197 страниц аккуратной машинописи. Я  не  могу
удержаться, постоянно беру ее в руки и хожу  с  нею по  комнате. Мне  не  по
карману ее фотокопировать -- по крайней мере, по десять пенсов  за лист. Кто
из моих знакомых в Лондоне имеет доступ к ксероксу?





     Кв. 6
     "Кондитерская Бренды"
     Олд-Комптон-стрит
     Лондон



     Дорогой Джон,
     Я внял Вашему совету  и отредактировал "Гляди-ка! Плоские курганы  моей
Родины". Кроме этого, я воспользовался услугами профессиональной машинистки,
и Вы наверняка с  удовольствием  увидите, что моя рукопись в настоящее время
состоит  из двадцати двух  глав в  машинописном формате.  Я  полагаю, что по
завершении работы "Гляди-ка! Плоские курганы  моей Родины"  станет в  высшей
степени подходящим чтением  вслух  по радио,  возможно -- как  часть  Вашего
цикла "Классические Сериалы".
     Как Вы  можете заметить, к  сему  я прилагаю  свою рукопись и вверяю ее
Вашему  попечению.  Тем  не менее, мне  по-прежнему необходимо  внести в нее
несколько малозначительных исправлений.  Не слишком  ли  Вас затруднит снять
фотокопии со  ста девяноста семи страниц  и отправить один экземпляр мне  по
вышеуказанному адресу?
     Заранее Вам благодарен,
     Ваш, как всегда,
     Адриан Моул




     Вторник, 4 февраля



     Сегодня  утром  сходил  в  Дом  Радио.  Пока  я  сражался  с  массивной
металлической дверью, на меня накинулась  стая  охотников  за автографами. Я
полез в  карман  куртки  за  фломастером, но  не успел  вытащить его --  они
окружили Алана Фримана, престарелого диск-жокея. Я протолкался  сквозь них и
под  пристальными  взорами  суровых на  вид охранников вступил  в  священный
вестибюль Британской Вещательной Корпорации. Я подошел к конторке и встал  в
короткую очередь.
     За четыре минуты я увидел полный ассортимент знаменитостей: Делия Смит,
Роберт  Робинсон, Иэн Хислоп, Боб Гелдоф, Энни Леннокс (56), Рой Хэттерсли и
т.д. и т.п. Большинство из здания провожала молодая особа по имени Кэролайн.
     В конечном итоге, секретарша спросила:
     -- Я могу вам помочь? -- и я ответил:
     -- Да. Не будете  ли вы любезны проследить,  чтобы этот  пакет  получил
мистер Джон Тайдман? Это весьма срочно.
     Она накарябала что-то  на большом упаковочном конверте, содержавшем мое
письмо и рукопись "Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины", и швырнула  его в
проволочную корзину.
     Я поблагодарил ее,  повернулся к выходу и столкнулся с Виктором Мелдрю,
который  играет ворчливого балбеса в  постановке  "Одной ногой в  могиле"! Я
извинился, а  он ответил:  "Как это  мило". В жизни  он  гораздо  выше,  чем
выглядит по телевизору.  Вернувшись домой, я сообщил  Бьянке, что поболтал с
Виктором Мелдрю. Мне кажется, это произвело на нее впечатление.




     Среда, 5 февраля



     Сегодня утром  мы  проснулись очень  рано,  но любовью, как  это бывает
обычно,  не  занимались.  Мы  приняли  душ  и  в  полном  молчании  оделись.
Спустились  вниз и выпили по капуччино с круассаном в "Кондитерской Бренды",
послушали  последние сплетни  о развале британской киноиндустрии.  Затем,  в
10.45 расплатились по счету и направились в клинику на Нил-стрит. (По дороге
выгребли  из  карманов   один   фунт  сорок  пенсов  различным  попрошайкам,
встретившимся нам.)
     Нас  приняла  порознь  весьма  чуткая  барышня  по  имени  Джудит.  Она
подчеркнула, что  если  даже наши анализы дадут положительный результат, это
вовсе не будет означать, что у  нас разовьется СПИД в  полной  форме.  После
беседы с Джудит мы пошли выпить в паб на Карнаби-стрит и обсудили варианты:



     а) сдать анализы и узнать самое худшее;
     б) не сдавать анализы и подозревать самое худшее.



     Решили, что утро вечера мудренее.




     Четверг, 6 февраля



     Оба решили сдать анализы и дали клятву заботиться друг о друге, пока не
умрем. Какими бы ни оказались результаты.




     Суббота, 8 февраля



     Мистер Бриттен,  зеленщик,  снабжающий  "Дикарей" фруктами  и  овощами,
сегодня зашел на кухню и сказал, что  на следующей неделе уходит из бизнеса.
Он сообщил, что Дикар задолжал ему семьсот фунтов по неоплаченным  счетам. Я
негодовал, однако мистер Бриттен пессимистически заметил,  что Дикар -- лишь
один из множества его должников:
     -- Если б только Банк дал мне еще пару неделек, я бы встал на ноги. Так
ведь, сволочи, не дадут.
     Я налил ему чашку чая и послушал, как он разглагольствует о  процентных
ставках  и  Нормане  Ламонте.  Мне  кажется,  ему  немного полегчало к  тому
времени, как пришла пора ехать к следующему заказчику.
     Позвонил маме  рассказать о моем разговоре с  Виктором Мелдрю  и узнал,
что она тоже встречается с консультантом. По выплате долгов. Я уже некоторое
время  задавался вопросом, как ей удается выплачивать  по  своей  закладной.
Теперь  я  знаю,  как.   Никак.  Она  получила  официальное  уведомление  от
Строительного Общества, в котором сообщалось, что дом, где я провел все свое
детство, будет изъят за  неплатеж 16 марта. Мама умоляла  ничего не говорить
остальным членам семьи. Надеется, что подвернется чудо и отведет катастрофу.
     Я не  сообщил ей, что  в  Строительном Обществе  Маркет-Харборо у  меня
лежит одна тысяча и сто  одиннадцать  фунтов стерлингов. Но сказал, что мы с
Бьянкой   завтра  приедем  в  Лестер.   В  мамином  голосе   звучала  жалкая
благодарность.




     Воскресенье, 9 февраля



     Когда  мы  приехали на  вокзал Сент-Панкрас, Бьянка велела мне  задрать
голову.
     --  Ты  смотришь   на  одну  из  самых  больших  однопролетных  арочных
конструкций в мире, -- сказала она. -- Правда, она прекрасна?
     -- Сказать по правде, Бьянка, -- ответил я.  -- Я вижу только  грязный,
замызганный потолок, заляпанный голубиным пометом.
     --  Глупо  с  моей  стороны просить  тебя  смотреть  на  что-то  дальше
собственного носа, -- отрезала она и вскочила в вагон,  оставив меня  тащить
наши дорожные сумки.
     Я  постоянно  забываю,  что  Бьянка  --  дипломированный  инженер.  Она
нисколько  не похожа  на инженера  и,  сколько  я  ее  знаю,  работала  лишь
продавшицей  и официанткой.  Она подает документы,  по крайней  мере, на две
работы по специальности в неделю, но на собеседование ее  пока еще никуда не
вызывали. Она уже подумывает не написать ли в резюме "Брайан Дартингтон".
     Контролер  забыл  прокомпостировать  наши сезонные билеты, и поездка  в
Лестер нам ничего не стоила. Но все ощущение счастливого триумфа испарилось,
стоило зайти в  дом. Мать пыталась  держаться  молодцом, но видно  было, что
душа у  нее не на месте -- в какой-то момент одна  сигарета горела  у нее во
рту,  другая -- в пепельнице, а  третья -- на  краю кухонного подоконника. Я
спросил, как она очутилась в таких кошмарных долгах.
     Мама прошептала:
     -- Мартину нужно было  платить за окончание курса на степень.  Я заняла
тысячу  фунтов у  финансовой  компании  под двадцать  четыре  и семь десятых
процента. А через две недели меня уволили из "Группы пять" -- кто-то на меня
настучал и сказал, что мне сорок восемь лет.
     Я  попросил  обрисовать  весь  объем  ее  долгов.  Она  принесла  ворох
неоплаченных счетов всех  описаний и расцветок. Я пытался убедить рассказать
Маффету об истинной природе их  финансовой ситуации, но с мамочкой случилась
настоящая истерика:
     -- Нет-нет, он обязан получить свою инженерную степень.
     Похоже, меня  окружают одни  инженеры. Бьянка сообщила  матери, что она
тоже -- квалифицированный инженер.
     Я сказал в шутку заметил:
     -- Да, но она не построила ничего серьезнее башни  из "Лего" с тех пор,
как закончила университет.
     К  моему  изумлению,  Бьянка  возмутилась  моей  безобидной  шуткой   и
выскочила из комнаты со слезами на глазах.
     -- Ты бестактный придурок! -- сказала мать и отправилась за нею в сад.
     Я  сел за кухонный стол, взял себя в руки и  выписал три чека:  ссудной
компании "Жирный  Эдди"  (двести семьдесят один фунт), молочному кооперативу
(тридцать  шесть  фунтов сорок  девять  пенсов) и  газетному  киоску "Черри"
(семьдесят четыре фунта  восемьдесят один пенс). Я знаю, что  этим не решить
жилищной проблемы матери, но теперь, по  крайней  мере, она сможет открывать
дверь без страха перед местными кредиторами.
     Когда Мартин вернулся от бабушки (где у него  в разгаре процесс  замены
двухконтактных  розеток  на  трехконтактные),  я представил  его Бьянке.  За
несколько  секунд  они  обрели  взаимопонимание. Без  перерыва  тараторили о
вокзале Сент-Панкрас  и  однопролетных  арочных конструкциях.  Давно уже  не
видел  я  Бьянку такой оживленной.  За обеденный стол они сели  рядышком,  а
после сами вызвались мыть и вытирать посуду.
     Я  помог Рози написать домашнее сочинение  по английскому -- "Один день
из  жизни дельфина". Потом зашел на  кухню:  Бьянка  и  Маффет  бубнили  про
вокзальный отель  Сент-Панкрас  и  его  архитектора  сэра  Джорджа  Гилберта
Скотта.
     Я перебил  их и сообщил Бьянке,  что  иду  спать. Она едва взглянула на
меня и лишь промычала:
     -- Угу, я тоже скоро.
     Гостевая   спальня  была  набита  розиными   отвратительно  светящимися
моделями "Мой маленький пони".




     Понедельник, 10 февраля



     Понятия  не имею,  во сколько  Бьянка вчера  легла. Наверное  пришла  и
умудрилась меня не разбудить. Знаю я только одно:  моя мать не разговаривает
с Маффетом, а я крайне несчастен.



     11.30 вечера. Работал над "Главой Двадцать Три: Головоломка".



     Джейк сидел у Альмы, в кондитерской, часто посещаемой интеллигенцией, и
размашисто писал в блокноте  формата А4. Днями и ночами работал он над своим
романом. Он уже добрался до Главы Четыре.



     Глава Четыре:
     Камни



     Спарг  крался сквозь изобильную растительность. Он  знал, что  они там.
Еще не видя никого, он их услышал.  Они  хрюкали друг другу о своем обоюдном
интересе к камням.
     Спарг раздвинул  юкку,  и они оказались  прямо  перед ним. Мофф и  Барф
нежились на солнышке, и члены их были сплетены интимным образом.
     Спарг подавил  в себе хрюк ревности и пополз обратно  к Кронку,  своему
родному поселению.




     Вторник, 11 февраля



     Завтра получаем результаты анализов. Мне следует терзаться и размышлять
о смертности и  т.д. Но  в голову лезет только одно: как Маффет  смотрел  на
Бьянку, и как Бьянка смотрела на  Маффета, когда они прощались в понедельник
утром на железнодорожном вокзале Лестера.




     Среда, 12 февраля



     Джудит сообщила, что наши результаты  отрицательны!  У нас нет ВИЧа! Мы
не умрем от СПИДа!
     Однако  я запросто могу умереть от разбитого сердца.  Бьянка предложила
еще раз съездить  на денек в Лестер.  Утверждает, что она устала от Лондона.
Жалкое  оправдание.  Как  можно вообще  устать от Лондона? В этом  смысле  я
поддерживаю д-ра Джонсона.




     Четверг, 13 февраля



     Пришло письмо с Би-Би-Си.



     Дорогой Адриан,
     Когда  моя  секретарша   снова  вручила  мне  твое  письмо  и  рукопись
"Гляди-ка!  Плоские  курганы  моей  Родины",  мне  показалось,  что  у  меня
галлюцинация.
     В  тебе  больше   бесстыдства,  чем   в  публичном   доме,   и   больше
беззастенчивости,  чем в чистом  поле.  Би-Би-Си не предоставляет бесплатных
услуг по фотокопированию. Что же до твоего смехотворного  предложения читать
твой  роман в одном из наших классических сериалов... Писатели  классических
текстов,  как правило,  давно  уже  в  лучшем мире, но  труды пережили своих
творцов.  Я  сомневаюсь,  что  твоя  работа  переживет тебя. Возвращаю  тебе
рукопись незамедлительно. Вследствие административной ошибки фотокопию с нее
все же сняли. Ее я тоже отправляю -- хоть и с большой неохотой. Тебе в самом
деле больше не следует меня беспокоить.
     Джон Тайдман




     Пятница, 14 февраля



        "ДЕНЬ СВ. ВАЛЕНТИНА"



     Обескураживающе  маленькая  открытка от  Бьянки. Я  ей  отправил чистую
роскошь:  огромную,  набивную,  дорогую,  да еще  в  шкатулке,  перевязанной
ленточкой.
     Дикар -- в клинике для злоупотребляющих наркотиками и алкоголем. Луиджи
в  воскресенье  его  навещал  и  сказал, что Дикар  режется  в  пинг-понг  с
пятнадцатилетним любителем крэка из Лидса.




     Суббота, 15 февраля



     Бьянка в понедельник едет на день в Лестер, повидаться с  моей матерью.
Мне бы хотелось поехать с  нею, но  я теперь работаю по шестнадцать  часов в
день,  семь  дней  в  неделю. Кто-то  должен спасти  мою мать от тюрьмы, а я
теперь в нашей семье -- единственный, у кого есть приличная работа.
     В  мои обязанности в "Дикарях" теперь  входит  разделка овощей.  Работа
нудная, усугубляется  еще и маниакальным вниманием  Роберто,  шеф-повара. Он
настаивает на единообразии длины и ширины каждого овоща. В  кармашке фартука
приходится держать рулетку.




     Воскресенье, 16 февраля



     Прошло уже  семь дней и ночей  с тех пор,  как мы  с Бьянкой занимались
любовью. Мне не хватает не только секса. Дело не в  сексе.  Дело не только в
сексе. Мне нужно обнимать  ее, нюхать ее волосы, гладить ее кожу.  Хорошо бы
также поговорить с нею о том, каково мне сейчас. Но я не могу -- я просто не
могу.  Я в самом деле не могу. Пытался, но не получается. Сегодня вечером  в
постели держал ее за руку, но это не считается. Она спала.




     Понедельник, 17 февраля



     Прежде, чем уйти на работу в 6.30  утра, я написал  записку и прислонил
ее к вазе с гиацинтами на столе.



     Милая Бьянка,
     Прошу тебя  --  поговори  со  мной  о  наших  отношениях. Я  неспособен
инициировать дискуссию. Могу только сказать тебе, что я тебя  люблю. Я знаю,
что между нами -- что-то не так, но не знаю, как к этому вопросу подойти.
     С любовью, навсегда
     Адриан



     Ранним вечером Бьянка  была очень добра со мной. Она  заверила: в  том,
что касается ее чувств  ко мне, ничего не изменилось. Вот только говорила со
мной по телефону -- из Лестера. Она хочет задержаться еще на денек -- помочь
моей матери.
     Вернувшись  с  работы  в  11.30  вечера,  я  перечитал   свою  записку,
оставленную на столе, затем  порвал ее и швырнул в унитаз. Потребовалось три
полных смыва, чтобы она исчезла без следа.




     Вторник, 18 февраля



     Вчера вечером я очень устал,  но заснуть не смог, поэтому встал, оделся
и пошел  прогуляться. Сохо никогда не спит. Оно существует для таких, как я:
одиноких, томящихся  от  любви,  для аутсайдеров.  Вернувшись  домой,  читал
"Униженных и оскорбленных" Достоевского.




     Среда, 19 февраля



     Нельзя сказать,  что боги улыбаются  нашему семейству. Миссис Беллинхэм
уволила папашу и дала ему пинка из своей постели. Она пришла в ярость, когда
открылось,  что  он  толкал ее системы сигнализации  за  полцены в пабах для
всякого  плебса. Отец  опять поселился  у  бабушки. Я узнал  об этом  только
потому, что бабушка позвонила  мне на работу и пожаловалась, что мама должна
ей пятьдесят фунтов  еще с прошлого декабря. А бабушке сейчас  нужны деньги,
потому  что  она  собирается в  июне в Египет  с "Заботой о Старости",  а на
следующей неделе ей платить задаток.
     Я  напомнил  бабушке,  что  у нее  имеются значительные  сбережения  на
срочном вкладе. Неужели она не может снять пятьдесят фунтов? Бабушка, в свою
очередь, указала мне на то, что банк следует уведомлять за месяц до снятия с
такого вклада. Она сказала:
     -- Я пока не готова терять свой высокий процент.
     Я небрежно  поинтересовался,  не видела  ли  она  Бьянку.  Она небрежно
ответила, что видела Бьянку с Маффетом на верхней площадке двадцать девятого
автобуса, направлявшегося в центр  города.  Несколько подробностей  она тоже
сообщила.  Они смеялись.  Бьянка  держала  в руках букет фрезий (ее  любимые
цветы). А Маффет выглядел "счастливее, чем я его вообще  когда-то видела". В
трубке раздался лязг, когда бабушка наклонилась в своем кресле:
     -- Ведь Эйнштейн тут не нужен, чтобы все понять, правда, парень?
     Спасибо, бабуля -- лестерская версия мисс мать-ее-за-ноги Марпл.




     Четверг, 20 февраля



     Я опасаюсь самого худшего. Бьянка до сих пор в Лестере. Сегодня утром я
получил брошюру  от организации, которая  называется  "Институт Факсос". Они
предлагают мне  холистические  каникулы  на  греческом острове Факсос,  куда
входят   курсы   творческого   письма,   мастерские   сновидения,  обретение
собственного голоса и управление  стрессами. На  одной фотографии изображены
счастливые загорелые отдыхающие, которые поглощают какой-то зеленый корм  за
длинными столами под  голубыми  небесами. По пристальном рассмотрении снимка
при помощи увеличительного стекла выяснилось, что  корм  состоит из латука и
кабачков,  куда  намешано  немного  сыра.  На столах  располагались  бутылки
рецины, вазы с цветами и крупно нарубленные буханки хлеба.
     Другая  картинка  являла  пляж, сосновую  рощу  и жилье,  состоящее  из
бамбуковых хижин, разбросанных по склону холма. На вид -- истинная  идиллия.
Я  перевернул страницу  и увидел,  что писательские курсы две первые  недели
апреля   "координирует"   Анджела   Хакер,   романистка,   драматургесса   и
телевизионная знаменитость. Я не читал ее книг и не видел ни одной пьесы, но
наблюдал ее  в  телевизионной программе "В замочную  скважину". Дом  у  нее,
конечно, изящный,  но  помню,  что  в тот  момент  меня поразило потрясающее
количество алкоголя: бутылки стояли  в каждой комнате. Лойд Гроссман, помню,
даже отпустил какую-то шуточку насчет "подливки для гуся". Публика  в студии
хохотала до одури.
     Я со  вздохом закрыл  брошюру. Две недели на Факсосе,  в беседах о моем
романе с Анджелой Хакер -- это, конечно, рай, но мне этот рай не по карману.
Мои резервы в Строительном Обществе истощаются. Осталась последняя тысяча.





     Суббота, 22 февраля



     В обеденный  перерыв Бьянка позвонила  в ресторан и сказала,  что  едет
завтра поездом в 7.30 утра и прибует на вокзал Сент-Панкрас примерно в 9.00.
Голос у  нее  звучал  странно.  Я  спросил,  не  болит ли  у нее горло.  Она
ответила,  что "пришлось много  разговаривать". Все фибры моей души рвутся к
ней, а особенно те из них, что располагаются в области чресел.




     Воскресенье, 23 февраля



     Когда поезд  подошел, я  уже  стоял  на перроне  и увидел,  как  Бьянка
выскакивает из вагона. Я  кинулся  к ней, протягивая  букетик  бледно-желтых
нарциссов,  купленных  в киоске  возле станции подземки на Оксфорд-стрит. Но
тут, к моему удивлению, на платформу  шагнул Мартин Маффет с двумя  большими
чемоданами.  Он поставил  их  на перрон  и  обхватил  одной рукой  Бьянку за
худенькие плечи.
     Бьянка сказала:
     -- Прости меня, Адриан.
     Маффет добавил:
     -- И меня.
     Если совсем честно, то я не знал, что им ответить.
     Я  повернулся, оставив  двух  инженеров  стоять  под  инженерным  чудом
вокзала Сент-Панкрас, и  пешком  отправился обратно на Олд-Комптон-стрит. Не
знаю,  что стало с нарциссами, --  когда  я пришел домой, букетика у  меня в
руках не было.




     Понедельник, 24 февраля



     Глава Двадцать Четыре:
     Забвение



     Джейк натянул шланг на выхлопную трубу и тщательно проверил соединение.
Затем  просунул  другой конец шланга в  заднее окно машины. Долгим последним
взглядом обвел великолепную панораму Озерного края, что расстилалась под его
ногами.
     -- Как  восхитительна  жизнь, --  сказал он громко, обращаясь к  ветру.
Нарциссы вокруг него согласно закивали головками. Джейк вытащил из дорожного
несессера портативную  электробритву и начал бриться. Он всегда был не лишен
тщеславия,  а потому  особенно хотелось, чтобы и  труп его  выглядел хорошо.
Щетина  летела по ветру и становилась единым  с Землей. Джейк плеснул в лицо
"Одержимость" --