свой взрывоопасный характер и глупейшую способность  отражать  мысли  и
чувства на собственной физиономии, я сочла  за  благо  не  провоцировать  ни
себя, ни Вадима на какие-либо необдуманные поступки, а потому,  поблагодарив
его за все, рассталась с ним и направилась к машине.
   Письмо, отправленное Левиным из Москвы, было адресовано, конечно, не мне,
но искушение узнать его содержание было слишком велико,  поэтому  я,  улучив
момент, забралась в густые заросли акации, нашла одинокую скамейку и  только
там, чувствуя себя в полной безопасности, позволила себе прочесть его.
   "Смоленской Е. И.
   Князев Сергей Петрович - бизнесмен, был зарезан в собственной квартире  5
мая 1999 года. За месяц до гибели оформил генеральную  доверенность  на  имя
Льва Борисовича Блюмера, который, воспользовавшись этим  документом,  продал
четыре квартиры в центральных районах Москвы, включая и последнюю, где  было
совершено преступление. Женщина, с которой встречался Князев в течение почти
месяца до его убийства, исчезла. Я  видел  ее  фоторобот,  составленный  при
помощи бывших соседей Князева и двух подруг его сестры,  Ларисы  Васильевой,
из чего могу сделать вывод, что это - Елена Пунш или  женщина,  называвшаяся
этим именем.
   Что касается самой Ларисы Васильевой, то она перед тем,  как  поехать  на
юг, купила перстень с крупным бриллиантом и показала его брату. По  рассказу
подруги Васильевой, с которой они были близки, Лариса  очень  любила  брата,
часто приходила к нему домой, помогала по хозяйству, варила ему  еду.  Очень
переживала в связи с появлением в доме брата  молодой  красивой  женщины  по
имени Елена, которая всячески препятствовала общению брата с сестрой. Елена,
увидев на Ларисе новый перстень, попросила Сергея Князева купить и ей  точно
такой же - к свадьбе. Лариса уехала на юг, а буквально  через  неделю  после
этого Сергея обнаружили мертвым. Кто-то вонзил ему нож в  сердце,  когда  он
спал.
   Подозреваемая в убийстве Князева его любовница по имени Елена не оставила
в квартире ни одного следа - все было тщательно протерто  и  вымыто.  Родные
Ларисы Васильевой, получив известие о ее смерти, пришли к ней  на  квартиру,
но  обнаружили,  что  она  вскрыта  и   ограблена.   Коллега,   занимающийся
расследованием убийства  Князева  и  параллельно  работающий  над  делом  об
убийстве его сестры, сообщил мне, что квартира Ларисы была открыта "родными"
ключами. Исходя из этого, можно сделать следующий вывод: либо грабитель  был
вхож в ее квартиру и имел вторые ключи, либо он и убийца Ларисы - одно и  то
же лицо. Убив и ограбив свою жертву в  Мамедовой  Щели,  вслед  за  этим  он
обчистил ее квартиру в Москве,  воспользовавшись  украденными  ключами.  Что
касается личности Ларисы Васильевой, то  она  имела  в  столице  собственную
нотариальную контору, в открытии которой, по словам родственников, три  года
назад принимал участие ее брат, Сергей Князев.
   Васильева была человеком замкнутым, работящим и больше всего ценила покой
и уединение. Очень любила брата и питала страсть к драгоценностям. Мужчин  в
ее жизни практически не было.  Есть  информация  о  том,  что  Князев  хотел
познакомить с ней Блюмера. Самого Блюмера никто из родных брата и сестры  не
видел, о нем только слышали, да и то в связи с Еленой, фамилии которой  тоже
никто не знает.
   Елена Пунш. В цирке на Цветном бульваре я нашел старую афишу, чуть ли  не
двадцатилетней давности, где  изображена  красивая  девушка  с  голубями  на
плечах и руках - вылитая наша Пунш, а под фотографией надпись "Международный
цирк лилипутов" и крупными буквами "Елена Пунш и ее ручной зоопарк". Так что
я был прав - это цирковое имя. Но никто в цирке ничего не мог  рассказать  о
Елене Пунш, прошло слишком много времени.  Советую  вам  тоже  поработать  в
"цирковом" направлении.
   Звонил Виталию Скворцову в Туапсе, он просил передать, что  Юрий  Лебедев
вчера ночью вылетел из Адлера в С.
   Паша Баженов нашел свидетелей, которые утверждают, что пять лет назад,  в
тот самый период, когда на побережье орудовала  банда  грабителей  и  убийц,
здесь же гастролировала и труппа лилипутов. Жду ответа электронной почтой.
   Левин М.".
   Я спрятала письмо, вернулась к Мише в машину и по дороге к Ивану пыталась
вспомнить, где же и я могла видеть эту же самую  афишу:  молодая  девушка  с
голубями...  Почему-то  эта  картинка  ассоциировалась  у  меня  с   запахом
подгоревшего молока, сдобы и.'.. подвалом, на полках  которого  поблескивали
банки с вареньем. Ассоциации. Не голова, а архив с колоссальным  количеством
кинопленок, которые крутят  выцветшие  картинки  прошлого  -  хронику  твоей
жизни.
   Очень странные ощущения.
   Письмо Левина не произвело на меня никакого впечатления. Я надеялась, что
оно прольет свет на историю с кейсом, поскольку теперь  главным  действующим
лицом в этом деле была я, и кому, как не мне, нынешней  обладательнице  этих
деньжищ, приходилось заботиться о том, чтобы  у  меня  их  не  отобрали?  Но
Левина заботила лишь Пунш, он, как, впрочем, и все вокруг, даже  представить
себе не мог, что  охотится  за  призраком,  за  мертвой  и  дурно  пахнущей,
полуразложившейся женщиной, неизвестно как и от чего умершей...
   Теперь, когда я слышала имя Пунш, меня начинало подташнивать, потому  что
перед  глазами  сразу  же   возникало   ее   странное,   слегка   припухшее,
наштукатуренное  лицо  с  зефирно-розовыми  матовыми  щеками,  под  которыми
застыла желейная маска того, что раньше было кровью...
   Возможно, когда-нибудь я и смогу  рассказать  Изольде  всю  правду...  Но
только не сейчас, не сейчас...
   Мы проезжали город, и я с сожалением смотрела  на  мелькающие  мимо  меня
витрины магазинов, где я не была, как мне казалось,  уже  тысячу  лет,  окна
каких-то кафешек, афиши театров...  Я  спрашивала  себя,  с  какой  стати  я
отказалась от всего цивильного мира, от  радости  и  удовольствия  городской
праздной суеты и, главное, РАДИ КОГО?! Ради моей непутевой тетки, которая по
уши вляпалась в грязь, и теперь мы всем миром обязаны ее спасать?  Почему  я
должна,  как  вор,  встречаться  в  заросшем  и  грязном  парке  с  каким-то
недоноском опером, влюбленным в меня Чашиным, если  я  могу  себе  позволить
каждую ночь проводить в  постели  с  мужчинами  моего  круга,  завсегдатаями
"Ротонды", веселыми и лишенными комплексов... А ведь это  именно  моя  тетка
доставила мне столько страданий, с опозданием в двадцать лет пустив к себе в
постель мужчину, причем МОЕГО мужчину!
   Если честно, мне не хотелось возвращаться в  этот  полузековский  мрачный
дом какого-то там Ивана, лицо которого мне нравилось еще меньше,  чем  Пунш.
Он тоже чем-то напоминал мертвеца. Но поскольку  я  уже  согласилась  играть
определенную роль в этом дурацком деле, то мне  ничего  не  оставалось,  как
вернуться и отдать им послание Левина. Кто знает, возможно,  эта  информация
поможет Екатерине Ивановне вернуть Изольде ее доброе имя.
   Как мне не хватало мамы!
   - Послушай, Миша, ты не мог бы подбросить меня домой, а? Мне нужно  взять
там кое-что из одежды, - попросила я, чувствуя, как  от  слова  "домой"  мне
становится чуточку радостней на душе, словно меня  там  действительно  могла
встретить мама.
   -  Вообще-то  я  должен  отвезти  тебя  назад,  -  нерешительно  произнес
бритоголовый, похожий на раскормленное животное Миша.
   - Будешь много говорить, я скажу, что ты приставал ко мне,  -  пригрозила
я, понимая, что моим словам Изольда, да и Смоленская  поверят  быстрее,  чем
этому примитивному гоблину.
   - Куда везти? - буркнул он.
   И я назвала свой адрес. Я тогда и сама не знала, зачем я это сделала.
   Возможно, мною руководило чувство, которое принято называть интуицией? Во
всяком случае, я не удивилась, когда, поднявшись к себе, увидела торчащую из
замочной скважины записку. Во-первых, это означало, что  за  моей  квартирой
уже не следят, а если и следят, то из рук вон  плохо,  иначе  бы  того,  кто
оставил мне послание, уже схватили, а  записку  забрали;  во-вторых,  кто-то
хотел передать мне какую-то информацию, и, должно быть, я почувствовала это,
если, рискуя быть пойманной, заявилась сюда; в-третьих, мне просто  хотелось
побыть немного дома, хотя бы несколько минут...
   Записка была оставлена утром, в восемь часов. Размашистый мужской почерк.
Отрывистые фразы. "Валентина! Я приехал, тебя не  застал,  Изольду  -  тоже.
Куда вы все делись? Если увидишь эту записку, позвони адвокату Галицкому, он
мне все передаст. Варнава".
   Еще месяц назад я отдала бы пятьдесят лет своей жизни за такую записку, и
хотя она была практически нейтральной, чуть ли не бесполой, поскольку в  ней
не было и слова о любви или нежности, не говоря уже об элементарной  заботе,
я бы рыдала над ней, чувствуя, как бьется  где-то  между  строчками  горячее
сердце  любвеобильного  Варнавы.  Но  теперь,  когда   я   пресытилась   его
легкомысленной и эгоистичной любовью, у меня лишь кольнуло где-то под  левой
грудью, словно отголоском вчерашней сердечной боли...
   И вдруг что-то во мне перевернулось,  душа  взбунтовалась  и  запросилась
наружу! Во мне, очевидно, заговорили гены моей  взбалмошной  мамаши.  Слетев
вниз и передав Мише письмо Левина и записку Варнавы, я сказала  ему,  что  у
меня появилось какое-то срочное дело, что мне необходимо побыть немного дома
и чтобы он, передав эти послания, возвращался поскорее сюда  за  мной.  Миша
смотрел на меня со страхом, очевидно, не в силах забыть о  недавней  угрозе,
и, глядя на его круглое и розовое лицо, мне захотелось рассмеяться.
   - Так я вернусь за тобой через час? - переспросил он на всякий случай,  в
то время как в  его  бритой  голове,  словно  в  трансформаторе,  гудели  от
перенапряжения две глобальные мысли: уезжать или не уезжать. И пока шла  эта
тяжкая умственная работа, я снова скрылась  в  подъезде.  В  конечном  счете
первая мысль взяла верх - я услышала, как заурчал мотор и машина тронулась с
места...
   Думала ли я в это  время  об  Изольде?  Ничуть.  Какая  ей,  в  сущности,
разница, дома ли я или у Ивана? Ее душевное спокойствие, которое  я  посмела
нарушить, и без того было призрачным, как все вокруг. И первым призраком  ее
сегодняшней жизни была, конечно же, Елена Пунш. Но Изольда ничего  этого  не
знала, а раскрывать ей глаза на эту из ряда вон выходящую правду я не  имела
права. Даже если бы рассказ о посещении могилы Пунш в  Адлере  я  подкрепила
живой иллюстрацией - синим бархатным бантом с ее волос, который до  сих  пор
лежал в моей  сумочке,  навряд  ли  это  произвело  бы  на  Изольду  должное
впечатление.
   Потому я вернулась  домой,  заперлась,  приняла  душ,  вытерлась  любимым
полотенцем,  высушила  феном  волосы,  выпила  кофе,  надела  свое   лучшее,
"неформальное" платье  с  такой  же  чумовой  курточкой,  нацепила  огромные
немецкие деревянные сабо, напоминающие нормальному человеку  пресс-папье,  и
вышла  в  таком  виде  из  дома.  Мне  захотелось  сделать  что-то   эдакое,
сумасшедшее, совершить какую-то дикую выходку, чтобы разрядиться,  прийти  в
себя после "отдыха"  в  Адлере,  где  на  кладбище  под  мраморными  плитами
устроили себе лежбище  чрезмерно  активные  покойницы  с  завидным  цирковым
стажем... И я поехала в "Ротонду". Но было очень рано, и бар был закрыт.  Не
понимая, что со мной происходит, я решила разыскать Варнаву, но на полпути в
адвокатскую контору, где работал  Галицкий,  передумала  и  зашла  в  первое
попавшееся кафе, чтобы немного перекусить и успокоиться. Мне  казалось,  что
кто-то толкает меня в спину и пытается направить куда-то, но куда, я пока не
понимала.  Я  много  читала  о  паранормальных  явлениях,  в   моей   голове
существовал достаточно объемный файл с информацией  о  потусторонних  силах,
влияющих на человеческую жизнь, и  прочей,  захватывающей  дух  чепухой,  но
никогда еще неподвластные моей воле силы с таким упорством не испытывали мое
терпение, пытаясь куда-то направить мои мысли и тело! И я сдалась.  Выпив  в
кафе немного коньяку и закусив лимоном, я вышла, и  мои  ноги  сами  привели
меня к служебному входу в цирк. Да, слишком  многое  указывало  на  то,  что
Елену Пунш - виновницу всех наших бед и проблем, женщину, с  именем  которой
было связано несколько громких преступлений и из-за которой я сама  чуть  не
лишилась жизни, - надо было искать именно в цирке. И если Изольде не удалось
вытрясти из Максимова максимум информации, которая могла  бы  помочь  нам  в
расследовании, то теперь вместо нее это намеревалась проделать я.
   Тетка в подробностях рассказала мне и  о  своей  встрече  с  ненастоящими
Розой и Катей, и о том, как  напился  в  ее  присутствии  негодяй  Максимов,
словом, обо всем и даже о  Юре,  но  она  не  спросила  у  Максимова  самого
главного  -  почему  он  так  ненавидит  Юру  Лебедева  и  зачем  ему   было
рассказывать, что тот хотел убить свою жену.
   В стеклянной конторке сидел какой-то мрачный мужичонка с испитым лицом.
   Увидев меня, он нахмурился и спросил, к кому я пришла.
   - Я ищу Елену Пунш,  -  сказала  я  и  чуть  ли  не  просунула  голову  в
стеклянное окошко. - Вы не знаете, где она?
   - Да вы что... -  замотал  он  головой,  прогоняя  невеселое  похмелье  и
дремоту. - Она же давно померла, Ленка-то...
   - Как же это она померла, если я сама недавно видела ее, да и  не  только
я... Врете вы все...
   - Да вы что! - повторил он,  тараща  на  меня  глаза.  -  Она  умерла  от
воспаления легких.
   - А ее муж?
   - Юрка-то, Лебедев? Он живой, у него дом где-то на юге,  в  Краснодарском
крае. А вы-то им кто будете?
   - Тогда позовите мне Катю и Розу, - не отвечая на вопрос,  заявила  я.  -
Только побыстрее.
   - А они в гостинице,  это  рядом,  через  стенку...  Я  вышла  на  улицу,
покачиваясь от переполнявших меня непонятных чувств. Катя  и  Роза...  Зачем
мне было встречаться и разговаривать с  ними?  Я  не  знала.  Но  все  равно
поднялась  на  крыльцо  цирковой  гостиницы,  подошла  к  администраторше  и
спросила, могу ли я увидеть маленьких женщин-саксофонисток - Катю и Розу.
   - Двадцать четвертый номер, это на втором этаже,  -  равнодушным  голосом
ответила администраторша, не выпуская из рук вязанье.
   - Спасибо.
   Я поднялась по узкой мраморной  лестнице  на  второй  этаж,  прошлась  по
красной ковровой дорожке почти до конца  коридора  и  постучала  в  дверь  с
табличкой "24".
   - Войдите, - услышала я тонкий детский голосок и открыла дверь.
   Зрелище, представшее передо мной,  напоминало  своими  сюрреалистическими
красками и настроением фильмы Бертрана Блие или даже Бунюэля.
   Длинная узкая комната с двумя кроватями,  на  которых  лежат  в  траурных
кружевных одеждах крохотные женщины - фарфоровые куклы  с  черными  потеками
вокруг глаз...
   В центре на небольшом полированном столике бутылка красного вина и две  -
пива, рядом стоят высокие узкие стаканы со следами красной помады на краях.
   Пахнет, соответственно, и пивом, и вином, и какими-то  горьковато-пряными
духами.
   - Проходите, - сказала одна из женщин и жестом пригласила меня присесть в
стоявшее ближе к двери кресло. - Садитесь. Вы кто?
   - Меня зовут Валентина. У меня к вам несколько вопросов.
   - Вы журналистка? - спросила другая женщина и икнула, при этом ножки ее в
черных прозрачных чулочках судорожно дернулись, словно  ей  было  холодно  и
неуютно на кровати. Да и вообще выглядели они обе неважно... - Понимаете, мы
только что с похорон Кати и Розы...
   Я поняла, что речь идет о настоящих Кате и Розе, о которых мне рассказала
Изольда, их  трупы  она  увидела  в  морге  у  Володи  Желткова.  Меня  даже
передернуло.
   -  Почему  же  вы  сказали  моей  тетке,  Изольде   Павловне   Хлудневой,
следователю  прокуратуры,  что  были  почти  незнакомы  с  ними,   что   они
навязывались вам, просились в вашу труппу, когда в действительности вы  сами
присвоили их артистические псевдонимы, использовали их сценарии, музыкальные
номера и даже стиль... Зачем вы это сделали?
   - У вас есть работа? - спросила голубоглазая малышка. По описанию Изольды
я поняла, что это Роза.
   - Нет, а что?
   - Значит, вас кто-то содержит, а у нас контракт, и мы  полностью  зависим
от Максимова. Ваша тетя ищет преступников и получает за это деньги, и мы  не
обязаны ей помогать...
   - Но эти же самые преступники убили  Катю  и  Розу,  которых  вы  сегодня
хоронили...
   - Мы могли бы вам кое-что рассказать, но ведь это всплывет, и мы потеряем
работу, - всхлипнув, сказала Катя. - Но и молчать я тоже  не  могу!  У  меня
перед глазами их лица и эти маленькие гробики... Это были чудесные  женщины,
настоящие артистки, а когда они вышли в  тираж,  их  убили  и  распотрошили,
словно уток...
   - Вы знаете, кто их убил и за что?
   - Не могли бы вы запереть дверь? -  спросила  Роза  и,  приподнявшись  на
постели, достала из-под подушки носовой платок и шумно высморкалась. Затем в
ее  руках  откуда  ни  возьмись  появилась  пудреница,   и   она   принялась
припудривать маленький аккуратный носик, затем выудила из  кармашка  черного
бархатного жакетика губную помаду и начала красить губы.
   Я заперла дверь и вернулась в кресло. В это же время, почти  синхронно  с
Розой, принялась приводить себя в порядок и Катя. Ее  грустные  карие  глаза
смотрели куда-то мимо меня, в пространство, и я поняла, что она мыслями  еще
там, на кладбище... Несомненно,  я  пришла  сюда  вовремя  -  они  еще  жили
эмоциями, к тому же в их жилах теперь  струилось,  будоража  воспоминания  и
чувства, красное вино...
   - У них не было денег, и они подрабатывали чем придется... Им не повезло,
что у них не было мужей, не было настоящей семьи. Вот они и ездили, куда  их
попросят..
   Я ничего не понимала.
   - Куда они ездили и зачем?
   - Куда мы - туда и они. Некоторые мужчины любят  маленьких  женщин...  Вы
еще не понимаете?..
   - Но почему они ездили туда же, куда и вы?
   - Да потому, что, если кто-нибудь на  нашем  представлении  "западал"  на
нас, то вместо нас время с мужчинами проводили Катя и Роза.
   - Но ведь это невозможно, вы же молодые, а они...
   - В какой-то степени помогал грим и похожие наряды. Потом  не  забывайте,
нас, как правило,  видели  на  расстоянии,  а  кавалеры  обычно  бывали  под
хмельком.
   У Розы и Кати не было выбора... А так - хоть какие-то деньги.
   - Но кто и за что мог их убить?
   - Они связались с плохой компанией - квартирные кражи... - вздохнула Катя
и раскурила маленькую  коричневую  сигаретку.  -  Они  же  маленькие,  всюду
пролезут...
   Я не верила своим ушам.
   - А подозревали, наверное, ВАС?
   - Подозревали. Потому что кражи, а то и убийства (но убивали, разумеется,
не они), случались именно в тех местах, где проходили наши гастроли... Но  у
нас было алиби. ЖЕЛЕЗНОЕ АЛИБИ.
   И хотя для такого рода информации малышки выглядели чересчур  спокойными,
я начинала кое-что понимать. Катя с Розой грабили квартиры, но были защищены
алиби, которое им обеспечивали их младшие подруги.
   - Они вам платили?
   - Конечно. В основном это происходило летом, на море...
   Я не понимала, зачем они мне это  рассказывают,  тем  более  что  я  сама
представилась как племянница следователя прокуратуры.
   - Но в последнее время им в основном поручали что-то  куда-то  перевезти,
какой-то небольшой, но ценный груз, деньги... Мы предупреждали их,  что  это
опасно, что пора остановиться, завязать, но разве бы им позволили  выйти  из
игры... Да и мы сами теперь в дерьме...
   - А Максимов? Он знал?..
   - Максимов - пьяница, он ничего не умеет, халтурит, а все деньги забирает
себе... Нет, он ничего не знал, потому что ему нельзя доверять.
   - А зачем же вы мне это все рассказали?
   - Да потому, что Кати и Розы больше нет. Они  уже  никому  и  никогда  не
принесут зла. Они - в земле, и скоро их сожрут черви...
   У меня голова кружилась от услышанного. Кто  бы  мог  подумать,  что  эти
взво