а  кровати,  той  самой
кровати,  неподалеку  от  телефона,  и  терпеливо   ожидающего,   когда   же
прекратятся звонки, МОИ звонки, мне сразу стало жарко. А  что,  если  в  его
квартире находился убийца, тот самый, что стрелял в нас на кладбище?
   И словно в подтверждение этой мысли зазвонил телефон. Я  взяла  трубку  и
услышала далекое, исполненное женским голосом: "Тебе не жить".
   Я разозлилась,  швырнула  трубку,  словно  раскаленную,  и  выскочила  из
комнаты в переднюю, оттуда - на кухню. Словом, я заметалась по квартире,  не
понимая, что со мной происходит. А ведь это  был  самый  настоящий  животный
страх.
   Я испугалась. Ведь я еще молода, У меня масса планов, и уж сыграть в этом
возрасте в ящик, оставив на произвол  судьбы  всех  близких  и  дорогих  мне
людей, я просто не имела права! Все они  рассчитывали  на  меня.  И  мама  с
отчимом, и Изольда, да и самой  хотелось  еще  пожить  на  вилле  на  берегу
океана, слушая холодный английский говорок... А как же быть  с  моей  мечтой
посмотреть мир, проявить себя, пусть даже и в качестве оператора,  а  почему
бы и нет? Мне всегда нравилось снимать животных и насекомых. Каждому - свое.
Быть может, когда я созрею, то создам полнометражный художественный фильм  о
жизни людей и животных...
   На кухне, поглощая купленные Изольдой пирожные, я немного успокоилась.
   Охота звонить по тому же  номеру  отпала  сама  собой.  Нечего  рисковать
собственной шкурой или даже ушами, которые надо беречь  и  не  позволять  им
выслушивать подобные угрозы. Помнится, эта  же  шершавая,  пахнувшая  моргом
фразочка уже звучала в наших с Варнавой разговорах.  Ну  конечно,  он  нашел
дома клочок какой-то квитанции, на которой черным по белому было нацарапано:
"Тебе не жить". Как бы не так!
   Я позвонила Изольде и рассказала ей и о квитанции, найденной  в  квартире
Варнавы, и о телефонном звонке - пусть  ее  ребята  навестят  эту  НЕХОРОШУЮ
квартиру; после чего я взяла с тетки  слово  позвонить  мне  сразу  же,  как
только станет что-либо известно.
   Когда трубка была уже водворена на место,  я  поняла,  что  поторопилась,
погорячилась, и теперь нет мне прощения. Мысли, которые вот уже  целый  день
роились в моей непутевой голове, вдруг свились в красивый венок  просто-таки
невероятной по оригинальности идеи. И хотя я понимала, что время  упущено  и
что люди Изольды, возможно, уже выезжают на квартиру Варнавы,  я  решила  их
опередить. У меня не было ключей, я даже не представляла, как  вообще  можно
проникнуть в дом с запертыми двойными дверями, но все равно поехала.
   Образ Елены Пунш не давал мне покоя. Мне хотелось эмоциональной встряски,
эпатажа, наконец... Возможно, только таким образом мой организм, подсказывая
мне подспудно об этом, и мог совладать как  с  депрессией,  подкатывающей  к
самому сердцу, так и с моим простреленным плечом.
   Я выбежала из теткиной квартиры и остановила машину. Меня быстро  домчали
до дома Варнавы. Милицейских машин поблизости я не заметила, а это уже  было
само по себе большой радостью.
   Поднявшись на третий этаж, я трижды позвонила  (рука  моя  тряслась,  как
если бы я страдала болезнью  Паркинсона).  Тишина.  И  вдруг,  когда  я  уже
расслабилась, понимая, что только напрасно потратила время  и  силы  на  эту
бешеную поездку, послышался звон ключей и скрежет открываемого замка.
   Я слышала, как отворилась внутренняя дверь, затем и  наружная,  и  передо
мной появилось заспанное лицо пятидесятилетней женщины. Рыжие волосы ее были
накручены на бигуди,  на  щеках,  крупном  носу  и  набрякших  веках  сально
блестели  остатки  жирного  крема.  Розовый  махровый   халат   обвивал   ее
тумбообразную фигуру.
   Пренеприятная особа.
   - Извините, я к Варнаве. - Язык мой заплетался.
   - Девушка, вы, верно, что-то спутали. Здесь такие не живут. Хотя... - Она
нахмурила брови. - Возможно, так звали бывшую хозяйку...  Но  она,  кажется,
умерла, а мы два дня назад купили эту квартиру. Если вы за вещами, то так  и
скажите. Мы не волки какие, нам чужого не надо.
   С этими словами она распахнула все двери и впустила меня в  уже  знакомую
мне переднюю, где в углу, перед шкафом были сложены какие-то  вещи  и  стоял
большой чемодан.
   - Забирайте, а то все стоит, проход только загораживает. - Новая  хозяйка
квартиры не скрывала своей неприязни к чужим, явно  загостившимся  вещам,  а
потому,  увидев  (или  только  сделав  вид,  что  увидела)   в   моем   лице
представительницу бывших хозяев, обрадовалась, что  ей  представился  случай
избавиться от этого скарба без особых хлопот.
   Причина, по которой я мчалась сюда, должна была, по моим  предположениям,
находиться теперь именно в  чемодане:  не  в  коробки  же  из-под  кофе  или
сигарет, в которые обычно укладывают  хрупкие  вещи  вроде  посуды,  уложили
коллекцию дивных пуншевских платьев?!
   Возможно, кто-нибудь мог бы меня упрекнуть в меркантильности, но я готова
поклясться, что не желание обладать Елениными платьями руководило мной в  ту
минуту, когда я вытаскивала тяжелый чемодан из передней на лестничную клетку
и стремглав летела вниз (о существовании лифта я тогда забыла напрочь), нет,
это было нечто большее. Надеть на себя  хотя  бы  одно  платье  и  туфельки,
постараться хотя бы на один вздох приблизиться к моей пусть даже и  погибшей
сопернице - вот от какой мысли так сладко ныло мое сердце...
   На мое счастье, во дворе дома милицией, что называется, даже не пахло.
   Изольда явно испытывала мое терпение. Так-то она меня любит и переживает,
что не ' может прислать своих людей проверить, кто это угрожает  ее  любимой
племяннице?! Хотя, появись, сейчас здесь воющие и мигающие тревожными огнями
желтокрылые машины, как бы я объясняла своей тетке наличие у  меня  в  руках
чужого чемодана?
   Поэтому решив, что все  складывается  более-менее  удачно,  я  остановила
такси и попросила отвезти меня домой. Чемодан было  необходимо  спрятать.  И
тотчас возвращаться в квартиру Изольды. Как же иначе?
   Но вышло все по-другому. Этот чемодан оказался настоящим  сокровищем  для
таких любительниц острых ощущений, как я.
   Первое, что я сделала, оказавшись дома, один на один  с  чемоданом,  это,
разумеется, открыла его. Не обошлось,  правда,  без  помощи  плоскогубцев  и
молотка. Уверена, что любой, окажись он или она на моем месте,  поступил  бы
точно так же, тем более что в чемодане среди вещей,  некогда  принадлежавших
таинственной Елене Пунш, лежало то самое желтое платье (точнее, его  копия),
в котором нашли убитую молодую женщину на  Набережной.  Я  даже  достала  из
сумки снимок, чтобы сравнить эти платья - они были  совершенно  одинаковыми,
вплоть до оттенка желтого. Канареечно-лимонно-желтого, если уж быть до конца
точной.
   Я бы и дальше, сидя у чемодана,  рассматривала,  а  то  и  примеряла  его
содержимое, если бы не страх перед теткой. Вдруг она уже вернулась домой,  а
меня не нашла? Зачем ей столько проблем на голову только из-за того, что  ее
дурная племянница решила поиграть с чужими вещами?
   И я, прикрыв так и не распакованный чемодан (желтое платье  я  на  всякий
случай прихватила с собой), покинула свою квартиру и вернулась в Изольдину.
   Доела пирожные, прилегла на минутку, чтобы отдохнуть и подумать обо всем,
что пережила за день, да и уснула. Причем так крепко, что проспала до десяти
вечера.
   От раны ли, или от расшалившихся нервов меня колотила дрожь и лихорадило,
было холодно. Вот потому-то, укрывшись пледом, я еще долго лежала, глядя  на
экран телевизора, безуспешно пытаясь вникнуть в сюжет какого-то  комедийного
фильма, пока не решилась позвонить Изольде в прокуратуру. Вообще-то  она  не
приветствовала подобные звонки, считала, что это преступление - занимать без
особых причин телефонную линию.
   Мужской голос в ответ на мою просьбу пригласить к телефону Хлудневу  сухо
бросил:
   - Ее сегодня уже не будет, звоните утром.
   Легко сказать "звоните утром", когда от страха сосет под ложечкой,  а  от
каждого подозрительного звука вздрагиваешь, как  если  бы  в  тебя  плеснули
кипятком. Тем более что вечером чувства, родственные страху,  обостряются  и
мысли о близкой кончине так и  блуждают  где-то  вне  головы,  все  ближе  к
пяткам...
   Телефонный звонок подбросил меня на  диване  -  я  вцепилась  побелевшими
пальцами в трубку:
   - Слушаю...
   - Привет, Валентина, - задышал мне в ухо знакомый голос и  вызвал  прилив
слез. Никогда не ожидала от себя такой сентиментальности.
   - Варнава, - зашептала я, глотая слезы, - где ты? С тобой все в  порядке?
Как ты меня нашел?
   - Так ты же сама дала мне телефон своей тетки, ты что, забыла уже?
   - Забыла... Зачем ты сбежал? Как твоя рана?
   - Надо бы встретиться. Но только на нейтральной территории,  здесь  такое
творится... Ты не сможешь сейчас приехать в "Ротонду"?
   В это время пришла Изольда - я услышала, как открывается входная дверь.
   Надо было срочно что-то решать.
   - Хорошо, я приеду. Извини, но я не могу сейчас говорить. До встречи...
   - Я положила трубку и пошла встречать тетю.
 
*** 
 
   - Если бы ты только знала, как я устала. Спина болит, ноги затекли...
   Три часа тряслась в машине.
   Изольда сидела на низкой скамеечке и растирала онемевшие икры. Ее  волосы
серебряным шлемом сверкали при свете электрической  лампы  и  совершенно  не
подходили к  длинному,  стройному  и  гибкому  телу,  затянутому  в  зеленый
облегающий костюм, который придавал Изольде элемент женственности и делал ее
совсем молодой.
   - Что-нибудь случилось? - спросила я, унося на  кухню  тяжелые  пакеты  с
продуктами. - Ты совсем меня бросила...
   - Случилось. Еще одно убийство. Но не у нас, а в Москве.
   - А при чем же здесь ты?
   - Убит директор крупной совместной фирмы, а в его папке среди  документов
нашли фотографию женщины, похожей на "нашу", ту, что нашли на Набережной,  в
желтом платье... Теперь улавливаешь связь?
   - А как тебе стало это известно?
   - Представь себе, случайно. Дело в том, что погибшая у нас девушка,  Вера
Холодкова, оказалась проституткой, довольно известной в городе личностью.
   Иконников, я тебе про него рассказывала, подробно описал Веру, ее прошлое
и настоящее, так сказать, и так же, как Чашин, обратил внимание на то, каким
образом была одета Вера в день смерти. Дело в  том,  что  желтое  платье,  в
котором она была, совершенно не в ее духе, не вписывается в  ее  гардероб...
Ну это как если бы меня, к примеру, вырядить  в  розовое  бальное  платье  с
кружевами, понимаешь?..
   - А что, - расхохоталась я, вдруг представив себе Изольду именно в  таком
пышном платье, - тебе бы пошло...
   - Я тоже сначала и слышать не хотела о стиле, тем более когда речь идет о
проститутке, но Иконников убедил меня в том, что Вера оделась таким  образом
НЕ случайно.
   -  Быть  может,  она  хотела  стать  похожей  на  другую  девушку,  чтобы
понравиться  какому-нибудь  парню?  -  предположила  я,  краснея,  поскольку
последние часы только и думала о том, как бы примерить на себя платья  Пунш.
Но рассказать Изольде о чемодане с платьями, который  я  фактически  украла,
поскольку он мне не принадлежит, я пока не могла, да и не хотела, потому что
довольно хорошо представляла себе,  какую  реакцию  может  вызвать  это  мое
инфантильное признание:
   "Верни чемодан на место! Это же чужие вещи!" - и все в таком духе...
   - Валентина, ты несешь  ахинею,  -  отмахнулась  от  моего  предположения
тетка.
   Со стороны могло действительно показаться, что я несу чушь, но  разве  не
это чувство - понравиться Варнаве в облике Пунш  -  двигало  мною,  когда  я
уносила ноги из его квартиры вместе с не принадлежащим мне чемоданом? И если
такое чувство посетило меня, так почему оно не  могло  возникнуть  у  другой
влюбленной женщины?
   Конечно, для тетки  это  казалось  настоящим  бредом,  поскольку  она,  в
отличие от моей пылающей плоти,  была  сотворена  из  замороженного  мяса  и
крови. И пусть это был чистой воды самообман, разве я  сейчас  не  приносила
Изольде пользу, советуя обратить внимание именно на этот мотив, казалось бы,
странного поступка Веры Холодковой? Да Изольде в жизни не пришла бы в голову
столь оригинальная и вместе с тем такая простая мысль...
   Я понимала, что сейчас  настало  самое  время  рассказать  ей  о  платье,
которое я видела в шкафу у Варнавы и которое сейчас лежало у меня  в  сумке,
но не хватило духу... Да и вообще, с какой стати я  буду  здесь  распинаться
перед Изольдой, демонстрируя ей свое знание женской психологии, если она все
равно относится к моим словам с явным пренебрежением и иронией? Себе дороже!
Кроме того, я чувствовала, что рано или поздно именно моя информация поможет
ей в отношении этой мертвой девицы  и  ее  платья.  А  пока  я  решила  лишь
повторить свой вопрос, свидетельствующий о , том, что мой интерес к ее делам
еще не угас и что я готова немного послушать ее и принять участие в дежурных
рассуждениях...
   - Так каким образом тебе стало известно об  этом  убийстве  бизнесмена  в
Москве? И кто рассказал тебе  о  том,  что  у  него  нашли  фотографию  Веры
Холодковой?
   -  Повторяю:  все  произошло  случайно...  Просто  мне   позвонила   Катя
Смоленская. Мы  говорили  с  ней  о  каких-то  нейтральных  вещах,  потом  я
рассказала ей о Холодковой, поскольку думала в тот момент именно  о  ней,  а
Катя, услышав, что на девушке было желтое платье  с  черным  кантом,  как-то
оживилась и попросила меня выслать ей  по  факсу  фотографию  убитой.  Лицо,
конечно, было трудно рассмотреть в подробностях, но Катя перезвонила  мне  и
сказала, что Холодкова очень похожа  на  девушку  со  снимка,  найденного  у
Князева.
   Личность ее они там, в Москве, так пока и не установили...
   - То есть твоя знакомая обратила внимание лишь на платье?
   - Ну почему же?..
   - Да ты же сама сказала, что лицо на фотографии было трудно  рассмотреть,
да еще и в факсовом исполнении...
   Изольда пожала плечами.
   - Странные вы люди... Ну да ладно, вам виднее, - пробормотала я, не желая
досаждать ей своими доводами и изо всех сил давая понять,  что  она  убедила
меня и мне в  свою  очередь  удалось-таки  уловить  связь  между  трупом  на
Набережной и бизнесменом Князевым. Хотя, признаться, меня тогда чуть было не
прорвало, еще мгновение - и я бы проговорилась о  том,  что  этой  девушкой,
снимок которой нашли у Князева, запросто могла быть Елена Пунш, возлюбленная
Варнавы, поскольку именно ее платье я видела не так давно в шкафу у Варнавы.
И почему бы не допустить мысль, что она бросила Варнаву именно ради москвича
Князева? А что касается непосредственно платья, то я могла отстать от  моды,
и если не принимать во внимание тот вариант, что усилиями какого-то  ловкого
пройдохи-модельера, вовремя почуявшего новое веяние в  моде,  была  выпущена
целая серия подобных платьев, именно исключительность этого наряда пока  что
и связывала две истории с Холодковой и Князевым... Что ж, пусть будет так.
   Развивать  беседу  можно  было  бы  еще  долго,  но  у  меня   оставалось
катастрофически мало времени, ведь мне надо было спешить - Варнава ждал меня
в "Ротонде".
   Я не знала, как мне поступить, чтобы и  тетушку  свою  не  обидеть,  и  к
Варнаве успеть до того, как он уйдет из бара с другой девушкой. Я  почему-то
была уверена, что такого мужчину,  как  он,  нельзя  надолго  оставлять  без
присмотра. А потому, прервав Изольду, сказала:
   - Чтобы не врать... Меня в "Ротонде" ждет Варнава. Я спешу. Отпусти меня,
пожалуйста, можешь приставить ко мне хоть десяток охранников, но  только  не
заставляй мучиться или превращаться в лгунью, я  все  равно  уйду.  Ты  меня
знаешь: я бы нашла дюжину причин для того, чтобы сейчас улизнуть от тебя, но
мне не хочется запутываться в этой истории одной. Если хочешь, включайся, но
только мою личную жизнь оставь в покое. Пусть Варнава бандит,  пусть  вор  и
убийца, но я сама должна это выяснить...
   - Валя, какая же ты... - Изольда впервые смотрела на меня вот так: жестко
и почти с ненавистью. Это был взгляд совершенно чужого человека, которому  я
вонзила нож в спину и теперь спокойно, нисколько не смущаясь, больше того  -
бравируя, заявляю ему об этом. - Как ты могла молчать все это время, пока  я
здесь? Ты мне не доверяешь?
   - Так я же  сказала...  И  вообще,  ты  сама  вынуждаешь  меня  совершать
самостоятельные поступки, рисковать жизнью. Я же позвонила  тебе  сегодня  и
рассказала о телефонном звонке,  попросила,  чтобы  ты  выехала  к  нему  на
квартиру и проверила, кто это там так грубо шутит, а ты что?
   - А мы и выехали. Но дверь нам открыла женщина и  заявила,  что  "никакую
Варнаву" она не знает, что бывшая  хозяйка  умерла  и  квартира  эта  теперь
принадлежит ей.
   Мне стало жарко.  Я  поняла,  что  приехала  на  квартиру  Варнавы  ПОЗЖЕ
Изольды. И как это я раньше не могла догадаться, что  прокуратура  находится
от этого дома всего в двух кварталах, в то время как мне пришлось  потратить
на дорогу почти полчаса. Какая же я неблагодарная свинья!
   - Так я пойду? - В нетерпении я  сучила  ногой,  словно  перевозбужденный
нервный подросток перед экзаменом; еще немного,  и  я  принялась  бы  грызть
ногти.
   - Не дергайся, возьми себя в руки... - Я видела, что разговор давался  ей
с трудом, тем более что он все больше и больше принимал форму одностороннего
наставления, что уже само по себе было несвоевременным и бессмысленным:  как
будто я не понимаю, что встречаться с  малознакомым  мужчиной,  на  которого
несколько часов назад было совершено покушение, опасно! А тетка продолжала:
   - Пойми, ты  рискуешь  собственной  жизнью.  Я,  конечно,  не  могу  тебе
запретить пойти к нему, но, поскольку он еще жив, в  него  могут  выстрелить
еще раз...
 
*** 
 
   - Я буду осторожной...
   - Тогда и я поеду с тобой - не могу допустить, чтобы с  тобой  что-нибудь
случилось...
   Я не знала, что мне делать, и поэтому согласилась. Мы  договорились,  что
Изольда оставит свою машину на соседней улице, чтобы не  привлекать  к  себе
лишнего внимания, и пойдет вслед за мной, а уже возле самого бара  спрячется
где-нибудь в тени деревьев. Мне от души было жаль Изольду, которая и так еле
держалась ногах, а тут еще ей предстояла такая активная опека.
   - Постарайся вывести его наружу и уговори поехать к тебе. Думаю, что  это
самый разумный вариант... Вы выходите из  "Ротонды",  ты  делаешь  вид,  что
ищешь машину, а тут подъезжаю я и  забираю  вас.  Иначе  я  тебя  никуда  не
отпущу, и точка!
   - Роль пастушки тебе не идет. - Я вконец расстроилась. Только  ее-то  мне
на таком ответственном свидании и не хватало. Но  делать  было  нечего  -  я
согласилась, и мы поехали.
   "Ротонда", странное кубообразное сооружение, оформленное в духе Сикейроса
(стены ее, во всяком случае, украшали копии картин именно этого  художника),
была подсвечена  несколькими  мощными  прожекторами,  поэтому  вся  площадка
вокруг была просто залита светом. Навряд ли у убийцы, стрелявшего в  нас  на
кладбище, будет возможность укрыться, разве что он заберется на дерево.
   Я успокаивала себя тем, что только двое  -  я  и  Изольда  -  знают,  где
Варнава; а что мне еще оставалось делать?
   Покачиваясь от слабости и нервничая, я вошла  в  бар  и  почти  сразу  же
увидела сидящего на своем месте Варнаву. Вот только одет он  был  уже  не  в
черное, а в простые джинсы и синюю джинсовую куртку, в  отвороте  которой  я
успела разглядеть слой бинта.
   - Привет. - Я взгромоздилась на табурет, обтянутый рыжей кожей, и,  боясь
посмотреть на Варнаву, приняла из его рук рюмку с водкой, в  которой  плавал
кусочек лимона.
   - Привет. Ты как, жива? Я рад, что нашел тебя.
   - Чего ты сбежал из больницы?  -  Я  говорила  чуть  слышно,  чтобы  даже
стоящий довольно близко от нас бармен не смог разобрать ни слова.
   - Не хотел расспросов милиции. Мне это ни к  чему.  Стреляли  в  меня  по
ошибке - другого объяснения найти не могу