было в живых, а потому никто не мог
нам ответить, какую роль в сделке с Пунш  играл  Сое  и  кому  он  отдал  на
реализацию свой товар. И только на  третий  день  работы  в  доме  Лебедевой
оперативникам  повезло:  сняв  с  большого  деревянного  сундука   один   из
аквариумов, они обнаружили под ним несколько  килограммов  героина,  пятьсот
тысяч  долларов  и  драгоценности,  часть  которых  принадлежала  Мисропяну,
Князеву и Васильевой.
   Сочинскими правоохранительными органами была проведена работа,  связанная
с поисками  фермеров,  выращивающих  кроликов.  Эти  люди  подтвердили,  что
Лебедевой (Полетаевой) регулярно,  один  раз  в  месяц,  доставлялись  живые
кролики.
   Смоленская, которой повезло и она успела  побеседовать  с  дрессировщиком
удавов, Виктором Рашидовым, выступавшим в С. в  одной  программе  с  труппой
Максимова, рассказала  нам  о  питонах  массу  интересного.  Что  кормят  их
исключительно  живыми  кроликами  или  цыплятами  один  раз  в  месяц,   что
трехметровый  питон,  удушивший  Пунш,  был  трехлетнего  возраста,  что  он
действительно может удавить человека, предварительно вцепившись зубами ему в
шею или плечо, если чрезвычайно голоден.  Пунш,  назначая  свидания  будущим
жертвам, укладывала своих питомцев прямо  у  порога,  чтобы,  открыв  дверь,
несчастные не могли не наступить на  рептилию.  Питон  может  даже  ПРЫГНУТЬ
метра на два и сделать стойку, чтобы вцепиться в жертву зубами,  после  чего
уже молниеносно обвиться своим сильным телом вокруг жертвы... Главное, чтобы
на одежде жертвы было хоть немного кроличьего пуха и крови...
   Оставалось непонятным одно: желание Лены Лебедевой во  всем  походить  на
настоящую Елену Пунш, след которой потерялся, поскольку  ее  могила  хоть  и
была пятилетней  давности,  представляла  собой  странное  захоронение,  как
выразилась  Смоленская,  "своего  Прошлого".  Двадцатилетний  питон,  смерть
которого  наступила  (как   показали   результаты   экспертизы)   вследствие
естественных  причин,  в  частности,  возраста  (останки  кроличьей  шерсти,
обнаруженные в гробу рядом со скелетом питона, указывали лишь на то, что  он
перед смертью плотно закусил), какие-то полуистлевшие книги, одна из которых
оказалась тем самым пособием по кройке и шитью, откуда Еленой  Пунш  и  были
выбраны фасоны платьев...
   Как сказала Смоленская, не будь у Пунш такой фантазии, связанной с  этими
платьями, лилипутами и вообще цирковыми атрибутами, и  будь  она  поумнее  и
поздоровее, мы бы никогда ее не нашли.
   Юра Лебедев,  благополучно  дождавшийся  в  гостиничном  номере  развязки
событий,  к  которым  имел,  как  выяснилось,  лишь   косвенное   отношение,
рассказал, что его бывшая жена, Елена  Пунш,  тоже  дрессировала  питонов  и
выступала с ними на  арене.  В  доказательство  этого  он  продемонстрировал
сохранившуюся у него афишу с изображением Елены,  держащей  на  плечах  двух
тигровых питонов, но все это было почти двадцать лет назад и не могло  иметь
к недавним убийствам никакого отношения.
   Лебедев ездил к Желткову в морг, чтобы взглянуть на труп  Пунш,  признал,
что она действительно очень похожа на его жену, но это не Елена,  тем  более
что настоящей Елене Пунш сейчас было бы лет на двадцать больше. Кроме  того,
он, ничего не зная о практически пустой, фальшивой могиле своей бывшей жены,
продолжал утверждать, что она умерла от воспаления легких.
   На вопрос следователя, каким образом платья его жены могли попасть в руки
незнакомых людей, которые использовали сценический образ  настоящей  Пунш  в
своих преступных целях, Юра Лебедев лишь развел руками: "Она  забрала  их  с
собой, а уж что с ними стало дальше - кто может знать?.."
   ...Поэтому теперь, когда  Нелли  задала  Изольде  вопрос:  "Где  же  ваша
преступница?" - нам было  трудно  ответить  на  него  без  риска  вызвать  у
невозмутимой Нелли очередной  взрыв  смеха.  Кроме  того,  весь  рассказ  об
убийствах, совершенных как на побережье, так и в С.,  которые  были  связаны
между собой довольно крепко, сильно припахивал шизофренией. Но кто конкретно
был болен этим психическим заболеванием - мама Надя ли,  по  которой  тюрьма
начала плакать, когда Пунш еще не появилась на свет, или ее воспитанница,  -
так и осталось невыясненным.
 
*** 
 
   - Что это вы замолчали? Я спросила: где же ваша преступница? И нечего  на
меня сердиться только за то, что я немного иронизирую по этому поводу...
   Дело в том, что в каждом из нас сидит преступник,  и  следователь  такого
ранга, как ты, Изольда, должен быть отличным психологом и очень внимательным
человеком, прежде чем начать поиск убийцы... Ведь что для убийцы  главное  -
оставаться  непойманным.  А  для  этого   ему   нужно   хотя   бы   мысленно
перевоплотиться в следователя, а следователю - как это ни парадоксально -  в
убийцу, чтобы попытаться представить себе, как тот будет действовать,  чтобы
его не поймали. А у тебя, Изольда,  довольно  скромный  жизненный  опыт,  ты
вообще мало знаешь о жизни, о мужчинах,  о  предательстве,  лжи,  коварстве,
изменах, деньгах и любви, наконец! Но, пожалуйста, не  воспринимай  это  как
упрек. Больше того, это даже своего рода комплимент,  поскольку  я  бы  рада
была оказаться на твоем месте. И тогда у меня было бы меньше морщин...
   Мама рассеянно улыбнулась - сказать  про  морщины  беременной  женщине  с
оранжевым от пигментных пятен лицом и выглядевшей  лет  на  десять  старше?!
Здесь она явно совершила тактическую ошибку, но тут же нашлась и добавила:
   - ...И мне бы не пришлось тратить столько денег на  косметику...  Кстати,
тебя очень хорошо покрасили, волосы - просто блеск!
   - Мама, тетя Изольда беременна... - сказала я, потому что  никакой  тайны
моя тетя из этого делать не собиралась и еще перед маминым  возвращением  мы
договорились, что скажем ей правду. . - Что? Беременна?! Изольда, ты шутишь!
Хотя... А я все гадаю, откуда у тебя на лице  эти  отвратительные  оранжевые
пятна! Беременна, ну это же надо! И тебе не страшно?
   - Мама, прекрати, тетя была у врача, и у нее все нормально. -  Мне  стало
стыдно за столь бесцеремонное поведение собственной  родительницы,  которой,
наверное, и в голову не пришло, что этими словами она лишний раз  заставляет
волноваться и без того запуганную предстоящими родами Изольду.
   - Изольда, а кто же отец ребенка? И когда роды?
   - В конце февраля, - ответила я за тетушку.
   - Жаль, что мы с Валентиной будем в это  время  далеко  отсюда...  Ну  да
ладно, постараемся приехать, думаю, что  Иванов  нас  отпустит...  Как  твой
английский, доченька?
   И мама начала ворковать, как сытая праздная птичка, случайно залетевшая в
окно, чтобы, убедившись в нашем убожестве, лишний  раз  порадоваться  своему
превосходству над нами и, сверкнув ярким опереньем, снова упорхнуть, улететь
туда, где существует совсем другая, теплая и цветущая  страна,  имя  которой
СЧАСТЬЕ...
   Глядя на обеих сестер,  женщин,  ближе  которых  у  меня  никого  нет,  я
невольно - и уже в который раз! - приняла  сторону  своей  матери.  Да,  мне
хотелось жить именно так, как живет она,  и  радоваться  каждому  солнечному
погожему дню, каждому распустившемуся цветку...
   На фоне  праздничного  существования  моей  матери,  купающейся  в  лучах
собственной красоты и безмятежности, жизнь Изольды представала в черно-белых
тонах, и даже беременность,  вместо  того  чтобы  придать  ее  облику  более
светлые и жизнеутверждающие краски, сделала его, наоборот, более мрачным.  К
тому же ее личная жизнь в браке с любвеобильным Варнавой представлялась  мне
более чем сомнительной в  плане  надежности  и  счастья.  Мужчина,  страстно
любивший Пунш, вряд ли будет счастлив с такой правильной и суховатой особой,
как моя тетушка.
   Варнава, так и не дождавшись от Пунш денег, сначала  запил,  потом,  взяв
себя в руки, вернулся ко мне, но я, показав  ему  фотографии  мертвой  Пунш,
ставшей жертвой питона, убедила его пойти к Изольде и рассказать ей  все,  в
чем незадолго до смерти призналась ему Пунш. "Иначе, - заявила я ему  вполне
серьезным тоном, тебя привлекут за соучастие..." Ему ничего  не  оставалось,
как согласиться со мной и, вернувшись к Изольде,  попросить  у  нее  помощи.
Таким образом и родилось ИХ ОБЩЕЕ МАЙСКОЕ АЛИБИ, так необходимое им обоим.
   Понятное дело, что, не будь Изольда  Хлуднева  следователем  прокуратуры,
навряд ли поверили бы ей и ее любовнику,  но  человеческий  фактор  и  здесь
сыграл свою роль, в результате чего их оставили в покое. А дело закрыли.
 
*** 
 
   Вплоть до нашего отъезда в Африку мама почти ни разу не  произнесла  дома
ни слова по-русски - мы  общались  исключительно  на  английском.  По  утрам
бегали в  парке,  вечером  совершали  длительные  велосипедные  прогулки  по
городу, и все это время я была совершенно счастлива. Я смотрела на свою мать
и поражалась той энергии, которую она излучала и демонстрировала мне  каждую
минуту своего пребывания рядом со мной. Мне хотелось не только  походить  на
нее, но и СТАТЬ ЕЮ! Мне нравилось в ней все, начиная от манеры разговаривать
и причесываться и кончая ее философией. Мы понимали друг друга  без  слов  и
старались  во  всем  найти  что-то  общее,  что  способствовало  бы   нашему
сближению.
   Конечно, я рассказала ей о Варнаве, о моем неудавшемся романе, призналась
и в том, что пережила за недолгие часы безумного общения с Сосом.
   Мама только пожала плечами: она не понимала, как  я  могла  расстаться  с
ними, не получив взамен хотя бы несколько тысяч долларов. У нее  к  мужчинам
было чисто потребительское отношение, но в этом вопросе ей не было равных, а
мне до нее было ох как далеко... Но я  знала,  что  когда-нибудь  и  у  меня
появится мужчина, который тоже сделает для меня что-то большое и важное, что
обогатит мою жизнь не только в эмоциональном, но и в материальном отношении.
   Я так и не поняла, любила мама мужчин  или  презирала  настолько  сложное
отношение было у нее к ним.
   Про Иванова она почти не говорила,  хотя  я  слышала,  как  мама  изредка
звонит ему поздно ночью, жалуется, что скучает без него.
   Изольда стала заходить к нам чаще  (я  уже  месяц  жила  у  мамы)  -  она
располнела, раздобрела и выглядела  уже  не  как  прежняя  Изольда  Павловна
Хлуднева  -  старший  следователь  прокуратуры,  а  как   женщина,   которая
наконец-то поняла, в чем заключается женское счастье. Брак  с  Варнавой  был
зарегистрирован в конце августа. Варнава переехал к ней, и, к нашему с мамой
удивлению, они нормально жили и, судя по всему, ладили.
   Конечно, произошли изменения и в их  жизни.  Варнава  съездил  в  Сочи  и
продал там недвижимость, а на эти деньги купил земельный участок и  построил
складские помещения, организовав самую крупную в городе оптовую  продуктовую
базу. После бурного романа с Пунш, закончившегося для него так  позорно,  он
словно очнулся от летаргического сна и, придя в себя, стал прежним  Варнавой
Мещаниновым, деятельным молодым человеком, для  которого  процесс  добывания
денег был таким же естественным, как процесс дыхания.
   Незадолго до нашего отъезда, когда маме позвонил Иванов, из  разговора  с
которым я поняла, что мы завтра летим в Триполи и должны быть в Москве уже в
десять вечера, я вдруг почувствовала себя очень плохо; проснулась в три часа
ночи и так до утра и не уснула, думая о своем. А в полдень, не сказав матери
ни слова, спустилась в подвал нашего дома, где хранились банки  с  вареньем,
мясные и рыбные консервы, запас которых, благодаря моей матери,  никогда  не
истощался, и заперлась там изнутри.
   В раннем детстве, когда мы жили  еще  с  мамой  Надей,  доброй  и  мягкой
женщиной, образ которой у меня связывался с запахом свежевыглаженного белья,
пирогов, молочных сладких каш и рыбьего жира и  уж  никак  не  с  атаманшей,
промышлявшей убийствами и разбоем, мы с ней довольно часто спускались в  эту
подвальную кладовку, чтобы взять баночку-другую или навести здесь порядок.
   Обычно я стояла в стороне и молча  наблюдала,  как  мама  Надя  тряпочкой
протирает банку за банкой, наводя блеск,  как  бережно  укладывает  в  сумку
продукты, а потом долго и тщательно запирает кладовку на три замка...
   Теперь же, оказавшись в этой кладовке, я вдруг поняла, что пришла сюда не
за тушенкой или вареньем. Страх липкой  и  прохладной  паутиной  обволакивал
меня те несколько минут, в течение  которых  я  смотрела  на  ряды  банок  с
вареньем, пока руки мои сами не, потянулись к ним и я не стала составлять их
с полки на пол... Я знала, я чувствовала, я видела внутренним  зрением,  что
на этой стене, за этими банками  я  увижу  нечто,  ради  чего  и  спустилась
сюда...
   И я увидела и эту афишу, и эту прелестную девушку в  сверкающем  зеленом,
словно кожа ящерицы, платье с пятнистыми тигровыми черно-желтыми питонами на
шее... И узнала ее.
   Забыв поставить банки обратно на место, я  прихватила  одну  из  них,  на
случай, если меня спросят, что я' делала  в  подвале,  после  чего  забежала
домой, сказала матери, что мне срочно надо в магазин,  добежала  до  первого
телефона-автомата и позвонила Изольде.
   - Это я, - шептала я в трубку, глотая слезы, когда услышала ее  голос.  -
Скажи мне, ты знала, что это ОНА?
   - О чем ты. Валя? - Голос Изольды был испуганным, и я вдруг  поняла,  что
она ничего не знает.
   - Послушай, вы со  Смоленской  сказали,  что  в  гробу,  помимо  останков
питона, было две книжки... Две? Скажи: две?
   - Да, две... - ответила она совсем тихо.
   - Первая - пособие по кройке и шитью с фасонами тех платьев, так?
   - Так...
   - И ты; молчала... Ты все это время молчала? Ты кому-нибудь сказала,  как
называется ВТОРАЯ книга?
   - Нет... - Я едва слышала ее голос.
   - Ведь это же Гессе, "Степной волк", так? Я  угадала?  Сейчас  я  к  тебе
приеду...
   Я повесила трубку, вышла на дорогу, остановила первую попавшуюся машину и
поехала к тетке.
   Она была, к счастью, одна. И даже после нашего телефонного разговора  мне
еще не верилось, что она понимает, зачем я к ней приехала  и  что  собираюсь
выяснить.
   - Скажи, чем болела моя мать, пожалуйста, не скрывай, это очень важно...
   Изольда, немного растрепанная, в розовом широком халате,  сначала  обняла
меня и повела на кухню, где на столе дымился только что вынутый  из  духовки
пирог.
   - Ты ешь, потом поговорим...
   Но мне не хотелось есть. Мне было плохо  в  такой  же  степени,  как  еще
совсем недавно было хорошо. Мое несчастье  грозило  вылиться  в  истерику...
Такой подлости или предательства, предчувствие которых начало меня  угнетать
с того самого момента, когда я впервые узнала из электронного письма  Левина
о существовании афиши "Елена Пунш и  ее  ручной  зоопарк",  я  не  могла  бы
вынести...
   - Так чем болела моя мать, прежде чем  отправиться  на  поиски  мужа  или
очередного любовника еще тогда, давно, когда меня и в помине не было,  а  ей
самой было лет семнадцать?..
   - Она была здоровая как лошадь... Но если ты пришла за правдой, то знай -
она пила. Сильно пила. И друзья прозвали ее "Нелли Шнапс".
   - И все? Больше тебе нечего мне сказать? Разве тот факт, что в гробу Пунш
нашли томик Гессе, настольную книгу твоей непутевой сестры, с которой она не
расставалась всю свою жизнь, тебе ни о чем не сказал?
   - Ну почему же... сказал, но только я не смогла это увязать с ней...
   Мама Надя, Полетаев, роды, смерть моего ребенка... Мне сейчас трудно  все
это вспоминать...
   - А ты возьми и прочитай слово "Шнапс" наоборот.
   - "Спанш"...
   - "Спунш" - "Пунш"... Дальше. Имя "Нелли" - наоборот: "Иллен" -  "Елена".
Я думаю, таким вот образом, в похмельных муках, и родился  этот  сценический
псевдоним, жизнь и развитие которому ради любви моей драгоценной мамочки дал
лилипут Юрий Лебедев... Ведь это он подобрал ее, когда ей было семнадцать  и
когда она одной ногой стояла в могиле, а точнее - в бутылке...
   Тебе же Максимов рассказывал,  забыла?  Лебедев  вылечил  ее,  но  не  от
обычной болезни, не от рака или лейкоза, а от болезни более прозаической, но
не менее опасной и смертельной - алкоголизма!  Взял  ее  к  себе  в  труппу,
женился на ней для порядка и начал делать из нее звезду...
   - Валя, ты соображаешь,  что  говоришь?  Ты  думаешь,  что  Неля  и  есть
настоящая Елена Пунш?
   - Да ведь мы все видели эту афишу на стенке в кладовой, где твоя сестра в
зеленом платье обнимается с двумя огромными питонами... Это же  картинка  из
моего детства! Ты вспомни, сколько лет она прожила в С., а сколько  моталась
неизвестно где и с кем!.. Она бросила Лебедева, обокрав его... затем...
   Послышался шорох - в дверях возникла  моя  мать.  Она  вошла  бесшумно  и
теперь  стояла  и  смотрела  на  нас  своими  спокойными  красивыми,  словно
нарисованными глазами. И только легкая улыбка  освещала  ее  тонкое  бледное
лицо.
   - Что же ты замолчала, доченька? - прошептала она,  скрывая  волнение.  -
Продолжай... У нас же в запасе целых два дня до отъезда в Триполи...
   - В Триполи! - вскричала я. - Ты думаешь, я  поверила,  что  ты  готовишь
меня к Триполи и что мы  будем  там  снимать  фильмы  о  животных?  Что  еще
оригинального ты выдумала, какие еще способы умерщвления людей пришли в твою
больную голову, во что ты собираешься втянуть и меня?..  Английский,  камера
оператора, Африка - это лишь несколько пунктов твоего очередного плана?..
   - А ты не так глупа, как это могло показаться...
   - А Юрий Лебедев... Значит, он был твоим мужем? - упорствовала я.
   - Забудь об этом. Юра был, может, и хорошим мужем, да только не для меня.
К тому же после того, как я его бросила, он грозился убить меня...
   - Не правда! Он не такой! - вскричала я. - Он никого не собирался  убить,
он просто любил тебя, а ты... я поняла, ты  придумала  всю  эту  историю  со
своими похоронами и с могилой на Воскресенском  кладбище  тогда,  когда  Юра
пригрозил маме Наде, что разоблачит ее... Он знал про  вас  все,  вот  ты  и
испугалась, распустила слух, что умерла... Вы с мамой Надей  просто  залегли
на дно...
   Изольда смотрела на мою мать широко раскрытыми глазами и  не  знала,  что
сказать. Чудовищность правды лишила ее дара речи.
   - Неужели ты думаешь, что  мама  Надя  была  способна  на  что-то,  кроме
стирки?.. Она была бесталанна и бестолкова на редкость, и  единственное,  за
что я держала ее при себе все эти годы, это ее преданность. Она любила меня,
боготворила, она даже подарила мне  своего  возлюбленного  мужа,  Полетаева,
который обрюхатил и меня, и тебя, Изольда! - Мать  повернулась  к  безмолвно
застывшей сестре. - Лена была твоей дочерью и сестрой вот этого ребенка... -
Она подошла и потрепала меня по  щеке.  -  Но  ты.  Валя,  росла  ленивой  и
изнеженной, в тебя я вкладывала лишь свою любовь, нежность и  деньги,  в  то
время как в Лену я  вколачивала  свои  знания  и  опыт,  полученные  мною  в
цирке...  Она  оказалась  способной  ученицей   и   с   малолетства   начала
дрессировать питонов. Она чуть ли не спала  с  ними  в  аквариуме,  кормила,
разговаривала, любила... Она хотела быть  моим  продолжением,  как  эти  две
малышки саксофонистки, последовавшие  по  стопам  Розы  и  Кати...  Ты,  моя
девочка, - улыбнулась она мне неестественно-нежно, - думаешь, что мы жили на
деньги моих любовников? И ты, Изольда, всегда была того же мнения? Какие  же
вы близорукие и глупые, мои дорогие... Я воспитывала тебя, Валя, в  комфорте
и достатке, ты никогда ни в чем не  нуждалась,  у  тебя  было  все,  что  ты
хотела, и я  была  счастлива,  что  нашла  способ  зарабатывания  денег,  не
зависящий ни от кого... Мы с Юрой Лебедевым достаточно поколесили по стране,
чтобы  я  успела  обрасти  необходимыми  связями  и  знакомствами,   которые
впоследствии помогли в моих делах... Лена с шестилетнего возраста  лазила  в
форточки и открывала квартиры, которые мы с Надей чистили...
   Это было так романтично, опасно и приносило столько острых ощущений,  что