елена
Николаевна,  она  же  -  Кравцова  Татьяна  Ивановна...  Этот  список  можно
продолжать бесконечно. Вы спрашивали меня, не знаю ли  я  Полетаева  Виктора
Николаевича? Так вот, его я не знаю, но о Лебедевой  могу  рассказать  очень
многое. Да и вы,;
   Екатерина Ивановна, если сделаете запрос в Москву, получите оттуда  досье
на эту женщину. Она всегда старалась держаться тихо  и  незаметно,  работала
нянечкой в детских садах, уборщицей, посудомойщицей в дешевых столовых...
   Приближался  новый  день,  шел  третий  час  ночи,  а  кошмары   еще   не
закончились. Я  машинально  придвинула  к  себе  банку  с  кофе  и  взглядом
попросила Смоленскую плеснуть мне кипятку.
   - Так кто же она, эта Полетаева, и откуда  вы  ее  знаете?..  -  спросила
Смоленская.
   - Знаю, что  ваша  мама  Надя  в  пятнадцать  лет  убила  сожителя  и  до
совершеннолетия находилась в  колонии  для  малолетних  преступников.  Когда
вышла, ее родной брат Юра Лебедев,  который  работал  в  цирке,  взял  ее  в
труппу, чтобы она там готовила, стирала  и  убирала.  Думаю,  что  она  была
знакома с настоящей Пунш, той самой, сценический псевдоним которой присвоила
себе НАША Пунш.
   Видимо, настоящая Елена Пунш была действительно неординарной  женщиной  и
произвела неизгладимое впечатление на Надю,  а  потом  уже  и  на  маленькую
девочку, которая  тоже  успела  пообщаться  с  ней.  Вполне  вероятно,  что,
занимаясь мошенничеством, а то и разбоем,  мама  Надя  неожиданно  для  себя
влюбляется  в  некоего  Полетаева  Виктора  Николаевича.  Если   судить   по
фотографии, мужчина он был видный и на него могли положить  глаз  сразу  обе
сестры - Изольда и Нелли...
   Но женился он почему-то на маме Наде...
   - А действительно, почему? - спросила я,  поражаясь  тому,  как  легко  и
стройно выводит Иван формулу отношений между моей матерью, теткой, а  теперь
еще и няней. - Она шантажировала вас?
   - Кто? Кого?
   - Чем вас шантажировала мама Надя, что вы женились именно на ней, а не на
моей тетке Изольде?
   - Я не понимаю, о чем ты говоришь...
   - Да все вы понимаете... Чем она  запугала  вас  до  такой  степени,  что
вынудила отказаться от Изольды? Ведь это вы - Полетаев? Потому что я  хорошо
знаю свою тетушку и ее отношение к мужчинам... Она никому  не  верит,  кроме
вас.
   И ведь это она вас воскресила и вылечила, когда вы были уже одной ногой в
могиле. Быть может, я и глупая, но ведь это мне она  поручала  покупать  для
вас литрами облепиховое масло, килограммами - вату и бинты!  Вы  и  Полетаев
и...
   Лопатин. Да, тот  самый  Лопатин,  который  якобы  сгорел  в  собственной
машине. Об этом еще писали все газеты!.. И я знала это с самого начала,  как
только увидела вас. Дело в том, что Изольда, при всей ее внешней  суровости,
человек эмоциональный. Она любила  вас,  а  потому  не  смогла  скрыть  свои
чувства и целый месяц рыдала, обливаясь слезами в своей спальне, когда вашей
жизни угрожала опасность. А потом, рискуя карьерой, да  и  жизнью,  выходила
вас, вылечила.
   Спрашивается, для кого она могла  так  стараться,  как  не  для  любимого
человека, мужчины, который перевернул всю ее жизнь...
   - Я тоже знала об этом, - тихо проговорила Смоленская. - Уж слишком много
было совпадений по срокам, датам... Я подозревала, что вы живы и что Изольда
знала вас раньше, до того, как с вами случилось это несчастье и вы обгорели.
Но вы не должны опасаться нас с Валентиной, это было бы глупо...
   Лопатин повернулся к нам и внимательно посмотрел сначала на меня, а потом
на Смоленскую:
   - Выходит, что Пунш - и моя дочь?
   - Этого я утверждать не могу, хотя и не  исключаю.  Но  меня  интересует,
зачем Лебедева забрала девочку себе? - спросила Смоленская и закурила. - Что
между вами произошло? Она хотела ей отомстить? Но за что?
   - Так я же ушел от нее к Изольде. Она ревновала, знала за мной  кое-какие
дела и готова была на все, чтобы вернуть меня. Но если бы у меня была только
Изольда! Я крутил и с Нелли, твоей матерью, Валентина, потому что мимо такой
женщины пройти было невозможно... Я даже не удивлюсь, если  и  ты  тоже  моя
дочь... Но Нелли - непростая женщина, она и  сама  никогда  не  знала,  чего
хочет от мужчины, и она не любила меня, в отличие от Нади и  Изольды.  -  Он
покачал головой:
   - Вот не знал, что буду рассказывать о своих женщинах в такой компании, в
обществе самой Смоленской... Так что причина того, что Надя украла девочку у
Изольды, заключается, как я понимаю, в ревности,  в  той  боли,  которую  ей
пришлось испытать, когда она узнала, что у меня с Изольдой роман...
   - А почему тетя говорит, что у нее нет алиби? - Мне хотелось  узнать  все
до конца.
   - Да потому, что ее алиби - это и мое алиби, а весь май  она  провела  со
мной... Так-то вот. Только рассказать она об этом никому не посмела бы.  Вот
и решила сдаться, глупая...
 
*** 
 
   Мама приехала лишь спустя полмесяца после описываемых событий.
   Мы  собрались  у  нее  в  квартире  за  ужином,  устроенном  ею  в  честь
собственного приезда, втроем, как в старые добрые времена: мама,  Изольда  и
я.
   Иванов, мой отчим, оставался еще в экспедиции, в Африке, где ждал  нас  с
мамой к концу сентября.
   Мама  загорела,  похудела  и  выглядела  прекрасно.  Волосы,  рассыпанные
блестящими кольцами по смуглым открытым плечам, делали ее моложе. У нее  был
вид всем довольной, умиротворенной женщины, жизнь которой протекает в полном
согласии с ее представлениями о счастье и покое.
   Ужин, состоящий из легких холодных закусок и фруктов, без которых в нашем
доме не обходилось ни одно застолье, растянулся почти до утра: мы с Изольдой
взахлеб рассказывали маме о событиях последних двух месяцев, перебивая  друг
друга, чтобы не упустить какой-нибудь важной детали.
   В  рассказе   Изольды   главную   роль   почему-то   играла   Смоленская,
расследовавшая со своей группой  серию  убийств  на  Черноморском  побережье
Кавказа, следы которых привели в конечном счете сюда, к нам в С.
   Трагические события, происшедшие в Туапсе, Мамедовой Щели, Голубой Даче и
Лазаревском, в свете необычности убийств вызвали  у  мамы  лишь  ироническую
улыбку: казалось, что она не верит нам. Когда же Изольда начала рассказывать
ей о питоне или  питонах,  душивших  жертвы  преступницы,  моя  мать  вообще
расхохоталась. И  только  после  этого  Изольда  решилась  рассказать  ей  о
Полетаеве, напомнить непутевой  сестре  о  Викторе,  который  в  свое  время
являлся и ее любовником. Но и здесь тетку  ждало  разочарование  -  мама  не
вспомнила никакого Полетаева.
   - Кто такой? Почему я его не знаю? - Мама вела себя крайне легкомысленно.
   - А маму Надю ты что, тоже не помнишь? Нашу няню, которая однажды взяла и
исчезла? Неля, у тебя что, склероз?
   - Няня? Да, ее я помню, она помогала мне по хозяйству и присматривала  за
Валечкой.
   - Ну и что там с вашей няней?
   -  Она  была  организатором  всех  этих   убийств,   а   Елена   Пунш   -
исполнительницей.
   - Ничего себе, вот это няню я себе нашла! Да вы .все с ума  посходили!  И
чем же  закончились  ваши  расследования?  Надеюсь,  преступниц  схватили  и
бросили в тюрьму?
   Я видела, что легкомыслие моей матери, ее смутная  и  какая-то  блаженная
улыбка, отсутствующий взгляд сильно раздражают Изольду.  Конечно,  только  я
понимала, насколько серьезная работа была проведена и ;. самой Изольдой,  и,
конечно, Смоленской, чтобы оправдать тетю, чтобы доказать ее  непричастность
к этим ; убийствам. Но мама не должна была вот так, со  смехом,  выслушивать
наши рассказы о том, с какими трудностями нам пришлось  столкнуться  за  все
это время, пока ее не было. К тому же нам предстояло рассказать ей  о  самом
главном - о том, как золотая зажигалка Изольды, которую  Пунш  подкинула  на
место гибели Ларисы Васильевой, чуть не погубила тетку, и  что  если  бы  не
приезд в С. следователя Генпрокуратуры, то неизвестно, где бы сейчас ужинала
Изольда - дома или в холодной и сырой камере...
   Видя, что сестру не пронять разговорами об убийствах, Изольда  рассказала
о Варнаве, о том, как можно при помощи  доверенности  обобрать  человека  до
нитки, на что моя мать ответила, что это вполне заурядный случай.
   Словом, вела она себя ужасно, и  ее  вызывающее  безразличие  в  конечном
счете вызвало взрыв негодования у Изольды.
   - Послушай, что с тобой? Ты стала совершенно равнодушной  и  смеешься  по
любому поводу! Мы с твоей дочерью, рискуя жизнью, нашли убийцу, а ты  словно
не веришь нам!
   - Ну и где же эта ваша преступница?
   И тут мы замолчали, хотя тщательно готовились к этому вопросу, придумывая
разные версии случившегося. Ну не могли же мы, в самом  деле,  признаться  в
том, что превратили эту самую квартиру, где мы сейчас так мирно  ужинаем,  в
смертельную ловушку для Пунш, что именно здесь, вон в той спальне,  поджидал
свою жертву  огромный  трехметровый  питон,  принесенный  мною  из  цирка  и
удавивший Елену Пунш - насмерть... На следующее утро, когда я все рассказала
Смоленской и мы с ней приехали сюда, чтобы  взглянуть,  что  стало  с  Пунш,
Екатерина Ивановна, достав пистолет с глушителем, дважды выстрелила в голову
питона, неподвижно лежащего уже на полу в гостиной. А бездыханное тело  Пунш
- синее, обезображенное смертью и помеченное в  области  шеи  чуть  заметным
овальным укусом страшного  пресмыкающегося,  привлеченного  запахом  кролика
(шерстью  которого  было  нафаршировано  ее  черное  бархатное   платье)   и
набросившегося на нее, в  точности  повторившую  смертельный  маршрут  своих
жертв, - мы  перенесли  из  спальни  в  машину  и  привезли  в  прокуратуру.
Несчастный случай.
   Пора было  расставлять  все  точки  над  "i"  и  доказывать  невиновность
Изольды. На это ушла неделя, в  течение  которой  на  допрос  к  следователю
вызывались и Варнава, и я, и Юрий Лебедев, подтвердивший, что Лебедева,  или
Полетаева, действительно была его сестрой и что он похоронил ее,  умершую  в
страшных муках от рака, недавно в Сочи, и приехавшие по  просьбе  Смоленской
Паша Баженов, Виталий Скворцов и Миша Левин.
   Кроме того, были вызваны в качестве свидетелей артистки  цирка  лилипутов
Роза и Катя со своим руководителем Максимовым, но беседа с  ними  ничего  не
дала: они начисто  отрицали  преступную  связь  с  Мухиной  и  Германовой  и
объясняли свое присутствие на их похоронах исключительно искренним  желанием
попрощаться с ними как с бывшими артистками цирка, в свое время  передавшими
им сценические псевдонимы вместе с номерами.
   Поскольку Иван Лопатин (он же Полетаев) после всех событий,  связанных  с
присутствием в его доме Смоленской, да и нас с Изольдой, исчез,  ударился  в
бега, алиби моей тете пришлось стряпать с помощью Варнавы. И разве пришла бы
нам с Изольдой в голову эта безумная мысль, если бы не одно  обстоятельство,
перевернувшее все с ног на голову и заставшее нас всех  врасплох...  Дело  в
том, что Изольда оказалась беременна от Варнавы и намеревалась рожать.
   Смерть своей дочери Елены Пунш (а по документам, которые мы  нашли  в  ее
чемодане в цирке,  Елены  Лебедевой)  Изольда  пережила  довольно  спокойно:
слишком многое навалилось на ее бедную голову, чтобы так же  бурно,  как  на
сам факт того, что у нее есть дочь, отреагировать и  на  гибель  несчастной.
Беременность  Изольды,  видимо,  сыграла  свою  сглаживающую  роль  в   этой
трагедии: следовало позаботиться о своем будущем  ребенке,  а  значит,  и  о
себе. Кроме  того,  довольно  ярко  проявил  чувства  и  сам  виновник  этой
беременности - Варнава. Он предложил Изольде оформить  брак,  чем  вызвал  у
всех нас приятное удивление. Хотя лично я такой странный союз  объяснила  бы
исключительно желанием Варнавы соединить свою жизнь  с  женщиной,  явившейся
для него полной противоположностью его прежней возлюбленной - Пунш.
   ...Изольда посмотрела на мою мать и усмехнулась, Конечно, разве интересно
этой холеной и цветущей женщине,  живущей  по  своим,  только  ей  известным
законам, слушать о каких-то  там  убийствах.  Какое  ей  дело  до  директора
ювелирного  магазина  Мисропяна  с  его  охранником,  погибших   в   подвале
заброшенной библиотеки,  до  бизнесмена  Шахназарова,  зарезанного  кухонным
ножом, который впоследствии был обнаружен среди вещей Пунш, до Мухамедьярова
и Аскерова, погибших на чайной плантации в объятиях двух питонов, которых  в
двух сумках привезла на своей машине Пунш. Эти сумки были найдены в особняке
Надежды Лебедевой в  Сочи,  куда  опергруппа  выехала  незамедлительно,  как
только Изольда появилась в прокуратуре и начала давать  показания...  Помимо
сумок,  в  доме  нашлось  много  чего  интересного,  в  частности,   большие
толстостенные аквариумы со спящими в них четырьмя тигровыми  питонами  и  их
детенышами, маленькими  питончиками,  лишь  недавно  вылупившимися  из  яиц.
Нашлось еще несколько платьев  Пунш,  сшитых  уже  в  Сочи  из  современного
материала твила, телефонные счета, с  помощью  которых  удалось  установить,
когда отсюда звонили в Москву, в квартиру Князева и Васильевой, и в С.  -  в
квартиру мамы Нади, где время от времени жили и Елена Пунш, и Катя с  Розой,
не говоря уже о междугородных разговорах с Блюмером и даже цыганом.  В  Сочи
находился своеобразный штаб, мозговым центром которого была мама Надя. Жаль,
что их, самых главных преступниц, уже не