домогания. Когда же  наступала  минута  передышки  и
Миггс, закрыв глаза и разинув рот, неподвижно застывала на стуле,  то  через
мгновение она начинала клониться вперед, потом, вздрогнув и очнувшись, разом
останавливалась, потом снова клонилась вперед, вздрагивала  и  выпрямлялась,
медленно начинала опять клониться все ниже и  ниже,  а  когда  уже  казалось
несомненным, что через секунду она потеряет равновесие, и слесарь  в  испуге
готов был ее окликнуть, чтобы она не свалилась со стула и не проломила  себе
череп, она совершенно неожиданно  оказывалась  опять  сидящей  очень  прямо,
словно аршин  проглотила,  глаза  ее  были  открыты  и  упрямое,  вызывающее
выражение сонной физиономии ясно говорило: "Я готова поклясться, что  ни  на
минуту не сомкнула глаз".
     Наконец, когда часы пробили два, за  входной  дверью  послышался  стук,
словно кто-то нечаянно наткнулся на дверной молоток. Мисс Миггс  моментально
вскочила и, захлопав в ладоши, крикнула, путая со сна духовное с мирским:
     - Аллилуйя, мэм! Это стучит Симмун!
     - Кто там? - спросил Гейбриэл.
     - Я! - крикнул хорошо знакомый голос мистера Тэппертита.
     Слесарь отпер дверь и впустил его.
     Мистер Тэппертит имел сейчас не очень презентабельный вид: человеку его
роста всегда плохо приходится в давке, а так  как  он  к  тому  же  принимал
деятельное участие в событиях  вчерашнего  утра,  то  одежда  его  буквально
превратилась в лохмотья, шляпа смялась и потеряла всякую  форму,  а  задники
башмаков были стоптаны до того, что  они  напоминали  ночные  туфли.  Кафтан
висел на нем клочьями, пряжки с подвязок и башмаков были сорваны,  от  шарфа
на шее осталась только половина, сорочка на груди  была  разорвана.  Однако,
несмотря на беспорядок в костюме,  на  то,  что  Сим  изнемогал  от  жары  и
усталости и был весь в грязи и пыли, как в футляре, под которым  уже  нельзя
было различить его естественную оболочку (то есть  кожу  или  облекавшую  ее
одежду), он вошел в гостиную величавой поступью, с высокомерным видом и, сев
в кресло, с мрачным достоинством  обозревал  все  общество,  тщетно  пытаясь
засунуть руки в карманы коротких штанов, вывернутые наружу и болтавшиеся  по
бокам, словно кисточка.
     - Саймон, - начал слесарь серьезным тоном, - что  это  значит,  что  ты
приходишь домой так поздно ночью да еще в подобном виде? Можешь ты дать  мне
слово, что не безобразничал на улицах вместе с бунтовщиками? Если можешь,  я
не стану больше упрекать тебя.
     - Сэр, - отвечал  мистер  Тэппертит,  устремив  па  него  презрительный
взгляд, - удивляюсь, как это у вас хватает наглости  предъявлять  мне  такие
требования.
     - Ты пьян, - сказал слесарь.
     - Говоря вообще, - возразил Сим с полным  самообладанием,  -  вы  лжец,
сэр, и в самом оскорбительном смысле этого слова!  Но  в  данном  случае  вы
нечаянно - да, нечаянно, сэр - сказали правду.
     - Марта, - обратился слесарь к жене, сокрушенно качая головой, хотя вид
этой торчавшей перед ним нелепой фигуры  вызывал  невольную  улыбку  на  его
открытом лице. - Марта, я все же надеюсь, что этот бедняга не попал  в  руки
тех подлецов и дураков, о которых мы так часто толковали с тобой  и  которые
натворили столько зла. Но если он сегодня  ночью  был  на  Уорвик-стрит  или
Дьюк-стрит, то...
     - Он не был ни тут, ни там, сэр, - воскликнул мистер Тэппертит  громким
голосом и, внезапно перейдя на шепот, повторил, в упор глядя на  слесаря:  -
Не был ни тут, ни там, да!
     - Этому я от души рад, -  сказал  слесарь  торжественно,  -потому  рад,
Марта, что если бы он там был и стало бы  известно,  то  твой  Великий  Союз
оказался бы для него той телегой, в которой человека везут на виселицу.  Да,
клянусь жизнью, не миновать бы ему болтаться в воздухе!
     Миссис Варден ничего не отвечала, ее слишком ужасал вид Саймона  и  его
резко изменившийся тон, и она еще раньше была напугана рассказами  о  бунте.
Она даже не прибегла к своей обычной супружеской тактике. А мисс Миггс -  та
уже рыдала и ломала руки.
     - Да, Гейбриэл Варден, он не был ни на Дьюк-стрит, ни на  Уорвик-стрит,
- сказал Саймон сурово. - Но он был в Вестминстере. И возможно, сэр, что  он
там надавал пинков какому-нибудь депутату графства. Быть  может,  он  пустил
кровь лорду - да, да, сколько бы вы ни таращили на  меня  глаза,  сэр,  а  я
повторяю - кровь там рекой лилась  из  носов,  и  возможно,  что  я  стукнул
какого-нибудь лорда. Кто знает? Вот смотрите,  -  тут  он  запустил  руку  в
жилетный карман и извлек оттуда большой зуб, при виде  которого  и  Миггс  и
миссис Варден громко взвизгнули, - это зуб  епископа.  Так  что  берегитесь,
Гейбриэл Варден!
     - Я бы охотно отдал пятьсот фунтов, чтобы ничего этого  не  было,  -  с
живостью сказал слесарь. - Да понимаешь ли ты,  болван,  какая  тебе  грозит
опасность?
     - Понимаю, сэр, - ответил подмастерье, - и горжусь этим. Я  был  там  у
всех на глазах, я стал видным человеком. И готов нести последствия.
     Слесарь, не  на  шутку  расстроенный,  молча  ходил  из  угла  в  угол,
поглядывая на своего бывшего подмастерья. Наконец, остановившись перед  ним,
он сказал:
     -  Ложись,  поспи  час-другой.   Авось,   когда   проспишься,   немного
образумишься  и  пожалеешь  о  том,  что  натворил.  Если   раскаешься,   мы
постараемся тебя спасти... Разбужу его часов в пять, -  обратился  Варден  к
жене, - тогда он успеет привести себя  в  порядок,  добраться  до  Тауэрской
лестницы и с приливом уплывет в  Грейвзенд  раньше,  чем  его  здесь  начнут
разыскивать. Оттуда ему легко будет попасть в Кентербери*,  где  твой  кузен
даст ему работу, пока вся эта буря уляжется. Не знаю, хорошо ли я делаю, что
спасаю, его от заслуженной кары... Но он прожил у нас в доме двенадцать лет,
мальчиком еще пришел... и жаль будет, если из-за одного  этого  злосчастного
дня он плохо кончит. Запри входную дверь, Миггс, и,  когда  пойдешь  наверх,
смотри, чтобы с улицы не увидели свет. Ну, Саймон, живо в постель!
     - Так, по-вашему,  сэр,  я  такой  ничтожный  подлец,  что  приму  ваше
унизительное предложение? - хрипло возразил мистер  Тэппертит  заплетающимся
языком -  его  медленная  речь  составляла  резкий  контраст  с  живостью  и
выразительностью слов его доброго хозяина. - После этого  вы  сами  негодяй,
сэр.
     - Мели что хочешь, Саймон, но  ложись  скорее,  каждая  минута  дорога!
Давай свечу, Миггс.
     - Да, да, иди скорее спать! - в один голос взмолились обе женщины.
     Мистер Тэппертит встал,  оттолкнул  стул,  чтобы  показать,  что  он  в
поддержке не нуждается, и, пошатываясь, болтая головой так,  словно  она  не
была никак соединена с телом, изрек:
     - Вы сказали "Миггс"?.. К черту Миггс, сэр!
     - Ах, Симмун! - пролепетала эта девица замирающим голосом. -  Ах,  мэм!
Ах, сэр! Боже милосердный, какой удар!
     - И всю вашу компанию к черту! - отрезал мистер  Тэппертит,  с  улыбкой
невыразимого презрения взглянув на потрясенную Миггс. - Всех,  кроме  миссис
Варден. Я пришел сюда, сэр, только ради нее. Миссис Варден, вот возьмите эту
бумагу. Это охранная грамота, мэм. Она может вам понадобиться.
     И он протянул ей  грязную,  измятую  бумажку.  Слесарь  перехватил  ее,
развернул и прочел:
     - "Надеюсь, что никто из сочувствующих нашему делу не тронет  имущества
истинных протестантов. Удостоверяю, что  владелец  этого  дома  -  верный  и
достойный наш союзник. Джордж Гордон".
     - Это еще что? - буркнул слесарь, меняясь в лице.
     - Она вам очень и очень пригодится,  молодой  человек,  -  отвечал  его
подмастерье. - Сами увидите! Храните ее как зеницу ока в таком месте,  чтобы
она была у вас под рукой, как только понадобится. А завтра вечером  напишите
мелом на двери своего дома "Долой папистов!" и не стирайте эту  надпись  всю
неделю. Вот и все.
     - Документ подлинный, - сказал слесарь. - Знаю, потому  что  уже  видел
этот почерк. Какую еще беду предвещает твоя бумажонка? Что за  дьявол  опять
сорвался с цепи?..
     - Свирепый, огненный дьявол, - перебил его Сим. - Не становитесь у него
на дороге, иначе вам каюк. Я  вас  вовремя  предупреждаю,  Гейбриэл  Варден.
Прощайте!
     Но обе женщины загородили ему дорогу.  Особенно  энергично  действовала
мисс Миггс:  она  налетела  на  него  так  стремительно,  что  Сим  оказался
пригвожденным к стене, и в трогательных  выражениях  заклинала  не  уходить,
пока он не  протрезвится,  отдохнуть,  поразмыслить,  а  потом  уже  принять
решение.
     - Сказано вам, что решение я уже принял, - сказал мистер  Тэппертит.  -
Истекающая кровью родина призывает меня, и я иду! Миггс,  пропустите  сейчас
же, или я вас ущипну!
     Мисс Миггс, навалившаяся всем телом на  мятежника,  вдруг  пронзительно
вскрикнула - неизвестно, от избытка ли горести или оттого, что он  привел  в
исполнение свою угрозу.
     - Отвяжитесь от меня, - продолжал Саймон, вырываясь из ее целомудренных
объятий, в которых он застрял, как муха в паутине. - Я позабочусь о  вас,  и
после  переустройства  нашего  общества  вы  благодаря   мне   будете   жить
припеваючи. Надеюсь, вы довольны? Пустите!
     - Ах, Симмун! - воскликнула мисс Миггс. - Мой славный  Симмун!  О  мэм!
Если бы вы знали, что я чувствую в эту трудную минуту!
     Чувства были, видно, и в самом деле бурные: ночной чепец мисс Миггс  во
время ее борьбы с Саймоном свалился  с  головы,  а  сама  она  очутилась  на
коленях и являла собой какую-то причудливую смесь синих и желтых папильоток,
растрепанных прядей, болтавшихся корсетных шнурков и завязок уже  совершенно
неизвестного назначения. Она задыхалась,  сжимала  руки,  закатывала  глаза,
проливала обильные слезы и проявляла все другие признаки сильнейших душевных
мук.
     - Я оставляю наверху сундучок с моими вещами, - сказал Саймон  хозяину,
не обращая ни малейшего внимания на девичье горе Миггс. - Делайте с ними что
хотите, мне они не нужны. Я сюда больше не вернусь. Ищите себе, сэр, другого
работника, а я буду служить родине. Отныне это будет моим делом.
     - Через два часа можешь делать что хочешь, а  сейчас  ложись  спать,  -
слесарь заслонил собой дверь. - Марш в постель! Слышишь?
     - Слышу, Варден, но не повинуюсь, - отрезал мистер Тэппертит. - Сегодня
вечером я был за городом и обсуждал план  одного  дела,  которое  поразит  и
наполнит ужасом вашу слесарскую душонку. Для этого дела  мне  нужно  собрать
все силы. Пропустите меня!
     - Только сунься к двери, так я  тебя  с  ног  сшибу,  -  пригрозил  ему
Варден. - Иди-ка ты лучше спать.
     Саймон, не отвечая, выпрямился и со всей быстротой, на  какую  еще  был
способен, нагнув голову, как бык, бросился  на  хозяина.  Оба  выкатились  в
мастерскую, так усиленно работая руками  и  ногами,  что  могло  показаться,
будто их не двое, а пятеро или шестеро.  При  этом  Миггс  и  миссис  Варден
вопили за десятерых.
     Вардену ничего не стоило бы одолеть противника и связать его по рукам и
ногам. Но ему не хотелось пользоваться беспомощностью пьяного, и  он  только
отражал его удары, а когда это не удавалось, кротко сносил их  и  упорно  не
подпускал Сима к выходу, выжидая удобного момента, чтобы загнать его наверх,
в его комнату, и запереть там. Однако слесарь наш в  простоте  души  слишком
понадеялся на слабость противника, забыв, что пьяные,  даже  когда  они  уже
нетвердо держатся на ногах, часто способны быстро бегать. Саймон  Тэппертит,
хитро улучив минуту, сделал вид, что падает, и, внезапно  ринувшись  вперед,
пробежал мимо Вардена, открыл входную дверь  (секрет  этого  замка  был  ему
хорошо известен) и, как бешеный, помчался  по  улице.  Слесарь  оторопел  от
неожиданности и только через минуту пустился бежать за ним.
     Все  благоприятствовало  погоне:  в  этот  поздний  час  жару   сменила
прохлада, улицы опустели, так что фигура беглеца была хорошо видна  издалека
- он мчался, а за ним по пятам неслась его длинная  тень.  Однако  где  было
слесарю с его одышкой угнаться за  молодым  и  худощавым  Симом!  Прошло  то
время, когда он мог бы  вмиг  догнать  его.  Расстояние  между  ними  быстро
увеличивалось, и, когда лучи восходящего солнца осветили Саймона, огибавшего
в эту минуту дальний угол, Гейбриэл Варден был вынужден отказаться от погони
и присесть на чьем-то крылечке, чтобы  перевести  дух.  А  мистер  Тэппертит
между тем летел, не останавливаясь, и все с такой же быстротой, к  "Сапогу",
где, как он знал, ночевало несколько человек из его отряда. В этом почтенном
заведении его всю ночь поджидали друзья и сейчас еще там  дежурили,  ибо  он
уже  успел  прославиться,  как  человек,  которому  грозит  тяжкая  кара  за
нарушение законов.
     - Что же, Сим, ты сам выбрал  себе  дорогу,  -  сказал  вслух  слесарь,
отдышавшись. - Я сделал, что мог, чтобы спасти тебя, беднягу, и спас  бы,  -
ну, а теперь... Боюсь, теперь петля уже все равно что у тебя на шее.
     Бормоча это и безутешно качая головой,  он  повернул  обратно  и  скоро
пришел домой, где миссис Варден и верная Миггс  с  нетерпением  ожидали  его
возвращения.
     Миссис Варден (а следовательно, и мисс Миггс) втайне тревожило сознание
своей  вины:  ведь  она,  насколько  это  позволяли  ей  скромные  средства,
поддерживала Союз и, значит, способствовала возникшим  беспорядкам,  которые
еще неизвестно чем кончатся! Она чувствовала себя отчасти виноватой и в том,
что  сегодня  произошло  у  них  в  доме.  Теперь  настал  черед   Гейбриэла
торжествовать и упрекать  ее.  Миссис  Варден  так  остро  сознавала  это  и
настолько приуныла, что, пока ее супруг гнался за своим бывшим подмастерьем,
она спрятала под стул красный домик-копилку с желтой крышей, чтобы  не  было
лишнего повода возвращаться к  неприятной  теме.  Когда  Варден  вошел,  она
постаралась еще больше укрыть копилку своими юбками.
     Но слесарь по дороге домой как раз вспомнил о копилке. Войдя в  комнату
и не видя ее, он сразу спросил, куда она девалась.
     Миссис Варден не оставалось  ничего  другого,  как  достать  ее  из-под
стула, что она и сделала, разразившись рыданьями и  бессвязными  уверениями,
что если бы только она предвидела...
     - Ну, разумеется, я понимаю, - сказал Варден,  -  и  вовсе  не  намерен
укорять тебя, дорогая. Но на будущее время ты запомни, что извращать хорошее
и заставлять его служить дурным целям - хуже, чем просто творить Зло.  Когда
религия идет не по тому пути, она - великое Зло. Не будем больше говорить об
этом, дорогая.
     Он швырнул на пол красную копилку  и,  наступив  на  нее,  раздавил  на
мелкие  куски.  Полупепсы,  шестипенсовики  и  другие   доброхотные   даяния
раскатились во все стороны, но никто не стал подбирать их.
     - Вот и все, - сказал слесарь. - С этим легко разделались. Дай-то  бог,
чтобы и со всем, что натворил этот Союз, можно было так же легко покончить.
     - Нам еще повезло, Варден, - отозвалась его жена, утирая слезы. -  Если
опять будут какие-нибудь беспорядки... впрочем, я надеюсь, от души  надеюсь,
что их не будет...
     - Я тоже, дружок.
     - Но, если они будут - у нас, к счастью, есть  бумага,  которую  принес
этот бедный заблудший Сим.
     - Ах, да! Где она, эта бумажка? - спросил слесарь, быстро  оборачиваясь
к жене.
     Миссис Варден остолбенела  от  ужаса,  когда  он  взял  протянутую  ему
бумагу, разорвал ее на мелкие куски и бросил в камин.
     - Разве нельзя было ею воспользоваться? - спросила она.
     - Воспользоваться? - крикнул  Варден.  -  Нет!  Пусть  приходят,  пусть
обрушат нам на голову крышу, пусть сожгут дом и выгонят  нас!  Не  надо  мне
покровительства их вожака, и не напишу я мелом на своей двери те слова,  что
они орут, хотя бы они за это убили меня на пороге моего  собственного  дома.
Воспользоваться этой бумагой! Нет, пусть приходят и делают с нами что хотят.
Первый, кто переступит этот порог, пожалеет,  зачем  он  не  за  сотню  миль
отсюда. Ну, а там - будь что будет! Я не стану просить, не стану откупаться,
хотя бы у меня в мастерской вместо каждого  фунта  железа  было  сто  фунтов
золота. Иди спать, Марта. А я открою ставни и примусь за работу.
     - Так рано? - удивилась жена.
     - Да, так рано, - уже весело сказал слесарь. - Когда бы они ни  пришли,
они увидят, что мы не прячемся, не боимся пользоваться своей долей  дневного
света и вовсе не намерены весь отдать им. Ну, покойной ночи,  моя  милая,  и
приятных снов!
     Он крепко поцеловал жену, советуя поторопиться,  иначе  не  успеет  она
лечь, как уже пора будет вставать. Миссис Варден отвечала ему  дружелюбно  и
кротко и тотчас пошла наверх в  сопровождении  Миггс.  Эта  девица,  хоть  и
порядком притихшая, все-таки не могла удержаться, чтобы не показать, как  ее
удивила дерзость  хозяина:  идя  за  своей  госпожой,  она  то  выразительно
покашливала, то фыркала, то разводила руками.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

     Толпа - это нечто крайне загадочное, особенно толпа в  большом  городе.
Откуда она берется, куда исчезает? Собирается она так же внезапно и  быстро,
как рассеивается, и уследить за ней трудно, как за волнами морскими. Да и не
только этим она подобна морю: она так же коварна и непостоянна, как оно, так
же страшна, когда разбушуется, и так же бессмысленно жестока.
     Толпа, буйствовавшая в пятницу утром в Вестминстере, и та, что ночью  с
азартом предавала все разрушению на Дьюк-стрит и  Уорвик-стрит,  в  основном
состояла из одних и тех же людей. Если не считать случайных "пополнений", на
которые можно было рассчитывать в большом  городе,  где  нет  недостатка  во
всяком сброде, тут и там орудовали одни и те же люди, хотя после полудня все
они рассеялись в разные стороны, не уговорившись, где  снова  собраться,  не
имея никаких планов и определенных целей и не рассчитывая в дальнейшем снова
объединиться.
     В трактире "Сапог", который, как вы уже видели, представлял собой нечто
вроде  штаба  мятежников,  в  пятницу  вечером  не   набралось   и   десятка
посетителей. Одни ночевали в конюшне и сараях, другие  -  в  общем  зале,  и
только несколько человек - на кроватях. Остальные громилы разошлись по своим
обычным убежищам и всяким притонам. Среди  тех,  кто  эту  ночь  проводил  в
окрестных  полях,  на  дорогах,  под  стогами  или   под   теплыми   стенами
кирпичеобжигательных печей, не нашлось бы и двух десятков таких, которые  не
всегда ночевали под открытым небом. А на улицах города и в  эту  ночь  можно
было встретить лишь ночных бродяг, обычные картины порока и  несчастья  -  и
ничего более.
     Однако события этого вечера убедили  бесшабашных  вожаков  толпы,  что,
стоит им теперь появиться на улицах, как  вокруг  них  немедленно  соберутся
люди, тогда как держать их наготове, когда в них не было нужды,  можно  было
бы лишь ценой больших затрат,  еще  большего  риска  и  усилий.  Узнав  этот
секрет, вожаки чувствовали себя  так  уверенно,  как  если  бы  их  окружало
двадцать  тысяч  человек,  покорных  их  воле.  В  субботу  они  весь   день
бездействовали. В воскресенье придумывали способ иметь  всегда  своих  людей
под рукой и внушить им полную веру в успех, и пока  не  пытались  продолжать
то, что начато было в первый день.
     - Надеюсь, мистер Гашфорд даст нам отдохнуть, -  сказал  Деннис  своему
другу Хью в воскресенье  утром.  Широко  зевая,  он  приподнялся  с  соломы,
служившей ему постелью, и подпер голову рукой. - Или, может, он прикажет нам
опять приняться за дело? Как думаешь?
     - Не такой он человек, чтобы тянуть да откладывать,  не  сомневайся,  -
проворчал Хью в ответ. - А мне не хотелось бы сегодня,  двигаться  с  места.
Тело у меня одеревенело, как у мертвеца, и я весь в царапинах,  будто  вчера
целый день дрался с дикими кошками.
     - Это потому, что ты уж больно горяч, -  заметил  Деннис,  с  искренним
восхищением глядя на лохматую голову, спутанную бороду и в кровь  изодранные
руки и лицо сидевшего перед ним дикаря. - Черт, а не человек! Всегда