его  любимый лосьон после бритья. Завершив туалет, он сел в
машину и завел двигатель.
     Пока выхлопные газы наполняли кабину, Джейк размышлял о прожитой жизни.
Он  побывал  на  четырех континентах  и  уложил  в  свою постель  нескольких
прекраснейших женщин  мира. Он завоевал для Англии  "Урну с прахом" (57). Он
покорил Эверест спиной вперед и отыскал бесспорный исток Нила. Никто не смог
бы утверждать, что  жизнь его прошла безынтересно. Но  без  Регины, девушки,
которую он любил,  жить  ему не хотелось. Пока Джейк проваливался в забытье,
стрелка на указателе уровня бензина  дрогнула на нуле. Что  же закончится  у
Джейка раньше -- запас воздуха или запас топлива?..




     Вторник, 25 февраля



     Собрал в кулак  все мужество и позвонил маме. Ответил отец. Сказал, что
перехал  жить к матери "на временной основе", пока она не оправится от шока,
который получила в  результате романа Бьянки/Маффета. Очевидно, она  слишком
больна и не может вставать с постели и присматривать за Рози.
     Отец спросил, как это воспринял я.
     Я ответил:
     -- О, я: я  прекрасно, -- и тут большие жирные слезы заструились у меня
по щекам прямо в электронное нутро трубки телефона. Отец все время повторял:
     -- Ну, ничего, ничего, парнишка. Ничего, ничего, не плачь, парнишка, --
таким нежным голосом, которого я у него никогда не помнил.
     Шеф-повар Роберто подошел и встал рядом. Он вытирал мне слезы фартуком.
В конце концов, пообещав не пропадать надолго, я попрощался с папой. Все эти
годы  я  считал  его   никчемным  придурком,  но  теперь  вижу,  как  я  его
недооценивал.
     Вернувшись  в комнату, я обнаружил, что Бьянка вывезла  все свои личные
вещи, включая фотопортрет Айзембара Кингдома Брунела.




     Среда, 26 февраля



     В  свой  обеденный  перерыв  я  отправился в  одно место под  названием
"Забегаловка Эда" и съел там хот-дог, чипсы, выпил пива "Бекс" и кружку кофе
из  кофеварки.  Под  пиво  я попросил  стакан,  но потом  заметил,  что  все
остальные  мужчины  моего  возраста  хлебают  из  горлышка,  поэтому  стакан
тихонько отодвинул в  сторону и последовал их  примеру. Я  сидел на  высоком
табурете  за стойкой  прямо перед музыкальным  мини-автоматом. Каждая  песня
стоила пять пенсов. Я выбрал только одну, но прокрутил ее три раза.
     Раньше  я мог прочесть слова  "Будь мне верна" наизусть. Мы  с Бьянкой,
бывало,  подпевали  Бену  Э. Кингу,  когда  вместе готовили себе  воскресный
завтрак.  Ударными  инструментами  нам  служили:  коробок  кухонных  спичек,
лопаточка и банка сушеной чечевицы.
     В "Забегаловке  Эда" я  попробовал напеть ее себе под нос,  но  не смог
вспомнить ни единого слова.
     Когда песня закончилась, я был весь в слезах. Ну почему она не была мне
верна?
     Человек, сидевший  на соседнем табурете,  спросил,  чем  он  может  мне
помочь. Я попытался взять  себя в руки, но к своему абсолютному ужасу громко
и неудержимо разрыдался. Потекли слезы; потекли сопли; раздались недостойные
всхлипы и ходуном заходили плечи. Незнакомец обхватил меня рукой и спросил:
     -- Что, отношения испортились?
     Я кивнул и между всхлипами выдавил:
     -- Все кончено.
     -- У меня тоже, -- сказал он. И добавил: -- Меня зовут Алан.
     Алан рассказал мне, что он "раздавлен", поскольку его партнер Кристофер
влюбился в другого  человека. Я заказал  еще два  пива и после этого поведал
Алану историю о Бьянке  и Мартине Маффете. Алан признался, что шокирован,  и
проявил столько участия, что даже поинтересовался,  каково сейчас моей маме.
Я  ответил,  что звонил ей вчера вечером,  и она  сказала, что жизнь для нее
кончена.
     Мы с Аланом договорились встретиться  выпить в 8 часов  вечера сегодня.
Неужели  я  теперь,  как  Бланш  Дюбуа,  попал  в  зависимость   от  доброты
посторонних людей?



     Полночь.  Алан  так  и не появился. Я просидел в "Дилижансе  и  Упряжи"
больше часа, дожидаясь его. Вероятно, он встретил другого незнакомца с более
оригинальной жизненной трагедией.
     Мне ее не хватает. Мне ее не хватает. Мне ее не хватает.




     Четверг, 27 февраля



     Сегодня  вечером  надо  мною  навис Роберто и заставил  съесть  тарелку
тальятелли под заячьим соусом.
     -- Баба ест баба, еда ест еда, -- сказал он.
     Наверное, на его родном итальянском в этом смысла больше.



     Джейк протянул конверт с деньгами зловещему незнакомцу.
     --  Быстро и чисто,  --  сказал  он. -- Они  не должны понять,  что  их
настигло.
     Незнакомец  хрюкнул  и  вышел  из  притона  в  Сохо.  Джейк  огляделся:
безвкусные  размалеванные девки, зверские  рожи полуночных пьянчуг.  Неужели
только вчера он был  в Озерном краю и  пытался совершить самоубийство? Когда
он  поднимался на ноги,  молодой проститутке удалось за него зацепиться.  Он
раздраженно оттолкнул ее в сторону со словами:
     -- Исчезни, малышка, я  познал и утратил единственную женщину,  которая
мне нужна.
     Он вышел  в  полную жизни ночь Сохо,  и  его ковбойские сапоги  странно
цокали по  сумеречной мостовой.  Следует завтра заменить подметки и набойки,
подумал  он.  Проходя  мимо Олд-Комптон-стрит,  он  поднял  взгляд  на  окна
квартиры над "Кондитерской Альмы".  Свет в окнах еще горел, но он  знал, что
вся человеческая жизнь там уже погашена. Он стал убийцей по доверенности.
     Сердце  его   истекало  слезами,  но   лицо,   как  всегда,  оставалось
непроницаемым  --  жестким,   неумолимым,  и  не  было   на   нем  божеского
благословенья.




     Суббота, 29 февраля



     Поставил  в известность мистера Андрополосиса,  домовладельца, что найм
квартиры  переходит ко мне, и  заплатил ему за месяц вперед, так что комната
теперь  моя. Слава Богу, что уже  конец месяца.  Совершенно  определенно  --
месяца хуже не бывало с самого начала времен.
     Как бы  в  довершение нашего  каталога семейных несчастий, сегодня рано
утром  бабушку  отвезли  в больницу  с  острой болью в  животе.  Днем я туда
позвонил, и дежурная сестра сказала, что бабушке "покойно". Если это правда,
то она -- единственный  член  нашей семьи, кому действительно хорошо, потому
что все остальные невыразимо страдают.




     Воскресенье, 1 марта



     Сегодня  днем  присоединился  к маме,  папе и Рози  у  ложа бабушки.  Я
впервые увидел ее без зубов. Меня шокировало, насколько она состарилась.
     Мама похудела, а глаза у нее больные, точно она плакала, не переставая,
с  того момента,  как Маффет  ее  предал и  покинул. Когда  время  посещения
истекло, и мы шагали к выходу, мама с горечью произнесла:
     -- Они сейчас в Хаунслоу, живут у его брата Эндрю.
     -- Я не желаю этого знать, мама, -- ответил я, а отец сказал:
     -- Давай оставим это, Полин.
     Рози заявила:
     --  А  я рада, что он свалил. И, надеюсь, никогда не вернется.  --  Она
протянула руку, отец взял ее, и они церемонно вышли в  большие двойные двери
палаты.
     Мы шли вдоль высоких больничных корпусов, у наших ног вихрился мусор, и
меня вдруг охватило предчувствие рокового конца.
     Я чуть  не повернул назад, чтобы как следует попрощаться с бабушкой, но
мне  не хотелось, чтобы остальные дожидались меня на  щербатой  автостоянке,
поэтому я и  не пошел. Вместо этого мы отправились домой и съели по упаковке
ростбифа  из "Маркса-энд-Спенсера". Мой был довольно неплох, но по сравнению
с  бабушкиным  --  какой-то  ненастоящий.  Когда  я  утрамбовывал фольгу  от
упаковок в педальную  урну  на кухне, зазвонил  телефон.  Кто-то из больницы
сообщил:
     -- Миссис Эдна Мэй Моул скончалась в 5 часов 15 минут.
     Я попробовал вспомнить, где именно я был  в 5.15,  и  вычислил, что как
раз  в эту  минуту помогал отцу  проверять давление  в шинах  на заправочной
станции "Бритиш Петролеум".
     До сих пор я не пролил по бабушке ни единой слезинки. Все внутри у меня
пересохло. Сердце -- как косточка персика.




     Понедельник, 2 марта



     Хорошо известный  факт -- бабушка и моя мама  никогда особо не  ладили,
поэтому никто и не был особенно подготовлен к той поистине средиземноморской
скорби, которую  мама выказывает по своей покойной свекрови: обильные слезы,
биение в грудь и т.д. Сегодня утром она стенала:
     -- Я была должна ей пятьдесят фунтов, -- снова и снова.
     Отец продолжает  изумлять  меня своей зрелостью.  Он разобрался во всей
бумажной волоките, связанной со смертью, и  торговался о стоимости похорон с
похвальной эффективностью.




     Вторник, 3 марта



     В  10 часов  вечера позвонил  в "Дикари" и сказал,  что задерживаюсь  в
Лестере на похороны до пятницы. Роберто ответил:
     --  Я  раз,  что  ты  звонишь,  Адриан.  К тебе  в  квартиру наведались
грабители.
     В его устах это звучало так, будто их пригласили на  чай, они  принесли
цветы  и  оставили  визитки.  Сегодня вечером я уже ничего не смогу сделать.
Полиция  воспользовалась  услугами слесаря. Новый ключ лежит в "Дикарях".  Я
ощущаю странное спокойствие.




     Среда, 4 марта



     Поезд в Лестер, 8.40 вечера.



     Забрали все, кроме моих  книг, боксерских трусов и старой пары брюк  из
полиэстера. Как они  выволакивали по  лестнице  кровать, вероятно, останется
загадкой навсегда. Полицейский, с  которым  я  разговаривал по  телефону,  в
ответ на мой вопрос о вероятности отыскать негодяев, сказал:
     -- Знаете, какие шансы у снежка  в преисподней? Так вот -- разделите их
напополам. А потом -- еще раз напополам. -- Он спросил, застраховано  ли мое
имущество.
     Я презрительно расхохотался и ответил:
     -- Разумеется, нет. Вы разговариваете с Адрианом Моулом.
     Теперь я -- человек без собственности.




     Четверг, 5 марта



     Сегодня утром ходил к бабушке домой. Там все так  же, как и раньше. Мои
аттестаты  о  среднем  образовании  по-прежнему  --  на   стене  в  рамочке.
Фотография покойного дедушки Альберта -- на каминной полке. Часы еще тикают.
Наверху  в  шифоньере  стопкой лежит  сложенное постельное белье,  а в  саду
луковицы уже пустили побеги. Ваза для печенья наполнена фиговыми рулетиками,
а  бабушкины  вторые парадные шлепанцы стоят у  кровати. В буфете на кухне я
обнаружил форму  для  йоркширского пудинга. Бабушка пользовалась  ею  больше
сорока лет. Глупо рыдать над жестянкой для йоркширского пудинга, но я рыдал.
Потом вытер ее насухо и поставил на место -- бабушке бы это понравилось.




     Пятница, 6 марта



        "ПОХОРОНЫ БАБУШКИ"



     Мама, отец, Рози и  я  сегодня  поработали одной командой и  умудрились
устроить  бабушке хорошее  прощание. В  церковь пришло  достойное количество
народу,  что  меня  удивило,  поскольку  бабушка  не очень жаловала  гостей.
Предпочитала общество Радио-4. Она была знаменита тем, что не пускала никого
на  порог, если  они  оказывались  невнимательными настолько,  что  являлись
посреди "Дневной Пьесы".
     Играли гимны  "Изумительная милость" и "Вперед, солдаты  Господа". Берт
Бакстер громко  подпевал,  почти  заглушая  всю  остальную  конгрегацию. Для
атеиста  ему явно нравится петь в  церкви. Наблюдая  за Бертом, я не  мог не
думать   с  тоской,  что  вместо  бабушки  умереть  следовало  ему.  Викарий
произносил множество невероятных глупостей о том,  что бабушка как  родилась
во грехе, так и умерла в оном.
     Все, кто знал бабушку, убеждены в том, что она никогда не была способна
согрешить. Даже соврать  толком  не  умела. Когда  я  однажды спросил у нее,
сходят ли у меня прыщи (а мне было, наверное, лет пятнадцать), она ответила:
     -- Нет, физиономия у тебя -- по-прежнему как жопка у божьей коровки. --
Время  от времени  она  пользовалась  такими  мягкими  непристойностями,  но
грешницей определенно никогда не была.
     Мне не хочется думать о том,  что сейчас  бабушка лежит под землей, где
одиноко и холодно. И все  равно -- по крайней мере, ее никогда не грабили ни
на улице, ни дома. Теперь все это ей уже и не грозит.



        "x x x"



     Поминальный чай подавали у нас дома. Мама не спала вчера почти всю ночь
-- мыла, чистила и пыталась свести пятна с ковра в гостиной.
     Отец заменил все перегоревшие лампочки и  починил поплавок в бачке, так
что теперь в уборной можно смывать как полагается.
     Вчера  вечером зашла выразить соболезнования Таня  Брейтуэйт  и любезно
предложила разморозить вегетарианских  пирожков, которые  хранятся у  нее  в
холодильнике.  Она  сообщила  нам,  что  Пандора   отменила  свою  лекцию  и
собиралась  прийти  на  поминки,  прихватив  шесть  бутылок  шампанского  из
"Маркса-энд-Спенсера":
     --   Пандора   верит  в  то,  что   смерть  следует  праздновать.   Она
рассматривает ее как новое приключение, а не как скучное окончание жизни.
     Позвонил  Берт  Бакстер и  спросил, когда  начнется служба,  тем  самым
напомнив маме,  что  в  доме  нет свеклы.  Поэтому Рози вручили персональную
сирену на случай нападения  и отправили  в лавку мистера Патела за  баночкой
свеклы.
     В полночь я  смотрел,  как  мои родители расстилают на  обеденном столе
белую скатерть  -- стол  даже  пришлось  раздвинуть  на всю длину. Пока  они
хлопали уголками и расправляли складки, каждый на своем конце, меня внезапно
посетило чувство, что я -- член семьи.
     Рози  очень мило  составила букет из  нарциссов  и  фрезий,  и  все  ее
хвалили. Даже  пес вел себя как положено. Когда семейство, наконец, улеглось
спать, дом выглядел идеально: все стояло на своем месте, и  мы, Моулы, могли
держать голову высоко. Бабушка нами гордилась бы.



        "x x x"



     После  службы мы с Рози побежали вперед остальных гостей, чтобы снять с
сандвичей и сосисок в тесте полиэтиленовую пленку.
     Пандора сидела  перед  нашим  домом в своей  машине.  Мы налили в ванну
холодной воды и положили бутылки с шампанским остужаться.
     Пандора выглядела изумительно строго в своем элегантном черном костюме.
Вместе с тем, ужаса перед нею я уже не испытывал, поэтому мы смогли общаться
как друзья, на равных. Она сделала комплимент тому,  как я сейчас выгляжу, и
даже  одежду  мою  похвалила.  Пощупала  пальцами лацкан  моего темно-синего
костюма без подкладки из "Некста" и сказала:
     -- Добро пожаловать в девяностые.
     Дом вскоре наполнился гостями, и мне стало некогда  -- я обходил всех с
подносом, уставленным бокалами с  шампанским. Сначала  все просто стояли, не
зная, что сказать, и опасаясь выказать неуважение к покойнице. Затем Пандора
сломала ледок, предложив тост за бабушку:
     --  За Эдну  Моул,  --  сказала  она, высоко подняв  бокал,  -- женщину
высочайших принципов.
     Все чокнулись  шампанским и  выпили, и  скоро  раздался смех, а я пошел
выуживать из ванны новые бутылки.
     Мама порылась в серванте и  достала  альбом с фотографиями. Я изумился,
увидел бабушкин  снимок  в двадцать  четыре  года.  Выглядела она дерзко  --
темноволосая, с прекрасной  фигурой, она смеялась и  толкала велосипед вверх
по склону.  Рядом стоял человек  в кепке -- у  него  были большие  усы, и он
щурился на солнце. Это был мой дед. Все отметили, как я на него похож.
     Отец вытащил фотографию из альбома и ушел с нею в сад. Он сел на качели
Рози, а через некоторое время и я вышел следом. Он протянул мне фотографию и
сказал:
     -- Теперь я сирота, сынок.
     Я обнял его  за плечи, а потом  вернулся в  дом. Поминки превратились в
вечеринку.  Все  истерически  смеялись  над  фотографиями из  альбома. Я  на
морском побережье, падаю с  ослика. Я в подержанной форме юного бойскаута на
три размера больше. Я в шесть месяцев,  валяюсь голышом на  коврике в  форме
полумесяца перед  газовым камином. Я в возрасте двух дней, вместе  со своими
осклабившимися  молодыми  родителями  прямо  в  роддоме. На обороте  маминым
почерком подписано: "Наш дорогой малышок, два дня".
     Там была фотография, которой я раньше совершенно точно не видел. На ней
-- мать,  отец,  бабушка  и  дед.  Сидят  в  шезлонгах и смотрят, как я, лет
примерно  трех,  играю  в  песочке.  На  обороте  надпись:   "Ярмут,  первый
понедельник после Пасхи".
     Рози сказала:
     -- А почему меня на снимке нет?
     Берт Бакстер ответил:
     -- Потому что тебя, черт подери, еще на свет не народили.
     В семь  часов  Иван  Брейтуэйт  предложил проводить  самых  престарелых
соседей моей бабушки до их пенсионерских особняков, пока они еще в состоянии
передвигаться.
     А  остальные продолжали  веселиться  до  одиннадцати.  Таня  Брейтуэйт,
которая девять лет была вегетарианкой, сломалась и съела сосиску в  тесте, а
за ней -- еще одну.
     Мама  с отцом танцевали  под "Ты  потеряла эту любовь".  Между  ними  и
линейка не протиснулась бы.
     Мы с Пандорой смотрели, как они танцуют. Она спросила:
     -- Так они, значит, снова вместе?
     -- Надеюсь, -- ответил я, глядя на Рози.
     Как я уже сказал выше, неплохое получилось прощание.




     Понедельник, 9 марта



     Олд-Комптон-стрит



     Я вернулся к себе в комнату, где все мое общество -- книги и боксерские
трусы.  Брюки я  отдал человеку, продававшему  журнал  "Важный  вопрос".  Из
собственного белья  соорудил себе подушку и  спал прямо  на полу. Мне раньше
часто было  интересно, каково  монахам,  давшим обет безбрачия, жить в своих
голых кельях. Теперь, благодаря предательству и ограблению, я это знаю.
     Утром пошел в "Дикари" помочь  убраться на кухне. Там присутствовал сам
Дикар  --  его  выпустили  из клиники  для алкоголиков, он  теперь  выглядел
свежим, подтянутым  и прихлебывал  из  стакана минералку. Дикар выразил  мне
соболезнования  по  поводу  всех  моих утрат  и  сказал, что на чердаке  над
рестораном свалена какая-то старая мебель, которую можно забрать.
     -- Не стесняйся, пацан, -- сказал он.
     Никак не могу привыкнуть к этому новому доброму филантропу Дикару.  Все
время чудится, что это,  должно быть,  его брат-близнец, недавно вернувшийся
из миссии в Амазонии.
     Моя  комната теперь  обставлена банкетками в стиле рококо и столиками с
крышками  под мрамор, они  все в  подпалинах  от сигарет.  Очевидно, все это
выбросили, когда в  ресторане к  власти  пришел Дикар. Теперь я сплю на двух
банкетках, составленных вместе.  В  головах у  меня  -- ангелы,  в ногах  --
херувимы. Роберто подарил мне  немного  посуды,  утвари и столовых приборов.
Сегодня утром большинство  моих коллег  принесли на  работу всякую всячину и
внесли  в  Фонд Помощи  Адриану Моулу.  Я  готовлю на  конфорке,  к  которой
подведен газ из баллона, и читаю при свете поддельного канделябра -- и то, и
другое мне пожертвовал Луиджи.




     Среда, 11 марта



     Утром позвонил  домой.  Отец мой по-прежнему там, живет во грехе с моей
матерью. Мама  сказала, что Бьянка  и  Маффет  намерены  открыть  инженерный
кооператив под названием "Дартингтон и Маффет".
     Мысль о том, что  костлявые пальцы Маффета касаются милой  бледной кожи
Бьянки, непереносима.
     Я не могу ее перенести.




     Четверг, 12 марта



     Глава Двадцать Пять:
     Возрождение



     Джейк  уселся  за столик  из искусственного мрамора  и начал  следующую
главу своего романа "Спарг из Кронка".



     Глава Пять:
     Зеленые побеги



     Спаргу недоставало  своей  женщины,  Барф.  В нем была  какая-то часть,
которой никогда не суждено смириться с ее потерей.
     Стояла весна.  Сквозь  землю пробились  зеленые  побеги. Спарг  покинул
хижину и вышел наружу. Он был рад оказаться снаружи, поскольку в хижине было
сыро, и сырость поднималась очень быстро.
     Спаргу  была нужна  женщина,  но единственной женщиной  поблизости была
Крун, его мать.  Хотя ее лицо и  было  морщинистым, бедра ее манили. Однако,
кронкианскими законами воспрещалось брать свою собственную мать, пусть  даже
она и была непрочь.
     Спарг бесцельно взошел на  невысокий холмик, а затем бесцельно сошел  с
него. Ему было скучно. Нужно  б