ло удержаться на ногах и бороться на
перекрестках с сильным ветром, который часто относил его на несколько  шагов
назад и,  словно  глумясь  над  всеми  его  усилиями,  заставлял  укрываться
где-нибудь в подворотне или подъезде и пережидать, пока  не  утихнет  ярость
налетевшего вихря. По временам мимо проносились, как бешеные, чья-то  шляпа,
или парик, или то и другое  вместе,  кружась  и  ныряя  в  воздухе;  гораздо
опаснее были летевшие с крыш черепицы,  шифер,  валившиеся  откуда-то  перед
самым носом груды штукатурки, кирпичи, куски каменных карнизов,  с  грохотом
разбивавшиеся о мостовую. Все это никак не доставляло удовольствия слесарю и
не делало его путь приятнее.
     - Тяжеленько такому человеку, как я, выходить в этакую скверную погоду,
- сказал слесарь, дойдя до домика вдовы и тихонько постучав в дверь. - Видит
бог, я предпочел бы сидеть сейчас у огня в трактире старого Джона.
     - Кто там? - спросил изнутри женский голос.
     Услышав ответ, женщина сразу отперла дверь и торопливо поздоровалась.
     Ей было лет сорок, или, быть может, сорок с  небольшим,  и  приветливое
лицо ее, видно, было когда-то красиво. Оно  носило  следы  забот  и  тяжкого
горя, но рука Времени несколько сгладила эти старые следы.  Достаточно  было
мельком взглянуть на Барнеби, чтобы угадать, что он -  ее  сын,  так  велико
было сходство между ними; но в его диком взоре читалось безумие, а в  глазах
матери - терпеливое спокойствие и самообладание, следствие долгой  борьбы  с
жизнью и покорности судьбе.
     Однако было в этом лице что-то  очень  странное,  поражавшее  тех,  кто
вглядывался  в  него.  Даже  когда  оно  имело  самое   веселое   выражение,
чувствовалось, что оно способно в любую минуту выразить  безграничный  ужас.
Это не бросалось в глаза, не крылось в  какой-то  определенной  черте  лица.
Нельзя сказать, что если бы глаза, или рот, или линии щек  были  другие,  то
лицо этой женщины не производило бы  такого  странного  впечатления.  Однако
какая-то неясная тень страха всегда таилась в нем  смутная,  но  неизменная,
никогда не исчезавшая. Эту тень,  омрачавшую  ее  лицо,  мог  породить  лишь
пережитой  когда-то  сильнейший,  невыразимый  ужас,  и,  при   всей   своей
неуловимости, она давала представление о силе этого ужаса, запечатленного  в
памяти, как приснившийся когда-то страшный сон.
     Та же печать какого-то страха, но еще более смутная (должно быть, виной
этому было его слабоумие) лежала и на лице ее сына.  Увидев  такие  лица  на
картине, люди прочли бы на них какую-то страшную повесть и долго не могли бы
забыть их. А те, кто знал о случившемся в Уоррене и помнил, какой была вдова
до гибели мужа, ничему не удивлялись. На  их  глазах  произошла  в  ней  эта
перемена, им было известно, что сын ее, родившийся в тот самый  день,  когда
убийство было обнаружено, имел на руке родимое пятно, похожее на полустертое
пятно крови.
     - Здравствуйте, соседка, - сказал слесарь, с непринужденностью  старого
знакомого входя за ней в комнату, где в камине весело трещал огонь.
     - Здравствуйте, - с улыбкой отозвалась женщина. Опять вы пришли, добрая
душа? Вас ведь ничто не удержит дома,  если  где-нибудь  нуждаются  в  вашей
помощи или утешении. Не первый день я вас знаю!
     - Полно, полно, соседка! - отозвался слесарь, растирая  и  отогревая  у
огня руки. -Уж вы наговорите! Ну, как наш больной?
     - Спит сейчас. Под утро он стал очень беспокоен, несколько часов сильно
метался в  постели.  А  потом  жар  спал,  доктор  говорит,  что  он  быстро
поправится. Но до завтра его перевозить нельзя.
     - Наверно, у него нынче  были  гости,  да?  -  спросил  Варден,  лукаво
подмигивая.
     - Да. Старый мистер Честер пришел, сразу как за  ним  послали,  и  ушел
только что, минуты за две до вашего прихода.
     -  А  никакой  молодой  леди  не  было?  -   осведомился   слесарь,   с
разочарованным видом поднимая брови.
     - Нет. Только письмо, - отвечала вдова.
     - Ага, и то хорошо! - воскликнул слесарь. - А кто его принес?
     - Барнеби, разумеется.
     - Ваш Барнеби - настоящее сокровище. Мы вот считаем себя разумнее  его,
а между тем ему легко удается то, что у нас никак бы не вышло.  Надеюсь,  он
не ушел опять бродить?
     - Слава богу, нет. Он уже в постели. Ведь всю ночь он не  спал  и  весь
день на ногах, так что совсем измучился. Ох, сосед, если бы я  могла  почаще
удерживать его дома, обуздать его вечное беспокойство!..
     - Все придет своим чередом. Угомонится и он, ласково утешил ее слесарь.
- Не падайте духом, Мэри. По-моему, он с каждым днем становится разумнее.
     Вдова покачала головой. Все же, хотя она понимала,  что  слесарь  вовсе
этого не думает, а говорит так, чтобы ее утешить, ей было  приятно  услышать
похвалу ее бедному безумному сыну.
     - Да, да, поверьте мне, из него еще выйдет человек дельный, с  головой,
- заключил слесарь. - Смотрите, как бы ваш Барнеби не заставил нас  краснеть
за себя, когда мы с вами к старости выживем из ума... Ну, а  где  же  другой
наш приятель? - добавил он, заглянув под стол и обводя  глазами  комнату.  -
Где первейший плут и хитрец из хитрецов?
     - У Барнеби в комнате, - ответила вдова с легкой улыбкой.
     - Ведь все решительно понимает! - сказал Варден, качая головой. - Я  бы
поостерегся говорить при нем то, что надо  держать  в  секрете.  Ого,  этому
хитрецу пальца в рот не клади! Ей-богу,  я  готов  поверить,  что  он,  если
захочет, может научиться даже считать, писать и читать... Что это -  кажись,
кто-то скребется у двери? Уж не он ли?
     - Нет, это как будто с улицы стучат,  -  возразила  вдова.  -  Да,  вот
опять! Кто-то тихонько стучит в ставень. Кто бы это мог быть?
     Помня, что стены и потолки в доме очень  тонкие,  и  боясь  потревожить
больного, спавшего  наверху,  оба  все  время  говорили  очень  тихо.  Таким
образом, человек, стоявший под окном, не мог слышать их голосов,  даже  если
стоял у самой стены; а так как сквозь щели пробивался свет и в комнате  было
тихо, человек этот мог подумать, что дома только одна хозяйка.
     - Может,  какой-нибудь  озорник  или  вор?  -  предположил  слесарь.  -
Дайте-ка мне свечку.
     - Нет, нет, - поспешно  возразила  вдова.  -  Такие  гости  никогда  не
пробуют вломиться в мое бедное жилье. Оставайтесь здесь. Если понадобится, я
вас кликну. Я сама открою.
     - Да отчего же? - спросил слесарь, неохотно отдавая ей  свечу,  которую
взял было со стола.
     - Оттого что... ну, я и сама не знаю отчего, но мне так хочется...  Вот
опять стучат! Пожалуйста, не удерживайте меня!
     Варден смотрел на нее с величайшим удивлением, не понимая,  почему  эта
женщина,  всегда  спокойная  и  кроткая  сейчас  в  таком  волнении  и  даже
раздражении из-за какой-то безделицы. Она вышла  из  комнаты  и  старательно
закрыла за собой дверь. Постояла минутку в прихожей, словно  в  нерешимости,
положив руку на засов. Снаружи опять принялись стучать, и голос под окном  -
слесарю он показался знакомым и смутно напомнил что-то неприятное - произнес
шепотом: "Да ну же, скорее открывай!"
     Слова эти были сказаны тихо, но внятно, таким  голосом,  который  легко
проникает в уши спящего и заставляет его проснуться в испуге.  На  миг  даже
слесарю стало  жутко,  он  инстинктивно  отскочил  от  окна  и  настороженно
прислушался.
     Гудевший в трубе ветер мешал ему ясно слышать, что происходит  снаружи.
Однако он различил  в  прихожей  стук  отворенной  двери,  мужские  шаги  по
заскрипевшим половицам... Наступившую затем мгновенную тишину прорезал вдруг
странный звук - не то сдавленный крик, не то стон или зов на помощь, а затем
слова: "Боже мой!", произнесенные так, что у слесаря захолонуло сердце.
     Он кинулся в прихожую... И увидел на лице вдовы то страшное  выражение,
которое как будто было ему знакомо, - и все же  впервые  он  его  видел  так
ясно.  Она  стояла,  как  пригвожденная  к  месту,  мертвенно   бледная,   с
перекошенным от ужаса лицом, и застывшими глазами смотрела  на  вошедшего  с
улицы человека. Это был тот самый  человек,  с  которым  слесарь  столкнулся
прошлой ночью на темной дороге!
     Он увидел Вардена,  их  взгляды  скрестились.  Это  длилось  один  миг,
быстрый, как молния,  мимолетный,  как  тень  от  дыхания  на  стекле,  -  и
незнакомец выскочил за дверь.
     Слесарь  бросился  за  ним.  Уже  он  протянул  руку,  чтобы   ухватить
незнакомца за полы развевающегося плаща, но тут вдова  крепко  уцепилась  за
него и, упав на колени, преградила ему дорогу.
     - Не туда, - крикнула она. - В  другую  сторону!  Он  убежал  в  другую
сторону. Вернитесь!
     - Нет, я видел его там, - слесарь указал рукой. Вот  он  мелькнул  мимо
фонаря. В чем тут дело? Кто это? Пустите меня!
     - Назад, назад! - кричала  женщина,  продолжая  удерживать  его.  -  Не
смейте его трогать! Я не хочу, чтобы вы гнались за  ним.  Из-за  него  могут
погибнуть другие. Вернитесь!
     - Что все это значит?! - воскликнул слесарь.
     - Не спрашивайте меня, не говорите, не думайте  об  этом.  Я  не  хочу,
чтобы его выследили и задержали. Не ходите!
     Удивленный слесарь смотрел во все глаза на цеплявшуюся за него женщину.
Уступая ее отчаянной настойчивости, он позволил  втащить  себя  в  прихожую.
Вдова с лихорадочной быстротой закрыла входную дверь на цепочку, заперла ее,
дважды повернув ключ в замке, задвинула  все  засовы  и  увлекла  слесаря  в
комнату. Только тут она подняла на него глаза с тем же застывшим  выражением
ужаса и; упав на стул,  закрыла  лицо  руками.  Она  дрожала,  как  человек,
которого коснулась рука смерти.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

     До  крайности  пораженный   всеми   этими   странными   происшествиями,
следовавшими друг за другом так стремительно и бурно, слесарь молча  смотрел
на съежившуюся и дрожавшую женщину, и это продолжалось  бы  долго,  если  бы
сочувствие и жалость не развязали ему язык.
     - Вы нездоровы, - сказал он. - Я позову кого-нибудь из соседок.
     - Нет, нет, и не думайте! - Она сделала отрицательный жест, все еще  не
поворачивая головы, чтобы он не увидел ее лица. - Достаточно уже  того,  что
вы оказались свидетелем...
     - Да, более чем достаточно... А впрочем, нет, мне этого недостаточно, -
промолвил Гейбриэл.
     - Пусть так, - отозвалась она. - Но  не  спрашивайте  меня  ни  о  чем,
умоляю вас!
     - Соседка, - начал слесарь, помолчав. - Сами посудите, разумно ли  это,
хорошо ли, справедливо ли это с вашей стороны? Вы знаете меня  так  давно  и
всегда советовались со мной... Право, я не узнаю вас! У вас  с  детства  был
такой сильный характер, такое мужественное сердце.
     - Они мне понадобились в жизни, - сказала она.  Но  я  старею  телом  и
душой. Должно быть, годы и слишком тяжелые испытания сокрушили мои силы.  Не
спрашивайте, не говорите ничего!
     - Да как же я могу молчать после того, что видел? - возразил слесарь. -
Кто этот человек и почему его приход так встревожил вас?
     Она не отвечала и держалась за стул, словно боялась упасть.
     - Я спрашиваю вас, Мэри, по праву старого друга, который всегда  был  к
вам очень привязан и, как мог, доказывал вам это.  Кто  этот  подозрительный
человек и что  может  быть  общего  между  вами?  Почему  он,  как  призрак,
появляется только в темные и ненастные ночи? Откуда он  вас  знает  и  зачем
бродит вокруг вашего дома, шепчется с вами, как будто  вас  связывает  нечто
такое, о чем ни вы, ни он не смеете даже говорить вслух? Кто он?
     - Верно вы сказали, что он призрак, который бродит вокруг этого дома, -
тихо сказала вдова. - До сих пор только тень  его  всегда  висела  над  моей
жизнью и моим домом и в ночном мраке и при свете дня.  А  теперь  он  пришел
сам, живой.
     - Но он не ушел бы, если бы вы не  цеплялись  за  меня,  не  давая  мне
сделать ни шагу, - уже с досадой  возразил  слесарь.  -  Все  это  для  меня
загадка.
     - И должно навсегда остаться загадкой, - промолвила вдова,  вставая.  -
Ничего больше я не решусь вам сказать.
     - Не решитесь? - повторил слесарь, все больше и больше недоумевая.
     - Да. И вы не настаивайте. Я больна,  измучена,  у  меня  уже  нет  сил
жить... Нет, нет, не прикасайтесь ко мне!
     Гейбриэл сделал шаг вперед, чтобы поддержать ее,  но  при  этом  резком
восклицании отступил и в безмолвном удивлении уставился на нее.
     - Оставьте меня одну идти своей дорогой, - сказала  она  тихо.  -  Рука
честного человека не должна сегодня касаться моей руки.
     Она, пошатываясь, добрела до двери и, обернувшись, добавила с усилием:
     - То, что вы здесь видели, - тайна, и я вынуждена довериться вам. Вы  -
честный человек и всегда были очень добры ко мне, так  не  выдавайте  же  ее
никому. Если  мистер  Честер  из  комнаты  наверху  слышал  шум,  придумайте
какое-нибудь объяснение, скажите ему, что хотите, только ни звука о том, что
видели! И никогда ни словом, ни взглядом не напоминайте мне о сегодняшнем. Я
вам верю. Помните это! Вы и представить себе не можете, как много я  сегодня
доверила вам!
     Секунду она смотрела ему в лицо, потом ушла, оставив его одного.
     Не зная, что и думать, Варден долго еще стоял, устремив глаза на дверь,
глубоко огорченный и растерянный. Чем больше размышлял он о случившемся, тем
труднее было найти всему этому  удовлетворительное  объяснение.  Неожиданное
открытие, что вдова Радж, которая, как все полагали, столько лет вела  жизнь
уединенную и замкнутую, и безропотным мужеством,  с  каким  переносила  свое
несчастье, завоевала себе доброе имя и уважение всех, кто ее знал,  каким-то
таинственным образом связана с человеком подозрительным и, хотя была  сильно
испугана его появлением, все-таки помогла ему скрыться, и поражало и  мучило
слесаря. А то, что он своим молчанием как бы  дал  согласие  хранить  все  в
тайне и вдова  теперь  на  это  рассчитывает,  еще  усиливало  его  душевное
смятение. Надо было смелее и настойчивее потребовать от нее  объяснений,  не
дать ей уйти, протестовать,  вместо  того  чтобы  молча  согласиться  на  ее
просьбу, - тогда ему сейчас было бы легче.
     - И зачем я промолчал, когда она сказала, что это тайна и  она  мне  ее
доверяет! - рассуждал сам с собой Гейбриэл,  сдвинув  парик,  чтобы  удобнее
было  почесать  затылок,  и  уныло  глядя  на  огонь  в  камине.  -   Право,
находчивости у меня не больше, чем у старого Джона, Зачем  я  не  сказал  ей
твердо: "Вы не вправе иметь такие тайны, и я требую, чтобы вы объяснили, что
все это значит?" Да, вот что надо было сказать, а не стоять, выпучив  глаз"!
как идиот. Идиот и есть! Вся беда в том, что твердости у меня хватает только
когда я имею дело с мужчинами, а женщины вертят мною как хотят!
     Придя к такому заключению, он совсем снял парик, нагрел платок у огня и
принялся тереть им свою лысину с таким усердием,  что  она  заблестела,  как
полированная.
     - А может, все это и пустяки, - сказал он вслух, прервав свое  приятное
и успокоительное занятие и уже снова улыбаясь. -  Любой  пьяный  скандалист,
вломившись в дом, мог  испугать  тихую,  робкую  женщину.  Однако...  -  тут
слесарь в своих размышлениях дошел до того, в  чем  была  вся  загвоздка.  -
Почему это оказался тот самый человек? Чем объяснить, что он имеет  над  ней
такую власть? Почему она помогла ему убежать от меня? А главное -  ведь  она
могла сказать, что перепугалась от неожиданности - и все, но не  сказала  же
этого. Больно, когда в одну  минуту  перестаешь  верить  человеку,  которого
знаешь столько лет и когда  это  к  тому  же  твоя  старая  любовь!  Но  что
поделаешь... Все это очень подозрительно!.. Кто там? Ты, Барнеби?
     - Я! - крикнул Барнеби, появляясь на пороге,  и  несколько  раз  кивнул
головой. - Конечно, я! Как вы догадались?
     - По твоей тени, - пояснил слесарь.
     - Ого!  -  Барнеби  бросил  взгляд  через  плечо.  -  Моя  тень-веселая
проказница и ходит со мной всегда, хоть я и дурачок. Мы с ней  такие  делаем
прогулки! Скачем, бегаем, кувыркаемся на траве! Иногда она  вытягивается  до
половины церковной колокольни, а иногда бывает такая  маленькая,  не  больше
карлика. То впереди бежит, то гонится за мной по пятам, крадется то с одной,
то с другой стороны, - хитрая! Остановлюсь я - и она  тоже  останавливается,
думает, что я ее не вижу, а я за ней все время зорко слежу.  Ах,  какая  она
потешная! Может, она тоже дурочка? Как по-вашему? По-моему, да.
     - Почему ты так думаешь? - спросил Варден.
     - Потому что она целыми днями меня передразнивает.  И  как  это  ей  не
надоест?.. А отчего вы не идете?
     - Куда?
     - Наверх. Он вас зовет.  Постойте!  Вот  вы  -  разумный  человек,  так
скажите мне: а где же его тень?
     - При нем, Барнеби, при нем, вероятно, - ответил слесарь.
     - Не угадали. - Барнеби отрицательно замотал головой. - Попробуйте  еще
раз.
     - Так, может, она ушла гулять?
     - Нет. Он обменялся тенью с одной женщиной, -  шепнул  Барнеби  на  ухо
слесарю, глядя на него с торжествующей  миной,  и  проворно  отскочил.  -  И
теперь ее тень всегда при нем, а его - при ней. Здорово, правда?
     - Подойди ко мне,  Барнеби,  -  сказал  слесарь  серьезно.  -  Подойди,
дружок.
     - Знаю я, что вы хотите  мне  сказать.  Знаю!  -  Говоря  это,  Барнеби
пятился от него. - Не бойтесь, я хитер, не проболтаюсь. Это я только вам все
говорю. Ну, идете?
     С этими словами он  схватил  свечу  и,  дико  хохоча,  замахал  ею  над
головой.
     - Потише, потише! - сказал  ему  слесарь,  всеми  силами  стараясь  его
успокоить и заставить замолчать. А я ведь думал, что ты спишь.
     - Я и спал, - отозвался Барнеби, глядя  перед  собой  широко  открытыми
глазами. - Я видел какие-то большущие рожи - они  проносились  то  у  самого
моего лица, то за милю от меня... И мне волей-неволей приходилось ползти  за
ними через какие-то пещеры и падать с высоких  колоколен...  Такие  странные
твари... Они целыми толпами прибегали и садились ко мне на кровать. Так  это
и называется сном?
     - Да, это сны, Барнеби, сны, - сказал слесарь.
     - Сны! - повторил Барнеби тихо, придвигаясь к нему. - Нет, это не сны.
     - А что же это, по-твоему?
     - Вот снилось мне только что, - Барнеби взял Вардена под руку и, близко
заглядывая ему в лицо, заговорил  шепотом.  -  Снилось  мне,  будто  что-то,
похожее с виду на мужчину, украдкой ходит со мной, все  время  не  оставляет
меня, но не показывается, а прячется, как кот, по темным углам, подстерегает
меня... А когда оно выползло и, крадучись, пошло на меня,  я...  Видели  вы,
как я бегаю?
     - Ты же знаешь, что видел, и не раз.
     - Ну, так никогда еще я не бегал так быстро, как в этом сне. И  все  же
оно ползком догоняло меня... И мне было жутко. Все ближе, ближе и ближе... а
я бежал все быстрее... Проснулся я, вскочил с постели -  и  к  окну!  И  вот
внизу, на улице... Но он нас ждет. Вы идете?
     - А что такое было внизу на улице, Барнеби? спросил Варден,  заподозрив
какую-то связь между его сном и действительными событиями этого вечера.
     Барнеби снова  заглянул  ему  в  глаза,  буркнул  что-то  невнятное  и,
захохотав, принялся размахивать свечой, потом  крепче  прижал  к  себе  руку
слесаря и уже молча повел его по лестнице наверх.
     Они  вошли  в  убогую  спаленку,  скудно   обставленную   стульями   на
старомодных журавлиных ножках, которые выдавали их возраст, и другой дешевой
мебелью, но чистенькую и заботливо убранную. У камина  в  качалке  полулежал
бледный, ослабевший  от  потери  крови  Эдвард  Честер,  тот  самый  молодой
человек, что накануне вечером первый уехал из "Майского Древа". Он  протянул
слесарю руку и сердечно поздоровался  с  ним,  называя  своим  спасителем  и
другом.
     - Полноте, сэр, полноте, - сказал Варден. - Я сделал бы то же самое для
любого человека в такой беде, а для вас - тем более... Одна молодая леди,  -
добавил  он  осторожно,  -  не  раз  оказывал